Отчаянно звеня серебристыми бубенцами, шумный свадебный кортеж с ходу ворвался в распахнутые настежь ворота большого богатого двора, и, распугивая деловито снующих вдоль забора серых гусей, лихо подкатил к высокому резному крыльцу. У Емельяновых играли свадьбу. Семен, дородный взрослый сын именитого купца, одним прыжком выскочив из двуколки, без видимого усилия подхватил на руки свою миниатюрную хрупкую невесту и быстро, перескакивая через ступеньку, умчался с нею в сени. Разухабисто гогоча, дрУжки последовали за молодоженами.

     Для Агафьи, до сегодняшнего утра еле тянувшееся время, стремительно неслось вскачь: вот только она наряженная ожидает в своей светелке, вот слышится топот ног нетерпеливых сватов, вот уже суровый отец благословляет ее на брак. И вдруг оказываются позади и венчание в церкви, и шумное катание, и обильное застолье, и она уже стоит в чужом незнакомом доме, и седой вислоусый дед — ее свекор, Игнат Семеныч, целует девушку в лоб, одобряя сыновий выбор.

     Она хочет замедлиться, остановиться, подождать; но дрУжки уверенно тянут молодоженов в дальние сени. И, очутившись один на один со своим будущим мужем, сидящая на белоснежной перине невеста в страхе замирает.

     Хмельной от выпитого меду Семен, поспешно сорвав с себя вышитую праздничную рубаху и спустив порты, повалил сжавшуюся в комочек жену на спину и с трудом протиснулся сквозь крепко сжатые ноги. Его губы впились в покорно подставленное лицо девушки:

      — Я люблю тебя, Агафьюшка.

     Она не ответила. Именно так все и должно было происходить, поучала ее мамка. Именно так. Она зажмурилась и перестала сопротивляться: неизбежного не отвратить.

     Запутавшись в многочисленных рубахах и поясах девушки, жених, наконец, добрался до ее нежного тела. Крепкая мужская плоть устремилась в запертое до сего дня женское лоно. Коротко вскрикнув, Агафья закусила губу: ей было неприятно и больно. Но навалившийся супруг не останавливался. Целуя покорившуюся жену то в шею, то в нарумяненную щеку, он мял ее маленькие груди и, все убыстряясь, двигался. Не прошло и минуты, как он, захрипев, больно сдавил девушку в своих медвежьих объятьях и откатился в сторону.

     Некоторое время молодожены лежали рядом. Агафья замерла, боясь вздохнуть, как была: расхристанная, с задранными до шеи рубахами, не стесняясь своей девичьей наготы. Жених шумно пыхтел, восстанавливая дыхание. Постепенно к нему возвращались силы. Он вновь, с новой энергией навалился на супругу, и на этот раз его толчки, отметила девушка, уже не казались такими болезненными. Скорее завораживающими, обещающими.

     Когда Семен, весь в поту, снова достиг финала, Агафья с удовлетворением поняла, что доставила своему мужу ни с чем ни сравнимое удовольствие. Это оказалось чертовски приятно.

     Оцепенение и неуверенность оставили девушку. Когда молодые, побеспокоенные соскучившимися дрУжками, вернулись к гостям и присоединились к застолью, на лице невесты светилась нескромная улыбка, и вскоре она даже смело отвечала на обращенные к ней вопросы.

     Гуляние закончилось далеко за полночь. Молодоженов вновь препроводили в знакомую комнатку и, скабрезно пожелав жениху успеха в исполнении супружеского долга, оставили наедине. Не ощущая ни малейшего сопротивления со стороны супруги, Семен торопливо овладел ею. Изрядное количество выпитого за вечер сделало свое дело: довольно быстро кончив, он перевернулся на спину и захрапел. Прижавшись щекой к груди уже горячо любимого мужа, Агафья счастливо улыбнулась...

     Поздней ночью в кромешной темноте теплой клети Агафья резко вскочила от жуткого прикосновения ледяного воздуха. Было тихо. Даже спящий муж дышал совершенно беззвучно. Борясь со страхом, девушка наощупь зажгла свечу. В комнате никого, кроме молодых не было, но чувство напряжения не уходило, и Агафья поднялась с постели. Она скинула сковывающие ее рубахи, оставив только просторную нижнюю. Непонятная сила настойчиво влекла ее наружу, и девушка, не в силах противиться, послушно распахнув дверь, вышла в длинный коридор.

     Казалось, весь огромный дом в одночасье вымер. Вокруг — ни звука.

     Даже половицы под легкими шагами испуганной путешественницы прогибались абсолютно бесшумно. Следуя непонятному наитию, Агафья, освещая себе дорогу дрожащим огоньком свечи, прошла до конца узкого коридора, свернула направо и поднялась по лестнице наверх. Сквозь щель, открывшейся ее взору, двери пробивался свет, и она, обрадовавшись, бросилась вперед.

     В комнате за массивным дубовым столом в обнимку с большой бутылью браги грузно развалился на лавке Игнат Семеныч. Когда он поднял на вошедшую невестку абсолютно трезвые бездонно черные глаза, в них сверкнуло жадное алое пламя:

      — Ага! Пришла!

     Осознавая свою неодетость, Агафья попыталась хоть как-то прикрыться руками. Но те неожиданно ее не послушались.

      — Зачем тебе это? — усмехнулся коварный свекор, — Снимай сейчас же.

     К своему неописуемому ужасу, девушка, даже не попытавшись возразить, покорно разделась.

      — Так, так, — задумчиво проговорил Игнат Семеныч, подходя к Агафье, и деловито рассматривая ее обнаженное тело со всех сторон. Готовая сгореть со стыда, та ничего не могла с собой поделать.

      — А ну-ка, полезай на стол, — он взмахнул рукой, и девушка вновь вопреки своей воле выполнила его приказ. Оперевшись на локти и колени она послушно замерла, осознавая всю дикость ситуации, но не в силах совладать с собой.

      — Ай, хороша! — свекр провел жесткой шершавой ладонью по бесстыдно выставленной между ног промежности невестки. Его узловатый палец едва скользнув по полным срамным губам уперся в сжатый кружок ануса. Задержался. Закружился. Преодолевая сопротивление мышц, вошел. Агафья вскрикнула от жгучей боли.

      — Ничего, ничего... Привыкнешь, — довольно усмехнулся злодей, — Скоро даже нравиться будет, — палец начал неспешно раскачиваться внутри тела девушки: вперед — назад, вперед — назад...

     Боль медленно уходила, и несчастная осмелилась искоса, через плечо глянуть на своего мучителя: свободной рукой Игнат Семеныч заканчивал развязывать удерживающий портки пояс.

      — Ай, хороша, хороша девка! — испещренное морщинами лицо старика гадостно растянулось в сладострастной улыбке, открывая испуганной жертве неожиданно ровный ряд блестяще белых зубов. Нет, не зубов — клыков! Длинных изогнутых клыков!

     Объятая ужасом девушка рванулась, пытаясь освободиться, убежать, но предательское тело вновь ее не послушалось.

      — Тебе понравиться, — вновь глумливо пообещал свекр, заметив обращенный на него взгляд. Не в силах сопротивляться похотливо пронзающему ее взору, невестка в бессилии опустила глаза. Если бы не апатия и не отрешенность, в миг завладевшие несчастной, Агафья, наверное, умерла бы со страху: обе ноги Игната Семеныча оканчивались черным округлым раздвоенным копытцем, а позади, из-за тонкого, но невероятно длинного, почти до колена, члена, виднелся тощий, оканчивающийся редкой кисточкой хвост.

     Она оказалась во власти черта... Стала игрушкой в его безжалостных руках... Рогатый околдовал девушку, подчинил себе... Впереди ждали позор и мучительная смерть...

     Громко цокая по дощатому полу, черт приблизился. Его огромные жесткие как кора дуба ладони легли на нежные девичьи ягодицы. Развели их в стороны. Из пышущей адским жаром алой пасти демона промеж частокола отполированных клыков вырвался наружу тонкий извивающийся язык. Существо, все еще хранящие на себе черты Игната Семеныча, нагнулось и смачно провело влажным от стекающей слюны языком по сжавшейся промежности жертвы. Раз-другой скользнув по утопленному конусу ануса, язык, став каменно твердым, ворвался вовнутрь.

     Девушка не издала ни звука. Все глубже и глубже погружался черт в ее задний проход, а она, безвольно свесив голову, не могла оторвать взгляда от его неспешно, но неотвратимо увеличивающегося члена.

     Как полено, с пугающим безразличием отметила она. Он просто-напросто разорвет ее. Когда возбуждение достигло пика, соскользнувшая кожа открыла блестящую бардовую головку размером с добрый булыжник. Агафья закрыла глаза и приготовилась...

     Было больно. Невероятно больно. Но страх заглушал другие чувства. Обильно смазанный вязкой слюной анус не сопротивлялся. Монстр вонзил свой неимоверный ствол сразу. На всю длину. До упора. До длинной отвисшей мошонки с двумя, с гусиное яйцо, шариками внутри.

     Из глаз девушки брызнули слезы. Не от боли или страха — дух ее уже смирился и не оказывал никакого сопротивления, а от невероятного напряжения — ее тело, само естество не могло покориться и продолжало борьбу.

     Черт сладостно застонал. Чем сильнее стремление жертвы освободится, тем сильнее получаемое им удовольствие. Выжидая до момента максимального сжатия, он медленно выходил, позволяя девушке немного расслабиться и тут же немедленно врывался, заставляя вновь напрягаться. В начале, растягивая удовольствие, он не спешил. Смаковал небывалое наслаждение. Постепенно, приближаясь к финалу, стал ускоряться в нетерпении.

     Едва чудовище покинуло растянутый, сочащийся белым семенем анус, тело девушки обессилено повалилось на жесткий ледяной стол: удерживающая ее магия исчезла.

      — Ступай, — Рогатый, а у него действительно оказались небольшие черные рожки, устало махнул рукой, словно отпуская прислугу, — До завтра...

     Все еще находясь как в тумане, Агафья послушно спустилась на пол, на ощупь подобрала лежащую неподалеку рубаху, и, шатаясь, побрела к выходу из комнаты. У открытой двери она, превозмогая себя, медленно обернулась: обнаженный свекр ловко опрокинул полупустую бутыль, одним махом осушив остатки браги. Заметив обращенный на него взгляд, Игнат Семеныч нетерпеливо топнул копытцем:

      — Иди, иди давай! Сказал же — завтра!

     Будто от внезапно налетевшего ветра тяжеленная дверь мгновенно захлопнулась, вытолкнув дрожащую обнаженную девушку на неосвещенную лестницу. Прижимая к груди скомканную одежду несчастная вслепую, натыкаясь на стены, побрела по длинному коридору. Мир вокруг по-прежнему пребывал в могильной тишине и жутком потустороннем холоде.

     Но Агафья всего этого не замечала, она раз за разом, снова и снова видела одну и ту же картину: огромный, блестящий от пота козлоногий Игнат Семеныч врывается в покорившееся ему хрупкое тело маленькой дрожащей невестки. И словно это и не она, не Агафья, та истязаемая несчастная, а кто-то другой, раз она видит это со стороны. Но с каждым рывком хвостатого демона, всем своим телом девушка ощущала его беспрепятственно врывающийся ствол внутри себя. Проклятый Рогатый мучил ее вновь и вновь, заставляя не только чувствовать, но и смотреть...