Николай Александрович Уфаров. Ни слова о Патагонии (повесть, 2002) (фрагмент)

     Не могу сказать, что мне было очень приятно общество Вероники. Но долг джентльмена не позволял оставить девушку наедине с кучей грязной посуды.

      — Я останусь и помогу Вере, — сказал я Семплияровичу. Он уже спускался по лестнице.

      — Хорошо!... — крикнул он в ответ, — позвоню тебе завтра.

     Я закрыл за ними дверь и направился на кухню. Вероника уже начала мыть посуду.

      — Помочь?

      — Поможешь, если будешь вытирать, — она подала мне полотенце. Несколько минут мы наводили порядок на кухне, не говоря друг другу ни слова. Когда кухня была почти в идеальном состоянии, она поблагодарила меня за помощь. Я собрался уходить. Она остановила меня.

      — Хочешь выпить кофе со мной? А то получится, будто я тебя эксплуатировала... — она сказала это как будто между прочим, словно ей важно было, что о ней подумают.

      — Да, выпью, — я повесил куртку, которую уже собирался надеть (...)

     (...) Мы сидели рядом на диване с чашками в руках. По телевизору шел мультфильм. Какие-то собаки-мушкетеры или что-то в этом роде. Глупая выдумка глупого мультипликатора. Я заметил какую-то смешную мелочь в сюжете, она обратила внимание на то, как нарисованы кошки-гвардейцы Кардинала. Мы стали издеваться над авторами мультфильма, говорить, как они придумывали и чем рисовали свое творение, и что будет с детьми, если они это будут смотреть.

     Это было обычное состояние уставшего человека — смеяться над всем, что мало-мальски кажется смешным. К тому времени, когда мультфильм закончился, мы так хохотали, словно сидели на концерте какого-нибудь юмориста. И, разумеется, это не могло закончиться хорошо. Вера так резко откинулась на спинку дивана, что задела стоявшую на подлокотнике чашку с недопитым кофе, который, благо, уже остыл и выплеснула кофе себе на блузку (...)

     (...) Она вышла наконец из ванной.

      — Я пойду, — сказал я, снимая с вешалки куртку.

     Она молча смотрела на меня. Я быстро оделся и уже открыл дверь, собираясь окончательно проститься, когда она взяла меня за предплечье.

      — Подожди.

     Я обернулся. Она увлекла меня обратно в квартиру и закрыла за мной дверь (...)

     (...) Веронике тогда было двадцать три или двадцать четыре, она была старше меня на два или три года. Не скажу, что она была особенно красива, скорее миловидна. Я знал, что у нее был парень, который переехал в другой город и бросил ее, когда ей было двадцать. Она всегда казалась такой серьезной и даже несколько надменной, что у меня даже мысли не возникало о том, чтобы как-то кокетничать с ней. И я ведь ничего не делал сегодня такого, чтобы как-то дать ей понять, что хотел бы с ней общаться, тем более, наедине (...)

     (...) Она совершенно молча и спокойно развязала пояс и сняла халат, обнажив очень красивое тело зрелой девушки с небольшой мягко очерченной грудью, чуть округлившимся животом и выбритым «полоской» лобком. Она голой прошла к шкафу, взяла с одной из полок небольшой блокнот и заглянула в него.

      — Сегодня еще ничего не созрело, так что можешь заканчивать в меня, — произнесла она, кладя блокнот на место и опускаясь посреди комнаты на четвереньки. Я опустился на колени позади нее, коснулся руками мягких смуглых ягодиц, и, раздвинув их, ввел в Веронику свой член. Она несколько выгнула спину, но не издала ни звука.

      — Как тебе больше нравится? — спросил я, перед тем, как начать.

      — Давай резко и сильно, если можешь.

     Я начал совершать мягкие толчки, медленно увеличивая темп. Вероника молчала, лишь слегка выгибая спину при особенно сильных толчках. Меня задевало ее молчание, я решил не прекращать, пока она не застонет. Взгляд мой падал на стройную спину, густые каштановые волосы, собранные в хвост, аккуратные и довольно гладкие ягодицы уже явно зрелой девушки. Я думал о том, как она занималась сексом со своим парнем, возможно, они делали это на этом же месте, в этой самой позе. Возбуждение стало настолько сильным, что пришлось даже на секунду остановиться. Она по-прежнему молчала. Я решил думать о чем-нибудь нейтральном, чтобы не кончить до того, как она застонет. Это удавалось, и, хотя с большим трудом, мне удавалось переключится на нейтральные мысли.

     Мы уже занимались сексом в одной позе минут десять или пятнадцать, во всяком случае, мне казалось, что прошло уже очень много времени. Вероника по-прежнему молчала.

      — Я скоро кончу, — сказал я ей.

      — Потерпи пожалуйста, — как-то хрипловато ответила она.

     Я продолжал совершать сильные толчки. Через несколько секунд Вероника неожиданно резко зашевелилась, и в ту же секунду я почувствовал, что ее влагалище ритмично сжимается вокруг моего члена. Сначала слабо, потом все сильнее.

      — Давай!... Давай сильней!... Я кончаю!! — вскрикнула она. Я с остервенением вонзал в нее член. Она уронила голову и, мне показалось, болезненно вскрикнула, словно у нее перехватило дыхание.

      — Все, я больше не могу! Я не могу... Кончай, пожалуйста! Кончай!! — просила она. Но теперь я никак не мог закончить, я все трудился, ожидая спазмов каждую секунду, но они не приходили.

      — Не мучь... Кончай! Я сейчас не выдержу!... Пожалуйста... — почти плакала Вероника. И в этот момент я наконец почувствовал приближение оргазма. Мне показалось даже, что пол поплыл под ногами, когда я кончал в нее. Она, по-моему, плакала, но я это уже плохо слышал. Последнее, что я увидел, поглядев вниз, был мой член, выходящий из нее, и вытекающая следом за ним сперма. Она упала на пол, я свалился рядом с ней.