Йен.

     ... Видно было, как она насторожена и аккуратна, как тщательно обдумывает все происходящее. Я всем своим видом старался дать ей понять, что рядом со мной она в безопасности, что я не сделаю ничего, что причинит ей боль. Ее близость наполняла меня смыслом и чистым кислородом, и я был безмерно благодарен этой почти-незнакомке за это.

     Я приближался к ней, но потом приходил в себя и снова отходил на безопасное расстояние. Я тянулся к ней, но, когда кончики моих пальцев замирали в миллиметрах от ее кожи, одергивал руку. Я смотрел на нее — не слишком долго, буквально пять секунд, затем переключая внимание на что-то еще. Я держал себя в руках. Вот так, да. Все под контролем, повторял я себе раз за разом, когда ее черные глаза сверкали из-под ресниц. Все под контролем.

     Она легла на мое плечо после не-знаю-какой-по-счету-серии. Я прикоснулся губами к ее лбу — мягкая прохлада. Мне почудилось, что она что-то недовольно пробурчала, когда я отвернулся. Дав себе зарок не думать о об этом, я зацепился взглядом за картинку на экране и не позволял себе отвлечься ни на секунду. Серия за серией. Диалог за диалогом. Когда она, наконец, открыла глаза, за окном стояла густая темнота, которую то тут, то там прорезали Нью-Йоркские огни. В этом городе никогда не бывает ночи. Он никогда не спит.

     — Эй, — позвала она меня, — послушай... не хочу показаться наглой, но раз уж я тут сплю, то одолжи мне свою футболку. И мне бы хотелось умыться.

     — Конечно, — я открыл шкаф и выбрал из него самую целомудренную майку — из белого плотного хлопка, просторную и достаточно большую, чтобы не обтягивать ее соблазнительные изгибы, — я буду ждать тебя тут, Эмма.

     Она провела в ванной минут 15, и я решил проверить, все ли в порядке. После минуты разговора, она появилась, и мне пришлось зажмуриться от ослепляющего с непривычки света. Эмма закрыла рукой мои глаза и выключила свет. Я инстинктивно, не думая, положил ее руку себе на грудь, не позволяя ей отнять холодных пальцев от кожи.

     — Эмма, ты удивительная. Серьезно, — я говорил как чувствовал, даже не пытаясь замолчать.

     — Тшшш, дорогой, ты просто устал. Не болтай, — я слышал, как она улыбалась. А еще слышал, как ее голос дрогнул, как шумно она сделала вдох. Почувствовал, как ее пальцы неосознанно напряглись на моей груди.

     — Идем спать, — я взял ее руку в свою, — как брат и сестра.

     Невинно, безнадежно невинно.

     — Конечно, — Эмма легко шла за мной.

     Нас разделяли 2 легких покрывала и мое слово о том, что все будет невинно. Я гладил ее волосы, гладил ее пальцы, следя за каждым своим движением — легко касаться, не набрасываться, не сжимать, не комкать. Будь нежным, как бисквит. Брат-бисквит. Бред, боже, какой бред. О чем угодно, только не о ней.

     — Эмма, спокойной ночи, — поворот на бок, и вот мой нос прямо напротив ее. Она мягко потрелась кончиком своего носа об мой.

     — Спокойной ночи, Йен, — я заметил краем глаза, как она подняла руку, но тут же бессильно опустила ее на свое бедро, прикрытое плотной белой тканью. Я знал, она хотела дотронуться до меня, но не решалась. Она тоже хочет быть ближе. Она тоже хочет меня. Возможно, не так сильно, как я ее (потомучто желание такой силы вообще невозможно в природе, я был уверен в этом до этой минуты), но хочет!

     Я сел на кровати, пытаясь объяснить ей что-то. Сейчас или никогда. Останови меня, если хочешь. Сейчас или никогда...

     — Никогда, — сказала Эмма, и мир замер в этой секунде на бесчетную вечность сладких мгновений осознания того, что она моя, что я могу наконец протянуть руку и дотронуться до нее.

     Моя. Я целовал ее, шептал ее имя, сжимал ее нежную кожу своими так внезапно огрубевшими и ставшими деревянными пальцами.

     — Эмма, — я говорил, прижавшись ртом к ее горлу, она судорожно сглатывала и часто дышала, будто пойманная в капкан лиса, — я хочу тебя, я хочу тебя так безумно, что собираюсь нарушить свое же слово. Ты хочешь этого?

     — Да, — он встала передо мной, изогнулась и одним ловким движением сняла майку. Я смотрел на нее — на ее небольшую аккуратную грудь, на видимый рельеф ребер, на тонкую талию и плоский живот, на полоску кружева, прикрывающую кожу на лобке, на стройные ноги, острые коленки, на аккуратные пальцы с красными ногтями.

     — Да, — повторила она и подошла на шаг ближе. Я положил руки на ее бедра, поддел указательными пальцами трусики с обеих сторон и стянул их. Они упали на пол, Эмма переступила их и подошла еще ближе. Я прижался щекой к ее животу, рукой проводя от талии вниз по ягодицам и бедрам. Бросил взгляд на нее — глаза прикрыты, губы трепещут от того, как быстро она вдыхает и выдыхает.

     — Повернись, Эмма, — я помог ей развернуться спиной ко мне, мягко наклонил. Она оперлась о стоящий рядом письменный стол — покорная и ждущая. Я сел на кровать, пару секунд наслаждался открывшимся видом — аккуратная попка, разведенные в разные стороны ножки, гладкость между ними. Протянув руку, я провел указательным пальцем по промежности Эммы, слегка надавливая на чувствительные участки. () Она издала стон и подалась мне навстречу, стараясь насадиться на палец уже влажной киской.

     — Ох какая нетерпеливая. Ну же, Эмма... ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя? Здесь, — я подался вперед и мягко провел языком прямо по дырочке, — или здесь, — раздвинув губы, я двинулся прямо к клитору, — скажи, где мне тебя целовать?

     — Здесь, да, здесь, — она горела, я чувствовал языком, как она пульсировала, как увлажнялась все больше и больше, я слышал, как громко, срываясь на стоны и всхлипы, она задышала, когда я погрузил в нее два пальца, продолжая тереть подушечкой большого клитор. Я готов был взорваться, ни разу даже не войдя в нее. Я готов был испытать оргазм от того, как восхительно она пахла, как сумасшедше реагировала на меня, как стояла перед мной — открыто и без смущения.

     — Ты хочешь кончить сейчас? — я встал и подошел к ней. Эмма распрямилась и потянулась руками к моим джинсам, борясь с пуговицами, спуская штаны, а за ними и трусы, — Ты хочешь кончить сейчас или нет? — повторил я вопрос, когда она опустилась передо мной на колени и взяла мой член, принимаясь подрачивать его одной рукой, а другой массировать яйца.

     — Нет, я хочу, чтобы это не кончалось, — сказала она и провела языком по яйцам, — Никогда, — добавила она, собрав во рту слюну, провела мокрым языком от основания члена и до головки, — Все, что угодно, только пусть эта ночь длиться, — она взяла в рот сначала головку члена, порхая языком вокруг уздечки и помогая себе рукой, а потом начала двигать головой по его длине, повторяя эти движения ладонью правой руки. Я собрал ее волосы в хвост и намотал его на запястье. Она подняла глаза на меня, в них горел ведьмин огонь. Я снова чуть не кончил от этого вида — она на коленях передо мной, с членом во рту, ласкает себя одной рукой, а другой сжимает мои яйца. Немного оттянув ее голову назад, я начал двигать бедрами навстречу ей, медленно трахать ее в рот. Продолжая смотреть мне в глаза, она стала ласкать себя еще яростнее, еще быстрее.

     Я не мог, физически не мог сдерживаться. Вытащив член у нее изо рта, я пару раз подвигал по нему рукой — и струя спермы вылилась ей на грудь. Она растерла ее рукой, покатала между липких пальцев соски, а потом обсосала мизинец. Потрясающая девушка.

     — Я хочу помыть тебя, — сказал я, поднимая ее с колен и прижимая к себе. Теперь мы оба была перепачканы спермой. Обоим было наплевать на это, — Девочка, я хочу мыть тебя как маленькую, с ног и до головы. Ты позволишь мне? Она тихо рассмеялась и отстранилась.

     — Конечно. Я только возьму сигареты.

     Эмма.

     Я сидела на полу в ванной и курила. Йен стоял под душем за занавеской, плескался и раз в полминуты выглядывал, словно проверяя — тут я или исчезла. Холодный воздух из комнаты порой долетал до меня и обжигал кожу, измазанную его семенем. Я улыбалась сама себе, затягивалась еще и еще, прислонившись спиной к кафельной стене.

     Мне всегда казалось, что, прежде чем заняться с мужчиной сексом, нужно узнать его — привычки, характер, понять и почувствовать его. Но только не теперь. Я знала его без слов, знала наизусть, наощупь, чувствовала его настроения и желания. Знала, что здесь и сейчас я нахожусь рядом с мужчиной, который относится ко мне как к сокровищу, как к дару небес.

     — Эмма, залезай! — Йен позвал меня, и я тут же затушила в пепельнице сигарету и легко поднялась на ноги.

     Вода была горячей, и я расслабилась, прислонившись спиной к стене, пока Йен покрывал все мое тело белой ароматной пеной — сначала мочалкой, а потом и руками, поглаживая чувствительные участки. Он развернул меня спиной к себе, и я оказалась прижата и без того напряженными сосками к прохладному кафелю. Соски сладко заныли, и я издала тихий стон.

     — Нравится? — Выдохнул Йен мне в ухо, пока смывал пену, — Нравится, девочка? — он провел пальцами между ног, убеждаясь, как я возбуждена. — Послушай, я не хочу брать тебя здесь, как случайную, как... как... как ту, которую больше не увижу. Там, в комнате, я обезумел от страсти, я позволил ей взять надо мной верх, прости меня за это. Но все это было так потрясающе хорошо, что на самом деле мне не стыдно. Но сейчас позволь мне быть джентельменом — вытереть тебя полотенцем, отнести на кровать, налить выпить, а потом наслаждаться тобой без остатка. И уснуть рядом с тобой, счастливым и полным сил.

     С этими словами он выключил воду и вылез из ванной. Через минуту Йен уже растирал меня полотенцем, еще через две я сидела на кровати, а в моей руке был бокал с виски и парой кубиков льда. Йен смотрел на меня, смотрел и улыбался, и я не могла удержаться от ответной улыбки.

     Ночь казалась вечной, на часах было только 3.40, когда он забрал у меня из рук бокал, поставил его на прикроватный столик и потянулся поцеловать меня. В 3.50 я уже умирала от желания, я была не просто влажная, я была мокрая, я то и дело стонала, просила его войти в меня, просила его словами, притягивала его к себе руками, бессильно и почти беззвучно называла его имя. Он приговаривал шепотом «сейчас, подожди еще минутку, сейчас, сейчас...», а сам продолжал безумный танец пальцев — два внутри меня, два на клиторе. Губы сжимают мои соски. Я горела, я горела заживо рядом с ним, мечтая ощутить его член внутри.

     Когда он наконец навис надо мной, когда головка его члена с небольшим усилием скользнула внутрь, когда Йен издал почти нечеловеческий рык наслаждения, я успокоилась, я позволила себе плыть по течению, подчиниться его ритму. Он наклонился и поцеловал меня — снова и снова, снова и снова, пока я не почувствовала покалывания в губах. Он увеличил темп, он двигался мощно и прерывисто, заставляя меня замирать в ожидании нового толчка и волны наслаждения, последующей за ним. Через триллиард бесконечных минут я взорвалась оргазмом, забилась в его руках, закричала. Йен закрыл мне рот рукой, и вышел из меня, кончая мне на живот. Мне казалось, что я умерла, что мира больше нет.

     Когда я вернулась из душа, Йен уже спал, смешно подложив руку под щеку. Я сбросила с себя полотенце и начала собирать по комнате свои вещи, и от воспоминаний о том, как они оказались на полу, меня то и дело накрывала волна нового возбуждения. Через пару минут я оделась и выскользнула из его номера. Протанцевав всю дорогу до лифтов, в лифте, а потом и до своего номера, я переоделась в пижаму и рухнула без сил на кровать. Не хватало рядом только его, Йена. Но я знала и думала, что поступила верно, оставив его выспаться в одиночестве. Он знает, где меня искать, если что.