Испарились все чувства разом...

     А ведь как я о нём мечтал!..

     Ослеплённый любовью,

     страстно,

     как пацан, я в кулак кончал,

     о нём думая, — так и этак

     его мысленно я крутил...

     Оказалось, что он не целка:

     ему, пьяному, пломбу сбил

     одноклассник на даче летом...

     Я мечтал...

     а он — целый год! — 

     с одноклассником делал это,

     наслаждаясь и в зад, и в рот...

     Стоя. Лёжа. На даче. Дома.

     Приспускали с себя штаны...

     Кто-то скажет:

     «Что здесь такого?

     В этом возрасте пацаны

     сплошь и рядом...

     вполне банально!

     И типично вполне...»

     И всё ж...

     поначалу, когда узнал я,

     было это — как в сердце нож, — 

     пока я его имя страстно

     в пустоту выдыхал, сопя,

     и гадал, как ему признаться,

     у него была жизнь своя,

     о которой ни сном ни духом

     я не ведал и знать не знал...

     Я боялся, что он с испугом

     отшатнётся — и я гадал,

     как ему рассказать о небе,

     о бездонной голубизне...

     год я мучился:

     что ответит

     сероглазый мальчишка мне?

     Рассмеётся?..

     Пошлёт подальше?..

     Испугается?... Снилось мне:

     от меня он бежит по пляжу,

     и гонюсь я за ним во сне...

     и догнать

     не могу — мелькает

     его попка... гонюсь, а он

     меня близко не подпускает, — 

     часто снился мне этот сон...

     Если б знал я! О, если б ведал!..

     Я, влюблённый, весь год мечтал,

     как ему расскажу о небе...

     а его одноклассник драл,

     содрогаясь от кайфа...

     боже,

     я мечтал о нём целый год!..

     А он запросто мужеложил

     с одноклассником в зад...

     И вот,

     когда вычислил я решенье,

     как ему обо всём сказать,

     не дослушал он —

     без смущенья

     улыбнулся: «Могу я дать,

     если хочешь ты...» Я опешил...

     задохнулся от счастья... ох!

     И — раздел я его поспешно,

     и — всадил ему между ног

     без малейшего промедленья!..

     Сделал явью свою мечту:

     содрогаясь от наслажденья,

     я любимому пацану

     кончил в попу,

     и тут же снова

     разрядился... и в третий раз

     разрядился! — со мной такого

     не бывало давно...

     Экстаз

     в один миг остудил мальчишка,

     когда я у него сосал:

     «Хорошо ты сосёшь... а Мишка

     не умеет так», — он сказал,

     улыбаясь...

     и я невольно

     замер с членом его во рту:

     ёлы-палы... обычный школьник,

     каких тысячи...

     и ему

     уже кто-то сосал... и, может,

     его кто-то уже ебал, — 

     в этом возрасте мужеложат

     парни многие...

     осознал

     в один миг я, что я не первый...

     было это — как в сердце нож:

     до меня уже кто-то делал

     его в попу...

     «А ты не врёшь?» —

     улыбнувшись, спросил зачем-то...

     Удивился он: «Что мне врать?»

     И — бесхитростно мне поведал,

     как весь год они...

     если б знать!

     Пока я умирал от страсти —

     как признаться ему, гадал,

     его —

     запросто! — одноклассник,

     содрогаясь от кайфа, драл,

     загоняя в тугую норку

     неуёмного скакуна, — 

     раздвигались тугие створки

     то и дело у пацана...

     Он рассказывал откровенно,

     как впервые... и как — потом...

     целый год они... я не первый...

     я не первый... какой облом!..

     Слушал я, улыбаясь тупо...

     Ослепила меня любовь —

     упустил я из вида, глупый,

     что он вовсе не юный бог,

     а обычный пацан, и значит —

     имел полное право он...

     Ах, зачем...

     ах, зачем, мой мальчик,

     ты признался? Какой облом...

     Словно что-то сломалось сразу:

     испарилась любовь —

     и вмиг

     превратился я в педераста,

     каких море вокруг...

     Был тих

     угасавший июньский вечер...

     Я дослушал его рассказ —

     вскинул ноги его на плечи

     и без смазки — в четвертый раз! — 

     не особенно церемонясь,

     зад на хуй насадил

     рывком...

     Сочинённая мною повесть

     завершилась банально:

     он

     содрогался, расставив ноги —

     я, как робот, его долбил...

     и уже не любовь, а похоть

     мною двигала, — 

     он скулил,

     прижимая к плечам колени,

     пока я его драл, сопя:

     в столь разительной перемене

     он не мог разобраться...

     я,

     захлебнувшись

     последним всхлипом,

     разрядился в четвёртый раз...

     «Было больно...» — сказал с обидой

     перешедший в девятый класс

     сероглазый пацан,

     и сжалось

     моё сердце на миг... «Прости», — 

     я сказал... и душа рассталась

     окончательно с ним:

     в любви

     я не ведаю компромиссов —

     я любовь не делю ни с кем.

     От такого максимализма

     сам страдаю я...

     Между тем,

     ничего не могу поделать

     с этим «пунктиком»: я люблю,

     чтобы мальчик был сзади целым,

     чтобы первое АЙ ЛАВ Ю

     от меня он узнал...

     Наверно,

     это глупая блажь... и всё ж —

     я, влюбляясь, хочу быть первым...

     «Мишу этого... приведёшь?» —

     я спросил.

     И в ответ услышал:

     «Я скажу ему... мы придём».

     Вот и всё.

     Никогда мальчишка

     не узнает, как был влюблён

     я в него, и как он мне снился,

     и как год я сходил с ума —

     как душа моя, словно птица

     в тесной клетке, была полна

     грёз горячих, фантазий жарких, — 

     всё растаяло, словно сон...

     Восьмиклассник. Четыре палки.

     И лукавство во взгляде, — 

     он

     гладит член мой своей ладонью,

     тянет губы свои к моим...

     Симпатичный...

     ебливый школьник...

     и — нависнув опять над ним,

     в пятый раз я вгоняю шишку

     в ненасытный горячий лаз —

     содрогаясь,

     ебу мальчишку...

     не в последний, надеюсь, раз.