На данный рассказ меня вдохновила история одного знакомого, с которым мы разделяем несколько общих интересов, включая детский фетиш (инфантилизм). Собственно само [интернетовское] знакомство с единомышленником-инфантилистом — кстати далеко не первым, кого я знаю — писательского зуда у меня не вызвало. Инфантилизм — это понятно не «мэйнстрим» типа фут-фетиша или кожано-плеточных вариантов БДСМ, но и никакая не экзотика. У буржуев т. н. «взрослых младенцев» полным полно — уже лет 20 не стесняются своего извращения. Скоро и в пост-советском пространстве перестанут стесняться.

     Дело в другом. Выяснилось, что «заразились» мы инфантилизмом одинаково — в «ясельной» палате детской больницы. Причем в одном и том же возрасте — отнюдь не ясельном. Мой опыт был настолько мягким, что вообще не о чем писать. Приключения знакомого были пожестче. Я решил описать их от первого лица, хотя повторяю — это был не я. И сразу честно признаюсь, я немножко все, выражаясь словами советского лидера эпохи перестройки, «расшИрил и углУбил». Как вы поняли, речь пойдет о середине восьмидесятых годов прошлого века.

     Помните то славное время — первые годы перестройки? Металл, волну и брэйк-дэнс. Первые кооперативы и иномарки на дорогах... Мне тогда было семь — ходил во второй класс. Школа как раз в 1986-м стала одинадцатилетней.

     А теперь представьте начало мая. Первый класс обычной советской школы в многомиллионном, как теперь модно говорить, мегаполисе. Учебу в последний перед каникулами месяц никто серьезно не воспринимал. Надеюсь, не надо объяснять, как обидно было попасть в мае в больницу.

     Случилось все сразу после праздников. У меня нашли гастрит и положили в больницу на обследование. Если не считать роддома, который никто конечно не помнит, это было мое первое попадание в больницу. Не знаю, как других, но меня в семилетнем возрасте это малоприятное учреждение просто шокировало. Хотя бы потому, что родители меня до этого вообще никуда одного не отправляли — к примеру в деревню или летний лагерь. Я даже одного дня не мог без низ представить.

     В общем представили, как я воспринял известие, что мне придется провести неделю в больнице? Маме, разумеется, там остаться не дали. Я для этого был слишком большим. Как я в тот момент завидовал малышам ясельного возраста, которые находились в специальной палате вместе со своими мамами. Но против больничных порядков не попрешь. Тосковал по дому ужасно. Весь первый день просто проревел. Соседям по палате было пофиг. Точнее соседкам — все, как назло, были девчонками. В середине восьмидесятых палаты детских больниц были общими — старались, конечно направлять девочек и мальчиков в разные, но если не получалось, никто по этому поводу сильно не переживал.

     Видя, что я постоянно плачу, все в палате начали откровенно надо мной посмеиваться.

      — Весь день ревет, — заметила Юля, симпатичная девочка лет двенадцати.

      — Ага, ведет себя, как девчонка, — насмешливо сказала вторая — тринадцатилетняя Наташа.

      — Что значит, как девчонка? — шутливо обиделась четырнадцатилетняя Анжелла, — У нас никто так не ревел, — Даже Ксюша. Она с ним кстати одного возраста.

     Я перехватил сочувственный взгляд семилетней Ксюши — единственной, кто в этой палате меня не подкалывал.

      — В семь лет ни дня без мамы не может, — сказала Настя — смешная рыженькая девчушка лет двенадцати.

      — Маменькин сынок! — язвительно бросила четырнадцатилетняя Света, высокая светловолосая девочка, которой я откровенно побаивался.

     Обидные замечания заставили меня зареветь еще громче.

      — Как разошелся, — улыбнулась Наташа, — Такой большой, а хуже двухлетнего.

      — Ага, так ревут только ясельные малыши, — с улыбкой согласилась Настя.

      — Так может Диму по ошибке сюда к нам направили? — язвительно сказала Света, — Вместо палаты для малышей.

     Все громко засмеялись.

      — И вправду, как ясельный, — улыбнулась Света, присев рядом со мной на кровать, — Что нашего Димочку беспокоит? Голодный? Сейчас попросим у медсестер детскую бутылочку с молочком.

     Я с обидой посмотрел на красивую девочку.

      — Не хочешь молочко? — насмешливым тоном продолжила она, — Слушайте, а может он мокрый? Сейчас пощупаем Димины штанишки.

     Увидев, что Света потянулась рукой мне между ног, я вскочил с кровати, как ошпаренный, но девушка меня словила и вернула.

      — Сухой, — улыбнулась Света, бесцеремонно пощупав меня между ног, — Чего ты тогда плачешь?

      — Смотрите, как покраснел, — засмеялась Настя, и вслед за ней остальные девчонки.

      — Я знаю, что ему надо, — засмеялась Юля, — Соску.

     Все снова громко расхохотались. Девчонки продолжали меня дразнить еще минут пять, пока не пришла медсестра, позвавшая всех на ужин.

     Следующий день был полегче. Я немного привык к больничной обстановке. Хотя все равно тосковал по дому. И эти бесконечные насмешки девчонок. Мне хотелось удрать из ненавистной девчоночьей палаты. Куда угодно — хоть в палату для малышей. По крайней мере там бы меня никто не доставал. А тут, мало того, что положили к девчонкам, так только одна — Ксюша — была моей ровесницей. Остальные были намного старше — 12—14 лет — и весь день всячески демонстрировали мне свое превосходство. Больше всего меня доставала четырнадцатилетняя Света, которая лежала в больнице уже месяц и считалась в палате авторитетом.

     Я сидел перед открытым окном, вдыхая пьянящие запахи весны: набухших почек, распускающихся цветов, молодых, мокрых после грозы листьев. Где-то вдалеке грохотали трамваи и газовали грузовики. Большой город продолжал жить своей жизнь. Там с моим попаданием в больницу ничего не изменилось. Я с тоской представил своих друзей-одноклассников. Они продолжали ходить утром в школу и проводить остаток дня на улице: «войнушка», машинки в песочнице, езда на велосипедах... А мне предстояло сидеть целый день в больничной палате.

     Мои тоскливые мысли прервал громкий взрослый голос.

      — Тихий час! — объявила медсестра Лена, появившись на пороге палаты.

     Лену я не любил и, как все, немножко побаивался. Даже самые наглые девчонки в моей палате робели перед этой медсестрой. Несмотря на юный возраст и хрупкое телосложение, она обычно ни с кем не церемонилась. Особо непослушных могла даже шлёпнуть.

      — А тебе что, два раза повторять надо? — выжидающе уставилась на меня медсестра, — Быстро в постель!

     Я поплелся к своей кровати и, разувшись, собрался юркнуть под одеяло, но Лена не дала мне им накрыться.

      — Куда в штанах полез? — повысила голос медсестра, — Ты что так спать собрался?

     Лена уставилась на меня строгим взглядом.

      — Ну? — спросила она, — Еще долго ждать, пока ты разденешься?

     Я густо покраснел. Конечно, спать в трико я не собирался, но не раздеваться же при девчонках. Я обычно делал это под одеялом.

      — Что лежишь? — усмехнулась Лена, — Ждёшь, пока тебя разденут как маленького?

     Медсестра взялась за мои штаны и, прежде чем я успел что-то предпринять, одним рывком спустила их мне до щиколоток.

      — Какие милые трусики, — засмеялась Юля, показывая на меня пальцем.

      — Смотрите, как покраснел, — улыбнулась Алёна.

      — Такой стеснительный, — насмешливо сказала Лена, освобождая мои ноги от трико, — Подумаешь, девочки в трусах увидели.

     Слушая, как девчонки тихонько хихикают, мне хотелось провалиться под землю от стыда.

      — Ага, такие забавные детские трусишки, — улыбнулась Наташа....

 

      — У моего трёхлетнего племянника точно такие же, — сказала Света, — С зайчиками и мишками.

      — Интересно, с какого возраста Дима эти трусики носит, — усмехнулась Анжелла, — Наверно тоже с трех лет.

     Анжелла почти угадала — мама купила мне эти откровенно ясельные трусы в четырехлетнем возрасте. И, как я ни протестовал, заставляла их носить даже после того, как я пошел в школу. Я едва сдерживался, чтобы не зареветь — было ужасно обидно, что меня угораздило именно в этих трусах попасть в больницу.

      — А что? — засмеялась Алёна, — Они и в семь лет на мальчишке классно смотрятся. Такая прелесть. Белые трусики с забавным детским рисунком.

      — Расцветка и впрямь детсадовская, — улыбнулась Настя, — И размер, кстати, тоже. Вам не кажется, что эти трусики ему маловаты? Смотрятся на семилетнем мальчишке, как плавки.

      — И вправду маловаты, — согласилась Юля, — Так смешно обтягивают мальчишке все его маленькие приборчики.

      — Ага, как плавки, — с улыбкой сказала Света, — Зато сразу видно, что мальчик.

     Я поежился, пытаясь бороться с сильным позывом писать. Мне уже давно следовало сходить в туалет по-маленькому. «Но не проситься же сейчас у медсестры, — с обидой подумал я, — Тем более при девчонках».

      — Действительно, маловаты, — усмехнулась медсестра, рассматривая мои трусы, — Не жмут между ножек?

     Лена бесцеремонно пощупала меня между ног. Щекотное прикосновение чужих пальцев застало меня врасплох. Вздрогнув от неожиданности, как будто меня ударило током, я чуть не потерял контроль над мочевым пузырем.

      — Это еще что-такое? — нахмурилась медсестра, уставившись мне между ног.

      — Описался? — со смехом спросила Наташа.

     Медсестра снова потрогала меня между ног — как раз там, где на трусах предательски проступило мокрое пятнышко.

      — Теперь понятно, почему ты, Дима, носишь детсадовское белье, — засмеялась Света, — Чем ты сейчас от двухлетнего карапуза отличаешься? Мало того, что постоянно ревёшь, так еще написал в трусы.

     Все дружно расхохотались.

      — А я про него придумала стишок, — засмеялась Алёна, — Лежит мальчишка в мокрых трусишках.

     Последовал новый взрыв хохота.

      — Смотри у меня! — грозно сказала медсестра, накрывая меня одеялом, — Намочишь постель — я такое тебе устрою.

     Лена обернулась на столпившихся у моей кровати девчонок.

      — А вы чего тут стоите? — раздраженно обратилась к ним медсестра, — Быстро марш по кроватям! Тихий час у нас не только для малышей. Все после обеда должны спать. Да, да, даже восьмиклассницы, как ты, Света.

     Девочки нехотя разошлись. Мне по-прежнему сильно хотелось писать. Подождав, когда медсестра выйдет из палаты, я потянулся за лежащими на стуле трико, чтобы быстро одеться и сходить в туалет.

      — Решил втихаря под одеялом одеться? — спросила Света, в два прыжка оказавшись у моей кровати, — Тебе как медсестра сказала спать? Быстро давай сюда штаны!

     Рывком отдернув мое одеяло, Света вырвала у меня из рук трико.

      — Получишь назад только после тихого часа! — заявила мне девушка.

     Я не удержался и горько заплакал.

      — Что случилось? — спросила зашедшая в палату незнакомая медсестра, — Чего он плачет?

      — Обиделся, что другая медсестра не позволила спать одетым, — объяснила Света.

      — Он вообще целыми днями ревет, — добавила Юля, — Хуже маленького.

      — Не надо капризничать, — ласково сказала медсестра, присев на мою кровать, — Давай-как лучше выпьем лекарство.

     Медсестра дала мне две маленькие таблетки.

      — Глотай! — приказала она, протянув мне вслед за таблетками стакан с водой.

     Я с трудом проглотил отвратительные таблетки.

      — А теперь спи, — сказала медсестра, заботливо подтянув мне одеяло.

     Пару минут она ходила по палате, раздавая всем таблетки. Убедившись, что девочки выпили лекарства, медсестра задернула шторы и быстро вышла. Я с трудом терпел сильный позыв по-маленькому. Впрочем теперь, когда Света забрала у меня трико, о туалете не могло быть и речи. «Не бежать же туда в моих детсадовских трусах» — с обидой подумал я.

      — Они обычно всем после обеда дают снотворное, — хитро улыбнулась Света, выплюнув таблетку, — Не собираюсь спать. Лучше книжку почитаю.

     Я сладко зевнул и повернулся на правый бок. Похоже Света была права. «Действительно снотворное» — успело мелькнуть у меня в голове перед тем, как я отключился.

     Сны мои были, как обычно, довольно странными — в-основном связанными со зловещей больничной обстановкой. Правда в конце концов приснился более менее добрый сон, как мы с мамой поехали на юг. Все было, как прошлым летом: приехали к морю, сняли комнату у той же маминой знакомой... И тут выяснилось, что у нее гостила Света — та самая 14-летняя девчонка, которая больше всех цеплялась ко мне в больнице. Она оказывается была племянницей маминой знакомой.

     Во мне боролись два чувства — страх и благоговение перед ослепительно красивой девчонкой. И еще было непонятно, почему все, включая маму, разговаривают со мной, как с малышом. Освоившись в квартире, мы отправились на пляж — разумеется с хозяйкой и Светой. Там мама почему-то решила раздеть меня догола.

      — Какой хорошенький карапуз, — хихикала Света.

     Я смущенно прикрылся между ног.

      — Стесняешься стоять голышом? — засмеялась мама, — Тебе ж только два годика. В твоем возрасте детки бегают по пляжу голенькими.

      — А может он не прикрывается, а трогает писюнчик, потому что хочет по-маленькому? — с улыбкой предположила Света.

      — Тогда идем в кустики, — сказала мне мама.

     Мама взяла меня за руку и повела к ближайшим кустам. Она была очень высокой, как и остальные взрослые — не оставляя сомнений, что я действительно превратился в двухлетнего малыша.

      — Пись-пись-пись, — начала ласково приговаривать мама, присев рядом со мной на корточки, — Покажи маме, как ты умеешь пускать фонтанчик.

      — Ну как успехи? — поинтересовалась подошедшая к нам Света.

     Мое лицо захлестнула горячая волна стыда. Я никак не мог привыкнуть к своей новой роли и стеснялся писать даже при маме, не говоря уже о стоящей рядом с ней Свете.

      — Давай, солнышко, — снова принялась ласково уговаривать меня мама, — Не надо терпеть. Я же вижу, как ты хочешь по маленькому.

     Я действительно едва мог терпеть сильный позыв писать. Но самое главное, теперь, когда я стал двухлетним, это не имело никакого смысла. Малыши ведь не стесняются прилюдно ходить по-маленькому.

      — Он что меня стесняется? — засмеялась Света, — Малыши в два года обычно наоборот любят демонстрировать всем, как они умеют пускать фонтанчик. Особенно мальчики.

      — Ага, всего два годика, а уже стесняется, — улыбнулась мама, — Можешь отвернуться, Света?

     Хихикающая Света отвернулась.

      — Ну? — выжидающе посмотрела на меня мама, — Света отвернулась, так что можешь писать. Или ты свою маму тоже стесняешься?

     Позыв писать стал совсем нестерпимым и я, сдавшись, пустил струйку.

      — Вот так, молодец, — похвалила меня мама, — Только давай приподнимем писульку, чтобы ты не замочил себе ножки.

     Было ужасно неловко, особенно когда мама приподняла мне пальцами письку. Но стыд быстро сменился другим чувством — теплоты и заботы. Я как будто растворился ...   в маминой доброте. Я уже целую вечность не испытывал такого прилива любви. Вот оно, оказывается, как классно быть маленьким.

     С этим чувством я и проснулся. Меня переполняли теплота, любовь, и огромное облегчение. Впрочем теплота была какой-то странной — неудобной и мокрой. «И почему она только в одном месте?» — с недоумением подумал я и в следующее мгновение с ужасом догадался, что произошло.

     Я открыл глаза и осторожно оглянулся по сторонам. Все девчонки в палате уже проснулись. Впрочем пока, к счастью, никто не догадался, что я описался — толстое одеяло все хорошо скрывало. «Что делать?» — в панике подумал я и решил лежать в постели. В конце концов это больница и здесь приветствуется постельный режим.

     Девчонки оделись и начали покидать палату. «Идут в столовую» — догадался я, вспомнив, что после дневного сна был полдник.

      — А ты чего до сих пор не встал? — обратилась ко мне зашедшая в палату Лена.

     Я смущенно отвернулся.

      — Не слышал, что тебе сказали? — строго посмотрела на меня медсестра, — Вставай и иди полдникать.

     Лена подошла к моей кровати и рывком сдернула с меня одеяло.

      — Батюшки! — изумленно воскликнула она, — Да ты ж описался!

      — Ага, вся постель мокрая, — улыбнулась проходившая мимо Наташа.

     Возле моей кровати начала быстро собираться толпа. Даже девчонки, успевшие выйти в коридор, вернулись назад в палату после того, как Наташа позвала их посмотреть, как я описался. Лежа перед всеми в мокрых трусах, мне хотелось провалиться под землю от стыда.

      — Ничего себе! — усмехнулась Юля, — Он что из вредности это сделал?

      — Наверно и дома до сих пор писает в постель, — насмешливо сказала Света.

     Все девочки принялись хихикать.

      — Как не стыдно, — улыбнулась Анжелла, — Такой большой мальчик и описался.

     Я ожидал, что медсестра тоже начнет меня стыдить, но Лена просто спросила, есть ли у меня запасные трусы.

      — Есть, — еле слышно ответил я.

     Медсестра заглянула ко мне в тумбочку и достала оттуда запасные трусы.

      — Ох, горе ты мое, — вздохнула Лена, — Ну что, пошли в ванную подмываться.

     Лена потянула меня за руку и, заставив встать с кровати, вывела в коридор. Там было довольно многолюдно — врачи и медсестры в белых халатах, навещающие своих детей мамы, не говоря уже о гуляющих по коридору пациентах больницы, большинство из которых, как назло, были девчонками. Разумеется, увидев меня, все начинали ехидно улыбаться.

      — Описался? — поинтересовалась у Лены молодая врач с фонедоскопом на шее.

      — Еще как, — улыбнулась Лена.

      — Ай-яй-яй, как не стыдно, — покачала головой врач.

      — Ничего, сейчас я его подмою, — сказала Лена.

     Ванная находилась в противоположном конце коридора. Я чуть не умер от стыда, пока мы туда дошли.

      — Проходи, — сказала Лена, открыв нужную дверь.

     Я зашел в небольшую комнату и осмотрелся по сторонам. Все четыре стены были выложены сверху донизу белым кафелем. У левой стояло три ванны, у противоположной стены — два больших пеленальных стола, как в детской поликлинике. Разумеется, присутствовал и стеклянный медицинский шкаф с клизмами и разными хитрыми инструментами.

      — Становись вон в ту ванну! — приказала мне медсестра, показав на крайнюю ванну.

     Дождавшись, когда я встану в ванну, Лена без лишних слов стянула с меня трусы и вслед за ними сняла через голову майку. Стоя перед юной медсестрой голышом, я стеснительно прикрыл ладошками пах.

      — Чего прикрылся? — насмешливо спросила Лена, разнимая мои руки, — Всего семь, а такой стеснительный.

     Мне хотелось провалиться под землю от стыда. Мало того, что меня в упор рассматривала молодая медсестра, так она еще вдобавок не потрудилась прикрыть дверь и всем в коридоре было прекрасно видно, как я стою в ванне голышом. Не прошло и минуты, как перед дверью в ванную столпились любопытные девчонки. Было просто невыносимо слушать их хихиканье.

      — Она что, его купает? — спросила одна — рыженькая девочка лет двенадцати.

      — Ага, — кивнула вторая,

      — Этот мальчишка вроде из пятой палаты, — неуверенно сказала третья.

      — Тот, что во сне описался, — добавила первая девочка.

     Я еще больше покраснел от стыда. Было ужасно обидно, что девчонки из моей палаты уже успели всем разболтать о моем конфузе.

      — Так ты девочек стесняешься! — засмеялась Лена, оглянувшись на дверь, и наконец ее закрыла.

     После этого медсестра включила душ. Не в силах побороть свою стеснительность, я снова прикрылся между ног.

      — И почему все мальчишки такие стеснительные? — улыбнулась Лена, поливая меня между ног из душа, — Что ты пытаешься прикрыть? Можно подумать, я ни разу не видела мальчишечьих писюнчиков. Кстати, тебе именно эти места сейчас надо хорошенько помыть.

     Лена выключила душ и, в очередной раз разняв мои руки, намылила ладонь и залезла ей мне между ног. Было нестерпимо щекотно, особенно когда она занялась моими яичками.

      — Стой спокойно! — прикрикнула на меня Лена после того, как я попытался увернуться от ее пальцев.

     Неожиданно отворилась дверь и в ванную зашла девушка в белом халате.

      — Привет, Маша, — поздоровалась с вошедшей медсестрой Лена.

      — Привет, — кивнула Маша, — Решила искупать мальчишку?

      — Не искупать, а подмыть, — поправила Лена, — После того, как он во время дневного сна описался.

      — Да ты что! — удивилась Маша, — Такой большой?

     Вынужденный слушать, как молодые медсестры буднично обсуждают мой конфуз, я не знал, куда деться от стыда. Особенно обидно было, что в ванную зашла именно Маша — самая красивая медсестра в больнице, перед которой я просто благоговел.

      — Нет, вы только на него посмотрите, — улыбнулась Лена, — Чего опять прикрываешься?

      — А ты хотела, чтоб такой большой не стеснялся стоять голышом, — засмеялась Маша, — Сколько ему, семь? Уже наверное ходит в школу.

      — Тоже мне нашла большого, — усмехнулась Лена, — Видела бы ты его пять минут назад в мокрых трусах.

     Мое лицо снова вспыхнуло стыдом.

      — Кстати, ребенок и в семь лет не должен стесняться взрослых, — добавила Лена, — Особенно врачей и медсестер. Как, интересно, такого мыть, если он постоянно прикрывается?

     Лена разняла мои ладони.

      — Значит так! — строго приказала она мне, — Быстро руки по швам! Ага, вот так и держи.

     Хорошенько намылив свою ладонь, Лена снова скольнула ей мне между ног.

      — Так зажимается, — пожаловалась она Маше, нестерпимо щекотно намыливая мне мошонку.

      — Давай я его подержу, — предложила Маша и не дожидаясь Лениного ответа, развела мои ноги в стороны.

      — Спасибо, — кивнула Лена.

      — Чего он так дрожит? — улыбнулась Маша.

      — Никогда мальчиков не купала? — усмехнулась Лена, — Совсем не могут терпеть, когда им эти места моют.

      — Хоть бы тряпочку какую взяла вместо того, чтобы намыливать мальчишку голой рукой, — сказала Маша, — Чтоб ему не было так щекотно.

      — Я всех так мою, — заметила Лена, которая, как будто специально, затягивала подмывание, чтобы подольше помучить меня щекоткой, — Как-нибудь потерпит! Не надо было в постель писать!

     Меня захлестнула новая волна стыда. В семь лет я ...   уже и маме не давал себя мыть, а тут со мной возились две юные медсестры, в одну из которых я был тайно влюблен.

      — Как тебя зовут? — с ласковой улыбкой спросила меня Маша.

      — Дима, — смущенно выдавил я.

      — В каком ты классе? — поинтересовалась Маша, — В первом?

      — Во втором, — обиженно поправил я Машу.

      — Теперь в школу с шести берут, — пояснила Лена, заметив Машино недоумение.

     Несмотря на признательность Маше, пытавшейся отвлечь меня от неловкой ситуации, я по-прежнему стеснялся красивой медсестры, не говоря уже о другой, которая бесцеремонно мыла мои самые интимные места.

      — Непорядок, — нахмурилась Лена, попытавшись оттянуть кожицу на кончике моей письки, — У семилетнего всё уже должно хорошо открываться.

      — Никак не оттягивается? — озабоченно спросила Маша, уставившись мне между ног.

      — Неа, — мотнула головой Лена, — Такой тугой хоботок.

      — Давай, я попробую, — сказала Маша и принялась разминать мне письку своими холодными пальцами.

     Я густо покраснел, не зная, куда деться от смущения.

      — Действительно непорядок, — согласилась Маша, — Уже ходит в школу, а писюнчик как у двухлетнего.

      — Надо будет сказать Ирине Владмировне, — сказала Лена, — Чтоб назначила нужную процедуру.

     Снова намылив ладонь, Лена забралась ей мне в попу.

      — Хорошенько помоем попку, — приговаривала она, щекотно скользя пальцами между моих половинок.

     Неожиданно чужой палец бесцеремонно углубился в мою чувствительную дырочку.

      — Чего испугался? — засмеялась Лена, — Тебе что никогда так не мыли попу?

     Лена сунула свой палец еще глубже, заставив меня неприятно поежиться.

      — Сейчас мы как следует помоем твою маленькую дырочку, — усмехнулась Лена, шуруя пальцем у меня в попе.

     Я едва сдерживался, чтобы не зареветь — даже не от неприятного пощипывания в попе, а от горькой обиды и полного бессилия перед бесцеремонной медсестрой, которая трогала меня, где хотела.

      — Да, не научиили еще Диму вытирать попу, — усмехнулась Лена, рассматривая вынутый у меня из попы палец.

     Лена включила душ и тщательно помыв под ним руки, направила водяные струйки мне между ног, чтобы смыть мыло.

      — Всё, — сказала она через пару минут, закрутив оба крана.

     Медсестра сходила к стоящему в углу комнаты большому шкафу и, вернувшись с белым полотеннцем, тщательно вытерла мне живот, попу и ноги. Я ожидал, что после вытирания Лена сразу даст мне сухую одежду, но она почему-то не торопилась этого делать.

      — Никак не можешь на голенького мальчишку налюбоваться? — с улыбкой спросила Лену Маша, — Одевай уже, смотри, как он стесняется.

     Лена недовольно хмыкнула и одела мне через голову майку.

      — Может так и оставить? — шутливым тоном спросила она у Маши.

      — Без трусов? — улыбнулась Маша.

      — Ага, в одной маечке, — кивнула Лена.

      — Ты что, серьезно? — засмеялась Маша, — Хочешь, чтобы семилетний ребёнок разгуливал по этажу с голой попой?

      — Так иначе мальчишка и в эти трусы написает, — усмехнулась Лена, — Сомневаюсь, что у него еще одни есть.

     Я обиженно посмотрел на Лену, пытаясь понять серьезность ее намерений.

      — Пошутила я, пошутила, — засмеялась медсестра, — Сейчас одену тебе трусы. Только ты, Дима, перед этим должен пообещать, что ничего подобного больше не повторится.

      — Обещаю, — смущенно выдавил я.

      — Одним словом не отделаешься, — усмехнулась Лена, — Сначала извинись за то, что написал в постель, как маленький.

     Маша тихонько хихикнула.

      — Ну? — повысила голос Лена после минутной паузы, — Не одену трусов, пока не извинишься. Давай, повторяй за мной. «Извините меня пожалуйста за то, что я написал в постель, как маленький».

      — Извините меня... — начал я и осекся, еще больше покраснев.

      — Давай, продолжай, — улыбнулась Лена.

      — За то, что я написал в постель, — выпалил я, проглотив обиду.

     Я был готов повторять за Леной всё, что угодно, лишь бы она побыстрее дала мне трусы.

      — А теперь пообещай, что будешь вовремя ходить в туалет, — продолжила Лена, — И по-маленькому, и по-большому.

      — Обещаю вовремя ходить в туалет, — повторил я, не зная, куда деться от смущения.

      — По-маленькому и по-большому, — напомнила мне Лена.

     Медсестра заставляла меня повторять разные обидные фразы еще несколько минут, но в концов все-таки одела мне трусы. Было ужасно стыдно, что она обращается со мной, как с малышом — даже одеться самому не дала.

      — Пошли, — сказала Лена и, дождавшись, когда я одену тапочки, взяла меня за руку и повела в палату.

     Было довольно стыдно идти по коридору в одних трусах, но по крайней мере эти были сухими. И коридор в этот раз был почти пустым, если не считать парочки возвращавшихся из столовой девчонок.

      — Смотрите, кто вернулся! — засмеялась Света, когда я зашел в палату, — Наш ясельный карапуз.

      — Без штанов, в одних трусиках, — захихикала Юля.

      — Этим Диминым трусам тоже недолго оставаться сухими, — насмешливо сказала Наташа, — До следующего утра.

      — Думаете, он только во сне писается? — усмехнулась Света, — Просто уверена, что мама меняет ему за день несколько пар мокрых штанишек.

      — Надо будет Димину маму об этом спросить, когда она придет навестить мальчишку, — со смехом предложила Наташа.

     Я протиснулся мимо девчонок к своей кровати еле сдерживаясь, чтобы не зареветь от обиды. Постель, к счастью, была сухой — кто-то из медсестер уже успел ее поменять. Я быстро юркнул под одеяло, отметив, как подозрительно хрустнула простынь. «Постелили под нее клеенку» — с обидой догадался я.

      — Лови свои штаны, — крикнула Света, кинув мне трико, — Хорошо, что я их у тебя перед сном забрала, а то тоже были б мокрыми.

      — Таким, как он, вместо трико ползунки надо носить! — улыбнулась Юля.

      — Прикольно бы в ползунках смотрелся, — засмеялась Наташа.

      — Я б вообще запеленала, как грудного, — сказала Света, — Чтобы только голова наружу торчала. Разумеется в детском чепчике. Так тоскую по временам, когда моему племяннику было шесть месяцев. Самый классный детский возраст.

      — И не говори, — мечтательно улыбнулась Анжелла, — Так хочется маленькую лялечку. Чтобы сосала пустышку, пила из бутылочки с соской, радовалась колечкам и погремушкам...

      — И мне так хочется с маленьким ребенком повозиться, — сказала Настя, — Малышам даже мокрые пеленки менять прикольно.

      — Особенно мальчикам, — заметила Юля, — У них столько интересных приборчиков между ножек.

      — Везет тебе, Светка, — завистливо вздохнула Наташа, — А вот у меня никого нет: ни племянников-малышей, ни братиков с сестричками.

     Я лежал на спине и, уставившись в потолок, вполуха слушая болтовню девчонок о малышах. Все происходящее со мной в больнице казалось кошмарным сном, который надо было просто побыстрее забыть. Я был уверен, что подобного конфуза со мной больше не повторится. Единственным напоминанием об ужасном происшествии был хруст клеенки под простынью.

     Через пару часов девчонки в палате тоже забыли о моем конфузе. Каждая была занята ...   своим делом. Наташа с Юлей и Алёной грали в карты, Ксюша что-то рисовала в толстой тетрадке, Настя читала журнал, Анжелла — книжку, а самая крутая — Света — слушала импортный кассетный плеер.

     Единственными, кто помнил о моем позоре, были медсестры. Детские медсестры таких вещей никогда не забывают.

      — Сходил в туалет? — бесцеремонно спросила у меня Лена, появившись у нас в палате в девять вечера, чтобы загнать всех в кровати.

     Я молча кивнул, чувствуя, что краснею — особенно когда заметил в руках у Лены эмалированный детский горшок.

      — Это Вы Диме горшок принесли? — ехидно поинтересовалась у медсестры Света.

      — А кому? — усмехнулась Лена, — Или у вас в палате кто-то еще во сне писается?

     Девчонки тихонько захихикали.

      — Значит так, — строго сказала мне Лена, — Чтобы ночью еще раз сходил по маленькому! Теперь, когда у тебя есть горшок, тебе даже в туалет бегать необязательно.

      — Я думала мой маленький племянник поздно с горшком подружился — заметила Света, — А тут семилетенму горшок подсовывают.

     Все снова засмеялись.

      — Надеюсь, завтра утром проснешься сухим, — сказала Лена, поставив горшок мне под кровать, — Впрочем, это уже не мои проблемы. Моя смена через час заканчивается.

     Лена развернулась и, потушив свет, вышла из палаты. Едва за ней закрылась дверь, Света вскочила со своей кровати и быстро подбежала к моей.

      — Какой у маленького Димочки горшочек, — улыбнулась она, взяв в руки детский горшок.

      — Мальчишка теперь наверно постоянно им будет пользоваться, — сказала Юля.

      — Правильно, — засмеялась Настя, — Зачем такому малышу бегать в туалет? Пусть делает все свои детские делишки в горшок — и маленькие, и большие.

      — Может прям сейчас проведешь для нас наглядную демонстрацию? — насмешливо обратилась ко мне Наташа, — Давай, Дима, покажи нам, что ты уже большой мальчик и умеешь ходить на горшок. Или тебя и этому учить надо?

      — Разве Димочка не хочет всем показать, как он умеет писать в горшочек? — принялась сюсюкать Света, — Кстати, мой трехлетний племянник никогда в одиночестве не писает в свой горшок. Всегда зовет кого-то из взрослых, чтобы посмотрели, как он пускает фонтанчик.

     Девчонки издевательски сюсюкали еще минут пять, уговаривая меня сходить на горшок. Я едва сдерживался, чтобы не заплакать. Оставив наконец мой горшок в покое, Света вернулась в свою кровать. Увидев, что она потеряла ко мне интерес, остальные девчонки тоже затихли.

     Я сладко зевнул и повернулся на правый бок, поудобнее устраиваясь в кровати. Измотанный пережитым за день, я хотел только одного — спать.

     Проснувшись от тормошения за плечо, я с трудом открыл глаза и удивленно посмотрел на склонившуюся надо мной медсестру, недоумевая, что ей от меня нужно. Судя по темным окнам была полночь. Я оглянулся на распахнутую дверь. Света из коридора было достаточно, чтобы разглядеть ствеловолосую девушку в белом халате. Оля — вспомнил я имя юной практикантки, которая обычно дежурила по ночам.

      — Вставай, — шепотом сказала медсестра, встретившись со мной взглядом, — Это ты писаешься во сне? Мне все про тебя рассказали.

     Медсестра откинула мое одеяло и бесцеремонно пощупала меня между ног.

      — Хорошо, что пока сухой, — сказала она, — Давай, вставай. Сейчас сходишь на горшок по-маленькому.

     Оля демонстративно вытащила из-под кровати детский горшок.

      — Я не хочу, — смущенно сказал я.

      — Надо! — отрезала Оля, — Меня предыдущая медсестра попросила проследить, чтобы ты ночью обязательно сходил на горшок.

     Оля потянула меня за руку, заставив сначала сесть, а потом встать с кровати.

      — Я честно не хочу, — захныкал я, когда она поставила у моих ног горшок.

      — Никаких «не хочу»! — отрезала молодая медсестра, — Раз дали горшок, будешь им пользоваться!

     Медсестра скрестила руки на груди, выжидающе на меня уставившись.

      — Чего ты ждешь? — строго спросила она, по прежнему стараясь говорить шепотом, — Забыл, зачем нужен горшок? Быстренько спускай трусы и писай!

      — Не хочу в горшок, как маленький! — заявил я, еле сдерживая слезы.

      — А ты значит уже большой? — насмешливо посмотрела на меня Оля, — И как, интересно, такой большой мальчик умудрился во время дневного сна описаться?

     Послышалось сдержанное девчоночье хихиканье. «Успела всех разбудить» — понял я, покраснев от мысли, что все девчонки в палате теперь наблюдают, как медсестра уговаривает меня сходить на горшок.

      — Ну? — выжидающе уперла руки в бока Оля, — Сам спустишь трусы или тебе помочь?

     Я не выдержал и горько заплакал от обиды на бесцеремонную медсестру.

      — Что с мальчишкой опять случилось? — послывшался заспанный Наташин голос, — Чего он ревет? Снова что ли мокрый?

     Послышался дружный смех.

      — Не хочет писать в свой горшок, — пояснила Наташе Юля, — Медсестра его уже минут пять уговаривает.

      — Подумаешь, пять минут, — усмехнулась Света, — Моего маленького племянника иногда по полчаса приходилось уговаривать. Мальчиков знаете как трудно приучать к горшку.

      — Ага, я тоже слышала, что мальчики поздно начинают ходить на горшок, — согласилась Анжелла.

      — Некоторые даже в семь лет с горшком не дружат, — подчеркнуто нейтральным тоном сказала Алёна и все девчонки дружно расхохотались.

      — Ему похоже мочить штанишки больше нравится, — заметила Света, вызвав новый взрыв хохота.

      — Девочки, между прочим, абсолютно правы, — сказала мне медсестра, — В самом деле, сколько мне еще уговаривать тебя, как малыша?

      — Малышей по-другому уговаривают, — со смехом сказала Света и начала издевательски сюсюкать, — Пись-пись-пись. Давай, заинька, не надо терпеть. Снимай трусишки и писай в горшочек. Ты же не хочешь утром проснуться в мокрой постели.

     Слушающие Свету девчонки начали тихонько хихикать.

      — Тихо! — сердито шикнула на них медсестра, — Если такие умные, сами его до утра и уговаривайте. Кстати могли ради приличия притвориться, что спите. А ну-ка быстренько отвернулись! И чтоб ни единого звука!

     Подождав, когда девчонки отвернутся, Оля насильно спустила мне трусы до щиколоток. Я быстро прикрыл ладошками пах, не зная, куда деться от смущения.

      — Давай, наполняй свой горшок! — приказала медсестра.

     Я продолжал стоять перед горшком, тихонько всхлипывая от обиды. Оля уговаривала меня сходить на горшок еще пару минут, но так ничего и не добилась.

      — Ничего, мы найдем способ бороться с твоим упрямством, — сказала она мне грозным тоном перед тем, как выйти из палаты.

     Я облегченно вздохнул и, быстро натянув трусы, юркнул под одеяло.

     Утром, раздав всем градусники, Оля снова проверила мою постель.

      — Сухой, — усмехнулась медсестра, — Но все равно надо было ночью сходить на горшок.

     Поворчав пару минут, что медсестер в больнице нужно слушаться, Оля от меня отстала. И горшок, к счастью, она мне больше не подсовывала.

     После завтрака Олю сменила другая медсестра. Та, похоже, о моем горшке вообще ничего не знала. А вот девчонки в палате, наоборот, постоянно мне о нем напоминали. Они вообще мне в тот день проходу не давали: обзывали малышом, издевательски сюсюкали, даже соску где-то раздобыли.

     Кое-как отбившись от попыток засунуть мне в рот пустышку, я уселся у открытого ...   окна, еле сдерживаясь, чтоб не зареветь от обиды. Минут пятнадцать девчонки меня не трогали, но судя по их хитрым лицам и подозрительному шушуканью было ясно, что они затеяли что-то гнусное.

     Предчуствие меня не обмануло. Началось все с очередной попытки усадить меня на горшок. Разумеется, пятиминутные уговоры снять штаны и сходить на горшок ни к чему не привели. Я подумал, что девчонки оставят меня в покое, но они со смехом повалили меня на ближайшую свободную кровать и принялись прямо в одежде пеленать в несколько простынь. Я отчаянно сопротивлялся и даже попытался позвать на помощь взрослых, но тут же получил в рот соску.

      — Смотрите, какой ляля, — умилительно улыбнулась Света, закончив меня пеленать.

     Я попытался выплюнуть соску, но Света не дала мне этого сделать. Единственное, что мне оставалось — это реветь от своего бессилиля. Но самое ужасное, мне уже давно сильно хотелось писать. Я вообще после завтрака бегал в туалет каждые 10—15 минут. «Наверное дали мочегонное» — с обидой подумал я, вспомнив несколько таблеток, которые медсестра заставила меня выпить после еды.

     Пытаясь бороться с быстро усиливающимся позывои, я понял, что я не смогу долго терпеть и сделал новую попытку выплюнуть соску, чтобы объяснить девчонкам, что мне надо в туалет.

      — Ш-ш! — улыбнулась Света, не дав мне избавиться от соски, — Грудные малыши не умеют разговаривать.

     Чувствуя себя полностью беспомощным перед девчонками, я еще громче заревел.

      — Какой рёва, — ласково улыбнулась Наташа.

      — Сейчас потрясем погремушкой и успокоится, — захихикала Алёна, взяв в руки светло-голубую погремушку.

      — А может Димуля хочет кушать? — принялась сюсюкать Света.

     Я поморщился, увидев в руках у Светы детскую бутылочку с соской. «И где они всё это раздобыли? — недоумевал я, — Соску, погремушку и бутылочку... Интересно, что еще меня ждет»

      — Не хочешь молочко? — улыбнулась Света, пару раз ткнув мне в рот детской бутылочкой, — Чего ты тогда так ревешь? Болит животик? Наверно газики беспокоят.

     Света присела на кровать и принялась массировать мне живот.

      — Помассируем животик и все пройдет, — ласково приговаривала она.

     Массаж пришелся на низ живота, резко усилив мой и без того нестерпимый позыв по маленькому. Не продержавшись и полминуты, я начал писать.

      — Сразу затих, — сказала Настя.

      — Неужели действительно болел живот? — улыбнулась Юля.

     Продолжая вовсю мочить штаны, я с красным от стыда лицом представил реакцию девчонок, когда они обнаружат, что я описался.

      — Ой, что это? — неожиданно вскрикнула Света, убрав руку с моих «пеленок».

      — Очень подозрительное мокрое пятно, — захихикала Наташа.

      — Ты что описался? — удивленно обратилась ко мне Света.

      — Конечно описался! — засмеялась Настя.

      — Ничего себе! — улыбнулась Юля, — Если на пеленках такое здоровое пятно, представляю, в каком состоянии у него штаны.

     Девчонки снова захихикали — впрочем в этот раз как-то вяло и неуверенно. Было заметно, что они откровенно шокированы случившимся.

      — И что теперь с ним делать? — тихо спросила Свету Наташа.

      — Не знаю, — пожала плечами Света и ушла к своей кровати.

     Вслед за Светой разбрелись по своим кроватям и все остальные. Я не знал, что мне делать. Выплюнуть и соску и позвать медсестру? Продолжать лежать мокрым, пока меня не обнаружит кто-то из взрослых? Попытаться освободиться из пеленок самому? В голове беспорядочно роились мысли, а по щекам ручьями текли слезы.

      — Что тут у вас происходит? — неожиданно услышал я голос Вали, заступившей на дежурство после ночной медсестры.

     Я поднял глаза на стоящую в дверном проеме девушку в белом халате. В Валином взгляде сквозили недоумение и растерянность. Пару секунд она молча всматривалась в мое заплаканное лицо, а потом, вынув у меня изо рта соску, перевела взгляд пониже и пощупала меня в районе паха.

      — Кто тебя так спеленал? — удивленно спросила медсестра, оглянувшись по сторонам.

     В палате повисла тяжелая тишина.

      — Что молчите? — повысила голос Валя, — Кто завернул мальчишку в эти простыни?

     Валя обвела девчонок негодующим взглядом.

      — Ну? — грозным тоном спросила она.

     Девчонки продолжали испуганно молчать. Я заметил, что все, как по команде, повернулиь в Светину сторону.

      — Я знаю, Света, это твоих рук дело, — сказала Валя, остановив на Свете тяжелый взгляд.

      — Мы только хотели с мальчишкой в грудного малыша поиграть, — принялась оправдываться Света, — Кто знал, что он описается.

      — Что это за игры?! — негодующе спросила медсестра, — Он вам что, кукла? Ничего, сегодня Нина Петровна побеседует с твоими родителями.

      — Светкиных родителей уже не в первый раз к зав. отделением вызывают, — шепнула Насте Юля.

     Медсестра присела ко мне на кровать и принялась разворачивать «пеленки».

      — Не плачь, солнышко, — ласково улыбнулась она, — Сейчас я освобожу тебя от этих простынь.

     Чувствуя себя рядом с Валей в безопасности, я немного успокоился и уже не ревел навзрыд, а просто тихонько всхлипывал.

      — Господи, какие вы все злые, — вздохнула медсестра, продолжая разворачивать мои «пеленки», — Если сейчас, в седьмом-восьмом классе такие, даже подумать страшно, что будет, когда вырастете.

     Полностью освободив меня от простынь, медсестра пощупала мне пах.

      — А мокрый-то какой, — вздохнула она, — Ничего, сейчас я тебя помою.

     Валя потянула меня за руку и, заставив встать с кровати, повела в ванную. Идя по длинному коридору в мокрых трико, мне хотелось провалиться под землю от стыда.

     Зайдя в уже знакомую мне выложенную белым кафелем комнату, Валя сразу подошла к ближайшей ванне и включила оба крана. После этого медсестра быстро раздела меня догола. Несмотря на мою благодарность медсестре за спасение от злых девчонок, я все равно стеснялся стоять перед ней голышом.

      — Не надо стесняться, — ласково улыбнулась Валя, разнимая мои ладони, которыми я прикрыл пах.

     Стоя перед Валей с красным от стыда лицом, я размышлял, почему большинство медсестер на нашем этаже были юными практикантками.

      — Залезай в воду! — скомандовала Валя, прервав мои размышления.

     Я улегся в теплую воду. Полминуты в ванной царило молчание — я лежал в ванне, а Валя с улыбкой мной любовалась. Неожиданно отворилась дверь и в комнату зашли две девушки в белых халатах.

      — Привет, Валька, — поздоровалась первая, — Купаешь мальчишку?

      — Угу, — кивнула Валя.

      — Такой хорошенький мальчонка, — улыбнулась вторая незнакомая медсестра, — Чего ты уложила его в ванну, как малыша? Я таких больших просто мою под душем.

      — Пусть понежится пару минут в теплой водичке, — сказала Валя, — После всего, что он от своих соседок по палате натерпелся.

     Валя принялась с возмущением рассказывать медсестрам про недавнюю выходку девчонок. Лиза с Ниной — так звали вошедших медсестер — полностью ее поддерживали.

      — Конечно скажи заведующей, — сказала Лиза, — Пусть разбирается с ее родителями.

     Пообсуждав с новыми медсестрами происшествие, Валя подняла меня на ноги и начала мыть. В отличие от Лены, она намыливала меня не ладонью, а маленькой тряпочкой.

      — Давай вот эту ручку, — ласково попросила Валя, — Теперь вторую....   А сейчас помоем спинку. Вот так. Грудку, животик... Особенно вот тут, снизу.

     Намыленная тряпочко щекотно заскользила по моему лобку.

      — Ой, а что я тут нашла, — засмеялась Валя, приподняв мне пальцами письку.

     Лиза с Ниной тихонько захихикали, вогнав меня в краску.

      — Надо хорошенько помыть писульку, — ласково улыбнулась Валя, пытаясь оттянуть мне кожицу на кончике письки.

     Я неприятно поморщился.

      — Больно? — участливо посмотрела на меня Валя, — Ладно, не буду насильно открывать, раз у тебя ничего не оттягивается.

     Заново намылив тряпочку, Валя залезла ей мне между ног.

      — Не сжимай ножки, — ласково попросила она, щекотно намыливая мне мошонку.

      — Так дрожит, — заметила Нина.

      — Потерпи, зайчонок, — улыбнулась мне Валя, — Нужно как следует помыть тебя между ножек.

      — Ой, надо бежать в процедурную, — спохватилась Лиза, посмотрев на часы.

     Лиза с Ниной быстро вышли из ванной. Намылив меня с головы до ног, Валя взяла душ и быстро смыла с меня все мыло.

      — Становись вот сюда, — показала мне медсестра на коврик перед ванной.

     Подождав, пока я вылезу из ванны, Валя принялась вытирать меня большим махровым полотенцем.

      — Интересно, во что тебя сейчас одеть, — задумалась медсестра, — У тебя есть запасные трусы?

      — Неа, — отрицательно мотнул головой я.

      — А штаны типа этих? — спросила Валя, кивнув на лежащие на стуле мокрые трико.

     Я снова отрицательно мотнул головой.

      — Ладно, что-нибудь придумаем, — сказала медсестра, — А пока просто обернись полотенцем.

     Валя повела меня по коридору назад в палату. Разумеется появившись там в полотенце, я сразу услышал обидное хихиканье девчонок, но одного взгляда медсестры было достаточно, чтобы все замолчали. Валя усадила меня на кровать и одела майку — единственную одежду, которая у меня была сухой.

      — Надо будет позвонить родителям, чтоб принесли новую одежду, — сказала Валя, — А пока, боюсь, придется тебе лежать в постели. Палата девчоночья, даже не у кого штаны одолжить.

      — У меня есть запасные колготки, — несмело предложила Ксюша.

      — Да? — оживилась медсестра, — Можно на день одолжить?

      — Конечно можно, — сказала Ксюша, — Диме ж ходить не в чем.

     Ксюшино предложение вызвало у меня смешанные чувства. С одной стороны не хотелось лежать в постели, а с другой мальчики носили колготки только в детсадовском возрасте. Не говоря уже о том, что эти вообще были девчоночьими.

      — Не надо, — смущенно отказался я, увидев, как медсестра отправилась к Ксюшиной кровати, — Я полежу в постели.

      — Да ладно тебе, — улыбнулась Валя, — Еще неизвестно, когда твои родители придут. Собираешься до вечера лежать в кровати? У нас и без тебя лежачих больных хватает. Еле с ними управляемся, а тут еще тебе придется носить из столовой еду и подсовывать судно. Не капризничай, одевай эти колготки.

     Медсестра протянула мне салатовые детские колготы.

      — Они девчоночьи, — обиженно заявил я.

      — Мальчики тоже такие носят, — мягко сказала Валя, которая явно не собиралась от меня отставать.

      — Не хочу колготки! — запротестовал я, почувствовав, как из глаз потекли слёзы.

     Валя улыбнулась и, откинув одеяло, принялась натягивать мне на ноги колготки — лежа, как малышу.

      — Как раз, — довольно сказала она, заправив мне майку в колготы, — Спасибо, Ксюша. Мы эти колготки завтра постираем и тебе отдадим.

     Медсестра вышла из палаты. Разумеется, как только за ней закрылась дверь, девчонки сразу принялись меня дразнить.

      — Такие милые колготочки, — сказала Юля.

      — Ага, такая прелесть, — с улыбкой согласилась Настя.

      — Мальчишка в них так прикольно смотрится, — засмеялась Наташа.

      — И я не могу на него налюбоваться, — улыбнулась Анжелла.

     Я покраснел и быстро накрылся одеялом.

      — Вот и нашли для Димы подходящую одежду, — со смехом сказала Света.

      — И не говори, — улыбнулась Юля, — В какой ты, Дима, класс ходишь? Второй? Или в среднюю группу детского садика?

      — Не в среднюю, а ясельную, — поправила Юлю Света, — Только ясельные малыши писают в штаны.

      — Ему и вправду не в школу, а в ясли нужно ходить, — сказала Анжелла, — Чтоб его там вместе с малышами учили проситься на горшок.

      — Кстати, и колготки так одевают только ясельным, — добавила Света.

      — В смысле? — непонимающе посмотрела на нее Настя.

      — Без трусов, — пояснила Света, — Мой трехлетний племянник именно так их и носит — на голое тело. Сестра сказала: зачем одевать трусы, если он до сих пор писается. Только лишнюю вещь стирать.

      — Точно, у Димы под колготами ничего нет, — засмеялась Настя, — И чем он, Светка, от твоего маленького племянника отличается?

     Девчонки дразнили меня еще пару минут, пока я не заревел от обиды.

      — Опять Диму обижаете? — строго спросила Валя, распахнув дверь в палату. — Что случилось? — поинтересовалась другая медсестра, выглянув из-за Валиного плеча.

      — Издеваются над мальчишкой, — с возмущением скаала Валя и принялась рассказывать второй медсестре — Кате — о моем пеленании.

      — Просто ужас, — сказала та, — Да, не завидую я ему здесь, в девчоночьей палате...

      — Мальчишку наверно лучше отсюда забрать, — заметила Валя.

      — Только куда его определить-то? — вздохнула Катя, — Остальные палаты полные. Только у малышей пару мест есть.

      — Ему там по-любому будет лучше, чем здесь, с этими девчонками, — сказала Валя, — Я уже спросила у Нины Петровны и она дала добро.

      — Ты что серьезно? — удивилась Катя, — Хочешь перевести такого большого к грудничкам?

      — У тебя есть другие предложения? — посмотрела на Катю Валя.

      — Похоже, действительно единственный вариант, — согласилась та.

     Быстро собрав мои немногочисленные личные вещи, медсестры повели меня в другую палату.

      — Принимайте новенького! — объявила Валя, когда мы зашли в ясельную палату.

      — Здесь тебя никто не будет обижать, — усмехнулась Катя, — Смотри, тут одни мальчики.

      — И вправду, — согласилась Валя, — Перевели из девчоночьей палаты в мальчишечью.

     Я оглянулся по сторонам. Судя по одежде все дети в палате действительно были мальчиками. Я насчитал пятерых малышей. Все, разумеется, были с мамами.

      — Это тот самый мальчишка, о котором предупреждала Нина Петровна? — уточнила одна из находящихся в палате медсестер.

      — Тот самый, — кивнула Валя.

      — Не обидитесь, если такой большой у вас полежит? — обратилась Валя к мамам.

      — Какие обиды? — улыбнулась одна из молодых женщин, — Ты ж не восьмиклассника сюда привела.

      — Сколько ему? Лет семь? — спросила вторая мама, смерив меня оценивающим взглядом.

      — Семь, — кивнула Валя.

      — А чего одет так по-детсадовски? — поинтересовалась третья мама, — Чтоб среди наших малышей не выделяться?

     Все дружно засмеялись.

      — Он в этих колготах и вправду мало чем от моего двухлетнего отличается,...   — засмеялась одна из мам, кивнув на своего сынишку.

      — Ага, такие забавные колготки, — улыбнулась другая.

      — Хорошо, что хоть такие штанишки нашлись, — сказала Валя, — А то до вечера б ждал, пока родители принесут сухую одежду.

      — Сухую? — удивилась одна из мам, — Он что описался?

     Валя молча кивнула.

      — Опять? — улыбнулась дежурившая в палате медсестра, — Это же тот самый мальчишка, что вчера намочил постель.

      — Точно, Ирка, тот самый, — кивнула вторая находящаяся в палате медсестра, — Я его хорошо помню. Сама видела, как его после дневного сна вели в мокрых трусах в ванную.

      — Так это у него не в первый раз? — удивилась молодая мама, державшая на руках грудного малыша, — Тогда ему тут самое место — в палате для малышей

      — Теперь понятно, почему его сюда привели, — со смехом сказала еще одна мама.

     Чувствуя на себе насмешливые взгляды, мне хотелось провалиться под землю от стыда.

      — Только такого тут не хватало, — проворчала медсестра, которую звали Ирой.

      — Ага, — вздохнула вторая медсестра, — Мы с малышами еле справляемся, а теперь еще и семилетнему придется менять мокрые штанишки.

      — Ну а без шуток, — спросила из угла комнаты молчавшая до этого молодая мама, — Неужели мальчишку действительно перевели сюда потому что он писается?

      — Эт долгая история, — уклонилась от ответа Валя.

     Я подумал, что и вправду лучше ничего не объяснять этим мамам. Было ужасно обидно, что за мной успела абсолютно незаслуженно закрепится репутация ребенка, писающего в штаны. Но еще унизительнее было признаться, что меня перевели в палату для малышей из-за издевательств девчонок.

      — Ну что, мы наверно пойдем, — сказала Валя, — Надеюсь тебе, Дима, в этой палате больше понравится.

     Кинув мешок с моими вещами на ближайшую кровать, Валя с Катей направились к двкри в коридор. Я снова принялся изучать обстановку. Главным отличием от предыдущей палаты была мебель — три больших пеленальных стола и детские кроватки с решетками. Я недоумевал, где спят мамы малышей — пока не обнаружил дверь в другую комнату — с нормальными взрослыми кроватями. Было еще две совсем маленьких комнаты — кабинет медсестер и выложенная кафелем ванная пластмассовыми детскими ванночками.

      — Всё изучил? — с улыбкой спросила подошедшая ко мне медсестра, — Тогда пошли официально со всеми знакомиться.

     Медсестра взяла меня за руку и подвела к группе молодых мам.

      — Будем знакомиться? — улыбнулась она, — Как тебя зовут?

      — Дима, — смущенно выдавил я.

      — Здравствуй, Дима, — приветливо улыбнулась одна из мам.

      — Это тётя Марина, — представила медсестра поздоровавшуюся со мной женщину, — Мама шестимесячного Артёмки.

     Медсестра махнула рукой в сторону сопящего в кроватке грудного малыша.

      — Тётя Катя со своим Павликом — продолжила она, показав на симпатичную молодую женщину с сидящим у нее на коленях двухлетним мальчиком в колготках и маечке, — А это тётя Оля с Сережей.

      — Привет, Дима! — обернулась на меня совсем юная мама, уложив в кроватку ребенка в ползунках.

      — Сереже полтора годика, — сообщила медсестра, — У нас есть еще один полуторагодовалый — Миша. Вон в той кроватке. А это его мама — тётя Аня.

     Медсестра показала в угол комнаты.

      — А это самый старший — Саша, — сказала она, махнув рукой в сторону сидящего на горшке мальчика лет трех, — Со своей мамой — тётей Викой.

     Все мамы в палате были удивительно молодыми — всего на пару лет старше двух юных медсестер в белых халатах.

      — Меня зовут Ирой, — представилась медсестра, державшая меня за руку, — А это Надя. Можешь обращаться к нам по имени, без «тёть».

      — Какая кроватка тебе больше нравится? — обратилась ко мне Надя, — Эта в углу или вон та у окна?

     Я не знал, что ответить медсестре, потому что перспектива спать в детской кроватке с решетками меня совсем не устраивала.

      — Давай решай быстрее, — нетерпеливо посмотрела на меня Ира.

      — У окна, — обиженно буркнул я.

      — А он вообще туда поместится? — скептически улыбнулась Аня.

      — Сейчас посмотрим, — сказала Ира и, подойдя к выбранной мной кроватке, быстро опустила одну из боковых решеток.

      — Что стоишь? — прикрикнула на меня Надя, — Залезай в кроватку!

      — Действительно поместился, — сказала Вика после того, как я улегся в детскую кроватку.

      — Эти кровати достаточно большие, — заметила Надя, — Даже восьми-девятилетние дети спокойно в них помещаются.

      — Откуда ты знаешь? — поинтересовалась у медсестры Оля.

      — У нас один раз девятилетний лежал, — улыбнулась Надя, — Целых две недели.

      — Так у вас такой большой ребенок не в первый раз? — удивилась Марина.

      — Периодически присылают, когда в других палатах нет мест, — объяснила Надя.

     Ира быстро подняла решетку моей кроватки.

      — Мы всем поднимаем решетки, — пояснила она, перехватив мой недовольный взгляд, — И сам ее пожалуйста не опускай. Не говоря уже о перелезании.

      — Правила у нас одни для всех, — строго сказала мне Надя, — И для малышей, и для таких, как ты. Вылезать из кровати можно только с разрешения врослых.

     Ира встряхнула и протянула мне градусник. Я послушно сунул его подмышку и уставился в потолок, задумавшись о своем новом положении. Разумеется с попаданием в эту палату взрослые не могли относиться ко мне иначе, как к ясельному малышу. Но несмотря на обиду за такое обращение, мне было с этими мамами намного спокойнее, чем с девчонками, от которых в любую минуту можно было ожидать какой-нибудь гадости.

     Дождавшись, когда одна из медсестер придет за термометром, я попросил, чтобы она опустила решетку кроватки.

      — Зачем? — поинтересовалась Надя.

      — Я хочу в туалет, — смущенно признался я.

      — Сейчас я принесу тебе горшок, — улыбнулась Надя, опустив решетку моей кровати.

      — Горшок? — удивился я, чувствуя, что еще больше краснею.

      — Ага, — кивнула медсестра, — У нас все дети пользуются горшками. Или ты думал, мы будем водить тебя в туалет?

      — Так я сам, — сказал я.

      — Самому тебе покидать палату категорически запрещено, — строго заявила Надя, — Дети могут это делать только в сопровождении взрослых.

     Медсестра записала показания термометра в маленькую тетрадку и куда-то ушла. Решив проверить ее слова, я подошел к двери в коридор. Та действительно была заперта.

      — Ну что, убедился? — насмешливо улыбнулась подошедшая ко мне Надя, — Ключи от двери в палату только у взрослых. Мы никого из детей в коридор не пускаем. Даже таких, как ты. Я тебе уже сказала — у нас правила одни для всех.

     Надя подвела меня к стоящему у моей кровати горшку.

      — По-маленькому или по-большому? — с улыбкой спросила она.

      — По-большому, — смущенно признался я, еще больше покраснев.

      — Так снимай колготы и садись на горшок, — приказала мне медсестра.

      — Прямо тут? — удивился я, по-прежнему не представляя, как пользоваться детским горшком у весх на виду.

      — А где?...   — улыбнулась Надя, — Маленькие дети не должны стесняться ходить на горшок в присутствии взрослых.

     «Неужели мне сейчас придется при них какать в горшок?» — с ужасом подумал я. Происходящее казалось кошмарным сном.

      — Чего ты ждешь? — нетерпеливо спросила медсестра, взявшись за мои колготки.

     Я пытался сопротивляться, но Надя насильно убрала мои руки и рывком стянула мне колготки до щиколоток.

      — Какие мы стеснительные, — улыбнулась медсестра, разнимая ладони, которыми я прикрыл пах, — Знаешь что? Давай-ка мы штанишки вообще снимем, чтобы ты их не намочил.

      — Я своему тоже всегда полностью снимаю штанишки, — сказала Вика.

      — Ага, мальчикам надо обязательно снимать, когда сажаешь на горшок, — заметила Аня.

      — Эт точно, — улыбнулась Катя, — У мальчишек в положении сидя струйка не всегда в горшок попадает.

      — Для мальчиков должны выпускать специальные горшки, — сказала Оля, — У моей соседки такой. Импортный — муж недавно привез из загранкомандировки. Такой весь красивый, пластмассовый. А главное, там спереди специальный выступ — на случай, если малыш писанет вверх. У мальчишек такое очень часто бывает.

      — Я слышала, у буржуев даже есть детские горшки с музыкой, — улыбнулась Вика.

      — Чего только не придумают, — усмехнулась Катя.

      — Свекровь недавно Мише такой в «Березке» купила, — сообщила Аня.

      — Какая она у тебя крутая, — уважительно посмотрела на Аню Вика.

      — Доктор наук, — улыбнулась Аня, — Ездила месяц назал в Норвегию на симпозиум. Мне, если честно, было так неудобно. Разве чеки на такие вещи тратят? На них обычно аппаратуру покупают: двухкассетники, телевизоры...

      — И еще эти, как их, — добавила Катя, пытаясь вспомнить нужное слово, — Видики!

      — Ага, видеомагнитофоны, — кивнула Аня, — В-общем, как я ни отказывалась, потащила она меня в «Березку» не за аппаратурой, а навороченным детским горшком с музыкой. Там кстати кроме этих горшков еще куча хитрых принадлежностей для малышей, которых я вообще никогда в жизни не видела. Далеко буржуи шагнули. Одни одноразовые подгузники чего стоят.

      — Какие подгузники? — удивилась Марина.

      — Одноразовые, — повторила Аня, — Они сделаны из специального супер-впитывающего материала. Ребенок может чуть ли не целый день в такой подгузник писать и какать — и попа все равно остается сухой.

      — Везет буржуйским мамам, — протянула Марина, — У них прогресс, а у нас обычная марля. Вот бы мне такие чудо-подгузники. Просто замучилась менять Артёмке пеленки. Он тут, в больнице, вообще каждые полчаса их мочит.

     Вспомнив, что стою с голой попой, я быстро уселся на горшок. Молодые мамы продолжали вовсю на меня глазеть — с такими снисходительно-ехидными улыбками, что я не знал, куда деться от стыда. Все пятеро без сомнения собрались наблюдать от начала и до конца, как я схожу на горшок по-большому.

      — Что просто так сидишь? — обратилась ко мне медсестра, — Уже расхотелось какать?

     Заметив, что Надя уставилась мне между ног, я быстро сомкнул коленки.

      — Ножки не сдвигать! — строго сказала мне медсестра и, наклонившись, развела мои колени в стороны, — Вот так и сиди! Чтобы мне было видно, чем ты на горшке занимаешься.

     Надя отошла к кроватке полуторагодовалого Серёжи и принялась быстро раздевать малыша.

      — Что-то я ничего не слышу, — оглянулась она на меня через полминуты, — Ты будешь какать или нет?

     Я не выдержал и громко пукнул.

      — Кажется процесс пошел, — засмеялась Катя и вслед за ней остальные мамы.

     Оставив Сережу лежать в кроватке голышом, Надя быстро подошла ко мне.

      — Только хотела похвалить, — разочарованно сказала медсестра, заглянув мне между ног, — Почему до сих пор пустой горшок? Значит так — даю тебе пять минут. И если не покакаешь, тебя ждет клизма. Я не собираюсь полчаса ждать, пока ты соизволишь сходить по-большому.

     Понимая, что медсестра от меня не отстанет, я тяжело вздохнул и начал тужиться.

      — Как клизмы испугался! — засмеялась Катя.

      — Давай, тужься, — улыбнулась медсестра.

     Надя снова заглянула мне в горшок — как раз, когда я начал громко какать.

      — Какой молодец, — похвалила меня медсестра, — Видишь, надо было просто сильнее тужиться.

     Видя, что медсестра по-прежнему смотрит мне между ног, я, не в силах побороть свою стеснительность, снова сомкнул коленки. Хотелось провалиться под землю от смущения.

      — Хорошо, не буду смотреть, — засмеялась Надя, — Такой ты, Дима, стеснительный. Подумаешь, в семь лет посадили на горшок.

      — Может и нам отвернуться? — шутливо спросила Вика и все мамы тихонько захихикали.

     Весь красный от стыда, я неожиданно для самого себя начал писать.

      — Решил заодно сходить по-маленькому? — улыбнулась медсестра.

      — Так писает, как будто целый день терпел, — усмехнулась Аня.

     Я продолжал вовсю писать в горшок, стараясь не обращать внимания на смех и комментарии мам.

      — Всё? — спросила Надя, когда моя струйка иссякла, — Вставай. Сейчас вытру тебе попу.

     Моё лицо захлестнула новая волна стыда. «Малышам, которые ходят на горшок, не положено туалетной бумаги, — с ужасом осознал я, — Им вытирают попу взрослые — мокрой тряпочкой» Представив, что медсестра сейчас будет это делать мне, причем у всех на виду, я подумал, что наверно умру от стыда.

      — Давай, вставай, — повторила Надя и, потянув меня за руку, заставила встать с горшка.

     Я тут же прикрылся ладонями между ног, вызвав сдержанные смешки мам. Мне пришлось стоять так чуть ли не две минуты, пока медсестра ходила в ванную.

      — Опять прикрылся? — улыбнулась Надя, вернувшись ко мне с мокрой тряпочкой, — Ну нельзя ж быть таким стеснительным.

     Медсестра быстро нагнула меня вперед.

      — Чего зажался? — с улыбкой спросила она, попытавшись залезть тряпочкой мне в попу, — Быстренько расслабь ягодички!

     Надя надавила мне на плечо, заставив чуть-чуть присесть.

      — Вот так, — сказала она, — А теперь разведем ножки пошире.

     Заметив, как глазеют на меня молодые мамы, мне в очередной раз захотелось провалиться под землю от стыда.

      — Какая у нас грязная попа, — заметила Надя, скользя у меня между ягодиц мокрой тряпочкой.

      — Смотрите, как покраснел, — улыбнулась Катя.

      — Конечно, в семь лет уже стесняется, — сказала Оля.

      — Ничего, привыкнет, — усмехнулась медсестра.

     Я вздрогнул, почувствовав, как тряпочка углубилась мне в дырочку. Посвятив ей чуть ли не полдминуты, Надя обошла меня спереди.

      — А теперь вытрем писюнчик, — сказала она.

     Надя бесцеремонно приподняла мою письку и легонько потрясла ей над горшком.

      — Тебя не учили, что надо всегда встряхивать писюнчик после того, как сходил по-маленькому? — спросила меня медсестра, вытирая мне письку мокрой тряпочкой.

      — Я своему всегда хорошенько встряхиваю, — сказала Оля, — У мальчиков обычно столько в писюнчике остается после того, как ходят на горшок.

      — Ага, — согласилась Вика, — У моего Саши, если не встряхнуть после горшка писюньку, обычно появляется на штанишках мокрое пятно.

     Медсестра молча кинула мне колготки, которые я тут же начал неуклюже ...   натягивать.

      — Как хорошо покакал, — сказала Надя, отправившись с моим горшком в ванную.

     Одев колготки, я улегся на свою кровать, по-прежнему в шоке от прилюдного высаживани я на горшок. «Неужели мне теперь придется постоянно пользоваться горшком?» — подумал я, еле сдерживаясь, чтобы не зареветь от обиды.

     Разумеется, после первого горшочного опыта я больше не просился у медсестр ни по-маленькому, ни по-большому. Впрочем, они вовсе не собирались этого ждать — сами чуть ли не каждые полчаса подсовывали мне горшок. Понимая, что мне не разрешат ходить в нормальный туалет, я попытался отнести горшок в ванную, чтобы не писать у всех на виду, но Ира вернула меня в главную комнату, заявив, чтобы я все делал там, как остальные малыши. Было ужасно обидно, как со мной обращались в этой палате. Впрочем всё, что эти мамы с медсестрами обо мне знали — это два мокрых конфуза. Поэтому и обращение было соответствующим.

     Мне ничего не оставалось, как писать и какать в горшок у всех на виду — стараясь не обращать внимания на ехидные комментарии медсестер и мам. Не говоря уже о совсем юных практикантках, которые повадились ходить в палату после обеда. Было такое впечатление, что они специально приходили посмотреть на меня. Еще бы — семилетний ребёнок в палате для малышей. Одна обнаглела до такой степени, что когда ей рассказали, что мне вместе с ясельными малышами приходится пользоваться детским горшком, она специально попросила Иру заставить меня туда пописать.

     Вечером пришла мама. Увидев, что она принесла несколько пар трусов и трико, я тут же переоделся, избавившись от ненавистных колготок.

      — Откуда у тебя эти колготки? — удивилась мама.

     Я смущенно промолчал. Объяснять маме происхождение салатовых девчоночьих колготок мне совсем не хотелось.

      — Дима полтора года назад перестал колготки носить, — улыбнулась мама, — Сразу, как пошел в школу.

      — Понятия не имею, откуда у него эти колготки, — пожала плечами Ира, аккуратно складывая салатовые колготки, — Его к нам в них привели.

      — Три пары трусов думаю хватит, — сказала Надя, взяв у мамы стопку одежды.

      — Не знаю, — усмехнулась Ира, — Он же их постоянно мочит.

      — Дома у Димы ничего подобного с трехлетнего возраста не было, — сказала мама.

      — У детей постарше, как Ваш, это не такая уж и редкость, — заметила Надя, — Особенно в больнице.

      — Ага, многие в больнице писаются, — сказала Ира, — Резкая смена обстановки, стресс...

      — Вы только не волнуйтесь, — обратилась к маме Надя, — Мы постараемся подобных вещей больше не допускать.

      — Мы следим, чтобы каждый ребенок вовремя ходил по-маленькому и по-большому, — добавила Ира.

     Слушая разговор медсестер с мамой, я не знал, куда деться от смущения. Одно дело, когда незнакомые люди обсуждали это между собой и совсем другое, когда медсестры рассказывали о моих конфузах маме — спокойно и буднично, как будто речь шла о двухлетнем малыше.

      — Ну как тебе в этой палате? — спросила меня мама.

      — Мы можем перевести назад, если не нравится, — улыбнулась Ира.

     Я отрицательно мотнул головой. Несмотря на свои не слишком приятные особенности ясельная палата была намного лучше прежней, девчоночьей. Возвращаться туда мне совсем не хотелось.

      — Потерпи, зайчонок, — ласково сказала мама, погладив меня по голове, — Врач сказала, что наверно через три дня выпишут.

     Я тяжело вздохнул. Три дня казались немыслимо долгим сроком.

      — Мам, а что, если тебе разрешат тут остаться? — с надеждой спросил я, подумав, что может оно и к лучшему, что меня перевели в палату для малышей, — Смотри, в этой палате все с мамами.

      — Даже не знаю, — замялась мама, — Больничный наверно взять не получится — и так все в этом году на тебя израсходовала. Только в счет отпуска.

      — Извините, но мы разрешаем родителям лежать в больнице только с детьми грудного и ясельного возраста, — немного виноватым тоном сказала Ира.

      — До трех лет, — пояснила Надя, — Потому что мамы следят за своими малышами — главным образом меняют мокрые штанишки. Иначе нам на всех рук не хватит.

      — Этот тоже мочит штанишки, — усмехнулась Оля.

      — Ну он же не делает это каждый час, — улыбнулась Ира.

      — Обратитесь к Нине Петровне — заведующей отделением, — посоветовала Надя, — Может разрешит в порядке исключения.

      — Надо будет завтра спросить, — сказала мама.

     Побыв со мной еще полчаса, мама начала собираться.

      — Пока, Димуля, — ласково улыбнулась она, увидев, что мне принесли ужин, — Хорошо себя веди и не писай в штаны.

     Я обиженно посмотрел на маму — неужели медсестры сумели ее убедить, что я, как грудной, не могу контролировать мочевой пузырь?

     Через час после ужина сменились медсестры.

      — Это Маша с Оксаной, — представила мне новых девушек Ира, — Ночные медсестры.

     «Точно практикантки» — подумал я, украдкой разглядывая совсем юных девушек в белых халатах.

      — Интересно, что такой большой тут делает? — удивленно поинтересовалась Маша.

      — Перевели к нам потому что писается, — с улыбкой объяснила Надя.

     Вкратце рассказав новым медсестрам о событиях за день, Надя с Ирой покинули палату. Ночные медсестры казались намного добрее прежних — особенно симпатичная улыбчивая Маша. Я решил попроситься у нее в туалет, надеясь, что медсестра разрешит мне выйти из палаты.

      — Куда? — удивилась Маша, услышав мою просьбу.

      — В туалет, — тихо повторил я.

      — Они что не дали ему горшок? — раздраженно спросила Оксана.

      — Вон стоит, — улыбнулась Оля, показав на стоящий под моей кроватью эмалированный детский горшок.

      — Так в чем тогда дело? — обратилась ко мне Оксана, — Бери горшок и делай туда все свои детские делишки.

     Обиженно вздохнув, я поплелся к своей кровати. «Хорошо, что по крайней мере не стала настаивать, чтобы я сходил на горшок в ее присутствии» — подумал я, твердо решив терпеть мучивший меня после ужина позыв по-большому.

      — До сих пор не сходил на горшок? — поинтересовалась Оксана через пять минут, проходя мимо моей кровати, — Давай, Дима. Не надо терпеть. Тебе все равно придется этим горшком пользоваться. У нас в палате все дети ходят только на горшок. И по-маленькому, и по-большому.

      — Что ты его уговариваешь? — обернулась стоящая у одного из пеленальных столов Маша, — Уже не маленький. Захочет — сходит.

     Медсестры были правы. Чувствуя усиливающийся с каждой минутой позыв какать, я с обидой понял, что мне рано или поздно придется сесть на горшок.

      — Бери термометр, — сказала Оксана, протянув мне градусник.

     За пять минут, пока я держал подмышкой термометр, позыв по-большому стал совсем нестерпимым. Едва дождавшись, когда Оксана заберет у меня градусник, я вскочил с кровати и посмотрел на стоящий под ней горшок. Я намеревался отнести его в ванную и покакать там, надеясь, что новые медсестры не станут настаивать, чтобы я ходил на горшок в главной комнате у всех на виду.

     Нагнувшись, чтобы достать из-под кровати свой горшок, я неожиданно громко пукнул и в ужасе замер, чувствуя, как между ягодиц расползается теплая масса. «Неужели обкакался?» — в панике подумал я и густо покраснел. Было абсолютно непонятно, что мне теперь делать. Я прекрасно понимал, что медсестры ...   по-любому обнаружат, что у меня грязные трусы — даже если я схожу на горшок. Кому-то из них ведь придется вытирать мне после горшка попу. «И почему я терпел до последнего?» — в отчаянии подумал я. Разумеется теперь было все равно — сходить на горшок или сделать все под себя. Я густо покраснел и, окончательно сдавшись, громко наложил в трусы приличную кучу.

      — Ты что обкакался? — обернулась на меня Оксана.

      — Ага, очень подозрительно пахнет, — улыбнулась Катя, — И штаны сзади отвисли.

     Быстро подойдя ко мне, Оксана заглянула мне за спину и пощупала попу.

      — Ничего себе наложил кучу! — сообщила она уставившимся на меня мамам.

     Я растерянно стоял перед медсестрой с пунцовым от стыда лицом.

      — Ты почему обкакался? — набросилась на меня Оксана, — Что молчишь? Почему ты не сходил на горшок, когда тебя об этом просили? Терпел до последнего, пока не наложил кучу в штанишки!

     Ко мне быстро подошла Маша.

      — Смотри, Машка, как обкакался, — показала на мою попу Оксана.

      — Ай-яй-яй, — неодобрительно покачала головой Маша, — Малышам еще простительно, но от такого большого я этого никак не ожидала.

      — От него всего можно ожидать, — язвительным тоном заявила Оксана, — Ты, Дима, и дома так какаешь в штанишки? Ох, не завидую я твоей маме.

     Оксана отчитывала меня еще пару минут. Слушая ее обидные слова, я еле сдерживался, чтобы не зареветь.

      — Нам без тебя с малышами забот хватает, — заявила медсестра напоследок, — Их, кстати, мамы после грязных штанишек подмывают, а твою попу сейчас мне мыть придется.

     Оксана сходила к пеленальному столу и вернулась оттуда с тонкой резиновой перчаткой. Я с опаской наблюдал, как она натягивает ее на правую руку, гадая, что затеяла медсестра.

      — Что неприятно стоять с кучей в штанишках? — усмехнулась Оксана, скользнув рукой мне между ног, — Давай ее немножко помесим.

     Медсестра принялась месить кучу у меня в трусах. Я поежился, чувствуя, как теплая масса противно перемещается у меня между ног. Ощущение было таким неприятным, что я не выдержал и громко заревел.

      — Ты у меня эти грязные штаны надолго запомнишь, — улыбнулась Оксана, продолжая месить мою кучу.

     Я зашелся плачем и, повинуясь второму нестерпимому позыву, пустил в трусы сильную струю.

      — Смотри, Оксан, он еще и описался, — с улыбкой сказала Маша.

      — Думаешь, мне отсюда не видно? — усмехнулась Оксана.

      — Точно, вовсю мочит штаны, — улыбнулась Марина, — Ай-яй-яй, как не стыдно!

      — Как будто обкакаться было мало, — проворчала Оксана, — Маш, можешь принести мне клеенку? А то уже начало капать на пол.

     Маша сбегала за клеенкой, которой Оксана тут же быстро обернула меня между ног.

      — А как покраснел, — усмехнулась Катя.

      — Правильно, — сказала Оксана, — Еще как должно быть стыдно! Только посмотри на себя, Дима. Обкакался, как годовалый. Не говоря уже, какой спереди мокрый. Теперь я понимаю, почему тебя к нам перевели.

     Я продолжал тихонько всхлипывать, не зная, куда деться от стыда.

      — Ну что, залезай вон на тот пеленальный стол, — показала мне Оксана, — Сейчас буду тебя подмывать. Давай так, Машка. Сейчас я им займусь, а в следующий раз ты. Подобные обязанности надо чередовать.

      — Хорошо, — кивнула Маша, — Только надеюсь, что «следующего раза» у Димы не будет.

     Оксана приставила к среднему пеленальному столу стул и я неуклюже залез наверх — двигаться с кучей в трусах было очень неудобно.

      — Давай снимем штанишки, — сказала Оксана, потянув за мои трико.

     Вслед за трико медсестра осторожно сняла с меня обкаканные трусы.

      — Какой грязный, — покачала головой стоящая у соседнего пеленального стола Оля.

      — Просто ужас, — сказала Марина, поближе подойдя к моему столу, — Даже у моего шестимесячного никогда такой грязной попы не было.

      — У моего Миши и грязнее бывает, — усмехнулась Аня, пристально рассматривая меня между ног, — Помните, что он позавчера устроил?

     Стоя без трусов и слушая, как мамы сравнивают меня со своими малышами, я не знал, куда деться от смущения.

      — Быстро убрал оттуда руки! — прикрикнула на меня Оксана и, не дожидаясь моей реакции, сама насильно развела мне ладони, которыми я прикрылся между ног, — В штаны в семь лет какать мы не стесняемся, а постоять с голой попой не можем.

      — Дима такой стеснительный, — улыбнулась Вика, — Постоянно от всех прикрывается.

      — Решила раздеть догола? — поинтересовалась Маша у Оксаны, когда та сняла с меня через голову майку.

      — Так он эту майку тоже умудрился замочить, — недовольно поморщилась Оксана, — Смотри, какая внизу мокрая.

      — Ничего себе, — усмехнулась Маша, — Как же ты, Дима, так описался? Давно уже ничего подобного не видела. Даже у малышей.

      — У этого, уверена, такое каждый день повторяется. И не по разу, — проворчала Оксана и ушла в ванную.

     Вернувшись к столу, медсестра принесла миску с водой, в которой плавали три небольших тряпочки. Оксана осторожно поставила миску на стол и вынула из ящика кафельное полотенце, белую пластмассовую мыльницу и голубой тюбик. «Детский крем» — догадался я и густо покраснел от мысли, что меня сейчас будут подмывать, как малыша.

      — Это ж надо было так обкакаться, — вздохнула Оксана, принявшись вытирать мне попу холодным мокрым полотенцем.

     Я недоумевал, почему Оксана подмывает меня холодной водой. Дневные медсестры всегда вытирали мне попу теплой тряпочкой.

      — Ложись на спинку, — приказала мне Оксана, — Вот сюда, на пеленку.

     Осторожно уложив меня ровно посередине стола, медсестра вынула из воды тряпочку и полминуты тщательно ее намыливала.

      — А теперь поднимаем ножки вверх! — сказала Оксана и до отказа задрала мне ноги.

     Последовавшее за этим прикосновение холодной тряпочки заставило меня поежиться.

      — Не знаю, как вы, — обратилась Оксана к обступившим стол мамам, — Но я описавшихся и обкакавшихся малышей всегда подмываю холодной водой.

      — Так вот как медсестры в этой больнице наказывают за грязные штанишки, — улыбнулась Оля, — Холодным подмыванием.

      — Ну что? — с насмешливой улыбкой посмотрела на меня Оксана, скользя намыленной тряпочкой между моих половинок, — Не стыдно, что тебя в семь лет подмывают, как малыша?

     Я испуганно вздрогнул, почувствовав, как тряпочка углубилась в мою чувствительную дырочку. Лежа перед медсестрой с задранными ногами, я чувствовал себя полностью беззащитным.

      — Хорошенечко везде помоем, — сказала Оксана, принявшись намыливать мне мошонку.

     Я поежился от неприятной щекотки, отметив, как еле заметно улыбнулась медсестра — моя реакция на прикосновения холодной намыленной тряпочки ее явно забавляла.

      — Как у тебя тут грязно, — сказала Оксана и еще раз провела мне тряпочкой по яичкам.

     Было так щекотно, что я начал покрываться гусиной кожей.

      — У моего тоже обычно в этом месте так грязно после того, как ходит по-большому, — заметила Марина.

      — За яичками? — уточнила Оля, — У всех мальчишек там самое грязное место.

     Я недовольно посмотрел на мам — разумеется все с интересом наблюдали, как медсестра меня подмывает.

      — Кажется везде намылила, — сказала ...   Оксана и, вынув из миски с водой новую тряпочку, принялась быстро вытирать мне попу, смывая мыло.

     Посвятив этому занятию около минуты, медсестра опустила мои ноги вниз и снова взяла намыленную тряпочку.

      — Помоем животик, — улыбнулась она и начала щекотно намыливать мне низ живота.

     Было холодно и ужасно щекотно — особенно когда намыленная тряпочка в Оксаниной руке заскользила по моему лобку. Следующей была разумеется писька.

      — Смотри, какой махонький писюнчик, — с улыбкой сказала Маше Оксана, — Прям, как у трехлетнего.

      — Я тоже заметила, — улыбнулась Маша.

     Вынужденный терпеть Оксанины манипуляции с моей писькой, я не знал, куда деться от стыда.

      — Такая забавная маленькая палочка, — улыбнулась Оля, еще больше вогнав меня в краску.

     Взяв из миски с водой новую тряпочку, Оксана принялась протирать мне лобок, чтобы смыть мыло. Холодное подмывание было очень неприятным. Теперь было понятно, почему медсестры применяют его в качестве наказания.

      — И напоследок помажем между ножек детским кремом, — улыбнулась Оксана, потянувшись за лежащим на столе голубым тюбиком, — Не надо смотреть на меня такими глазами. Каждого ребенка положено после подмывания мазать дестким маслицем или увлажняющим кремом.

      — Боишься, что у мальчишки в семь лет появятся опрелости? — ехидно спросила Марина и все взрослые дружно расхохотались.

     Открутив колпачок тюбика, Оксана до отказа задрала мне ноги и принялась мазать кремом мою попу. Сначала она щекотно скользила ладонью вверх и вниз у меня между ягодиц, а потом уперлась пальцем в мою чувствительную дырочку, заставив меня похолодеть от испуга. Сделав несколько пробных тычков, Оксана бесцеремонно сунула палец вовнутрь. Ощущение было таким неприятным, что я не выдержал и заплакал.

      — Такой большой, а не может потерпеть, — улыбнулась медсестра, быстро вынув палец у меня из попы, — Всем детям так мажут попу.

      — Ага, — подтвердила Марина, — Чтобы лучше какали.

      — Куда уж лучше, — засмеялась Маша.

     Набрав на пальцы щедрую порцию белого крема, Оксана принялась мазать мне мошонку — так нестерпимо щекотно, что я не выдержал и задрыгал ногами.

      — Так мы оказывается боимся щекотки! — засмеялась Оксана, — Ути-ути-пути. Чей это маленький розовый мешочек? Смотри, Маш, как он дрыгает ногами.

      — Прям как мой полуторагодовалый, — усмехнулась Оля, — Тоже не может терпеть, когда его мажут между ножек кремом или детским маслицем.

      — И мой дрыгает ножками во время мазанья кремом, — добавила Марина.

     Извиваясь на столе, я безуспешно пытался увернуться от щекотных пальцев медсестры.

      — Давай, подрыгай для нас ножками, — насмешливо улыбнулась Оксана, продолжая перебирать пальцами у меня за яичками, — Вот так. Может ты еще и струйку сейчас пустишь? Ты сегодня все делаешь, как маленький. Что, утром описаться было мало? Решил и нам с Машей сделать подарок в виде грязных штанишек? Скажи спасибо, что мы ночью дежурим. Днем я б вообще с тобой не церемонилась. Таким упрямым, как ты, проще вместо горшка ставить три-четыре раза в день клизму.

     Оксана опустила мои ноги вниз и, выдавив на ладонь новую порцию крема, принялась мазать мне лобок. Было щекотно, но не так сильно, как минуту назад, когда она мазала мне кремом мошонку.

      — А теперь писюнчик, — улыбнулась медсестра, приподняв пальцами мою письку.

     Подняв взгляд на уставившихся мне между ног мам, я подумал, что сейчас умру от стыда.

      — Ну вот и все, — улыбнулась Оксана, оставив наконец мою письку в покое, — Можно одевать трусики. Надеюсь у тебя есть запасные.

      — В тумбочке у кровати, — подсказала медсестре Аня, — Мама ему целых три пары оставила.

      — Две, — со смехом поравила Оля, — Одни трусы Дима уже оприходовал.

     Оксана сходила к моей тумбочки и вернувшись с белыми трусами и голубой майкой, быстро меня одела — разумеется лежа, как малыша.

      — Марш в постель! — приказала она, не без труда сняв меня с пеленального стола.

     Забравшись в кровать, я быстро накрылся одеялом и принялся смотреть, как медсестры возятся на пеленальных столах с малышами. Наблюдая, как Маша с Оксаной делают детям разные процедуры, я сам не заметил, как заснул.

     Проснувшись утром от громкого детского рёва, я недовольно посмотрел на маячившую перед моим лицом решетку детской кроватки. После этого я перевел взгляд на настенные часы — было почти девять. Судя по суете в палате все ее обитатели уже давно проснулись — как взрослые, так и малыши. Я принялся наблюдать за писающим в горшок трехлетним Сашей, прикидывая, сколько еще сам смогу терпеть сильный позыв по-маленькому.

     Было еще одно чувство — непонятного, но какого-то смутно знакомого дискомфорта. «Опять описался во сне» — догадался я, пощупав трусы. Впрочем в отличие от прошлого раза трусы и простынь были не мокрыми, а немного влажными. «Полежу в постели еще полчаса, чтоб все высохло» — решил я и, уставившись в потолок, принялся размышлять, почему я потерял в больнице способность контролировать свой мочевой пузырь. «Лекарства что-ли виноваты? — мрачно рассуждал я, — Или больничная обстановка так угнетающе действует? Постоянные, преследовавшие меня, как гипноз упоминания медсестер и мам, что я писаюсь, как маленький»

      — Уже проснулся? — улыбнулась подошедшая к моей кровати Оксана, — Давай, вставай. Сейчас принесу тебе завтрак.

     Медсестра опустила боковую решетку моей кровати.

      — Ну? — нетерпеливо посмотрела на меня девушка, — Не слышал, что тебе сказали? Быстренько вставай и марш на горшок!

     Оксана рывком сдернула с меня одеяло.

      — Встав... — начала она и неожиданно осекшись, уставилась мне между ног.

      — Опять описался? — насмешливо улыбнулась подошедшая к моей кровати Маша.

      — Еще как, — кивнула Оксана.

      — Как не стыдно! — обратилась ко мне Вика, — Такой большой мальчик и писаешь в постель. Бери пример с моего трехлетнего Саши. Уже не помню, когда он в последний раз просыпался мокрым.

      — У нас в больнице точно ни разу, — сказала Маша.

     Вынужденный слушать, как мамы стыдят меня за мокрую постель, я еле сдерживался, чтобы не зареветь.

      — Так и знала, что надует в постель, — проворчала Оксана, стаскивая с меня мокрые трусы, — Надо было ночью разбудить и заставить сходить на горшок. Кстати, Машка, сейчас твоя очередь его подмывать.

      — Я знаю, — кивнула Маша и потянула меня за руку, — Ну что, Дима, вылезай из кровати и забирайся на свободный пеленальный стол.

     Маша отвела меня к пеленальным столам и помогла залезть на самый крайний, у окна.

      — Ложись на спинку, — с улыбкой попросила медсестра, — Сейчас я принесу воду и тряпочки.

     Я послушно лег на спину.

      — Если честно, довольно непривычно видеть семилетнего ребёнка на пеленальном столе, — заметила Марина.

      — Что, Маша, собираешься подмывать мальчишку по всем правилам, как малыша? — улыбнулась Катя, — Смех, да и только.

      — А что еще остается делать, если он в семь лет писается, как маленький, — усмехнулась Маша.

     Обе медсестры ушли в ванную, оставив меня лежать на столе голышом. Стеснительно прикрывшись от глазевших на меня мам, я прислушался к доносившемуся из ванной разговору. Судя по тону медсестер они о чем-то спорили. Я расслышал только одну Оксанину фразу: «Нужно наказывать! Иначе не отучим мочить штанишки»....  

     Через пару минут Маша вернулась ко мне с уже знакомой наполненной водой синей миской, в которой плавали две тряпочки.

      — Чего прикрылся? — улыбнулась медсестра, насильно разводя мне руки, — И когда ты уже перестанешь стесняться?

     Я украдкой дотронулся до миски — она была просто ледяной. «Так вот о чем они спорили, — с обидой догадался я, — Какой водой меня подмывать: горячей или холодной» Оксана похоже убедила Машу снова наказать меня холодным подмыванием.

     Рывком задрав мне ноги, Маша принялась аккуратно вытирать мою попу намыленной тряпочкой. Как и в прошлый раз, подмывание холодной водой было очень неприятным. Но самое ужасное, мне сильно хотелось по-маленькому. Щекотные прикосновения холодной тряпочки сделали и без того мучительный позыв просто нестерпимым. Я едва сдерживался, чтобы не пустить струйку — прямо лежа на пеленальном столе.

     К счастью Маша делала все намного быстрее Оксаны. Подмывание заняло у нее от силы минуты три. Увидев, как медсестра отложила в сторону тряпочку, я вздохнул с облегчением. Но радоваться было рано — Маша взяла в руки тюбик с детским кремом.

      — Надо помазать тебя кремом от опрелостей, — пояснила мне медсестра, — А то наверно полночи лежал мокрым.

     Выдавив на пальцы щедрую порцию крема, Маша начала мазать мне низ живота и лобок. Было щекотно, но я мог терпеть — по крайней мере пока она мазала меня спереди. Когда же медсестра задрала мне ноги и принялась мазать холодным кремом мою мошонку, щекотка стала просто нестерпимой. Хуже всего было то, что эта щекотка мешала мне бороться с сильным позывом по-маленькому.

      — Только посмотрите, как дрыгает ногами, — улыбнулась Оля.

      — Ага, так отчаянно вырывается, — сказала Вика.

      — Миша тоже всегда ерзает и пытается увернуться от моих пальцев, когад я ему мажу детским кремом яички, — сказала Аня.

      — И почему все мальчишки так боятся щекотки? — засмеялась Катя.

      — Потерпи, — улыбнулась мне Маша, — Нужно как следует помазать тебе мошонку и все складочки между ножек. Особенно вот тут, за яичками.

     Медсестра набрала на кончики пальцев новую порцию крема и снова скользнулоа ими мне за мошонку. Мгновенно покрывшись гусиной кожей, я задрожал всем телом от нестерпимой щекотки и, не в силах больше бороться с острым позывом по-маленькому, начал писать.

      — Ой! — вырвалось у Маши, — Быстренько дайте мне горшок. Марина схватила с пола первый попавшийся детский горшок и передала его Маше.

      — Спасибо, — кивнула медсестра, — Вот так подставим под струйку.

      — Вот это сюрприз! — засмеялась Катя.

      — Какой там сюрприз! — усмехнулась Оля, — Как будто никто из вас не видел, что ребенок хочет по-маленькому.

      — Я тоже заметила, — согласилась Марина, — Так беспокойно себя вел. Мне одного взгляда достаточно, чтобы понять, что малыш хочет писать.

      — Чего он тогда не попросился на горшок? — присоединилась к дискуссии Аня.

      — Ага, жди, что семилетний мальчишка будет при всех проситься, — усмехнулась Вика, — Тем более такой стеснительный, как этот.

      — Серьезно пустил фонтан? — крикнула из ванной Оксана.

      — Еще какой! — засмеялась Маша.

      — Мой тоже любит пускать фонтаны на пеленальном столе, — улыбнулась Марина.

      — Все мальчики любят этим заниматься, — усмехнулась Маша.

      — Ага, мальчишки такие вредные, — засмеялась Аня.

      — Думаешь и Дима это из вредности сделал? — ехидно спросила Вика, — Обычная детская реакция на холодную воду.

     Продолжая вовсю писать у всех на виду, я мысленно отметил, что никогда в жизни еще не испытывал подобного стыда. «Вот так пустить фонтан на пеленальном столе — что может быть ужаснее этого позора?» — с обидой подумал я — за секунду до того, как в палату зашла молодая врач в сопровождении группы практиканток.

      — Что тут у вас происходит? — с улыбкой спросила врач, подойдя поближе.

      — Мальчишка пустил фонтан во время подмывания, — сообщила врачу Маша.

     Услышав сдержанное хихиканье юных практиканток, мне захотелось провалиться под землю от стыда.

      — Это его вчера к вам перевели? — поинтересовалась врач, — Семилетнего ребёнка, который мочит постель?

      — Его, — подтвердила Маша.

      — Надеюсь, сегодня утром проснулся сухим? — улыбнулась врач.

      — Ага, как же! — засмеялась подошедшая к столу Оксана, — Чего Вы думаете, Маша его с утра подмывает?

      — Снова во сне описался? — нахмурилась врач, — Ай-яй-яй, как не стыдно!

     Хихикающие практикантки уставились на меня с насмешливыми улыбками.

      — Давай вытрем писульку, — ласково сказала мне Маша.

     Аккуратно ытерев мне письку мокрой тряпочкой, медсестра отодвинула в сторону горшок и опустила мои ноги вниз.

      — Не знаю, как такой большой умудрился у них пустить фонтан, — обернулась врач к стоящим за ней практиканткам, — В-основном подобное обычно случается с грудными малышами.

      — Ага, я слышала, что груднички часто писают во время подмывания и других гигиенических процедур, — сказала одна из практиканток.

      — Особенно мальчики, — добавила Оксана.

      — В-основном мальчишки, — согласилась Маша, — Причем как будто специально стараются пустить струйку в самый неподходящий момент.

      — И не говори, — улыбнулась Вика, — Мой, кстати, чуть ли не до двух лет этим занимался.

      — Мой Павлик тоже только к двум перестал пускать фонтаны во время детских процедур, — сказала Катя.

      — Не радуйтесь раньше времени, — со смехом обратилась Оксана к Вике с Катей, — Этот, как видите, в семь лет устроил фонтан.

     Все дружно засмеялись.

      — Диме в этой палате самое место, — продолжила Оксана, взглянув на врача, — Хуже ясельного. Видели бы вы, Ирина Владимировна, как он вчера вечером обкакался.

      — Ага, наложил полные штаны, — улыбнулась Маша.

     Медсестры принялись подробно рассказывать врачу с практикантками, как я вчера обкакался. Снова заметив на лицах практиканток насмешливые улыбки, я еще больше покраснел от стыда.

      — Ничего себе! — вздохнула врач, — Я думала, у него только энурез на нервной почве. А он у вас еще и пачкает штанишки. Надо будет поговорить с родителями. Ребенок наверно не только у нас, но и дома ходит под себя.

     Врач подошла вплотную к моему столу и жестом поманила практиканток к себе.

      — С него и начнем, раз уже лежит на столе, — решила она, кивнув в мою сторону, — А вы, пока я осматриваю ребенка, раздевайте следующего.

     Обступившие стол практикантки с интересом на меня уставились.

      — Сними ему маечку, — попросила врач Машу.

      — Оставить совсем голышом? — улыбнулась та, снимая с меня через голову майку.

      — Угу, — кивнула врач, — Буду осматривать его голеньким, как остальных малышей в вашей палате.

      — Такой хорошенький, — с умилительной улыбкой сказала одна из практиканток.

      — Очень симпатичный мальчонка, — улыбнулась вторая.

      — Ага, такой смешной, — сказала третья, — Особенно сейчас, когда лежит голышом. Не отличить от двухлетнего карапуза на соседнем столе.

      — И вправду похож на ясельного, — засмеялась четвертая девушка и вслед ...   за ней все остальные.

     Я густо покраснел и сделал попытку прикрыться между ног, но врач мягко развела мне руки.

      — Не надо нас стесняться, — с ласковой улыбкой сказала она, одевая фонедоскоп.

      — Вставай, Дима, — потянула меня за руку Маша.

      — Пусть лежит на спинке, — сказала врач, — Послушаю его, как грудного.

     Врач принялась прикладывать к моей груди холодный фонедоскоп.

      — С сердцем все в порядке, — сообщила она через минуту, — И никаких хрипов в лёгких.

     Ирина Владимировна приложила ладонь к моему животу.

      — А вот животик довольно плотный, — нахмурилась она, — Сейчас попробую помассировать.

      — Делаете ему массаж от газиков? — понтересовалась одна из практиканток, наблюдая, как врач массирует мне живот.

     Я не удержался и громко пукнул.

      — Что, Дима, решил за меня ответить? — засмеялась врач и сильнее нажав мне на живот, добилась еще одного громкого пука, — Вот так. Давай как следует попукаем.

     Продолжая лежать голышом перед обступившими стол практикантками, я не знал, куда деться от стыда.

      — Делайте ему такой массаж как минимум три раза в день, — сказала врач медсестрам.

      — Я б просто поставила газоотводную трубочку, — заметила Оксана.

      — Тоже вариант, — согласилась врач, — Кстати, как часто он у вас ходит по-большому?

      — Сейчас посмотрю наш горшочный журнал, — сказала Маша, взяв лежащую на столе толстую общую тетрадь, — У предыдущих медсестер вчера два раза покакал. И потом уже при нас наложил кучу в штанишки.

      — В ясельной палате положено вести учет, как дети ходят по-маленькому и по-большому, — пояснила практиканткам врач.

      — Так они и семилетнего в этот журнал вписали? — засмеялась одна из девушек.

      — Конечно вписали, раз его официально к нам определили, — раздраженно посмотрела на пркатикантку Оксана, — Ведем подробный учет, как ребёнок ходит на горшок — точно так же, как с остальными малышами.

      — Молодцы, — похвалила медсестер врач, — Продолжайте всё записывать.

     Врач принялась щупать мне низ живота.

      — Вы что мазали такого большого детским кремом? — со смехом спросила она у медсестер, — Чего у него так блестит лобок?

      — Ага, решила на всякий случай помазать, — сказала Маша, — Он же наверно всю ночь лежал мокрым.

      — Небось полтюбика на него израсходовала, — усмехнулась врач, щекотно щупая мне лобок.

      — Лучше подстраховаться, — поддержала Машу Оксана, — Чтоб родители не предъявляли претензий, что у ребенка в больнице появились опрелости.

      — Сейчас проверим, — улыбнулась врач, рывком задрав мне вверх ноги.

     Неожиданное щекотное прикосновение между ног заставило меня вздрогнуть.

      — У мальчиков опрелости чаще всего появляются вот тут, за яичками, — пояснила практиканткам врач, продолжая щекотно меня щупать.

      — Как сразу задрыгал ногами, — улыбнулась одна из практиканток.

      — Ага, — кивнула вторая, — А лицо какое недовольное. Особенно сейчас, когда вы щупаете ему мошонку.

      — Проверяете, опустились ли у ребенка яички? — поинтересовалась третья практикантка.

      — У семилетнего мальчишки? — засмеялась первая, — Тоже скажешь!

      — Конечно опустились, — улыбнулась врач, — Разве не видно?

      — Я знаю! — подала голос стоящая позади всех невысокая девушка с пышным хвостом огненно-рыжих волос, — Вы проверяете ребенку один рефлекс. Забыла, как называется...

     Практикантка наморщила лоб, пытаясь что-то вспомнить.

      — Кремастерный, — с улыбкой подсказала врач, — Мальчикам всегда его проверяют во время осмотра.

     Врач снова потрогала мне мошонку, вынудив задрыгать ногами от нестерпимой щекотки.

      — Ну что? — обратилась она к практиканткам, — Кто мне скажет, в чем заключается кремастерный рефлекс?

      — Подтягиваются яички, когда их легонько щекочут, — бойко ответила рыжая девушка.

      — Правиильно, — кивнула врач, продолжая щекотать мне яички, — Смотрите, как они втягиваются вовнутрь, стоит только дотронуться до мошонки кончиками пальцев.

      — Ага, сразу прячутся, — улыбнулась одна из практиканток.

      — Кстати, наиболее интенсивно кремастерный рефлекс выражен как раз в этом возрасте, — пояснила врач, — В шесть-семь лет. Ну что, все посмотрели? Или хотите, чтобы я еще раз показала?

      — Пощекотите мальчишку еще раз, — со смехом попросила одна из практиканток, — Так прикольно смотреть, как он дрыгает ножками.

     Все дружно засмеялись.

      — Сейчас еще кое-что проверим, — усмехнулась врач, опустив мне ноги.

     Почувствовав, как чужие пальцы приподняли мне письку, я густо покраснел, не зная, куда деться от стыда.

      — Непорядок, — неодобрительно нахмурилась врач после нескольких очень неприятных манипуляций с моей писькой.

      — Я как раз, Ирина Владимировна, хотела Вам об этом сказать, — обратилась к врачу Оксана.

      — Видите вот этот хоботок? — показала практиканткам врач, легонько помяв мне кончик письки.

      — Точно такой же, как у малыша, что лежит на соседнем столе, — кивнула одна из практиканток на лежащего справа от меня полуторагодовалого Серёжу, которого Оксана уже успела раздеть догола.

      — Ага, у них почти одинаковые писульки, — улыбнулась другая практикантка, — У семилетнего конечно покрупнее.

      — Совсем ненамного, — усмехнулась третья, — А по форме точно одинаковые.

      — Я как раз на это и хотела обратить ваше внимание, — сказала врач, — У семилетнего мальчика уже не должно быть такого плотного хоботка.

     Врач снова неприятно помяла пальцами мою письку.

      — Крайняя плоть в этом возрасте должна быть достаточно эластичной, чтобы полностью оттягиваться, — продолжила Ирина Владимировна, — А у него — смотрите — головка вообще не открывается.

      — Физиологический фимоз? — подала голос рыжая практикантка.

      — Давай не будем преждевременно ставить никаких диагнозов, — улыбнулась врач и повернулась к медсестрам, — Значит так, девочки. Будете теперь каждый день водить его к процедурной медсестре. Она знает, что делать.

      — Мы сейчас никак не успеем, — виновато сказала Маша, посмотрев на часы, — Через полчаса смена заканчивается.

      — Тогда попросите следующих медсестер, чтоб сводили, — сказала врач.

      — А чё им сказать-то? — спросила Оксана, — Как эта процедура называется?

      — Скажите, чтоб попросили процедурную медсестру разработать ребёнку крайнюю плоть, — пояснила врач, переходя к следующему пеленальному столу, — Всё, можете его одевать.

     Врач склонилась над лежащим на соседнем столе голеньким малышом.

      — Сейчас я тебя одену, — сказала мне Маша, отправившись к моей тумбочке за сухими трусами.

     Представив предстоящую мне загадочную, но явно малоприятную процедуру, я похолодел от страха. К счастью ночные медсестры действительно не успели сводить меня в процедурный кабинет, потому что у них закончилась смена.

      — Привет, Светка, — поздоровалась Маша с вошедшей в палату девушкой в белом халате, — А Таня где задерживается?

      — С Катькой в коридоре ...   лясы точит, — усмехнулась Света, — Сейчас я ее позову.

     Света вышла из палаты и через полминуты вернулась с другой девушкой, на ходу застегивающей белый халат.

      — А у нас новенький, — объявила Оксана, кивнув в мою сторону.

      — Этот? — удивилась Таня, — Что такой большой тут делает? Опять в обычных палатах нет мест?

      — Э-э, как тебе сказать, — замялась Оксана, — Этогог мальчишку немножко по другой причине сюда направили. Мы его, как малыша, учим ходить на горшок.

     Ночные медсестры принялись рассказывать своим сменщицам о моих конфузах. Слушая их, я периодически ловил на себе насмешливые взгляды Светы с Таней, от которых хотелось провалиться под землю.

      — Даж не знаю, чего еще от него ожидать, — с улыбкой сказала Оксана, — В постель писал, в штаны какал. Даже во время подмывания умудрился пустить фонтан.

      — Представляю эту картину! — засмеялась Света и вслед за ней остальные медсестры.

      — Мда, веселый нам дёнек предстоит, — улыбнулась Таня, — Спасибо, что предупредили.

      — О, чуть не забыла! — спохватилась Оксана, — Ирина Владимировна просила сводить его в процедурный кабинет.

      — Зачем? — поинтересовалась Таня.

      — Разрабатывать крайнюю плоть, — ответила Оксана.

      — У него что фимоз? — спросила Света.

      — Ага, — кивнула Маша, — Врач при нас несколько раз пробовала открыть писульку — и никак. Кожица собрана в очень тугой хоботок, как у грудного.

      — Понятно, — улыбнулась Света, — Только зачем к процедурной медсестре с такими мелочами идти? Сделаем все тут — сами. У Юли и так пациентов хватает. Я только что с ней разговаривала.

      — А ты что знаешь, как делать эту процедуру? — недоверчиво посмотрела на Свету Маша.

      — Конечно знаю, — усмехнулась Света, — Столько раз малышам писюны открывала.

     Поболтав с новыми медсестрами еще пару минут, Маша с Оксаной начали собираться.

      — Обещаешь вовремя ходить на горшок? — обратилась ко мне Оксана, снимая свой белый халат.

     Я смущенно опустил взгляд.

      — Чего молчишь? — повысила голос Оксана.

      — Обещаю, — смущенно выдавил я.

      — Разве так обещают? — улыбнулась Оксана, — Давай, повторяй за мной. Громко и четко, чтоыбы все слышали. Обещаю вовремя ходить на горшок по-маленькому и по-большому.

      — Что ты к нему пристала? — сжалилась надо мной Маша, — Смотри, как покраснел.

      — Ничего, мы проследим, чтобы он почаще ходил на горшок, — сказала Таня.

     «Почаще» в Танином понимании означало каждые полчаса. Отбившись от нескольких попыток медсестер поставить меня перед горшком, я с обидой подумал, что наверно придется в следующий раз послушно туда пописать — настолько мучительным стал позыв по-маленькому. Я пытался терпеть, по-прежнему стесняясь прилюдно ходить на горшок. Как и предыдущие медсестры, Таня со Светой настаивали, чтобы я это делал в общей комнате у всех на виду.

     Оглянувшись по сторонам, я заметил, что обе медсестры куда-то ушли — скорее всего за обедом. Я подумал, что можно отнести горшок в ванную и быстро пописать там. Уверенный, что успею все сделать до прихода медсестер, я отправился с горшком в ванную. Впрочем, там меня ждало разочарование: Катя с Олей купали в ванной своих малышей — одна в пластмассовой детской ванночке, а другая в большом тазу. Я уныло поплелся обратно. «Навряд ли уйдут оттуда до прихода медсестер» — подумал я. Ничего не оставалось, как ждать.

     Через минут двадцать вернулись в палату медсестры.

      — Пописал? — сразу поинтересовалась Света, бросив на меня быстрый взгляд.

      — Вроде не ходил на горшок, — сообщила Марина, возившаяся на пеленальном столе с Артёмкой, — Ни по-маленькому, ни по-большому.

      — Больше двух часов не писал, — нахмурилась Таня, полистав «горшочный журнал».

      — Придется принимать меры, — решительно сказала Света.

     Света подошла к моей кровати и потянула меня за руку, заставив встать.

      — Даю тебе, Дима, последний шанс! — строго сказала медсестра, поставив у моих ног горшок, — Быстро снимай штаны и писай!

      — Как сразу покраснел, — улыбнулась Аня.

      — До сих пор стесняется ходить при всех на горшок, — усмехнулась Вика.

      — Как-нибуь переживет! — отрезала Света, — Не собираюсь делать для него никаких исключений.

     Света скрестила руки на груди и выжидающе на меня уставилась.

      — Значит сам, по хорошему, не хочешь, — усмехнулась она, — Ничего, сейчас ты у меня быстренько пописаешь.

      — Ага, как же! — засмеялась Таня, — Семилетний у тебя как по команде пустит струйку. Он тебе не детсадовец.

      — И не таких упрямых заставляла, — сказала Света и, присев передо мной на корточки, рывком стянула мне до щиколоток трико — разумеется вместе с трусами.

     Я сделал вялую попытку прикрыться между ног, но тут же получил от Светы звонкий шлепок по попе.

      — Нечего прикрываться! — строго сказала она, — А штаны с трусами лучше совсем снять, чтоб ты их не замочил.

     Быстро освободив мне ноги от трусов и трико, медсестра небрежно кинула одежду на мою кровать.

      — У меня все писают как миленькие, — уверенно заявила Света, — И в горшок, и в баночку для анализа мочи. С грудными малышами вообще просто — накрываешь лобок холодной мокрой тряпочкой и легонько щекочешь между ножек. А с детьми постарше надо немножко по другому. Сейчас покажу.

     Света положила ладонь мне на живот.

      — Начнем с массажа живота, — пояснила она, принявшись ритмично давить мне на низ живота.

     Мучивший меня позыв по-маленькому стал от Светиного массажа совсем нестерпимым, и я с обидой понял, что опытная медсестра сейчас действительно добьется от меня струйки.

      — И кто-тебя всем этим хитрым приемам научил? — улыбнулась Таня.

      — В-основном процедурные медсестры, — ответила Света.

     Света принялась еще сильнее нажимать мне на живот — так, что было немножко больно. Неприятно поморщившись, я отступил назад.

      — Стой спокойно и не уворачивайся! — приказала мне Света строгим тоном, — Хотя знаешь что, любой массаж лучше делать на столе.

     Света отвела меня к крайнему пеленальному столу и, не без труда подняв наверх, сразу уложила на спину.

      — Принеси мне Димин горшок, — с улыбкой попросила она Таню, — Он во время детских процедур всегда всегда должен быть под рукой. А под попу подложим марлечку — вот так. Всё. Теперь можно делать массаж.

     Медсестра снова принялась массировать мне живот.

      — Просто давишь на низ живота? — уточнила Таня, — Там, где мочевой пузырь?

      — Угу, — кивнула Света, — Давлю на мочевой пузырь, чтобы вызвать у ребенка позыв по-маленькому.

      — Похоже действительно вызвала, — сказала стоящая за соседним столом Марина, — Смотрите, как мальчишка напрягся.

      — Ага, такое впечатление, что из последних сил терпит, — с улыбкой согласилась подошедшая к столу Вика.

     Она была права — я действительно почти не мог терпеть острый позыв по-маленькому.

      — Такой упрямый еще час будет терпеть, — усмехнулась Таня.

      — Сейчас пописает, — уверенно заявила Света.

      — И откуда у тебя столько уверенности? — спросила Таня,...   — Уговорами собираешься с Диминым упрямством бороться?

      — Уговорами уже пыталась, — усмехнулась Света, — А сейчас попробуем более эффективный способ. Если ребенок вот так напрягается, его достаточно просто пощекотать, чтоб расслабился.

     Света принялась щекотать мои пятки, заставив меня извиваться на столе.

      — И что, прямо тут, на столе начнет писать? — спросила Таня, — Вот так лёжа на спинке?

      — Ага, — кивнула Светы, — Зачем я, по-твоему, взяла горшок и подложила ему под попу марлю? Сейчас быстренько пустит струйку.

      — Ну-ну, — скептически пожала плечами Таня.

      — Ох как мы сейчас пописаем, — ласково обратилась ко мне Света, — Только давай сначала поднимем ножки, чтобы ты их не забрызгал.

     Света резким рывком до отказа задрала мне голые ноги.

      — Можешь его так подержать, чтоб у меня обе руки были свободны? — попросила она Таню, — Хочу кое-что еще тебе показать.

     Дождавшись, когда Таня возьмет мои ноги, Света с хитрой ухмылкой окунула указательный палец в стоящую на столе баночку с вазелином и бесцеремонно сунула его мне в попу.

      — Даже испугаться не успел, — улыбнулась она, ворочая пальцем у меня в попе, словно что-то там нащупывая.

     Неожиданно позыв писать стал таким острым, что я чуть не пустил струйку. Судя по хитрой Светиной улыбке, она прекрасно знала, что со мной происходит.

      — Продолжаем массировать животик, — пояснила Света, снова принявшись давить мне на низ живота.

      — А зачем палец в попу вставила? — поинтересовалась Таня.

      — Стимулирую сфинктер мочевого пузыря, — объяснила Света.

      — Как? — удивилась Таня.

      — Через простату, — пояснила Света, — Этот сфинктер как раз за ней находится. Мы мужскую анатомию всего месяц назад проходили. Неужели все забыла?

      — Ну ты, Светка, даешь, — покачала головой Таня, в голосе которой слышалось неодобрение, — Делать семилетнему мальчишке массаж простаты. Смотри, у него уже писюн начал вставать.

      — Чего ты так за Димин писюнчик испугалась? — засмеялась Света, — У маленьких мальчиков это означает только одно — что ребенок вот-вот пописает. А не то, что ты подумала.

     Все дружно засмеялись.

      — Теперь, когда зашевелился писюнчик, совсем чуть-чуть осталось, — сказала Света, отсмеявшись, — Продолжаем массировать живот и стимулировать указательным пальцем сфинктер мочевого пузыря. А поскольку остальные пальцы у меня свободны, можно легонечко пощекотать мошонку — вот так.

     Света принялась нестерпимо щекотно перебирать пальцами у меня за яичками.

      — Щекотка мешает ему нарпягаться и терпеть позыв, — пояснила она, — Ну что, Дима, пустишь для нас струйку? Пись-пись-пись...

     Холодные чужие пальцы снова прошлись по моей мошонке, заставив меня задрыгать ногами от мучительно острой щекотки. С обидой осознав, что медсестра все равно добьется своего, я сдался и начал писать.

      — Вот видите, как все просто, — усмехнулась Света, быстро вынув палец у меня из попы, — Только давай направим струйку вот сюда, на марлечку.

     Продолжая вовсю писать, я почувствовал, как медсестра приподняла мне письку. Хотелось провалиться под землю от стыда.

      — А теперь подставим под струйку горшок, — сказала Света, придвинув к моей попе детский горшок.

      — Ничего себе пустил фонтан, — улыбнулась Вика.

      — Мой в полтора года еще выше писает, — заметила Аня.

      — Может устроить между ними соревнование? — со смехом предложила Марина, — Кто выше пустит струйку.

     Взрослые снова расхохотались.

      — Что, Дима, нравится пускать фонтанчик, лёжа на пеленальном столе? — насмешливым тоном обратилась ко мне Вика, — Правда интереснее, чем в горшок?

     Я обиженно поджал губы и, собрав все силы, остановил струйку.

      — Чего остановился? — недовольно посмотрела на меня Света, — Давай писай!

     Света легонько потрогала мне яички — этого было достатчоно, чтобы я, задрыгав от нестерпимой щекотки ногами, снова пустил струю.

      — Ловко ты с ним, — улыбнулась Таня.

      — Мой тоже иногда так делает, когда писает в горшок, — сказала Вика, — Остановится на пару секунд и снова пускает струйку.

     Вынужденный слушать, как все со смехом обсуждают мою струйку, я не знал куда деться от стыда.

      — Какой хороший прием, — сказала Вика.

      — Ага, — согласилась Марина, — Надо будет взять на вооружение.

      — А можно обойтись без сования пальца в попу? — брезгливо поморщилась Аня.

      — В принципе можно, — ответила Света, — Обычно бывает достаточно массажа и щекотки. А если видно, что сильно хочет по-маленькому, но терпит, даже массаж делать не надо. Просто легонько пощекотать, чтобы расслабился и пустил струйку.

      — А как лучше щекотать? — спросила Марина, — Как ты, между ножек?

      — Не знаете, где у мальчиков самое щекотное место? — засмеялась Света и вслед за ней остальные взрослые.

     Несколько раз встряхнув мою письку, Света вытянула из-под меня мокрую марлю.

      — Можешь опускать ему ноги, — сказала она Тане, отодвинув детский горшок в сторону.

     Я с нетерпением ждал, когда мне дадут трико с трусами. Или одна из медсестер оденет их мне, как малышу, раз им так нравится постоянно меня раздевать и одевать. Но Света, сняв меня со стола, тут же забрала всю мою одежду — включая ту, что лежала в тумбочке.

      — Походишь до обеда с голой попой, — улыбнулась медсестра, — В наказание за упрямство. Отдам штанишки только после того, как сходишь в следующий раз на горшок.

     Услышав сдержанное хихиканье молодых мам, я густо покраснел.

      — Правильно, — поддержала Свету Таня, — Не одевай штанов, пока не сходит в нашем присутствии на горшок.

      — Ага, пусть походит с голой попой, — улыбнулась Вика, — Может это отучит его стесняться. А то так от всех прикрывается.

      — Конечно надо отучать стесняться, — согласилась Марина, — Раз в палате для малышей, пусть привыкает все делать, как они. Ясельные дети не стесняются взрослых. И вообще что это такое — стесняться в больнице врачей и медсестер!

     Я обиженно вздохнул и подошел к своей кровати, собираясь залезть под одеяло, но Света его тоже забрала.

      — Какой хитрый, — засмеялась она, — Я тебе сказала ходить с голой попой, а не прятаться под одеялом.

     Час без трусов показался мне вечностью. Как назло, в палату постоянно заходили посторонние люди: незнакомые медсестры с врачами, подруги и сослуживцы мам и т. д. Увидев меня, все начинали насмешливо улыбаться и выяснять, как я попал в палату для малышей. Разумеется пятеро молодых мам тут же вспоминали все мои конфузы. В открытую никто надо мной не смеялся — просто тихонько хихикали, периодически бросая на меня любопытные взгляды. Вынужденный слушать охи и ахи по поводу моих мокрых штанишек, я не знал, куда деться от стыда. Наконец, минут через 10 после обеда, медсестры разрешили мне лечь в постель и накрыться одеялом.

     Дневной сон обошелся без происшествий.

      — Вставай! — бросила мне Таня, опустив решетку детской кроватки.

     Я проснулся сухим, но все равно стеснялся вылезать из-под одеяла, потому что по-прежнему был без трусов.

      — Не слышал, что я тебе сказала? — повысила голос Таня и, подойдя к моей кровати, сдернула с меня одеяло....  

      — Сухой? — поинтересовалась стоящая у пеленального стола Оля, — Или снова описался?

      — Вроде сухой, — ответила Таня, пощупав подо мной простынь, — Что ты лежишь, Дима? Вставай и марш на горшок!

     Таня потянула меня за руку и, заставив встать с кровати, тут же поставила у моих ног детский горшок.

      — Давай, писай! — приказала медсестра, — Наверно так после сна хочешь по-маленькому.

     Я густо покраснел.

      — Не надо терпеть, — ласково сказала мне Таня, — Давай, солнышко. Я же вижу, что ты хочешь писать.

      — Я не хочу, — смущенно соврал я, хотя самому действительно хотелось по-маленькому.

      — Ага, так я тебе и поверила, — усмехнулась Таня, — Кого ты пытаешься обмануть?

     Медсестра присела передо мной на корточки и принялась массировать мне низ живота.

      — Всем деткам полагается сразу после сна сходить на горшок, — продолжала ласково уговаривать меня Таня, поглаживая мой живот.

     Понимая, что она от меня не отстанет, я сдался и решил пописать в горшок, но тут в комнату вошла Маша — красивая медсестра, в которую я был тайно влюблен — если конечно можно так назвать чувства семилетнего мальчишки к восемнадцатилетней девушке.

      — Чего уставился? — улыбнулась мне Маша.

     Я и вправду не мог оторвать взгляд от симпатичной девушки. Заметив, что она рассматривает меня между ног, я вспомнил, что стою без трусов, и, густо покраснев, прикрыл пах. Было ужасно стыдно, что Маша застала меня в таком виде, еще и стоящим перед горшком.

      — Вот уж кого не ожидала тут увидеть, — улыбнулась Маша, — Это же мальчишка из пятой палаты. Что он у вас делает?

      — Не видишь, стоит перед горшком, — усмехнулась Таня, — Уговариваю сходить по-маленькому.

      — Это и так понятно, — со смехом сказала Маша, — Почему он стоит перед горшком с голой попой.

      — Перевели к нам потому что постоянно писает в постель, — объяснила Таня, отвечая на Машин вопрос, — Хорошо, что хоть сейчас проснулся сухим. Я, понятное дело, сразу же поставила перед горшком, чтоб сходил после сна по-маленькому.

      — Ему вроде семь, — неуверенно сказала Маша, — И что, вместе с вашими малышами пользуется горшком? Смех, да и только.

      — Чё ты смеешься? — серьезно посмотрела на Машу Таня, — У нас всем положено пользоваться горшками. С Димой, кстати, больше всего хлопот. Никак не хочет вовремя ходить на горшок.

     Таня приподняла мне письку, заставив еще больше покраснеть от смущения.

      — Пись-пись-пись, — начала ласково приговаривать медсестра, — Кто сейчас пустит струйку в горшочек.

      — Уговариваешь его, как ясельного? — засмеялась Маша, — Я пожалуй пойду, а то твой мальчишка меня так стесняется. Смотри, как покраснел. При мне ты его точно не уговоришь пописать.

      — Вот еще! — фыркнула Таня, — Не надо никуда уходить. Мы наоборот приучаем Диму не стесняться и ходить на горшок в присутствии взрослых.

      — И вправду, — согласилась Маша, — Ты, Дима, сейчас в больнице. Так что нечего медсестер стесняться.

      — Давай, — снова принялась уговаривать меня Таня, — Покажи нам, как ты умеешь писать в горшочек. При мне ты уже пускал фонтанчик, а Маша еще ни разу не видела. Ей, уверена, будет очень интересно посмотреть.

     Маша снова тихонько засмеялась. Таня ласково уговаривала меня, как малыша, еще пару минут, но так ничего и не добилась.

      — Знаешь что? — раздраженно сказала она, — Устала уже тебя уговаривать. Если не хочешь пользоваться горшком, сейчас, как Света, положу на стол и заставлю писать лежа на спине с задранными вверх ногами. Тебе наверно на столе, как грудному, больше нравится.

     Бросив на Таню испуганный взгляд, я тяжело вздохнул и начал писать.

      — Вот так, молодец, — сразу похвалила меня Таня, — Как мы хорошо писаем.

      — Вы всем мальчикам так писюнчики держите? — насмешливо спросила Маша, — Семилетний наверно и сам с этим может справиться. Или боишься, что мимо горшка промахнется?

     Медсестры дружно засмеялись, еще больше вогнав меня в краску.

      — Всё? — с улыбкой спросила Таня, стряхнув с моей письки в горшок последние капли, — Смотри, Маш, как он наполнил горшок. А так упирался и кричал, что не хочет.

     Таня дала мне трико с трусами.

      — Можешь одеваться, — сказала она, — И чтобы больше никаких проблем с горшком у нас не было!

     Я быстро оделся.

      — Слушай, а где Светка? — неожиданно поинтересовалась Маша.

      — На комсомольском собрании, — ответила Таня, — Мне, кстати, тоже надо туда бежать. Галина Викторовна так не любит опоздавших. Впрочем у меня уважительная причина.

      — Не перевариваю эту стерву, — буркнула Маша и обе медсестры направились к двери в коридор.

      — Оставляю Диму вам, — сказала Таня молодым мамам перед дем, как выйти из палаты, — Пожалуйста следите, чтобы он регулярно ходил на горшок: и по-маленькому, и по-большому.

      — Не волнуйся, проследим, — с улыбкой пообещала Оля.

     Прошло полтора часа.

      — Затянулось у них собрание, — проворчала Марина, — Хотя б одну медсестру могли оставить в палате.

      — Да ладно тебе, — сказала Оля.

     Отсутствие медсестер действительно было очень подозрительным. И Аня с Викой тоже куда-то ушли, попросив оставшихся мам присмотреть за их малышами.

      — Что распукался? — с улыбкой спросила Катя своего двухлетнего сынишку.

      — Похоже кому-то пора на горшок по-большому, — засмеялась Оля.

      — Сейчас посажу, — сказала Катя, принявшись стаскивать с Павлика колготки, — И тебе, Саша, тоже не мешает покакать. Быстренько иди ко мне.

     Трехлетний Саша послушно подошел к Кате.

      — Давай снимем колготы, — улыбнулась молодая женщина, — Оль, можешь принести мне Сашин горшок? Он вон там стоит.

      — Под его кроваткой? — уточнила Оля и принесла Кате салатовый детский горшок.

      — Ну что стоите? — с улыбкой обратилась к голопопым мальчикам Катя, — Садитесь на горшки и делайте свои детские дела.

     Малыши послушно плюхнулись на горшки.

      — Может и этого посадить? — задумчиво сказала Катя, оглянувшись на Мишину кроватку.

      — Кого? Мишу? — улыбнулась Оля, — Он же еще не ходит на горшок.

      — Пускай посидит вместе со всеми, — решила Катя и подошла к Мишиной кроватке, — Посмотрит, как другие мальчики какают, может и у самого что-нибудь получится.

      — Сомневаюсь, — засмеялась Оля, — Но раз такое дело, я своего полуторагодовалого тоже посажу. Пусть сидит за компанию.

      — Правильно, — улыбнулась Катя, — Пусть учится, что надо делать на горшке.

      — У вас для них даже горшков нет, — усмехнулась Марина.

      — Как это нет, — возразила Катя, — В ванной целая полка детскими горшками заставлена. Сейчас принесу.

     Катя сходила в ванную и вернулась с двумя детскими горшками.

      — Поставим вот тут, — улыбнулась она, опустив горшки на пол.

      — Решила выстроить в ряд? — засмеялась Марина.

      — Ага, — улыбнулась Катя, — Хочу, чтоб все четверо передо мной сидели. За детьми на горшках нужно еще как следить. Особенно за такими малышами, как эти.

      — Конечно нужно следить, — согласилась ...   Оля, — Чтоб не баловались, а занимались, чем положено.

     Оля с Катей принялись быстро раздевать двух полуторагодовалых малышей. Оставив Мишу с Серёжей без ползунков, женщины осторожно посадили их на горшки. У обоих карапузов были довольно растерянные лица.

      — Смотрите на мальчиков постарше и учитесь, — с ласковой улыбкой сказала малышам Оля.

      — Ну как тебе эта четверка? — засмеялась Катя, кивнув на сидящих на горшках мальчиков.

      — Жалко у моего пока не получается самостоятельно сидеть, — усмехнулась Марина, — Могла б посадить на горшок вместе со всеми.

      — Твоему еще рано ходить на горшок, — улыбнулась Катя, — А вот Диму мы сейчас тоже посадим.

      — Что?! — возмущенно вырвалось у меня.

      — Как что? — повысила голос Катя, — Тоже садись на горшок!

      — Я не хочу! — буркнул я, обиженный на раскомандовавшуюся молодую мамашу.

     «Что эти мамы себе позволяют? — подумал я, чуть не плача от обиды, — Они не медсестры, чтоб так командовать»

      — Быстро марш на горшок! — приказала мне Катя, — Сейчас вместе с другими мальчиками покакаешь. Или ты собираешься опять наложить кучу в штанишки, как вчера?

      — Правильно, — поддержала Катю Оля, — Ему уже давно пора сходить по-большому. Еще ни разу сегодня не какал.

     Оля была права. Я еще ни разу не ходил по-большому и, если честно, уже давно хотел какать. В другой ситуации я б, не задумываясь, сразу сходил в туалет, но сейчас мне, к сожалению, разрешали пользоваться только детским горшком.

      — Принеси мне свой горшок, — попросила Катя и не дожидаясь моей реакции, сама вытащила из-под кровати мой горшок и поставила его слева от Сёрежиного.

      — Чего ты ждешь? — обратилась ко мне Оля, — Снимай штаны и садись на горшок.

      — А можно я отнесу его в ванную? — смущенно попросил я.

      — Опять начинается, — раздраженно вздохнула Катя, — Может тебя еще отвести во взрослый туалет? Раз медсестры сказали ходить на горшок в палате, будешь это делать вместе со всеми. Давай, я жду!

     Катя подошла ко мне и, взяв за руку, отвела к горшку.

      — Разденешься сам или тебе помочь? — насмешливо посмотрела на меня молодая женщина.

     Я смущенно опустил взгляд.

      — Ну что за упрямый мальчишка, — вздохнула Катя и прежде чем я успел что-то предпринять, рывком спустила мне до щиколоток трико с трусами.

      — Не хочу-у! — захныкал я, прикрывшись между ног.

      — Давай снимем штанишки, — сказала Катя, не обращая на мой плач ни малейшего внимания, — Сначала эту ножку, а теперь вторую.

     Освободив мои ноги от штанов с трусами, Катя кивнула на стоящий передо мной горшок.

      — Так и собираешься стоять с голой попой? — насмешливо спросила она.

     Мне ничего не оставалось, как усесться на горшок. «Буду просто сидеть, — решил я, — Не собираюсь ничего при них делать. Пусть своими малышами командуют»

      — Молодец, Павлик, — похвалила сынишку Катя после того, как он начал громко какать в горшок, — И Саша сейчас покакает. Тужься сильнее и всё получится.

      — Даже мой тужиться начал, — улыбнулась Оля, кивнув на полуторагодовалого Серёжу.

      — Я ж говорила, что посмотрит на детей постарше и начнет повторять, — засмеялась Катя.

      — Коллективно приучать к горшку лучше всего, — заметила Марина, — Смотрите, как стараются. Даже полуторагодовалые малыши.

      — А ты, Дима, чего сидишь с таким видом? — обратилась ко мне Катя, — Даже не тужишься.

     Неожиданно в палату зашла девчонка лет 15-ти. Заметив, что она сразу уставилась на меня, я густо покраснел от смущения.

      — Привет, Настя, — поздоровалась с вошедшей девочкой Оля и повернулась к остальным мамам, — Знакомьтесь, девчонки, моя младшая сестра.

      — Здравствуйте, — улыбнулась Настя, по-прежнему глазевшая на меня.

      — Что ты так на Диму уставилась? — улыбнулась Оля.

      — Не могу понять, что такой большой мальчишка тут делает, — сказала Настя, — Ты ж сказала, что вас с Сережей положили в специальную палату для малышей.

      — Все верно, — подтвердила Оля, — Это палата для грудных и ясельных малышей. А семилетнего Диму перевели сюда потому что он до сих пор писает и какает в штанишки.

      — Такой большой? — удивилась Настя.

      — Видела бы ты, как он вчера обкакался, — усмехнулась Оля, — И сегодня утром проснулся мокрый. Про фонтаны на пеленальном столе я вообще молчу.

     Все дружно засмеялись.

      — Ведет себя в семь лет, как годовалый, — вздохнула Катя.

      — Так вот почему он вместе с малышами сидит на горшке, — засмеялась Настя, бросив на меня насмешливый взгляд.

      — Ого! — улыбнулась Катя, раздвинув Сашины ноги и заглянув ему в горшок, — Молодец, хорошо покакал.

      — А мой тужится изо всех сил, но ничего не получается, — разочарованно сказала Оля.

      — Помажь ему дырочку в попе шампунем, — посоветовала Катя, — Я Павлику раньше часто так делала. Надо немножко стимулировать ребенку позыв какать, когда приучаешь его ходить на горшок по-большому.

      — Можно попробовать, — согласилась Оля.

     Катя принесла большую бутылку с шампунем и Оля, подняв своего полуторагодовалого сынишку с горшка, аккуратно помазала малышу шампунем дырочку в попе — разумеется, вызвав у Сережи рёв и протесты.

      — Не обращай внимания, — усмехнулась Катя и быстро сделала ту же поцедуру другому полуторагодовалому малышу — Мише.

     В отличие от Серёжи Миша не ревел — только неприятно скривился. Примерно через минуту оба сидящих на горшках малыша чуть ли не одновременно начали какать.

      — Действительно помогло, — улыбнулась Оля.

      — Может и Диме так сделать? — хитро улыбнулась Катя, — Иначе он до вечера на этом горшке будет сидеть.

      — Смотрите, как испугался, — засмеялась Настя, показывая на меня пальцем, — Мне кажется, его достаточно просто хорошенько попросить..

     15-летняя девочка присела передо мной на корточки.

      — Давай, солнышко, — ласково обратилась ко мне Настя, — Все детки уже сходили по-большому. Только ты остался. Покакаешь для меня в горшочек?

     Заметив, что Настя уставилась мне между ног, я быстро сомкнул колени.

      — Даже два полуторагодовалых покакали, — сказала Катя, — А ты, Дима, до сих пор терпишь.

      — Не надо стесняться, — улыбнулась Настя, — Большие мальчики, как ты, тоже ходят на горшок. Мой семилетний двоюродный брат очень охотно у бабушки в деревне им пользуется.

     Настя продолжала безуспешно уговаривать меня еще пару минут.

      — Помассируй мальчишке живот, — посоветовала Оля.

      — Вот так? — улыбнулась Настя, принявшись водить ладонью вокруг моего пупка.

      — Чуть пониже, — подсказала Оля.

     Я не удержался и громко пукнул.

      — Хоть какой-то прогресс, — усмехнулась Катя.

      — Сейчас покакает, — улыбнулась Настя и снова принялась ласково уговаривать меня, как малыша.

      — Мне б, Настя, твой оптимизм, — вздохнула Катя, — Продолжай, если хочешь, его уговаривать, а я начну вытирать остальным попы.

     Катя с Олей принялись по очереди поднимать с горшков малышей и вытирать им попы.

      — Ну как вы тут ...   без нас с Таней? — поинтересовалась зашедшая в палату Света.

      — Потихоньку справляемся, — ответила Оля.

      — Часто у вас такие собрания? — спросила Марина, в голосе которой сквозило явное недовольство.

      — И не спрашивайте, — махнула рукой Света.

     Медсестра подошла поближе и принялась изучать содержимое стоящих в ряд детских горшков.

      — Заставили малышей сходить по-большому? — с улыбкой спросила она, — Всех, кроме Марининого шестимесячного?

      — И Димы, — добавила Катя, — Минут пятнадцать уже на горшке сидит и никаких результатов.

      — Ты почему до сих пор не покакал? — накинулась на меня Света, — Забыл, для чего нужен горшок?

     Медсестра присела передо мной на корточки и, бесцеремонно раздвинув мне ноги, заглянула в горшок.

      — Даже не пописал! — возмущенно сказала она.

     Света сходила в подсобную комнату и, вернувшись, с хитрым видом продемонстрировала мамам обернутую фольгой продолговатую таблетку.

      — Ничего по-хорошему делать не хочешь, — проворчала она, поднимая меня с горшка.

     Я с опаской косился на загадочную таблетку, догадываясь, что Света затеяла какую-то неприятную процедуру.

      — Нагибайся! — приказала медсестра, — Сейчас поставлю тебе свечку и покакаешь, как миленький.

     Удивленно посмотрев на Свету, я неожиданно догадался о назначении «таблетки», а главное, месте, куда медсестра собиралась мне ее засунуть.

      — Не хочу-у! — громко заревел я, дернувшись изо всех сил в тщетной попытке вырвать свою руку из ладони медсестры.

      — Наверно лучше лежа, — решила Света и потащила меня за руку к моей кровати.

     Насильно повалив меня на кровать, медсестра тут же до отказа задрала мне ноги.

      — Можете его подержать? — попросила Света стоящую рядом Олю, — А то так ерзает и вырывается.

      — Хорошо, — кивнула Оля и, взяв у Светы мои ноги, зажала их так, что я вообще не мог пошевелиться.

      — Задерите ноги еще выше, — попросила Света, — Ага, вот так. Чтобы полностью открыл попу.

     Я не удержался и пукнул, вызвав Настино хихиканье. 15-летняя девочка разумеется стояла рядом с моей кроватью и во все глаза наблюдала за процедурой.

      — Так напрягся, — заметила она.

      — Ничего, сейчас я заставлю его расслабиться, — усмехнулась Света.

     Неожиданно почувствовав, как чужие пальцы трогают мне яички, я отчаянно задрыгал от щекотки ногами и в следующую секунду мне в попу быстро скользнул посторонний предмет. «Та самая свечка» — догадался я и еще громче заревел от своей беспомощности. Было ужасно обидно, что медсестры в этой палате делали со мной, что хотели.

      — Вставай, — сказала Света, махнув Оле, чтобы та отпустила мои ноги, — И не жди, что тебе оденут штаны. Будешь ходить с голой попой, пока не сделаешь все свои детские дела. И большие, и маленькие.

     Света заставила меня встать с кровати и, как в прошлый раз, забрала все мои штаны с трусами. Я ужасно стеснялся — особенно насмешливо хихикающей Олиной 15-летней сестры. Но хуже всего было бороться с быстро усиливающимся позывом по-большому. Вызванное слабительной свечкой неприятное пощипывание в попе сделало позыв какать просто нестерпимым и я понимал, что мне скоро придется сходить на горшок — у всех на виду, включая 15-летнюю девчонку.

      — Ты обещала показать мне детскую гимнастику, — неожиданно обратилась к Свете Марина.

      — Точно, — вспомнила медсестра, — Извините, что раньше не получилось. Ну что, несите своего малыша на стол. Сейчас займёмся с ним гимнастикой для грудничков.

     Марина принесла медсестре своего шестимесячного сынишку и Света, уложив Артёмку на стол, быстро раздела малыша догола.

      — Начнем с поднимания и опускания рук, — пояснила она, — Вкладываем большие пальцы в ладошки ребенка. А теперь поднимаем ручки вверх. И вытягиваем — вот так.

      — Смотри-ка, держится за твои пальцы, — улыбнулась Марина.

      — У малышей такой рефлекс — сжимать кулачки и крепко держать все, что им даешь, — объяснила Света, — Подняли. И опустили. А теперь еще раз.

      — А как улыбается, — сказала Марина, — И чего он тебя, Света, так любит?

      — Следующее упражнение, — объявила медсестра, — Скрещивание рук на груди. Вот так. Скрещиваем и разводим в стороны. А теперь поднимаем вверх. И еще раз — скрестили на груди, развели в стороны и подняли вверх.

     Лежащий на столе шестимесячный малыш довольно угукнул.

      — Теперь берем за ручки и тянем вперед, чтобы сел, — сказала медсестра, — Вот так. Заставили сесть и медленно опускаем, чтобы снова лег на спинку.

     Наблюдая, как Света занимается с Артёмкой гимнастикой, я из последних сил боролся с нестерпимым позывом по-большому.

      — Упражнения для ножек, — продолжила медсестра, — Сгибание и разгибание. Сначала поочередно — вот так. А теперь сгибаем и выпрямлем сразу обе ножки.

      — Почему Дима опять без штанов? — раздался у меня за спиной Танин голос.

      — Привет, — кивнула Света второй медсестре, — Ну что, закончилось наконец собрание? Наши мамы за это время...

      — За истекший отчетный период, — поправила Свету Таня и обе оглушительно расхохотались.

      — Так вот, за истекший отчетный период мамы успели заставить четырех малышей сходить на горшок по-большому.

      — Диму тоже? — поинтерсовалась Таня.

      — К нему, как всегда, нужен особый подход, — улыбнулась Света, — Поэтому и стоит без трусов. Я ему сказала, что будет голопопить, пока не сходит на горшок.

      — Мне кажется, Диме так, в одной маечке, гораздо лучше, — улыбнулась Оля.

      — Ага, самая подходящая форма одежды для нашей палаты, — засмеялась Таня, — Никто не будет спрашивать, как он к нам попал. Потому что он, стоя с голой попой, не сильно от ясельных малышей отличается.

      — И вправду, как ясельный, — захихикала Настя, — Такой хорошенький карапуз. Просто не могу на него налюбоваться.

      — В ясельном возрасте дети обычно сами ходят на горшок, — заметила Катя, — А у Димы с горшком еще какие проблемы. Так что я б его с ясельными малышами не сравнивала. Только с грудными.

      — Да? — засмеялась Света, — Может с ним еще гимнастикой для грудничков заняться? Которую я сейчас этому делаю?

     Света кивнула на лежащего перед ней Артёмку.

      — Между прочим, неплохая идея, — улыбнулась Таня.

      — Ты что серьезно? — удивленно посмотрела на медсестру Марина.

      — А что, — усмехнулась Таня, — Хоть какая-то физкультура. Он же зарядку у нас в больнице не делает. И дома, судя по его пухлому животу, тоже.

      — Эт верно, — кивнула Света, оценивающе оглядев меня с головы до ног, — Со спортом точно не дружит.

     Таня взяла меня за руку и подвела к крайнему пеленальному столу.

      — Давай снимем маечку, — улыбнулась медсестра, не без труда подняв меня на стол, — А теперь ложись на спинку.

     Увидев, что все столпились вокруг стола, я густо покраснел. Взяв мои ладони в свои, Таня начала поднимать и опускать мне руки. Я едва сдерживался, чтобы не заплакать от горькой обиды, что медсестры опять обращаются со мной, как с малышом.

      — Чего кривишься? — спросила меня Таня, — Не нравится наша гимнастика?

      — Все дети обычно улыбаются, ...   — усмехнулась Света, — Смотрите, какой Артёмка довольный.

      — Поднимаем ручки ввверх, — начала ласково приговаривать Таня, — И опускаем вниз. А теперь в стороны. Ну что, готов к следующему упражнению? Займемся плаваньем на спине. Вот так, не спеша. Как мы хорошо плаваем.

     Я подумал, что надо попроситься на горшок по-большому, но стыд оказался сильнее и я решил подождать еще несколько минут, надеясь, что Таня вот-вот закончит заниматься со мной детской гимнастикой.

      — Теперь займемся ножками, — объявила Таня, — Вот так поднимаем и опускаем. Сначала прямые. А теперь согнутые в коленках.

     Таня сильно задрала мне ноги, прижав колени к груди. Напрягшись изо всех сил, чтобы побороть мучительный позывпо-большому, я подумал, что если она не отпустит мне ноги, я точно наложу кучу — прямо тут, на столе. К счастью в следующее мгновение Таня опустила мои ноги вниз.

      — А теперь еще раз, — улыбнулась медсестра, снова взявшись за мои ноги, — Задерем еще сильнее, попробуем дотянуться коленками до подбородка.

     Доставание коленями подбородка было просто последней каплей и я, не выдержав, начал громко какать.

      — Ты что? — вырвалось у Тани.

      — Очень подозрительно пукнул, — усмехнулась склонившаяся над Артёмкой Света.

      — Пукнул?! — возмущенно повернулась к Свете Таня, — Смотри, какую он наложил кучу!

      — Ничего себе! — засмеялась Настя.

     Бросив на меня быстрый взгляд, Света понимающе улыбнулась.

      — Забыла тебя предупредить, что 5 минут назад поставила мальчишке слабительную свечку, — притворно виноватым тоном сообщила она Тане.

      — Ну спасибо! — недовольно буркнула Таня, — Удружила ты мне, Светка. О таких вещах конечно предупреждать нужно. Особенно перед детскими процедурами.

     Я не удержался и снова покакал.

      — Так это было не все? — улыбнулась Таня.

     Весь красный от стыда, я окончательно сдался и, подчиняясь еще одному позыву, начал писать.

      — Ай-яй-яй, что творится! — запричитала Таня и, схватив со Светиного стола детский горшок, подставила его под мою струйку.

      — Ха-ха-ха, — заливисто засмеялась старшеклассница, — Ловите горшком Димин фонтан?

      — Таня в этом деле просто профессионалка, — со смехом сказала Света, — Наловчилась ловить горшком детские струйки.

      — Малыши очень часто писают на пеленальном столе во время детских процедур, — пояснила Насте Таня, — Особеннно мальчики.

      — Такой смешной фонтанчик, — захихикала Настя.

      — Дима у нас уже такой один раз пускал, — улыбнулась Таня, — И ночные медсестры сказали, что он у них утром устроил на пеленальном столе фонтан.

      — Ага, пустил струйку во время подмывания, — подтвердила Марина.

      — Так это у мальчишки не в первый раз? — удивилась Настя и снова захихикала.

     По-прежнему лежа голышом с до отказа задранными ногами, я не знал, куда деться от стыда

      — Мой тоже недавно в поликлинике покакал, когда ему делали массаж, — вспомнила Оля.

     Бросив быстрый взгляд на часы, Таня оглянулась по сторонам.

      — Так неловко просить, — обратилась она к стоящим вокруг мамам, — Может кто-то из вас вытрет ему попу? Я совсем другим хотела сейчас заняться. Сереже с Сашей надо сделать уколы, Мише компресс...

      — Я могу подмыть мальчишку, — вызвалась Оля.

     Сходив в ванную за водой и тряпочками, Оля взяла у медсестры мои ноги и продолжая их держать задранными вверх, начала аккуратно вытирать мне попу.

      — Сейчас мы как следует помоем эту грязную попку, — ласково приговаривала молодая женщина, — Сначала между ягодичками. А теперь маленькую дырочку, откуда наш малыш какает.

     Движения Олиных рук были заботливыми и нежными — намного приятнее того, что мне пришлось терпеть от грубых и бесцеремонных медсестер. И этот обволакивающий сладкой пеленой ласковый женский голос... Я неожиданно подумал, что подмывание — не такая уж и мучительная процедура.

      — Подмываешь его, как Сережу, — захихикала Настя, вернув меня к реальности.

     Я по-прежнему был в палате для малышей и незнакомая женщина подмывала меня, семилетнего, мокрой тряпочкой — на виду у столпившихся вокруг пеленального стола зевак, включая хихикающую старшеклассницу.

      — Мальчикам надо всегда хорошенько мыть за яичками, — пояснила Оля младшей сестре, щекотно водя тряпочкой у меня за мошонкой.

      — Складочки тоже помой, — подсказала Катя.

      — Подожди, сейчас опущу ему ножки, — сказала Оля, осторожно опуская мои ноги вниз, — Всё, теперь можно заниматься Димиными складочками.

      — А писюнчик что, вытирать не будешь? — спросила Марина.

      — Сейчас и до него очередь дойдет, — улыбнулась Оля, — Знаете что, советчицы? Раз такие умные, сами мальчишку и подмывайте.

     Оля приподняла пальцами мою письку, заставив меня еще больше покраснеть от стыда.

      — Действительно кожица не оттягивается, — заметила она.

      — А как она должна оттягиваться? — поинтересовалась Настя, — Я ни разу у Сережи не видела.

      — Он еще маленький, — объяснила Оля, — А у семилетнего не должно быть такого плотного хоботка. У мальчиков в этом возрасте кожица уже должна хорошо оттягиваться, полностью открывая головку. А у этого никак. Видишь?

     Настя протянула руку и бесцеремонно пощупала мне письку.

      — Такой смешной маленький хоботок, — захихикала девочка, играясь с моей писькой.

     Я подумал, что сейчас умру от стыда.

      — Помазать детским кремом? — спросила Оля у возившейся с Артёмкой Светы.

      — По правилам конечно следовало бы помазать, — сказала Света, — Но я его сейчас посажу в таз с теплой водой. Будем делать мальчишке писюнчиковую процедуру.

      — Так его тогда и одевать наверно не нужно? — вопросительно посмотрела на Свету Оля.

      — Конечно не одевай, — кивнула Света, — Пусть лежит голышом.

      — Ага, пусть принимает воздушную ванну, пока Света готовится к процедуре — добавила Таня.

     Мне пришлось пролежать на пеленальном столе минут пять, ожидая пока Света закончит возиться с Артёмкой.

      — Ну что, будем открывать Димин писюнчик? — усмехнулась Света, поставив на соседний стол наполненный водой небольшой тазик, от которого шел пар.

     Охвативший меня страх перед незнакомой процедурой был таким сильным, что я почувствовал, как у меня дрожат коленки.

      — Перелезай на этот стол, — сказала Света и, дождавшись, когда я перелезу на соседний стол, помогла мне сесть в таз с горячей водой.

     Разумеется вокруг стола тут же собрались абсолютно все находившиеся в палате взрослые, включая Олину младшую сестру.

      — Отвар ромашки, — пояснила Света, кивнув на таз, в котором я сидел.

     Дав мне посидеть в тазу несколько минут, Света засунула руку в воду и принялась мять мою письку.

      — Так Вы ему прямо в воде всё будете делать? — поинтересовалась Настя, во все глаза наблюдавшая за процедурой.

      — Конечно нет, — улыбнулась Света, — Но начинать разминать хоботок можно, пока сидит в тазике.

     Почувствовав, как чужие пальцы снова принялись крутить мне письку, я беспокойно заерзал.

      — Сиди спокойно! — прикрикнула на меня Света, — Сейчас всю воду расплещешь.

     Помучив меня своими манипуляциями еще пару минут, Света ушла ...   в ванную.

      — Кто сидит в тазике голышом? — ласково обратилась ко мне Настя, — Ути-ути-пути.

     Хихикающая девочка принялась щекотать мой живот, заставив меня дрыгать ногами.

      — Ох, как кто-то боится щекотки! — засмеялась Настя.

     Вовсю дрыгая ногами, я неожиданно для самого себя громко пукнул, пустив большие пузыри.

      — Как не стыдно! — улыбнулась Оля.

      — Мой Саша тоже так любит играть в подводные пузыри, — со смехом сообщила Вика.

     Настя дразнила меня щекоткой еще минуту, пока к столу не вернулась Света.

      — Достаточно посидел, — сказала медсестра и потянула меня за руку, помогая встать.

     Быстро вытерев меня большим махровым полотенцем, Света отодвинула таз в сторону и постелила посередине стола тонкую пеленку.

      — Ложись на спинку, — приказала мне медсестра.

     Я острожно лег на пеленку, продолжая с опаской коситься на Свету, наполняющую детским маслом маленькую пипетку.

      — Можешь подержать ребенка? — попросила Света Таню, — Вытяни его за руки и ноги.

     Таня прижала мои руки и ноги к столу — так сильно, что я не мог даже пошевелиться.

      — Ага, вот так, — довольно кивнула Света, — Заставь мальчишку распластаться на спинке.

     Увидев, как Света наклонилась надо мной с пипеткой в руках, я затрясся от страха.

      — Вот так вводим вовнутрь, — пояснила медсестра, заставив меня вздрогнуть от очень неприятного ощущения на кончике письки.

     Это была не боль, а какая-то странная щекотка, как будто мне сильно хотелось по-маленькому.

      — Теперь выжимаем, — продолжила Света, усилив и без того мучительное очущение.

     Я не выдержал и громко заревел — не от боли, а от страха перед незнакомой процедурой. Мою письку до больницы вообще никто не трогал — даже мама. А тут бесцеремонные медсестра собралась мучить меня болезненной процедурой.

      — Еще чуть-чуть — чтоб хоботок немножко раздулся, — сказала Света совершенно будничным тоном, не обращая на мой рев ни малейшего внимания, — А теперь зажимаем кончик, чтобы масло оставалось внутри. И хорошенько разминаем.

     Снова почувствовав болезненные манипуляции со своей писькой, я начал ерзать и вырываться, но Таня только крепче прижала меня к столу. Чувствуя себя в сильных взрослых руках полностью беспомощным, я продолжал плакать от обиды и бессилия.

      — Теперь можно отпустить, — сказала Света и я почувствовал, как что-то вылилось из письки.

      — Маслицем пописал, — захихикала Настя.

      — Можно прситупать к самому главному, — объявила Света, — Оттягиванию кожицы.

     Чужие пальцы снова взяли мою письку и я неожиданно почувствовал быстро усиливающуюся боль.

     «Да что ж она со мной делает» — с ужасом подумал я и еще громче заревел.

      — Орёт, как резаный, — усмехнулась Таня.

      — Больно? — с виноватой улыбкой спросила меня Света, — Хорошо, больше не буду оттягивать. Просто пару секунд так подержим.

      — Прилично для первого раза открыла, — заметила Вика.

      — Ну что, зачехляем писюнчик и повторяем прцедуру? — улыбнулась Света.

     Известие о том, что медсестра собирается повторить свои мучительные манипуляции еще раз, вызвало у меня тяжелый вздох. Впрочем, следующая Светина фраза оказалась еще ужаснее.

      — Вы Димина мама? — с улыбкой спросила Света, повернув голову в направлении входной двери.

     Через секунду к столу действительно подошла моя мама.

     «Только не это!» — в панике подумал я, чуть не умерев от стыда, что мама застала меня в таком виде — тем более во время самой ужасной в этой больнице процедуры. Я был готов, чтоб медсестры целый день мучили меня болезненными процедурами — лишь бы не при маме. Встретившись с ней взлядом, я заметил в маминых глазах недоумение и тревогу.

      — Очень вовремя пришли, — сказала Света моей маме, — Сейчас научу Вас одной процедуре.

      — Той, которую вы Диме сейчас делаете? — поинтересовалась мама.

      — Ага, — кивнула Света, — Вам дома тоже придется ежедневно разрабатывать ребенку крайнюю плоть, пока полностью не откроется головка. Тут, в больнице мы ее Вашему мальчишке навряд ли откроем. Это обычно занимает не меньше недели, а его вроде в пятницу выписывают.

      — Ага, мне врач тоже сказала, что в пятницу, — подтвердила мама.

     Новость о выписке была очень приятной, но мне все равно предстояло провести в этой больнице еще целых два дня.

      — Какой заплаканный, — сочувственно улыбнулась мама, протиснувшись к пеленальному столу, — Что, зайчонок, неприятная процедура?

     Я молча кивнул.

      — В первый раз все ревут и капризничают, — заметила Света, — А потом привыкают.

      — Потерпи, солнышко, — сказала мама, взяв меня за руку, — Раз медсестра делает процедуру, значит нужно.

      — Сейчас я Вам всё объясню, — обратилась к маме Света, — Сначала ребенка сажают на 10—15 минут в тазик с теплой водой, чтобы распарить кожу и сделать ее эластичной.

     Света махнула рукой на таз с водой.

      — А еще лучше посадить в отвар ромашки, — заметила медсестра, — Или делайте процедуру сразу после купания.

      — Понятно, — кивнула мама.

      — Даем посидеть 10—15 минут, вынимаем ребенка из воды, вытираем и укладываем на спинку, — продолжила Света, — . После этого берем писюнчик и пипеткой вводим под кожицу детское масло. Я это уже сделала, но для Вас покажу еще раз. Набираем полную пипетку масла и вводим в хоботок — вот так, совсем чуть-чуть. Если хныкает или морщится, значит ввели слишком глубоко. Смотрите.

     Резкое жжение в письке заставило меня зареветь.

      — Не хочу-у! — громко запротестовал я.

      — Как надрывается, — сочувственно сказала Марина.

      — Успокойся, зайчонок, — ласково сказала мне мама, нежно взяв мою ладонь в свои.

      — Тань, помой эту соску, — неожиданно попросила Света, передав Тане голубую пустышку.

      — Ты что собралась семилетнего соской успокаивать? — удивленно спросила Таня.

      — Говорю, помой, — повторила Света, — Я знаю, что делаю.

     Таня ушла в ванную и включила там воду. Вернувшись через минуту к столу, она молча протянула Свете соску, которую та тут же бесцеремонно сунула мне в рот. Я хотел выплюнуть соску, но медсестра продолжала ее держать. Мне ничего не оставалось, как начать сосать пустышку. Это занятие оказалось на удивление приятным и даже немножко меня успокоило.

      — Вот видишь, а ты мне не верила, — с улыбкой сказала Света Тане, — Соска всех успокаивает. И годовалых, и семилетних.

      — Действительно успокоился, — улыбнулась Вика.

      — Такой смешной, — захихикала Настя, — Голышом и с соской во рту.

      — Так на чем мы остановились? — повернулась к маме Света, — Как совать в писюнчик пипетку? Малыш даст Вам знать, если Вы ввели ее слишком глубоко, в уретру.

      — Куда? — удивленно спросила мама.

      — В щелочку на головке, откуда мальчики писают, — с улыбкой объяснила Света.

      — Ах, вот как это называется, — усмехнулась мама.

      — Вставили, зажали хоботок пальцами и выжимаем, — продолжила Света, — Всю пипетку до конца.

      — Не слишком много? — настороженно спросила мама, — У него так всё раздулось.

      — Ничего страшного, — улыбнулась ...   Света, — От детского масла еще никто не умирал. Теперь зажимаем хоботок и полминуты разминаем кожицу, гоняя масло внутри. Надо, чтобы оно везде попало.

     Знакомое неприятное ощущение заставило меня поморщиться. Медсестра делала все не то чтобы совсем грубо, но и не утруждала себя излишней осторожностью.

      — Отпускаем хоботок, даем лишнему маслу вытечь наружу и вытираем писюнчик тряпочкой, — продолжила Света, — Теперь можно оттягивать крайнюю плоть. Медленно и постепенно. Спешка в этом деле совсем неуместна.

     Снова почувствовав боль, я сильно дернулся, но Таня тут же зажала мои руки и ноги.

      — В этот раз кожица дальше оттянулась, — заметила Оля.

      — Конечно, с каждым разом оттягивается чуть-чуть дальше, — сказала Света, — Вот так миллиметр за миллиметром и откроем ему писюнчик. Где-то за неделю-полторы.

      — У моего все заняло меньше недели, — сообщила Вика, — На четвертый день полностью открыла головку.

      — Ты делала Саше эту процедуру? — поинтересовалась Оля, — В каком возрасте?

      — Где-то в два с половиной, — ответила Вика.

      — Года или месяца? — уточнила Оля.

      — Конечно года, — усмехнулась Вика, — Грудным малышам там вообще ничего трогать нельзя.

      — Ага, мальчикам обычно как раз в этом возрасте открывают писюнчик, — сказала Света, — В два-три года. Просто удивляюсь, как Вы у своего Димы всё так запустили.

      — Чему ты удивляешься? — вздохнула Таня, — Большинство мам и не подозревают, что у мальчиков школьного возраста писюнчик должен выглядеть по-другому.

      — Чем у грудных малышей? — улыбнулась мама, — Я и вправду над этим никогда не задумывалась.

      — А к участковому педиатру когда Вы ребенка последний раз водили? — поинтересовалась Света.

      — Где-то полгода назад, — ответила мама.

      — И что, неужели в детской поликлинике ничего по поводу его писюнчика не сказали? — спросила Таня, — Даже мне одного взгляда достаточно.

      — Так наша врач ему ничего там не смотрела, — сказала мама, — Она Диме трусы во время осмотра уже давно не снимает. Где-то с двухлетнего возраста.

      — И очень плохо, — неодобрительно покачала головой Света, — Детей постарше, как Ваш, тоже нужно осматривать голышом.

     Разговор медсестер с мамой казался абсолютно нереальным, как и все происшедшее со мной за последние пару дней. «Какой-то кошмарный сон, — подумал я, — Как такое вообще могло со мной в семилетнем возрасте приключиться? Как я оказался на этом пеленальном столе — раздетый догола и с соской во рту? Почему меня бесцеремонно разглядывают незнакомые люди? И вдобавок две наглых медсестры, бесцеремонно обсуждающие с мамой мои самые интимные вещи — таким будничным тоном, как будто речь идет о несмышленом малыше».

      — А Вы сами, — снова обратилась к маме Света, — Неужели ни разу во время купания не пробовали открыть мальчишке писюнчик?

      — Ага, неужели Вас не насторожило, что у него в семь лет не оттягивается кожица? — спросила Таня.

      — Неа, — мотнула головой мама, — Никогда не пробовала ему ничего открывать. Да и моется у меня Дима уже самостоятельно. Где-то с шестилетнего возраста — как пошел в школу. Запирается в ванной и даже меня туда не пускает.

      — Какой он у Вас стеснительный, — улыбнулась Таня, — Мы это, кстати, тоже заметили. Так краснеет и прикрывается во время гигиенических процедур.

      — И сейчас, смотрите, какой красный, — засмеялась Вика.

      — Точно, — улыбнулась Аня.

      — Маленький еще запираться в ванной, — сказала мне Света.

      — Ага, — поддержала Свету Таня, — В семь лет тебя еще мама должна купать.

      — Понял? — снова обратилась ко мне Света, — Чтоб больше от мамы не запирался! Что это такое? Не только нас, но и собственной мамы стесняешься.

     Вынужденный лежать голышом и слушать нотации медсестер, я не знал, куда деться от смущения. Я не мог даже прикрыться между ног, не говоря уже о том, что Света бесцеремонно трогала мне как раз те места, которые хотелось прикрыть. И все это на виду у моей мамы. Мне ужасно не хотелось, чтобы мама видела, как обращаются со мной в этой палате — особенно наблюдала за неприятной и унизительной процедурой, которую со слов Светы обычно делают только ясельным малышам.

      — Он у вас вообще часто купается:? — поинтересовалась у мамы Света.

      — По пятницам, — ответила мама.

      — Как все, — вздохнула Света, — Купайте чаще — хотя бы два раза в неделю. А в остальные дни обязательно на ночь подмывайте.

      — Подмывать? — удивилась мама.

      — Поставьте в ванну или тазик, возьмите тряпочку и хорошенько помойте с мылом попу и между ножек — объяснила Света, — С обязательным открыванием писюнчика.

      — Попробую, — неуверенно улыбнулась мама, — Хотя чувствую, будет так стесняться и капризничать.

      — Не обращайте внимания, — усмехнулась Света, — Через пару дней привыкнет.

      — За гигиеной мальчиков еще как надо следить, — заметила Таня, — Даже в школьном возрасте.

     Чужие пальцы снова приподняли мне письку.

      — Ну что, попробуем еще раз оттянуть? — улыбнулась Света, — И наверно на первый раз хватит.

     Почувствовав, как медсестра занялась своими неприятными манипуляциями, я снова горько заплакал. Но не от боли, которую пока можно было терпеть, а от своего бессилия перед Светой. Обиднее всего было то, что сидящая рядом мама вынуждена была наблюдать за моими мучениями и никак не могла помешать медсестрам.

      — Потихонечку оттягиваем, — с улыбкой приговаривала Света, — Видите, чуть-чуть показалась головка.

      — Чего ты его так держишь? — поинтересовалась Таня.

      — В смысле? — непонимающе посмотрела на нее Света.

      — Не зачехляешь мальчишке приборчик? — с улыбкой пояснила Таня.

      — Сейчас верну все на место, — улыбнулась Света, — Просто хочу напоследок помазать детским маслом головку.

     Света демонстративно капнула на указательный палец из бутылочки с детским маслом.

      — Достаточно одной маленькой капельки, — пояснила она маме.

     Последовавшее за этим прикосновение к кончику письки заставило меня вздрогнуть, как от электрического разряда. Странная щекотка была очень острой и вдобавок сильно хотелось писать. Не в силах терпеть болезненные манипуляции со своей писькой, я выплюнул соску и громко заревел.

      — Так дрожит, — сказала Таня.

      — Держи его покрепче, — попросила Света и, вернув пустышку мне в рот, снова принялась трогать мне кончик письки.

     Продолжая трястись всем телом, я не выдержал и начал писать.

      — Ой, он что пустил струйку? — захихикала Настя.

     Я оглянулся по сторонам и, заметив на лицах взрослых снисходительные улыбки, густо покраснел. Даже моя мама улыбалась краешком рта. Медсестры же вообще еле сдерживали смех. Было ужасно стыдно. Ладно еще утренний фонтан, но пустить струйку сейчас, на виду у мамы...

      — У моего тоже все обычно этим заканчивалось, — усмехнулась Вика, — Такие постоянно пускал фонтаны. В первый раз Саша застал меня своей струйкой врасплох, но после этого всегда держала наготове марлечку.

      — Как не стыдно, — покачала головой мама, — Медсестра тебе делала процедуру,...   а ты взял и пустил струйку. Посмотри, как ты ей халат забрызгал.

      — Ничего страшного, — улыбнулась Света, — Я к подобным фонтанам уже привыкла.

     Света смочила в тазике уголок полотенца и, хорошенько его отжав, аккуратно вытерла мои ноги.

      — На сегодня всё, — объявила она и повернулась к моей маме, — Можете одевать.

      — Я сам, — обиженно сказал я и, вырвав у мамы из рук свою одежду, сел на столе и торопливо натянул сначала трусы, а потом трико с майкой.

      — Не капризничай, — мягко сказала мама, помогая мне слезть со стола, — Слышал, что сказала медсестра? Мне тоже придется делать тебе эту процедуру.

     Я подошел к своей кровати и молча забрался под одеяло.

      — Совсем забыла, — неожиданно спохватилась мама, — Я купила тебе пижаму.

     Мама вытащила из сумки и продемонстрировала мне детскую пижаму.

      — Какая прелесть, — улыбнулась Оля.

      — Ага, такая классная пижамка, — согласилась Настя.

     Я обиженно поджал губы, недовольный откровенно детской, почти девчоночьей расцветкой пижамы: фиолетовыми зайчиками и белочками.

      — Интересно, этот Димин фонтан тоже в журнал записывать? — спросила Таню Света.

      — Конечно записывай, — улыбнулась та.

      — Что это у вас за журнал? — поинтересовалась мама у медсестер.

      — Ведем учет, как ребенок ходит по-маленькому и по-большому, — объяснила Света.

      — Можно посмотреть? — спросила мама и, подойдя к Свете, заглянула в общую тетрадку в руках медсестры.

      — Сейчас я Вам объясню нашу систему учета, — сказала Света, — В первой графе мы записываем время, во второй — что ребенок сделал: пописал или покакал, в третьей описываем, э-э... продукт, если отличается от нормы. И наконец в последней — комментарии, как малыш делал свои детские дела: описался, в горшок, пустил струйку во время детских процедур и т. д.

      — Интересно, что вы там про моего написали, — улыбнулась мама, — Покакал во время гимнастики? Как это его угораздило?

      — Ага, наложил кучу, когда я делала с ним детскую гимнастику, — подтвердила Таня.

      — Ай-яй-яй, как некрасиво, — обернулась на меня мама.

      — Думаете, у него такое в первый раз? — усмехнулась Света.

      — В смысле? — удивленно подняла брови мама.

      — Конфузы на пеленальном столе, — пояснила Света, — Предыдущие медсестры рассказывали, как он у них утром устроил фонтан во время подмывания.

      — Точно, вот тут об этом написано, — сказала мама, — Кстати, а чего они Диму подмывали?

      — Потому что ночью описался, — сообщила Таня.

      — Опять? — раздраженно вздохнула мама, — Да что у вас с Димой творится? Дома никогда ничего подобного не было.

      — Не знаю, — пожала плечами Света, — Я спрашивала врача. Сказала, что скорее всего на нервной почве. Это его первый визит в больницу, да?

      — Ага, первый, — подтвердила мама, — Наверно и вправду всё на нервной почве. Представляю какой он тут испытывает стресс.

     Как всегда, посидев со мной до ужина, мама попрощалась и ушла. После ужина все тоже было, как обычно: медсестры несколько раз подсовывали мне горшок и заставляли его в своем присутствии наполнять, заявляя что они, взрослые, лучше знают, когда мне пора ходить по-маленькому.

     Через час после ужина Света с Таней начали собираться.

      — Сейчас придут ночные медсестры, — пояснила Таня мамам.

     Впрочем ждать новых медсестер пришлось еще чуть ли не полчаса.

      — Привет, Наташа, — поздоровалась Света с зашедшей в палату симпатичной девушкой в белом халате, — Где вас с Юлей носит? Уже заждались.

      — Извините девчонки, автобус опоздал, — принялась оправдываться Наташа.

     Через пару минут в палату зашла вторая медсестра — Юля. Света с Таней принялись быстро вводить ночных медсестер в курс дела. Разумеется мне опять пришлось слушать рассказ о своих конфузах.

      — Правда при нас ни разу под себя ни ходил, — заметила Таня, — Наверно потому, что заставляем часто писать в горшок.

      — Ужасно капризный и упрямый мальчишка, — добавила Света, — С ним надо построже — только тогда делает все, что положено.

      — А остальные как? — поинтересовалась Юля.

      — Малыши? — уточнила Света, — С ними никаких проблем.

      — Ирина Владимировна просила поставить всем перед сном клизмы, — вспомнила Таня.

      — Хорошо, поставим, — без особого энтузиазма сказала Наташа, — Семилетнему конечно тоже?

      — Всем, — повторила Таня.

     Попрощавшись с мамами, Света с Таней быстро покинули палату. Я украдкой разглядывал новых медсестер. Как я и ожидал, едва освоившись в палате, они объявили, что сейчас начнут ставить всем клизмы.

      — Сначала наверно самым маленьким? — вопросительно посмотрела на Юлю Наташа, — Я займусь шестимесячным.

      — А я одним из полуторагодовалых, — решила Юля.

     Я принялся наблюдать, как медсестры ставят малышам клизмы. Особенно меня поразило, как они заставляли всех какать — прямо на столе, на постеленную под попой марлю. Наташа делала все намного быстрее Юли и, пока та возилась с Мишей, успела справиться сразу с двумя: Артёмкой и Серёжей. Прикинув, сколько каждая из медсестер успеет «обслужить» малышей, я подумал, что скорее всего достанусь бесцеремонной Наташе. Эта бесцеремонность наверно и помогала ей справляться с детьми чуть ли не вдвое быстрее Юли.

     Увидев, как Юля подняла на пеленальный стол трехлетнего Сашу, я тоскливо подумал, что следующим на очереди был я.

      — Ты что собралась делать ему клизму на боку? — удивилась Наташа, когда Юля уложила Сашу на левый бок.

      — А как? — спросила Юля.

      — Я всем делаю, как грудным, — заявила Наташа, — На спинке с задранными вверх ножками. Так намного удобнее.

     Юля усмехнулась и перевернула Сашу на спину.

      — И вправду удобнее, — согласилась она, задрав мальчику голые ножки.

      — А я что тебе говорила, — улыбнулась Наташа, — Ребенок в этой позе никак зажаться не может.

      — Может и Диме так клизму сделать, — засмеялась Юля, — На спинке.

      — Конечно так, — заявила Наташа, — Как всем.

     Я с опаской наблюдал, как Юля возится с Сашей. «Ну хоть трехлетнего отправит на горшок?» — подумал я, но Сашу тоже заставили какать на столе, хотя мальчик был этим очень недоволен и пытался терпеть. Закончившая возиться с Павликом Наташа просто намылила наконечник клизмы и принялась щекотать им Сашину дырочку в попе.

      — Как сразу заерзал, — улыбнулась Наташа и повернулась к Юле, — Можешь держать его покрепче?

      — Пытается увернуться, — усмехнулась Юля, зажав Саше руки и ноги.

      — Такой смешной, — сказала Наташа и легонько ткнула наконечником клизмы в детскую дырочку.

     Трехлетний мальчик вздрогнул всем телом и приподнял попу, пытаясь отодвинуться от резинового носика клизмы.

      — Крутишь для нас попой? — шутливо спросила малыша Наташа и снова ткнула клизмой в Сашину дырочку, заставив карапуза дернуться.

     Полминуты потыкав в детскую дырочку носиком клизмы, медсестра сунула ее глубже и принялась крутить спринцовкой в разные стороны. Я подумал, что уже давно б заревел, но трёхлетний Саша только недовольно кряхтел.

      — Сейчас ...   по-другому попробую, — улыбнулась Наташа и, вынув клизму у Саши из попы, медленно провела резиновым наконечником снизу вверх между его половинок, чуть задержавшись на детской дырочке.

      — Что, щекотно? — обратилась к карапузу Юля после того, как тот задрыгал ногами.

     Наташа подмигнула Юле и снова провела носиком клизмы у Саши между ягодиц, не забыв ткнуть в дырочку. Этого было достаточно, чтобы дрыгающий ногами трёхлетний мальчик громко наложил под попой большую кучу.

      — Лучше отойти, — улыбнулась Наташа, отодвинувшись в сторону.

     Сделала она это вовремя, потому что карапуз писанул вверх прозрачной тонкой струйкой.

      — Ничего себе пустил фонтан! — засмеялась Юля.

      — Что, Саша, на пожарника тренируешься? — насмешливо спросила мальчика Наташа.

      — Он всегда после клизмы такие фонтаны пускает, — улыбнулась Сашина мама.

     Закончив возиться с Сашей, Юля передала голенького малыша Вике и повернулась в мою сторону, заставив меня похолодеть от испуга.

      — Иди сюда, Дима, — улыбнулась Юля, поманив меня пальцем.

      — Не хочу, — тихо сказал я, чувствуя, что вот-вот зареву от обиды.

      — Что значит не хочу? — повысила голос Юля, — Мы всем ставим клизмы.

      — Капризничает? — обернулась Наташа, наводившая порядок на среднем пеленальном столе.

     Юля подошла ко мне и, взяв за руку, потащила меня к крайнему пеленальному столу.

      — Клизма — это совсем не больно, — сказала она, — Просто наполним попу водичкой и покакаешь.

      — Не хочу-у! — заревел я, вырвав руку.

      — Не капризничай, Дима! — сказала Юля с нотками раздражения в голосе, — Видел, мы уже всем малышам клизмы сделали. И почти никто не плакал — только Артёмка. Но ему в шесть месяцев простительно. А ты такой большой и совершенно безобидной процедуры боишься.

      — Чего ты его уговариваешь? — усмехнулась Наташа, — Просто отнеси на стол, как малыша.

      — Ага, попробуй такого тяжелого поднять, — хмыкнула Юля.

      — Смотри, — улыбнулась Наташа и, подойдя ко мне, бесцеремонно подняла и отнесла меня на пеленальный стол — теплый от только что лежавшего на нем Саши.

      — Иди набирай спринцовку, а я пока раздену мальчишку, — сказала Наташа Юле.

     Грубо толкнув меня в грудь, чтобы я лег на спину, Наташа начала стягивать мои трико с трусами. Я ревел и сопротивлялся, за что получил от медсестры больный шлепок по попе.

      — Как капризгичает, — заметила Катя.

      — Предыдущие медсестры его соской успокаивали, — вспомнила Оля.

      — Совали в рот пустышку? — засмеялась вернувшаяся к столу Юля, — Такому большому?

      — Вон ту, — показала Вика на лежавшую на моей тумбочке соску.

      — Давай попробуем, — улыбнулась Наташа, — Юль, неси сюда Димину пустышку.

     Смеющаяся Юля принесла соску и Наташа сунула ее мне в рот. Мгновенно выплюнув пустышку, я заревел с новой силой.

      — Что это такое? — возмущенно посмотрела на меня Наташа, — А ну-ка быстро открыл рот!

     Наташа снова сунула мне в рот соску, только в этот раз она продолжала придерживать ее рукой.

      — Выплюнешь еще раз, поставлю две клизмы, — пригрозила мне медсестра.

     Испугавшись зловещего Наташиного тона, я принялся старательно сосать пустышку.

      — Вот так-то лучше, — усмехнулась Наташа, — Вспомнил, что надо с соской делать.

      — Ага, с таким энтузиазмом сосет, — улыбнулась подошедшая к столу Вика, — Аж причмокивает.

     Наташа сняла с меня через голову майку.

      — Маечку можно было оставить, — заметила Юля, — Зачем ты раздела мальчишку догола?

      — Все равно на ночь переодевать в пижаму, — пояснила Наташа и, бросив быстрый взгляд на Юлю, недовольно поморщилась, — Ты что собралась ему делать клизму этой маленькой грушкой для грудных? Возьми спринцовку побольше.

     Юля сходила в ванную и принесла большую оражевую клизму.

      — У нас еще больше есть, — сказала Наташа.

     Бросив на Наташу недовольный взгляд, Юля молча ушла в ванную. Судя по доносившейся оттуда возне медсестра рылась в стекляном шкафу с медицинскими инструментами. После этого послышался звук воды из крана. Вернувшись через минуту к столу, Юля принесла просто огромную клизму, напоминавшую по размеру небольшой мяч.

      — Ага, вот эта с пластмассовым наконечником — то, что надо, — довольно улыбнулась Наташа.

      — А не слишком большая? — озабоченно спросила Юля.

      — Для семилетнего? — засмеялась Наташа, — Я б ему вообще две таких поставила.

     Наташа быстро задрала мне ноги и запихнула под попу марлю.

      — Давай я подержу мальчишку, — предложила она Юле, — А то так капризничает и вырывается.

      — Спасибо, Наташка, — улыбнулась Юля, — Я б навряд ли без тебя с таким большим справилась.

     Юля окунула указательный палец в стоящую на столе баночку с детским вазелином.

      — Сначала помажем попку вазелином, — ласково сказала мне медсестра, — Вот так. Надо хорошенечко помазать Димину маленькую дырочку.

     Я неприятно поморщился, почувствовав, как Юля скользнула пальцем мне в попу. Несмотря на ее улыбку и спокойный ласковый голос Юлины руки были такими же бесцеремонными, как и у остальных медсестер. Пошуровав пальцем у меня в попе, Юля вынула его наружу и вытерла мокрой тряпочкой. Я не удержался и громко пукнул.

      — Он сейчас без всякой клизмы наложит кучу, — засмеялась Наташа.

     Юля взяла в руки спринцовку и осторожно ее сжала, пока на кончике не показалась капелька воды.

      — Чего испугался? — улыбнулась она и быстро сунула клизму мне в попу.

     В следующую секунду мою попу начала наполнять вода. Сначала было терпимо, но под конец стало очень неприятно и даже немножко больно. Мой живот просто распирало от воды.

      — Ну вот и всё, — сказала Юля и, быстро вынув клизму, тут же зажала мне попу, — Опускай ему ноги.

     Наташа осторожно опустила мои ноги вниз.

      — Полежишь так две минуты и можешь слезать со стола и бежать на горшок, — сообщила мне Юля.

      — Какой горшок? — усмехнулась Наташа, — Пусть делает все тут, на столе.

      — На марлю у себя под попой? — улыбнулась Юля.

      — Ага, — кивнула Наташа, — Как все малыши.

     Я принялся, как загипнотизированный, наблюдать за стоящими на столе песочными часами — готовый бесконечно терпеть мучительное давление в животе — лишь бы меня не заставили какать на столе как грудного.

      — Ну что, задирай ему ноги, — сказала Наташа Юле после того, как упала вниз последняя песчинка.

     Оказавшись в знакомой беззащитной позе с задранными ногами, мне пришлось напрячься изо всех сил, чтобы удержать воду внутри.

      — Чего ты ждешь? — недовольно обратилась ко мне Наташа, — Какай!

      — Может на него клизма не подействовала? — пожала плечами Юля.

      — Ага, не подействовала! — усмехнулась Наташа, — Из упрямства терпит. Но мы знаем, как с этим упрямством бороться.

     Увидев, как Наташа ткнула носиком клизмы в мыльницу, я понял, что медсестра собралась этим наконечником меня дразнить — точно так же, как она пять минут назад дразнила другой резиновой грушей трёхлетнего Сашу.

      — Кто тут капризничает и отказывается после клизмы какать? — шутливо ...   спросила Наташа и я почувствовал, как что-то уперлось в мою чувствительную дырочку.

      — Пробуешь Димину дырочку на прочность? — усмехнулась Юля.

     Наташа принялась ритмично тыкать клизмой мне в попу. Мне удавалось терпеть, хотя с каждым тычком наружу просачивалась вода. Помучив меня так где-то полминуты, Наташа взяла в руки мыло и в следующую секунду я почувствовал очень неприятное пощипывание в попе.

      — Трешь дырочку в попе куском мыла? — улыбнулась Катя, — Я своему обычно мажу ее шампунем.

     Медсестра снова принялась тыкать мне в попу посторонним предметом. «Мылом» — догадался я, из последних сил борясь с нестерпимым позывом по-большому. Казалось, что каждое следующее прикосновение к моей чувствительной дырочке вынудит меня покакать.

      — Похоже твои приемы на такого большого уже не действуют, — усмехнулась Юля.

      — Сама поражаюсь, как он до сих пор терпит, — сказала Наташа.

      — Не надо терпеть, солнышко, — ласково обратилась ко мне Юля, — Покакай на марлечку, как остальные детки.

      — Давишь на сознательность? — скептически улыбнулась Наташа, — Смотри, мальчишка после твоих слов еще сильнее напрягся.

      — Ага так напрягся, — согласилась Юля.

      — И как заставить его расслабиться? — вздохнула Наташа.

      — Предыдущие медсестры делали это щекоткой, — улыбнулась Вика.

      — Ага, Оксана щекотала мальчишке яички, когда он отказывался ходить на горшок, — вспомнила Оля.

      — Так он у нас оказывается боится щекотки, — оживилась Наташа, — Сейчас проверим.

     Почувствовав, как Наташа легонько трогает мне мошонку, я отчаянно задрыгал ногами от острой щекотки и, не удержавшись, чуть-чуть покакал.

      — Вот так, молодец, — похвалила меня Юля.

      — Действительно щекотка сразу помогла, — улыбнулась Наташа.

      — Чего остановился? — обратилась ко мне Юля, — Надо еще покакать.

      — Можешь еще выше задрать ему ноги? — попросила Наташа, — Хочу кое-что попробовать.

     Юля до отказа задрала мои ноги, прижав мне колени к груди.

      — Ага, вот так, — кивнула Наташа, — Чтоб выпятил свои мальчишечьи приборчики, как напоказ.

      — Действительно выпятил все вперед, — засмеялась Вика.

     Я с опаской косился, как Наташа намыливает пластмассовый наконечник клизмы.

      — Не хочу, чтоб он понемногу все выпускал, — пояснила она второй медсестре, глубоко засунув мне в попу клизму, — Надо, чтоб залпом наложил кучу.

     Наташа подмигнула Юле и принялась шевелить клизмой у меня в попе. Если б не эта груша, я б точно наложил кучу, потому что уже не мог терпеть. Но медсестра продолжала меня мучить, не давая освободиться от содержимого попы. Вдобавок она снова начала щекотать мне мошонку.

      — Как сразу задрыгал ножками, — улыбнулась Наташа, играясь пальцами с моими яичками.

      — Видела бы ты, что он обычно вытворяет во время мазанья детским кремом, — засмеялась Катя.

      — Особенно сегодня утром, — со смехом вспомнила Оля, — Сначала дрыгал ногами, а потом взял и пустил фонтан.

     Все дружно расхохотались.

      — Уси-муси-пуси, — приговаривала Наташа, продолжая щекотать меня между ног, — Где у маленьких мальчиков самое щекотное место? Вот тут, за яичками?

      — Ага, — улыбнулась Вика, — Смотрите как задрожал.

      — Прекрати, Наташка, — сжалилась надо мной Юля, — Мальчишка уже покрылся гусиной кожей.

      — Хочу еще немножко его помучить, — сказала Наташа, — В наказание за упрямство. Будет знать, как терпеть после клизмы. Пусть скажет спасибо, что вторую ему не поставили.

     Чужие пальцы снова скользнули мне за яички.

      — Ну что, готовы? — улыбнулась Наташа через полминуты и буквально выдернула наружу клизму.

     Сразу громко наложив под попой горячую кучу, я подумал, что Наташа прекратит меня щекотать, но медсестра по-прежнему продолжала трогать мою мошонку.

      — Так смешно какает, — улыбнулась Вика.

      — Ему с этим номером нужно в цирке выступать, — со смехом заметила Катя.

      — И не говори, — засмеялась Оля, — Дрыгает ножками и какает.

      — Сейчас еще и фонтан пустит, — уверенно сказала Наташа.

     Словно в подтверждение ее слов я начал писать, вызвав у взрослых смех.

      — Откуда ты знала? — улыбнулась Юля

      — Что, не видела, как у предыдущих все было? — усмехнулась Наташа, — Малыши всегда писают сразу же, как сходят по-большому.

      — Ага, я у своего стараюсь дождаться струйки, когда держу над тазиком, чтоб покакал, — сказала Марина.

      — И я обязательно жду, пока пописает, когда сажаю на горшок по-большому, — добавила Катя, — Один раз не дождалась и начала вытирать Сереже попу, так он прямо в тряпочку покакал.

      — Ага, нельзя поднимать с горшка, пока не пописал, — сказала Вика, — Ну а если пустил струйку, тогда действительно все.

     Весь красный от стыда, я продолжал вовсю писать.

      — Такое впечатление, что никак не может выписаться, — улыбнулась Аня.

      — Это ты для нас с Юлей стараешься? — засмеялась Наташа.

      — Ага, и вправду так старается, — со смехом согласилась Катя.

      — Наверно потому, что Наташка его до сих пор щекочет, — улыбнулась Юля.

      — Точно, — засмеялась Вика, — Продолжает щекотать мальчишке яички. Так прикольно.

      — Приколы — это конечно хорошо, — усмехнулась Наташа, — Но главное, нашли способ бороться с Диминым упрямством. Теперь мы знаем, как заставить его делать детские дела, когда положено. И маленькие, и большие.

     Стряхнув с моей письки последние капли, Наташа вытащила у меня из-под попы марлю.

      — Подержи мальчишке ножки, — попросила она Юлю, — Сейчас вытру ему попу.

     Наташа взяла из стоящей на столе миски плавающую там тряпочку и начала старательно вытирать мне попу.

      — И писюнчик тоже, — сказала она, занявшись моей писькой, — А теперь помажем между ножек детским кремом.

     Я обиженно поджал губы в предчувствии неприятной процедуры.

      — Что скривился? — улыбнулась Наташа, выдавливая на пальцы белый крем, — Всех деток надо хорошенько мазать на ночь кремом от опрелостей. Особенно таких как ты.

      — Как покраснел, — с улыбкой сказала Юля, — Да, да, Дима. Таких, как ты — кто писает в постель.

     Наташа принялась щекотно мазать меня кремом.

      — Ох, как мы боимся щекотки, — засмеялась она, скользя пальцами по моей мошонке.

      — Ага, так дрыгает ногами, — улыбнулась Юля.

     Слушая, как возившиеся со мной девушки принялась обсуждать, где у меня самые щекотные места, я с обидой понял, что Наташа, как и большинство предыдущих медсестер, попросту дразнит меня щекоткой.

      — Самое щекотное место у мальчишек обычно вот тут, за мошонкой, — улыбнулась Наташа, — Смотри, даже дотронуться нельзя — сразу начинает вырываться.

     Наташа принялась перебирать пальцами у меня за яичками, заставив меня задрожать от нестерпимой щекотки.

      — А еще он не любит, когда легонько проводишь пальцами сразу по двум яичкам, — добавила она.

      — Хватит дразнить мальчишку, — недовольно сказала Юля, — Сама его держи. Он от твоего щекотания так вырывается.

      — Хорошо,...   — нехотя согласилась Наташа, — Сейчас одену ему пижаму. Только сначала обернем между ножек марлей.

      — Правильное решение, — с улыбкой кивнула Юля.

     Вынув из ящика стола большой кусок марли, Наташа ловко сложила из него толстый треугольник.

      — Я тоже своему такие треугольные подгузники складываю, — заметила Марина.

      — Ага, настоящий марлевый подгузник, — улыбнулась Катя, — Как у грудного.

      — Ты б его еще запеленала, — шутливо предложила Вика.

      — И чепчик не забудь одеть, — добавила Аня, — Чтоб все было, как у грудного. Подгузник, пеленки, чепчик...

      — Соска во рту уже есть, — сказала Оля и все дружно засмеялись.

     Попросив Юлю поднять мне попу, Наташа подсунула под меня марлевый подгузник.

      — Писюнчик вверх, как положено, — улыбнулась она, задрав мне письку.

     Мамы малышей тихонько захихикали, вогнав меня в краску.

      — Что, действительно положено всегда нарправлять вверх? — поинтересовалась Оля, — По-моему все равно, куда у мальчишек писюнчик смотрит.

      — Я своему никогда вверх не направляла, — улыбнулась Вика.

      — А мне медсестра из нашей поликлиники сказала обязательно задирать писульку вверх, — заметила Марина.

     Плотно запахнув со всех сторон марлевый подгузник, Наташа скрепила его концы булавками. После этого она не без труда натянула поверх марли мои пижамные штаны.

      — Слезай! — сказала Наташа и помогла мне слезть со стола, — А теперь марш в постель!

     Я побежал к своей кровати, неуклюже ковыляя в толстом подгузнике. Дождавшись, когда я залезу под одеяло, Наташа подняла обе решетки детской кроватки и пожелала мне спокойной ночи. Довольный, что медсестры наконец оставили меня в покое, я повернулся на левый бок и сладко зевнул. Не прошло и пяти минут, как я крепко спал.

     Проснувшись следующим утром в мокром подгузнике, я тоскливо подумал, что такое теперь наверно будет повторяться каждую ночь. Настенные часы показывали полседьмого. «Чего все малыши так рано встают?» — недовольно подумал я, услышав детский рёв. Вскоре выяснилась причина рёва.

      — Такие маленькие постоянно какают после термометра, — улышал я громкий Наташин шёпот.

     Я повернулся на правый бок и принялся наблюдать за склонившимися над Артёмкиной кроватью медсестрами.

      — Извините, девочки, что так получилось, — виновато улыбнулась заспанная Марина, подойдя к кроватке своего шестимесячного сынишки, — Сейчас я вытру ему попу.

      — Я б и сама вытерла, — усмехнулась Наташа.

      — Ничего страшного, у малышей это часто бывает, — сказала Юля, — Мы уже привыкли.

      — Ох, горе ты мое, — вздохнула Марина, — Наложил такую кучу на марлечку у себя под попой.

      — Мы всем малышам такую подкладываем перед тем как ставить термометр, — пояснила Наташа.

     «Хорошо, что хоть мне так не меряют температуру» — подумал я. Мне, как большому, давали держать градусник подмышкой. Впрочем радоваться было рано. Подойдя к моей кровати, Наташа принялась мазать острый конец термометра вазелином. Прекрасно понимая, что это означает, я похолодел от неприятного предчувствия.

      — Что лежишь с такой миной? — обратилась ко мне Юля, — Опять описался?

     Юля стянула с меня одеяло и понимающе улыбнулась. Мне хотелось провалиться под землю от стыда.

      — Ай-яй-яй, — нахмурилась она, бесцеремонно щупая меня между ног.

      — Ничего себе, — усмехнулась Наташа, — Даже майка снизу мокрая.

      — Направили мальчишке писюнчик вверх, — ехидно бросила проходившая мимо Катя.

      — Хорошо, что обернули между ножек марлей, — сказала Юля, стягивая с меня мокрые пижамные штаны, — Хотя все равно постель менять придется.

      — Описался? — спросила Оля, остановившись у моей кровати.

      — Еще как! — ответила Юля.

      — Мой тоже таким мокрым проснулся, — сказала Оля.

     Быстро расстегнув булавки, Юля осторожно развернула мой подгузник.

      — Предыдущие девчонки были правы, — усмехнулась Наташа, раглядывая меня между ног, — Каждую ночь мочит постель.

      — Как не стыдно, Дима! — обратилась ко мне Юля, — Чтобы в семь лет так писаться!

      — Почему ты не попросился ночью на горшок? — накинулась на меня Наташа.

     Слушая, как медсестры меня стыдят, я еле сдерживался, чтобы не зареветь от обиды.

      — Ну что, Юль, задирай ему ноги, — сказала Наташа.

     Юля взяла меня за лодыжки, но я, изловчившись, вырвал одну ногу и лягнул медсестру.

      — Ты что? — крикнула Юля, потирая ушибленный локоть.

      — Ах вот значит ты как, — сказала Наташа таким ледяным тоном, что у меня по спине пробежали мурашки, — Сейчас узнаешь, как у нас непослушным меряют температуру.

     Наташа быстро вытерла градусник мокрой тряпочкой и сходив к пеленальным столам, вернулась с уже знакомой мне мыльницей. Догадавшись, что она затеяла, я громко заревел.

      — Так и хочется отшлепать по голой попе, — рассерженно сказала Юля, снова задирая мне ноги.

     Я с опаской наблюдал, как Наташа тщательно намыливает градусник.

      — А теперь помажем дырочку в попе, — улыбнулась она.

      — Мылом? — усмехнулась Оля.

      — Каким мылом? — притворно возразила Наташа, — Это специальный детский вазелин. Для непослушных.

     Все тихонько захихикали.

      — Вот так помажем Димину маленькую дырочку, — приговаривала Наташа, намыливая мне попу.

     Было очень щекотно, не говоря уже о неприятном пощипывании.

      — Смотри, Юлька, — улыбнулась Наташа, продолжая дразнить мою дырочку, — Так смешно. От каждого прикосновения вздрагивает.

      — Ага, — усмехнулась Юля, — И сразу начинает ерзать, пытаясь увернуться от твоего пальца.

      — Ты что, Дима, серьезно думаешь, что сможешь мне помешать? — насмешливо посмотрела на меня Наташа, — Я тебя в этой позе могу трогать между ножек, где захочу.

      — Суй ему уже в попу термометр, — проворчала Юля, — Достаточно везде помазала.

     Почувствовав, как мне в попу быстро скользнул посторонний предмет, я снова заревел.

      — Сейчас же перестань капризничать! — строго сказала мне Наташа, — Что это такое? Не даешь мерить себе температуру.

      — Так меряют только малышам, — обиженно заявил я, продолжая тихонько всхлипывать.

      — А ты значит считаешь себя большим? — насмешливо спросила Наташа, — Почему ты тогда носишь подгузник? И не просто носишь, а писаешь туда, как маленький.

      — И какает в штаны тоже, — добавила Юля.

      — Нам все про тебя рассказали, — сказала Наташа, — Особенно, как ты любишь пускать фонтаны во время детских процедур. Совсем, как грудной.

     Я густо покраснел.

      — Что, Дима, нравится все делать, как малышу? — не отставала от меня Наташа, — Писать и какать в штанишки, пускать фонтаны на пеленальном столе... Я просто уверена, ты и сейчас, после термометра, кучу наложишь. Как шестимесячный Артёмка. Чем ты от него отличаешься?

     Слова медсестры были такими обидными, что я снова горько заплакал. Вдобавок неприятное пощипывание в попе и вправду вызвало у меня сильный позыв какать.

      — Я тебя после этого мокрого подгузника по-другому не воспринимаю, — продолжила Наташа, — Хорошо, что у тебя под попой марля....  

      От тебя сейчас всего можно ожидать.

      — Что, серьезно боишься, что мальчишка наложит после термометра кучу? — засмеялась вошедшая в комнату Вика.

      — Конечно наложит, — уверенно заявила Наташа, — Хотите поспорить?

     Наташа принялась шевелить термометром у меня в попе, резко усилив и без того мучительный позыв по-большому. Наблюдающая за ней Юля тихонько хихикала.

      — Давай договоримся, — снова обратилась ко мне Наташа, — Я слышала, что из третьей палаты выписывают одного мальчика. Значит там сегодня появится как минимум одно место. Если ты будешь себя вести, как большой, мы с Юлей похлопочем от твоем переводе.

      — Наташка! — с упреком посмотрела на Наташу Юля, неодобрительно покачав головой.

      — Но если ты что-то сделаешь, как маленький, останешься тут, — продолжила Наташа.

     Я с надеждой взглянул на Наташу, смутно догадываясь, на что она намекает.

      — Пора вынимать, — сказала Юля, посмотрев на часы.

     Хитро переглянувшись с Юлей, Наташа быстро вынула у меня из попы термометр. Я еле сдерживал мучительно острый позыв по-большому.

      — Ну что? — улыбнулась Юля, — Так ты, Наташка, за Диму боялась. Надо было Вике с тобой поспорить.

     Наташа пропустила Юлину реплику мимо ушей, принявшись что-то высматривать у меня между ног.

      — Подожди опускать ему ноги, — попросила она Юлю, — Такое подозрительное красное пятнышко за мошонкой. Неужели уже успели появиться опрелости?

      — Какое пятнышко? — удивленно спросила Юля.

      — Вот тут, — показала пальцем Наташа, толкнув Юлю в бок.

      — Ах, вот это? — притворно серьезным тоном протянула Юля.

      — Ага, — кивнула Наташа и принялась нестерпимо щекотно трогать меня за яичками, — Ой, и вот тут тоже.

     Задрыгав от острой щекотки ногами, я не выдержал и начал какать.

      — Ну вот, — разочарованно сказала мне Наташа, — А я уже хотела тебя похвалить. Ну что я говорила? Покакал после термометра, как годовалый. Придется отложить твой перевод в палату для больших.

      — Ничего себе наложил кучу, — улыбнулась Вика.

     Слушая, как возившиеся у пеленальных столов мамы обидно комментируют мой конфуз, я окончательно сдался и начал писать.

      — Ай-яй-яй, — засуетилась Юля, — Он же всю постель замочит.

      — Ничего страшного, — улыбнулась Наташа, — У него там клеенка. А простынь и так менять надо.

     Продолжая вовсю поливать свой и без того мокрый подгузник, я не знал, куда деться от стыда.

      — Опять пустил фонтан? — засмеялась вошедшая в комнату Аня, — Что, Дима, на пеленальном столе уже надоело, так решил в кровати?

      — Лучше посмотри, какую он наложил кучу, — усмехнулась Оля.

      — Точно, такая большущая куча под попй, — сказала смеющаяся Аня, — Только не говорите, что ему мерили температуру, как грудному.

      — Ну да, — улыбнулась Катя, — Поставили термометр в попу и тут же покакал.

      — Действительно хуже маленького, — сказала Аня, — Даже мой полуторагодовалый после термометра не какает.

      — Твой от намыленного градусника тоже б наложил кучу, — проворчала Оля.

      — Ага, — кивнула Катя, — Они ж намылили термометр вместо того, чтобы помазать его вазелином.

      — В самом деле? — удивилась Вика, — Какие хитрые. Хорошо, что я с Наташей не поспорила.

      — Ничего, — усмехнулась Катя, — Больше не будет капризничать, когда ему ставят в попу термометр.

     Попросив Юлю подержать мои ноги, Наташа взяла мокрую тряпочку и быстро вытерла мне попу.

      — А спереди? — спросила Юля.

      — Пусть пока лежит мокрый, — сказала Наташа, вытащив из-под меня грязную марлю, — Померяем всем температуру и я его хорошенько подмою.

     Медсестры перешли к следующему ребенку — трехлетнему Саше. Услышав, как тот недовольно заревел, я злорадно улыбнулся, что не одного меня в этой палате мучают неприятными процедурами.

      — Ну-ну, не надо плакать, — принялась ласково успокаивать своего сынишку Вика, — Всем деткам так меряют температуру.

      — Как ревет, — пожалела малыша Юля, — В-принципе можно было сунуть термометр подмышку и подержать руку.

      — Я всем ставлю в попу, — отрезала Наташа, — Так удобнее.

      — Не жалеешь ты их, Наташка, — вздохнула Юля, — И с Димой почему так поступила?

      — Намылила термометр? — уточнила Наташа, — Он же тебя ногой лягнул. Надо было наказать.

      — Намыленный термометр — это еще куда ни шло, — вздохнула Юля, — Зачем ты ему сказала, что в нормальной палате освобождается место? Они же все по-прежнему полные. Даже в пятой, откуда перевели к нам Диму, больше мест нет.

      — Я знаю, — усмехнулась Наташа, — Просто хотела подразнить мальчишку. Посмотреть на его реакцию.

      — Неужели ни капельки ребёнка не жалко? — укоризненно спросила Юля, — Прикинь, если б тебя в семилетнем возрасте положили в палату для малышей.

      — Я в семилетнем возрасте постель не мочила, — заявила Наташа.

     Больше Юля с Наташей меня не обсуждали. Я по-прежнему был обижен на бесцеремонных медсестер. Но по крайней мере кто-то за меня заступился.

     Как и обещала врач, меня выписали из больницы через два дня, проведенных разумеется в палате для малышей. Покидал я ее со смешанными чувствами. С одной стороны хотелось забыть все происшедшее со мной в больнице, как кошмарный сон. Но с другой я немного привык к порядкам в ясельной палате: детским процедурам, осмотрам голышом, хождению на горшок... Как будто вернулся в раннее детство, которое почти никто не помнит. Мои самые ранние, довольно расплывчатые воспоминания относились к младшей группе детского садика. А тут заново пережить ясельный возраст — без сомнения дико и унизительно, но в то же время по-особому интересно.

     Вот так я почти на неделю превратился в семилетнем возрасте в ясельного малыша. Первые пару месяцев после больницы мне снились о ней только кошмары. Постель правда больше не мочил. Через полгода я потихоньку успокоился. Но отношение к медицинскому персоналу осталось прежним. Детские врачи в ту пору чуть ли не поголовно были женщинами. Не говоря уже о медсестрах. Пребывание в больнице так меня шокировало, что я начал воспринимать даже не врачей с медсестрами, а вообще всех женщин не иначе, как мучительницами малышей. И разумеется, частенько фантазировал, как они мучают меня и других детей.

     Лет до 10-ти эти фантазии были типичными детскими страхами, но потом что-то изменилось. Меня странным образом влекло к бесцеремонным медсестрам и больничным процедурам. Выражаясь научными терминами, фобия превратилась в фетиш — связанный именно с детскими процедурами и ясельным возрастом. Ну а с появлением Интернета я узнал официальное название этого фетиша — инфантилизм.

     Понятно, как я стеснялся своего извращения, не говоря уже, как оно мешало моим отношениям с противопложным полом. Но по крайней мере перестал считать себя одним единственным ненормальным, кому нравится фантазировать о возвращении в раннее детство. У буржуев полно «взрослых младенцев» и никто уже давно не стесняется. Уверен, все инфантилисты рано или поздно проходят через эту стадию. Сначала перестают стыдиться своего фетиша, а потом задают себе вопрос — а зачем, собственно, его искоренять.

     Еще интереснее реакция окружающих. Нет, кричать на весь мир о своих фетишах конечно не следует, тем более в по-прежнему дремучем пост-совковом обществе. Но близкие мне люди (ессно женского пола) реагировали на мои откровения совершенно спокойно. Мое извращение никого не испугало. И знакомый сексопатолог, к которому я однажды напросился на прием, внимательно меня выслушал и сделал заключение, что со мной все в порядке. Даже, насколько помню, зевнул. И просто усмехнулся в усы: «Обычный фетиш. Старайся не зацикливаться».

     Если не мешает в личной жизни — зачем с такими вещами бороться? Чтобы стать «стопроцентно нормальным»? А толку? Богатства и счастья от этого не прибавится. Да и скучно, если честно, быть стопроцентно нормальным. А дремучее общество, отождествляющее инфантилизм с педофилией, меня абсолютно не волнует.

     КараПуз

     e-mail: [email protected]

     Август 2009