«Ах, какая же она все-таки изумительная красавица! — подумал Григорий Геннадьевич, в который раз восхищенно разглядывая свою племянницу. — Ну просто Мерседес Еллинек наших дней!»

     Действительно, не смотря на свои восемнадцать лет, девушка была рослой и весьма симпатичной. Бледнолицая, с широким белоснежным платьем и короткой зеленой юбке, она казалась юной графиней, которая словно была вся пронизана светскими манерами.

     — Вот Верочка, — глядя ей прямо в темные воды прекрасных глаз, ласково проговорил он, протягивая подготовленный листок. — Прочти мне сегодня это стихотворение. И прочти как можно выразительнее...

     — Хорошо, дядя Гриша, — нежно пропела она своим глубоким голосом. — Я постараюсь...

     «Ммммм, а какие у неё густые темно-русые волосы, — продолжил он мысленно восхищаться своей подопечной, с коей, по договоренности с братом, всегда занимался в такие будние дни. — Острый носик лисички... Девственный цветок пухлых губ, словно созданных для поцелуев... Ммммм, так прямо бы и съел её!»

     Пожирая девушку настоящим взглядом хищника, он, с жадностью отпив из плоской серебряной фляги французского коньяку, через карман непроизвольно почесал свои яйца.

     — «Про Танечку», — громко прочла Вера заглавие стихотворения и, не спеша, с чувством начала его зачитывать:

     Пробудилась утром рано

     Танечка, и шмыгом в ванну.

     Там под душем поласкалась,

     Затем завтракать собралась.

     Съела с папой бутерброды,

     Воду выпила без соды,

     Да глядит всё на отца

     Томно лыбясь без конца!

     «Молодец, умница, — невольно улыбнулся Григорий Геннадьевич, мысленно хваля свою чтицу. — Сразу видно — моя школа...»

     Тут то папка изменился,

     Словно заново родился.

     Стал внимательным, нежным,

     А ведь не был таким прежде!

     Глаз не сводит от Танюшки —

     От родной своей девчушки!

     Та же — в школу собираясь,

     Вскоре с ним уже прощалась.

     Григорий Геннадьевич, ещё больше расплылся в улыбке, прекрасно зная дальнейшее развитие событий.

     Но в школе ей не до учебы —

     Захотелось вдруг ей ёбы!

     Да не с первым же самцом,

     А с родным своим отцом!

     Удивленно округлив свои темные глаза, Вера вдруг запнулась, но тут же продолжила дальше:

     Так в мечтах и пролетала,

     В них уроки всё мотала,

     И ждала быстрей звонка —

     В трусы движется рука!

     Но долго тянутся занятья,

     Она мнет на себе платье!

     Нет, она не может ждать,

     Трусы надо уж менять!

     Она с изумлением подняла взор на дядю, однако тот, жестом приказал читать дальше — будучи послушной, Вера повиновалась, и продолжила, уже с явно убавившимся «чувством»:

     Вся измучалась Танюшка,

     Ноет, жжет её пиздюшка!

     Аж рука прилипла к «киске»!

     Елё сдерживает визги!

     Чуть не падая под парту,

     Нежит писечку двукратно!

     Ох, течет она вовсю —

     Просит отчего хуйю!

     Исторгнув из своих нежных губ такую пошлость, белые щеки юной графини мгновенно полыхнули стыдливым румянцем, а глубинный тембр её голоса заметно задрожал от волнения:

     Таня мучилась, страдала,

     От желанья изнывала!

     Рвутся ввысь лимонки-груди,

     Представляя отца муди!

     Но продолжаются уроки —

     Она рвет волосы на клоки!

     Ну когда уйдут мученья?!

     Дрочит она уже в забвении...

     Еле осилив дочитать до конца, Вера, вся просто пылая от стыда, в полной растерянности стояла посреди комнаты, и даже уже не решалась взглянуть на родного дядю.

     — Хорошо, Верочка, — хитро улыбнувшись, похвалил девушку

     Григорий Геннадьевич. — Теперь читай продолжение...

     Он протянул ей иной листок и, она, не без дрожи в руке,

     покорно забрав его, продолжила:

     Наконец звонок звенит,

     Всю пронзая школу,

     И Танюша в миг «винтит»

     В дом родной и клевый.

     Вот она уже и там —

     Прыг, к отцу на шею!

     Он целует её всю —

     Словно нимфу, фею!

     А на ней уж маловат

     Сей халатик дранный —

     Прикрывает еле з-зад...

     Как... пиии-зду путт-аны...

     Ану-ссс... ввв-идно... позади...

     В-пп-переди же — «киску»...

     А из-ззз лифа на груд-ди...

     Вылезают... сиськи...

     — Стоп! — остановил её он. — Что это ты стала заикаться?! Читай нормально — с чувством!

     — Григорий Геннадьевич! — тут же взмолилась Верка, смущенно переминаясь с ноги на ногу. — Прошу вас, позвольте мне больше не читать эти стишки!

     — А что так, Верочка?! — усмехнулся Григорий, чувствуя, как теплый поток возбуждения приятно окатил его крупные яйца. — Интеллигентское воспитание не позволяет, а? Тоже мне «интеллигентка» нашлась...

     Пытаясь понять, шутит ли он или всерьез гневается, Вера робко подняла на него глаза, и, заметив, что он явно не двусмысленно разглядывает её стройные ноги, тут же, вспыхнув новой краснотой, снова уставилась на пол!

     — Ладно, Верочка, извини меня за грубость, — уже спокойней проговорил Григорий Геннадьевич. — Просто ты мне давно очень нравишься, дочка, и... я, порою не могу обуздать свои

     эмоции...

     Она ничего не ответила ему, но он заметил, как по её телу несколько раз прошла зыбь леденящего трепета!

     — Наверно это и зовется любовью... — продолжил вслух размышлять он, смотря на застывшую племянницу. — Да, я люблю тебя, Верочка... Я влюбился в тебя ещё с первого взгляда как переступил порог этого дома... Но скажи — я тебе хоть чуточку симпатичен?

     — Да... — взволнованно выдохнула смущенная девушка, всего на мгновенье вскинув на него огоньки темных глаз. — Вы тоже очень нравитесь мне, дядя Гриша...

     — Это хорошо, Верочка, очень хорошо... — довольно проговорил он. — В таком случае, думаю, ты будешь не против сегодня немного по ублажать своего любимого дядечку?

     Улыбаясь смущенной улыбкой, она ничего не ответила, ещё не понимая, что он имеет в виду.

     Тогда Григорий Геннадьевич, быстро расстегнув свои белые брюки и припустив такие же светлые трусы, спросил на прямую:

     — Минет умеем делать?!

     — Н-нет! — вздрогнула Верка, вновь начав растерянно переминаться с ноги на ногу.

     — Это не трудно... — проговорил Григорий Геннадьевич, так и косясь на неё хищным взглядом. — Подойди ко мне, лисичка,

     обучу на ходу...

     Девушка подошла к нему ближе, но, увидев пред собою откровенно раскрытый мужской причиндал, застыла как вкопанная.

     — Что, хорош мой дружок? — улыбнувшись её реакции, ласково спросил Григорий Геннадьевич. — Ну давай-давай, становись на коленки и начинай... Для начала поцелуй его и яички...

     Видя, что она так и не выходит из ступора, он, жестко схватив её за волосы, сам опустил меж своих ног.

     Заворожено смотря на его толстый член, как на какую-то таинственную диковинку, Вера осторожно приподняла его рукой, осмотрела, и, несмело прикоснулась к нему губами.

     — Дааа, Верочка, целуй его целуй, — ежась от её первых оральных прикосновений, похвалил её он. — Поласкай его своими сладкими губками, а затем язычком... После — пососи. Только соси как следует, не торопясь, с тем же «чувством». Я, знаешь ли, не Шумахер — не люблю спешки... Ты поняла меня, Верочка? А я пока попью коньячку...

     Приободренная его словами, Верка, стала смелее расцеловывать его дорогой орган, который, быстро наполнившись кровью, уже через минуту встопырился всеми своими 29-мя сантиметрами!

     — Да, ох, да... Моя лисичка... — томно задышал Григорий Геннадьевич, вместе с теплотой её поцелуев, добавляя себе ещё и приятный жар спиртного. — Теперь яички... целуй яички! Ох... дааа...

     Раскрасневшись как рак, она, уткнувшись острым носиком в его темные кущи густоволосого паха, послушно принялась лобызать и мошонку... едва не вздрагивая от четкого ощущения под губами трепещущих мужицких яиц!

     — Ммммм... ммм-молодчинка... — ещё жарче заохал учитель, сам прекрасно чувствуя то, как она ловко поигрывает губами его драгоценными шариками....

 

      — Молодчина, Вер-рочка... Ты оказывается во всем у меня ум-ммм-ница!

     Верка же, войдя во вкус, стала откровенней лизать его громоздкие яйца — разводя их в разные стороны аленьким язычком, она ласково затерзала им тонкую кожицу лысоватой мошонки!

     — Мммм... Мыххх... — балдел Григорий Геннадьевич, весь стремительно вскипая желанием. — Теперь возьми в рот и, тяни, тян-ниии их...

     Слушаясь будто молодая раба взрослого падишаха, лизунья тут же всосалась в бок одного яичка и игриво потянув его губами, с звонким чмоканьем сразу принялась за иное!

     — Так, моя хорошая, так... — прошептал он, сделав очередной глоток из фляги. — Продолжай, лисичка...

     Ощущая запах его аппетитных мудей, переливающуюся плоть подвижной мошонки, да щекочущие жесткие волосы паха, Верка, вместе с нарастанием сердечного ритма, неожиданно почувствовала и в себе приятную теплоту. Теплоту, коя нежно охватила всё её кисейное тело, инстинктивно вострив её груди и затомившись в драгоценном лоне ещё девственной «киски»!

     И, чем бойче она растягивала ему яйца, тем сильнее её захватывала сия дивная невесомая теплота!

     — Постой-ка, красавица, — вдруг остановил её Григорий Геннадьевич, ощущая в обласканной ею мошонке, настоящее буйство взбудораженных сперматозоидов. — Перед тем как ты проглотишь моего дружка, я хочу коего что сделать...

     С этими словами он взял флягу французского коньяка и вылил из него несколько янтарных струй прямо на... стоячий половой член!

     — Вот теперь самое то! — причмокнул губами Григорий Геннадьевич, и, властно посмотрев на обалдевшую Веру, приказал. — Начинай сосать! Сосать его!

     Сама немного орошенная несколькими капельками алкоголя, девушка, вновь, с невольно наплывшей робостью прикоснулась к его пошло торчащему «кабачку» и, (вобрав в себя воздух, да захлопнув дивные глазки)... поглотила давно сочащуюся «клубнику» головки!

     — Мммммммм! — тут же взвыл он, чувствуя как «конец», страстно схлестнувшись с её язычком, оказался моментально охваченный всей райской полостью горячего девичьего ротика.

     Вера же, впервые почувствовав сладкий привкус мужского вожделения (да ещё и смешанный с терпким вкусом коньяка!), ещё более ощутила в себе нежное томление, кое, уже с настоящим жаром прокатилось по всему её телу!

     — Ах, какой у тебя оказывается божественный ротик! — в блаженстве жмуря глаза, сладко вздохнул Григорий Геннадьевич. — Соси-соси-соси, дорогая... Соси, моя любимая девочка...

     Постанывая от удовольствия, он поставил флягу на стол и взглянул на отсасывающую у него прелестницу — юная, и кроткая, она показалась ему белой овечкой, коя орально ублажала его — могущественного зрелого льва — ублажала, чтобы затем уже отдать себя всю!

     — Ах-ах-ах, сосунья! — вспыхнув улыбкой, с необычайной ласковостью проговорил он, став поощрительно гладить её мягкие волосы. — Что, вкусный у дядюшки член?! Со вкусом настоящего прованского коньячка?! То-то! Дядюшка плохим не угостит!

     Чувствуя, как полость Вериного рта уже нешуточно накаляет его опухшую «клубнику», Григорий Геннадьевич, властно положил ладонь на её затылок и, надавив на него... сразу отправил член ей прям в глотку!

     — М-ммм-ммм! — в ужасе замычала графиня, широко вылупившись на него изумленным взором.

     — Ничего-ничего, Верочка, — утешительно проговорил он, дружески хлопая её по затылку. — Доверься своему дяде — я знаю, что делаю. Возьми его в себя ещё глубже, а то ненароком и захлебнешься.

     Однако, чувствуя, что племянница заартачилась, он, не давая ей высвободиться, уже обоими руками сжал её голову, и ещё ритмичнее заработал половым органом.

     — М-ммм! — пытаясь выплюнуть его дико наливающийся член, вновь отчаянно промычала Верка, но тот лишь ещё крепче сжал её голову.

     Вся красная от напряжения, задыхаясь под сим энергичным напором, она, с ошалелым видом чувствовала, как член в её глотке стремительно превращается в «камень» и... (вдруг

     услышав необычайно резкий стон дяди!) захлебнулась в забивших в неё теплых потоках жирненькой спермы!

     — А-ааааххх! — ещё раз громко рыкнул Григорий Геннадьевич, в невероятном полете блаженства толчками выпрыскивая племяннице всё без остатка.

     И, сполна «отдав» ей себя, тут же откинулся на спинке мягкого кресла.

     Верка же, непроизвольно сглотнув практически всю его семенную жидкость, растеряно опустилась на пол — напрочь вспотевшая, красная и растрепанная, она, казалось, была в прострации.

     — Ну, что, Верочка, — весело косясь на неё, умиротворенно произнес испражнившийся Григорий Геннадьевич. — Как видишь, ничего страшного не произошло. Ты просто впервые вкусила мужское семя, коим я, как родной дядечка, любовно тебя угостил... Ну не сиди на полу, а то простудишь свою попку! Сядь на стул, да сотри остатки моего «молочка» с губ...

     Рассеяно глядя на него, графиня провела ладонью по влажным губам, пошатываясь, поднялась с пола, и вскоре присела на краешек стула. (Специально для — ) От всей её утонченной аристократичности теперь не осталась и следа — вся сжатая, с поникшею русою головою, да дикой сутулостью, она «превратилась» в обычную девушку, ловко опущенную похотливым мужланом.

     «Мммм, красотка! — восхищенно смотря на нее, подумал Григорий Геннадьевич, поглаживая половой член, который

     продолжал упорно стоять, «храня» всю нежность её райского ротика. — Она прекрасна как белая роза в своем естестве чистоты... А ты... Ты всего лишь похотливый старый лев с вечно лохматой гривой рыжих волос, и торчащим «рубильником» Цицерона... Однако, тот «лев,» который всегда срывает такие невинные «белые розы»... И, это каждый раз непередаваемо... Возможно, именно ради таких удовольствий и стоило появляться на этот свет, жить...»

     — Умница Верка! — произнес он вслух. — Для своего первого раза ты просто молодец! Теперь я уверен, твоему будущему мужу чертовски повезет!

     Графиня же, всё ещё не могла придти в себя от произошедшего минета. В её рту — на языке, зубах и деснах — по-прежнему царил скользкий вкус пряной спермы с трепкою перчинкою коньячка. И хоть тело начало остывать, сей микс непривычных ей пестрых вкусов, вдруг вызвал в ней непроизвольный подступ тошноты.

     Боясь откровенно рыгнуть прям перед дядей, она ладонью зажала рот, и отчаянно заерзала на стуле.

     — Что это ты? — удивленно вскинул лохматые брови Григорий Геннадьевич и, тут же «взорвался» во гневе. — Хочешь срыгнуть

     мои соки?! Только попробуй! Я тут вкачивал тебе с «голубо-

     кровным изяществом» сей минет с коньяком, а ты мне в благодарность блевотину?! Это неслыханное оскорбление! Да я-ж

     тебя отправлю к первым бомжам на помойку, интеллигентка бля! Может быть, у них, тебе будет не так брезгливо как здесь, а?!

     Верка взметнув на него испуганный взгляд, ещё отчаянней задергалась от упорного приступа.

     Видя, что её действительно мутит, он разочарованно вздохнул, окончательно скинул с себя нижнее белье, и, взяв флягу коньяка, подошел к ней.

     — На отпей немного, — уже спокойно проговорил он, протягивая племяннице коньяк. — Он отобьет у тебя тошноту...

     Не заставляя уговаривать себя дважды, девушка взяла флягу и, припав пухлыми губами к её горлышку, запрокинула голову — терпкая сорокаградусная жидкость, смачно ударив по носику, сразу ворвалась в её глотку, охватив блаженным теплом всё её трепещущее нутро! Балдея от густо вьющегося запаха и словно растворяясь в блаженстве этого тепла, она сразу же сделала второй глоток, затем третий, четвертый и... никак не могла насытиться ею!

     — Эй, стой! — изумился Григорий Геннадьевич, грубо забирая у неё флягу. — Эк ты присосалась! Не ожидал, что ты так легко хлещешь спиртное! В свои то года!

     Верка стыдливо отвела глазки, однако коньяк, приятно растекшись в ней, действительно «затушил» рвотные порывы.

     Григорий Геннадьевич же, чуя на вес, что во фляге осталось уже не так и много, ещё раз вздохнул, и, взяв ещё один стул, сел рядом с племянницей.

     — Что, Верочка, понравился коньячок? — спросил он, преподнося к своим устам полупустую флягу. — Стало легче?

     Невольно поглядывая на его верно торчащий член (лишь чуть-чуть накренившийся на бок!), она утвердительно кивнула головкой.

     «Ах, хороша! Хороша девчушка! — снова оценивающе разглядывая её, начал внутренне восторгаться Григорий Геннадьевич. — Настоящая плутовка-лисичка!»

     И, во внезапно нахлынувшем порыве трепетных чувств, он, запустив руки во влажные волосы девушки, мягко притянул её к себе и... поцеловал в цветки-губы!

     Едва ощутив нежное безе её губ, он сразу развел их языком и проник в её рот, сладко схлестнувшись с её язычком! Емкий вкус её слюнок, смешанный со сладостью его спермы и дурманом коньяка, мгновенно вызвал в нем тайфун необыкновенного удовольствия!

     Верка же, казалась, просто таяла от его поцелуя, однако, при этом не менее умело отвечала ласками своего язычка.

     — Ух, лисичка! — тяжело выдохнул Григорий Геннадьевич, едва отовравшись от её сочных уст. — А ты оказывается не плохо целуешься!

     — Спасибо, дядя Гриш... — смущенно прошептала графиня, взглянув на него уже откровенно опьяневшим взором. — Я всё же не такая уж невинная, как вы, наверное, думали... Как-никак мне ведь уже восемнадцать...

     — Но ещё целочка?

     — Да...

     — Ах, ты моя хитрая лисичка! Ах, моя непорочная красавица!

     И, в наплыве новых, всепоглощающих чувств, он, ещё крепче обняв племянницу, вновь сомкнулся с ней в страстном поцелуе!