На окраине одной деревни под Новгородом находится одно из самых мистических мест в округе, а именно — крестьянское кладбище с княжеской усыпальницей в центре. После революции, как и усадьба князей неподалёку, усыпальница была разграблена, и среди местных жителей начали ходить слухи о призраках княжеского рода, разупокоившихся, дабы покарать наглецов, покусившихся на их святыню. Но призраки так и не появлялись, и поверье забылось.

     Но стоит отметить что это место стало привлекать своей таинственностью местную молодёжь. Взрослым же не было никакого дела до кладбища — изредка только какая-нибудь бабушка сводит внуков на могилу их пра-пра-прадеда. А вот подростки, в том числе и приехавшие на каникулы из города, очень хорошо знают эту местность, часто там гуляют, шутят, даже сочиняют свои легенды, якобы старинные. И сейчас я вам расскажу самую популярную и весёлую из этих россказней.

     В деревне усыпальницу шутливо называют «уссыкальницей» в связи с тем, что практичеки все девушки, посетившие её, с визгом выбегали оттуда, попутно уссыкаясь в трусики. Оправдываясь и стыдливо прикрывая кулачками мокрые разводы на одежде, они лепетали что-то про заунывный вой и перешёптывания покойников, брождения духов, чьё леденящее присутствие они чувствовали нутром. Парни смеялись, а девушки понимающе обнимали описавшихся страдалиц, ведь на собственном опыте знали каково это — выходить оттуда, дрожа всем телом, не в силах ни вздохнуть, ни даже согнуть ноги, и только чувствовать, как горячие от мочи ещё секунду назад трусики стремительно холодеют, охлаждая прилипшую к такни киску. Было несколько храбрых девчонок, которые после посещения склепа гордо демонстрировали сухие трусы, но им быстро перестали верить после одного случая.

     Одна девушка, её звали Катя, расхрабрилась и поспорила с пацанами, что не уссытся от страха. Одета она была в мини-юбку, и когда она, всё-таки трясясь, вышла из жуткого здания, пацаны стали рассматривать её ноги, которые оказались сухими. Но одна из местных девчонок настояла на том, чтобы Катя вздёрнула юбку и показала свои розовые трусики. Она это сделала, и парни снова убедились, что Катя первозданно сухая. Но не успели они начать расхваливать храбрую девушку, как та же местная девчонка громко заявила, что у Кати под трусами прокладка, и её тоже нужно проверить. Парни были ошарашены — они прокладки даже не заметили, Катя густо покраснела, а девчонка продолжала настаивать. В результате несколько девушек отошли в кусты, где отобрали у Кати её прокладку, и, гордо размахивая катиной ежедневкой, как флагом поверженного врага, продемонстрировали её парням. И знаете что? Прокладка была насквозь мокрой! Некогда белоснежная, сейчас она была насыщенно жёлтой, в серединке же (которая непосредственно соприкасалась с катиной киской) она была чуть ли не оранжевой, насквозь пропитанной долго настаивавшейся в Кате мочой, которая за считанные секунды мощной струёй вся перетекла из мочевого пузыря в катину прокладку, а насмерть перепуганная девушка не могла остановиться, и всё писалась и писалась, сжавшись в комочек от страха и стыда. Она так и стояла в склепе — испуганно оглядываясь по тёмным углам, вслушиваясь в завывания не то ветра, не то духов, не переставая писаться, чувствуя киской, как прокладка становится всё горячее и мокрее. Как она сама впоследствии призналась, если бы не прокладка, ей бы все ноги залило мочой.

     Признаться честно, я никогда не верил в эту мистику, и мои убеждения подтвердились после первого же посещения склепа. «Потустронние» шорохи и прочие шебуршания, принимаемые за телодвижения разупокоившихся мертвецов в гробах, были ничем иным как бегающими и перепискивающимися между собой крысами. Таинственные завывания издавались ветром, продувающим небольшие щели в кладках стен. Отсюда же и «мертвецкий» холод. Однако реакция девушек, осмелившихся «нарушить покой мертвецов» вызывала такое умиление, что я не стал разглагольствовать, а просто наслаждался каждый раз новыми мокрыми разводами на их ножках.

     И даже несмотря на эти многочисленные случаи непроизвольного девичьего мочеиспускания под себя, многие девушки пытались доказать, что смогут устоять перед зловещими духами прошлого. Одной из них была Настя, городская девчушка, приезжавшая на лето в деревню к бабушке и дедушке. Она не раз слышала истории про «уссыкальницу», но до этого лета жутко боялась этого места — местные девчонки уж постарались напустить жути. Но с того момента, как девушка впервые услышала жуткую историю, прошло много лет. Настя расцвела, похорошела, и этим летом деревенские ребята встретили невероятно красивую, стройную 18-летнюю девушку, при этом ещё и твёрдо решившую положить конец этим позорящим женский род слухам. Для этого она даже притащила с собой из города подругу Олю, сильно похожую на неё — такую же красивую, изящную и неприступно самоуверенную.

     Сначала, для большего психологического эффекта, было решено запереть подруг в усыпальнице ночью, на несколько часов. Но потом рассудили, что, когда они выйдут, трудно будет в темноте определить обоссались девушки или нет. Поэтому проверка девичьих мочевых пузырей была отложена до нескольких часов до рассвета. Настя и Оля должны были просидеть в склепе до первых лучей солнца, потом выйти и предоставить свои ножки и трусики на суд общественности. Однако местные пацаны думали иначе — Настя и Оля гораздо смелее суеверных деревенских девчонок, к тому же их гордость не позволит им вот так просто обоссаться, пусть и от страха — чтобы их трусики хоть чуть-чуть увлажнились, нужно более серьёзное испатание. И меня подговорили пойти с ними и припугнуть. «Покидайся камнями, распугай крыс с голубями, ну и ещё в том же духе». И я согласился.

     Мы встретились рядом с усыпальницей около трёх часов ночи. Заспанные, недовольные, ёжились от ночного холода. Настя и Оля были притихшие. Их лиц не было видно в темноте, но я чувствовал — они уже начинали бояться. Обе подружки надели мини-юбки и тёплые кофточки, на ногах — босоножки на невысоких каблуках. Я, по ранней договорённости, «для подстраховки», сопровождал девушек и зашёл вместе с ними в усыпальницу. Ребята закрыли за нами тяжёлую железную дверь, и мы трое погрузились в кромешную темноту и тишину, которые давили на наши глаза и уши. Мы включили фонарики, и от ужасов потустроннего мира нас отделили только лишь три дрожащих пучка света.

     Наши шаги громко разрезали мёртвую тишину.

      — ОНИ нас уже слышат, — как бы невзначай бросил я. Оля сдавленно вздохнула, а Настя хмыкнула:

      — Мы здесь одни, и ты это знаешь. Оль, ты чего? — громко спросила она подругу, которая зачем-то прижалась к ней, почти всё лицо погрузив в пушистые настины волосы.

      — Ничего, — буркнула она, отпрянув, и покосилась на меня. Я улыбнулся, и провёл лучём фонаря по деревянному полу.

      — Видите пятна на полу? — я направил фонарь на тёмные пятна, сильно выделяющиеся на фоне запыленных досок.

      — Да. И что это?

      — Это девчонки до вас тут бродили, — ухмыльнулся я.

      — А мы не такие, — голос Насти был твёрд, — мы не собираемся тут ссаться.

      — Те девчонки тоже не собирались, — улыбнулся я ещё шире, — и посмотри, что сталось — тут весь пол в их лужах. Некоторые совсем свежие.

     На этот раз Настя предпочла гордо промолчать. Я отошёл немного в сторону, присматриваясь к заманчивой череде мелких вытянутых пятнышек, ведущих из середины усыпальницы к выходу, являющихся отпечатками туфелек какой-то сильно описавшейся девушки. Похоже, её парализовало ниже пояса от страха, и она какое-то время топталась в стремительно растекавшейся под ней лужице, после чего побежала к выходу, оставляя за собой мокрые следы.

     Воспользовавшись моим отлучением, Оля зашептала Насте:

      — Блин, а я в туалет не сходила. Сейчас так хочеццаааа... — надеялась, что я не слышу....

 

      Так вот зачем она к Насте лезла! Хотела предупредить о своей проблеме и спросить совета. А я злорадно ухмыльнулся — кажется, заставить её описаться будет проще, чем по-настоящему напугать. Над этим я и стал думать — достаточно любой внезапности, громкого треска, скрипа, грохота — и девушка от неожиданности писнет себе в трусики прежде, чем перепугается. И уже не сможет остановиться — зассыт как лошадь! (именно с этим животным ассоциировали своё пугливое мочеиспускание предыдущие девушки)

     Я стал придумывать коварный план > =)) За идеями далеко идти не пришлось — в моих руках был старенький фонарик, с которым я в своё время помучился, чтобы он работал нормально. В моих руках было сокровище, которое было достаточно чуть-чуть раскрутить, чтобы заставить бешено мигать. Что я и сделал. Спасительный пучок света заморгал. Девушки заметили это, обернулись. Я попытался изобразить на лице страх и сказать что-нибудь пугающее. И ограничился:

      — Это началось...

      — Что — «это»? — тут же испуганно переспросила Оля.

      — Наши девчонки, когда побывали здесь, говорили, что сначала ничего не происходило, пока... ДУХИ НЕ НАЧАЛИ ДАВАТЬ ЗНАТЬ О СЕБЕ...

     Оля с трудом сглотнула, она дрожала с макушки до кончиков накрашенных пальчиков. Настя же растерянно пялилась на меня, не зная что сказать. Я решил блеснуть выдающимся монологом.

      — Две подружки пришли сюда вместе, чтобы было не так страшно. Они почти не боялись, весело болтали. Одна из них рассказала убойный анекдот, вторая во весь голос рассмеялась, а потом... они выбежали отсюда с криками, бледные и, естественно, в обмоченных трусах, и твердили, что разозлили духов своей болтовнёй. В другой раз у девушки прямо тут начались месячные. Она, конечно, расстроилась, но перед этим предусмотрительно запихнула в трусы прокладку, так что не придала этому значения. Позже, уже выйдя отсюда, когда отрывала от трусов зассанную прокладку, она вспомнила про резко начавшиеся месячные, и была убеждена, что менструальная кровь привлекла нежить. После этого случая она преостерегала всех своих подруг — ни в коем случае не ходить сюда во время месячных! А ещё был случай...

     Я прервался — мой рассказ прервала застонавшая Оля. До этого, во время кратковременных вспышек фонарика, я видел её сжатые дрожащие ножки, прижатые к груди руки и до смерти напуганный взгляд, устремлённый на меня. По склепу разнёсся звук капели — по доскам забарабанила капающая из-под олиной юбки моча. Девушка тоненько запищала, согнулась пополам, видимо, надеясь, что это остановит струю. Она на секунду прекратилась, но потом резко усилилась и теперь уверенно била сквозь трусики, но девушка отчаянно сопротивлялась. Настя направила свой фонарь на подругу, пытаясь понять, что с ней произошло. Было странным наблюдать за согнувшейся буквой Г девушкой, туловище которой была наклонено в одну сторону, а в другую, почти под прямым углом, брызгала струя. Моча выплёскивалась из неё короткими мощными «псссыками». По напряжённому лицу девушки было видно, что после каждого всплеска она яростно сжимала мышцы своей писькалки, стараясь сдержать этот поток, но через мгновение новые порции мочи вновь хлестали из неё. Она тяжело дышала раскрытым ртом, пытаясь собрать последние силы, но мочевой пузырь девушки, видимо, решил прекратить эту борьбу со Страхом — описаюсь/не описаюсь, и выссаться, как в последний раз.

     Когда последняя капелька упала под Олю, девушка успокоилась. Её больше не трясло, коленки не дрожали, каблучки и зубки не стучали. До этого девушка боялась описаться, шарахалась от тёмных углов и зажмуривалась от вида собственной тени ради одной цели — держать свою мочу в себе, доказать мальчишкам, что она сильная. Но сейчас, с последней каплей, впитавшейся в её трусики, последний рубеж олиной гордости пал, и она была готова ко всему.

     На бледном полу ярко красовалось новое, самое широкое, пятно, разбрызганное по краям. Оля (она теперь полностью понимала страх все тех девушек, чьей пуганой мочой был залит весь пол) аккуратно обошла лужу, подошла ко мне и прошептала:

      — Я больше не выдержу всего этого. Можно мы уйдём?

     Я не мог отказать ей. Да и Настя, хоть и знала, что им здесь нужно сидеть ещё с полчаса, и была настроена идти до конца, сдалась ради подруги. Обняла её и прошептала:

      — Да, дорогая, мы прямо сейчас уходим.

     Настя пошла первой, за ней Оля, и я последним. Но, как оказалось, приключения ещё не закончились! Настя охнув, оступилась — под каблук босоножки попал камушек. Девушка мгновенно потеряла равновесие, с секунду отчаянно балансировала на подвёрнутой камнем ноге, болтая другой ножкой у меня перед носом как акробатка и размахивая руками, но всё-таки не смогла удержаться и с размаху шлёпнулась на попу. Хорошо ещё, что успела выставить руку, иначе падение могло быть очень болезненным.

      — Как ты? — подскочили мы с Олей, направив на неё фонарики.

     Настя не отвечала. Сидела с разведёнными ногами, недоумённо уставившись на нас снизу вверху, хлопала ресницами, а под ней... быстро растекалась лужа! Она, в отличие от Оли, мочилась бесшумно (видимо, потому что писька была прижата к полу). Я смотрел на эту гордую, непреклонную девушку и не мог поверить, что она сейчас сидит передо мной и тихонько сикает под себя. Что и говорить — как я ни наслаждался полученной возможностью припугнуть девушек, на успех я практически не рассчитывал — Настя была не из пугливых. Даже то, что я заставил Олю обмочиться, я посчитал редкой удачей, но Настя...

     Настя встала. Мы все, молча, словно по команде, обняли друг друга и пошли к выходу. Мне почему-то стало стыдно, ведь я не был причастен к её падению. Решил молчать, чтобы не смущать девушку ещё сильнее. Но Настю прорвало:

      — Я как и Олька тоже сильно в туалет хотела! — плакала девушку. — Забыла сходить утром, а сильно приспичило уже здесь! Дотерпела бы, если б... не упалаааааааа — девушка обречённо взвыла.

     С мокрых на попке трусиков моча ручьями лилась по бёдрам девушки, затекая даже в босоножки, отчего её шаги отдавались тихим чваканьем.

      — Я не хотела тебе говорить, — виновато обратилась она к Оле, — иначе бы ты, сославшись и на свою нужду, уговорила меня выйти отсюда и побежать писать, а «проверку сухости» пройти в другой раз. Но мне действительно нужно было сделать это именно сегодня! Все девушки, которые ходили сюда, писались с одного-единственного раза, и мы тоже должны были сходить сюда только один раз. Зай, — жалобно обратилась она к Оле, — ты не сердишься?

      — Конечно нет, — слабо улыбнулась в ответ Оля, — но всё же не могу поверить, что ты всё таки описалась! Все девочки были уверены, что у тебя пизда на молнии — застегнёшь, и ни одна капля не вытечет.

     Настя захихикала. А потом задумчиво добавила:

      — Может, это место и вправду проклято?

     Эпилог.

     Местные девушки были страшно разочарованы, когда встретили обоссанных подруг — десятки зассанных трусиков, литры девичьих слёз и горы постиранных штанов и юбок не были отомщены. Пацаны подняли их на смех, и девушки быстро повели Настю с Олей подмываться и переодеваться, поддальше от мальчишеских подколок.

     А легенда продолжает жить. Хоть и в «уссыкальницу» девушки больше ни ногой.

      — Хватит с нас мокрых трусов, — говорили они.

     И остаётся местным ребятам только пересказывать друг другу былые истории, да припоминать краснеющим девчонкам, как те с визгами выбегали из «уссыкальницы», оставляя за собой на земле мокрую тоненькую полосочку.