32
Андрей проснулся от лёгкого шороха в комнате. Приоткрыв глаза, зажмурился от предрассветного сияния за окном, но успел заметить Корчагина, прыгавшего на цыпочках вокруг рюкзака. Сразу вспомнился вчерашний разговор. Катя с её затеей повторить опыт Вероники, Миша, не имевший ничего против.
Нахмурившись, Андрей перевернулся и усилием воли попытался уснуть. Но спать уже расхотелось.
«Оля бы точно такое не одобрила», — представлял он себе дочку, совокупляющуюся со здоровенным мужиком, да к тому же ещё в лодке.
— А ты куда смотрел, придурок? — прошипела бы бывшая.
Андрей тяжело вздохнул, закусил щеку. Он не был ханжой, чего уж греха таить, у самого рыльце в пушку. Но разница в его случае заключалась в чувствах и взаимности со стороны Насти. Для Михаила это был обычный охотничий азарт. Миша даже глазом не моргнёт, когда придёт время.
«Только и ждёт своего звёздного часа», — мрачно думал Андрей.
Но что поделаешь? Все ловушки расставлены, силки натянуты. Корчагин выходит на охоту.
Солнцев услышал аккуратный стук пяточек по лестнице, и сердце его ёкнуло. Дочь спускалась всегда характерно, придерживаясь рукой за поручень, бочком прицеливалась куда ступить. Наконец послышался шёпот Солнцевой, она была явно не в себе, восторженный голос её приобрёл хрипцу. А, может, это с утра она ещё не успела позавтракать?
Парочка вышла и затопала снаружи по траве, видимо, сбивая росу. Михаил тяжело ступал резиновыми болотниками, рядом перелётами шебуршала зелёная вишня.
Андрей сквозь сон, внезапно накативший, с тоской думал о правах феодала на первую ночь. Примерно так он себя и чувствовал — средневековым крестьянином, у которого только что силой забрали невесту.
###
Кто-то забрался под одеяло и, нырнув с головой, погрузился в процесс ощупывания причиндалов. Сначала тонкими руками, а потом и ротиком.
«Вероника», — мелькнула в затуманенном сознании догадка.
Он приподнял верхний край одеяла, чтобы лицезреть глубокий минет во всей красе. Ненасытная бестия жадной пираньей присосалась к члену, уткнулась носиком в волосатый лобок, обхватывая ствол у самого основания. Губки и даже зубки девушки елозили на быстро пробуждавшейся плоти. Пальчиками стянув кожу, пигалица держала твёрдую палочку в жёстком кольце, кончиком языка заигрывала с головкой.
Их глаза встретились: её — довольные, ухмыляющиеся, его — непроснувшиеся, раздосадованные.
Андрей вывернулся и сел, отстраняя от себя нахалку.
— Ну всё, хватит, — прохрипел он, прикрывая вздыбленный пах.
— Настя ничего не узнает, — восторженно прошептала пигалица. — Она тоже на рыбалку пошла.
Андрей озадаченным взглядом посмотрел на чудо в перьях, она сидела перед ним на коленках абсолютно голая. Трусики, шортики и маечка валялись на полу.
Не отказываться же от минета?
«Отсосёт, раз уж начала», — думал он.
Андрей отпустил руку, оттянул член в сторону девичьей головки, которая нежным ротиком накрыла самую чувствительную часть мужского достоинства.
Вероника принялась сосать с новой силой. Он только успевал придерживать её за уши и щипать носик, чтобы она не увлекалась зубками. Пальчиками она хватала яйца, оттягивала их и массировала, как доярка, привыкшая к вымене на ферме. Пришлось поумерить её пыл.
Он вытянул презерватив из сумки, стоявшей под кроватью, быстро раскатал по стволу и опрокинул пигалицу на спину. Она весело раскинула худые, как у лягушки, ляжки, открывая гладко выбритую розовую щель. Воткнувшись в неё, Андрей мигом влетел по самые яйца. Тугое влагалище звонко чавкнуло, пускай ствол внутрь, обильная смазка способствовала глубокому проникновение.
Ему не было нужды притворяться, он трахал грубо и цинично. Исключительно в целях доставления себе максимального удовольствия. Видимо, этот последний нюанс и вызвал удвоенную страсть со стороны прыгавшей под ним подстилки. Она не хотела мириться с положением заложницы чужой воли, пяточками и кулачками заколотила по спине и ягодицам Андрея, демонстрируя как ей хорошо. Её визг и хрипы дополнили картину. Андрей подбородком уткнулся в угол постели, двумя руками обхватил узкие бёдра, в центре которых играла маленькая бездонная дырка, и задвигался, как поезд, летящий под откос. Отбойным молотком он приколачивал визжащее детское тело пигалицы, насаживая узкий таз на член. Пальцы сомкнулись в замок на мягких ягодицах. Двумя ладонями, сведёнными в чашу, он встречал её мощными ударами.
— Кончи мне в попку, — послышался нетерпеливый настойчивый голосок под ним.
Он остановился и недоумённым взглядом окинул истерзанное раскрасневшееся тело под ним, наверху сияло довольная сытая рожица. Вся залитая собственной слюной и слёзками, Вероника большими круглыми глазами пялилась с мольбой на Андрея.
Её рука уже скользнула вниз и, достав распаренный измазанный белесоватой смазкой стальной член, направила его в узелок ануса.
Андрей хмыкнул, почувствовав, как резиновая трясина кратера медленно затягивает его.
«Ну и сучка!» — думал он, погружаясь в очень тугое кольцо сфинктера.
Вероника, вытянув пальчики в лодочку, задёргала ими на разбитом влагалище. Новые повизгивания возвестили об удовольствии, которое она извлекала из процесса.
«Ну как хочешь», — он опять обхватил девушку за кости таза и забил поначалу мелкими ударами, постепенно наращивая темп.
В этот раз он не ложился на неё, чтобы не мешать ей заниматься собой. Откинувшись назад на пятки, Андрей нашёл нужным подложить подушку под попу Вероники. Её тугое очко постепенно расслаблялось, становясь почти таким же глубоким и бездонным, как влагалище.
— Какой ты там хороший! — напомнила егоза об удовольствии, получаемом столь странным способом. До сих пор её глазки были наполовину прикрыты, но сейчас она выгнула шею, заглядывая под себя, где мощный торс прибивал её в анус.
— Трахни меня сильнее, ещё сильнее! — Вероника ожесточённо закусила нижнюю губку, стеклянный взгляд, устремлённый перед собой, невидящий, блестел похотливым глянцем.
Он ускорился, мощнее забил бёдрами.
— Я хочу кончить вместе с тобой, — её натянутые пальчики быстрее затеребили разбухшую складочку в основании лобка.
Андрей почувствовал, как бескомпромиссно сжимается анус Вероники.
«Как тиски», — думал он.
Зрачки девушки поплыли вверх под опавшими веками, ротик приоткрылся, она хватала воздух, как рыба, выброшенная на берег.
«Вот сучка!» — он в который раз пришёл в невольный восторг, созерцая перед собой развращённую природу девушки, бившую ключом. Её задница крепко сжимала член, будто родной кулак. Горячая разбитая дырка тёрлась об лобок, орошала его бесцветными выделениями. Наконец грудки горели твёрдыми пупырышками сосков, подрагивали нежными припухлостями жировых тканей, разъехавшихся по ребристой грудной клетке.
Закинув пяточки Андрею на плечи, Вероника дала себя прихлопнуть яйцами. Внезапно таз её задрожал, передав волну по телу. Выгнув спину колесом, она кончала с широко открытыми глазками, распахнутыми по блюдечку. Высунув язычок, завернув его вверх, хаотично натирала клитор. Андрей насадил курочку на вертел и застыл в оргазме. Тугой анус едва пропускал мощные струи спермы, хлынувшие внутрь.
Дверь скрипнула. В комнату вихрем влетела Настя Корчагина. Лицо её, перекошенное от ярости, не предвещало ничего хорошего. В правой руке она держала чёрный кожаный ремень, пряжка опасно болталась на другом конце. Замахнувшись, она со всей силы ударила по обескураженным любовникам.
— Сука! Ненавижу! — из Настиных глаз прыснули слёзы.
Удар пришёлся по стене и лишь частично задел живот Вероники. Пигалица попыталась закрыться руками. Андрей тем временем перехватил ремень, намотал конец на кулак. Одновременно он пытался достать член из тугого ануса, но тот ни в какую не расслаблял хватку. Взорвавшись внутри, ствол расширился на конце от притока крови. Оргазм продолжал будоражить паховую область Андрея, подрагивая непроизвольными сжатиями под яичками. Солнцев со всей отчётливостью вдруг ...   осознал, что на губах его появилась глупая детская улыбка. То ли он защищался таким образом от гнева Насти, которая продолжала лупить его теперь уже ладонями по спине и плечам, то ли успокаивал себя, что ничего страшного не произошло.
Она была в отчаянии, его девочка, била без разбору по лицу, взмокшим плечам. Он даже не уклонялся.
— Настя, ну хватит, — взмолился он, выставляя руку, придерживая её на расстоянии.
Корчагина дёрнулась в последний раз и выскочила из комнаты, лишь пятки сверкнули.
— М-да, — Андрей наконец достал член и опустился в угол кровати.
Вероника перед ним задрала сведённые коленки, накрыло лицо руками. Её ладошки затряслись, грудки вторили нежным подрагиванием. Сначала он подумал, что она плачет, но сквозь сведённые пальчики отчётливо слышались фырканье и повизгивание.
Это не был рёв, она ржала! Смеялась над ним, Настей, своей очередной проделкой!
Андрей толкнул коленки набок и звонким шлепком привёл девицу к ответственности.
— А, — взвизгнула та, мигом отбросив дурачества. — Больно!
— А будет ещё больнее, если будешь себя плохо вести, — прорычал он. Андрей держал тонкие ножки одной рукой, другой гладил стройные нежные ягодицы. Те полностью вмещались в его ладони, наливались заревом прилившей крови.
— Дурак! — Вероника вывернулась и спрыгнула с кровати. Отскочив в сторону, она принялась быстро натягивать трусики, шорты и маечку. — Иди лучше Настю бей, ей же так нравится садо-мазо.
Егоза поскакала из комнаты, топот её пяточек прокатился до входной двери, шаркнули сандалики.
— Придурки! — бросила она гневно на весь дом.
Хлопнув дверью, она замелькала растрёпанной головкой под окном. Скрылась за кустами в саду.
Андрей стянул презерватив с поникшего покрасневшего члена. Вялая сарделина перекатилась с лобка на бедро, символизируя блаженство хозяина. Всё-таки секс с Вероникой получился необычным, если не сказать задорным. Даже появление Насти Корчагиной не смогло испортить невероятного впечатления, ощущения полной отключки, животного расслабления. Никогда раньше Солнцев не занимался анальным сексом с женщиной, запретная тема даже в разговорах с бывшей, что уж и говорить о коротких романах молодости и случайном перепихоне после развода. Он и представить себе не мог, что задница Вероники окажется такой тугой и активной в плане секса. Она выжала из него все соки, будто лимон, стиснула так, что он достать не смог, а любая фрикция доставляла смесь болезненных ощущений с кайфом на грани фола. Он будто рвал кожу с члена, буравя её резиновый сфинктер, пока эта сучка мастурбировала под ним.
«Ну и сучка!» — опять мелькнула восхищённая мысль в его голове.
Он забылся на секунду. Или минуту. Сидел так сложа руки на груди, хмурился и улыбался, думая, как разрулить ситуацию с Корчагиной.
— Можно? — вывел его из забвения Настин голос. в приоткрытой двери возникло её грустное личико.
— Да, конечно, — Андрей сделал неловкое движение вперёд, но, приподнявшись, тут же упал назад, прислонившись спиной к стене. Он тут же прикрыл краем одеяла свой пах, чувствуя, что разговор будет серьёзным.
Настя неуверенными шагом зашла в комнату, подошла вплотную к кровати.
— Нравится она тебе? — спросила она, глядя на него сверху.
Андрей тяжело вздохнул, отводя глаза в сторону.
— Настя, так получилось, — сказал он виноватым голосом и сжал губы, нижняя челюсть съехала, заходила из стороны в сторону.
— Тебе мало со мной, да? — она была притворно ласкова с ним. Он слышал тщательно завуалированную обиду в её голосе.
— Нет, — он нахмурился. — Просто я не могу остановиться, — Андрей криво усмехнулся.
Настя улыбнулась.
— Я тебя понимаю. Я тоже, — её бровка взлетела.
Она взяла двумя руками маечку за нижний край и, пока он ошарашенный следил за медленным обнажением, тянула вверх, играя на нервах. Её грудки, на порядок большие, чем у Вероники, заколыхались твёрдыми сосками на бледно-бурых ареолах.
— А со мной можешь остановиться? — сказала она улыбаясь радужной улыбкой. Взяла его за руку и положила ладонью себе на грудь. Он обхватил нежную сферу снизу, сбоку.
Корчагина опустилась на кровать рядом, закинула край одеяла. Член Андрея предательски валялся полупьяным солдатом. Нежным ротиком Настя накрыла влажную от спермы головку, укутала скукоженный хвостик кожи ласковыми мазками. Язычок проник внутрь, заиграл по краям. Желание Андрея медленно пробуждалось с новой силой в утомлённой плоти. Он положил руку на затылок девушки, придавил её, чувствуя, как теряет контроль. Её сиськи заскользили набухшими сосками по бёдрам, длинные волосы теплом накрыли всю паховую область. Он держал её голову, прижимая уши, насаживая её на твердеющий кол. Настя двигалась в его ритме, очень скоро глубины её рта перестало хватать, и Андрей вытянул второй презерватив за утро.
Он поступил с Корчагиной так же грубо и быстро, как до этого расправился с Вероникой. Одним рывком стянул с девушки шортики с трусиками, раздвинул в этот раз сочные бёдра и единым махом забрал её до конца. Он рухнул на Корчагину, лежавшую под ним на спине, и силой ввёл язык в девичий рот. Она была горячая, как лава, чертовка Корчагина. Внизу всё пекло, рот заиграл губами и языком, вырывая язык с корнем. Упираясь коленями и локтями в кровать, Андрей приноравливался трахать горящую желанием, истекающую соками красотку под ним. Она напоминала ему жену в молодости, такая же фигуристая, волосы, черты лица очень близкие к оригиналу, цвет глаз один в один, даже запах пота. Не удивительно, что он хотел её так страстно, что сам себе запретил искать сходство, чтобы не сойти с ума. И вот она сгорает под ним от любви, сражается с накатывающим оргазмом, её веки томно прикрываются, нижняя губка застряла краем в зубках, как у Вероники. Растягивая бёдра в стороны, Настя складывается в одной плоскости, идеальной для принятия стального рычага, проникающего в неё с частотой локомотивного поршня. Пот сыпется градом с Андрея, он решил затрахать Корчагину в пену. Она срывается первая, заливаясь молящими стонами-всхлипами, похлопывая его по плечу в отчаянии. Он обрушивается на неё, вгоняя член до конца и елозит головкой в узком проходе, ведущем в матку. Туда он кончает, вливая насыщенную влагу, живительную для женского организма, осеменяет молодую кровь своим волеизъявлением. Весь этот натиск сперматозоидов сдерживается лишь тонким прозрачным слоем латекса, гарантирующим безопасность для будущих соитий.
Корчагина бездыханно опадает, безвольно расстилаясь под ним, обтекая потом, смешиваясь, прилипая сверху, снизу. Дыхание посередине подстраивается, становясь единым. Её ноги, руки обвиты вокруг его тела, она — дикая лиана, оплела его чарами любви, хитросплетениями чёрной страсти, противостоять которой он не в силах.
33
Настя оставила Андрея дремать в лучах восходящего солнца. Бесшумно скатилась с кровати, натянула трусики, короткие джинсовые шортики. Маечка с бюстиком валялись здесь же, возле тумбочки.
На улице уже разгоралось знойное утро, пение птиц наполняло сад. Настя озадаченно окинула взглядом дачный участок и прилегавшую дорогу. Вероники нигде не наблюдалось, равно как и любимого кота Васьки, который ночью ушёл гулять к соседским кискам.
«Все они мужики такие, не могут остановиться», — Настя грустно улыбнулась.
Она пошла искать Веронику и вскоре обнаружила её возле сарая, стоявшего в глубине сада. Вероника сидела на маленькой скамеечке, приставленной к деревянной стене. На лице её замерло настороженное выражение тоски и лёгкой тревоги.
— Помирились там? — спросила она, глядя исподлобья волчонком.
— Да, всё хорошо, — Настя улыбнулась, опустив взгляд.
— Знаешь, я хотела сказать, что он только тебя любит, а со мной просто отрывается.
— Да, я в курсе, — Настя подняла смеющиеся глаза.
— Так ты на меня больше не сердишься? — Вероника сдвинула бровки, пытаясь угадать, смеяться ей или продолжать дуться.
— Ну как сказать... — она довольно улыбалась. ...   — Я даже рада, что ты открыла мне глаза.
Бровки Вероники ещё больше сошлись над переносицей.
— И что теперь будет? — спросила она неуверенно.
— Ничего, — Настя подошла и плюхнулась рядом на лавочку. — Можете трахаться, если хотите. Я вам больше мешать не буду, — новая грусть закралась ей в голос.
Вероника молчала. Было слышно, как она сглотнула слюну.
— У тебя точно всё в порядке? — спросила она, бросив растерянный хмурый взгляд на Настю.
— Да точно-точно, — Настя взяла Веронику за руку, погладила по запястью. — Раз мой отец не возражает, то и я не буду. Пускай всё катится к чёрту! — она стиснула губки.
— Правильно, пошло оно всё, — подхватила обиду Вероника. — Я тоже поначалу думала, что мужикам можно доверять. А сейчас мне интереснее поговорить с человеком по душам. А секс — это для него награда. Мне-то что? Лежишь себе, ждёшь, пока он кончит. Он от этого ещё больше привязывается. А иногда наоборот, кончит один раз и бежит к следующей. Кто их разберёт, что у них в голове. Был у меня парень один, так он десять раз уходил и всё время возвращался. Я сама с другими встречалась, а потом так запуталась, что уже никому не отказывала.
Настя кивала, скептично надув нижнюю губку. Сексуальные откровения Вероники всегда вызывали в ней душевную рвоту. Как сейчас. Хотелось врезать любвеобильной шалаве поленом по морде.
— А ты любила когда-нибудь? — спросила она притворно ласковым тоном.
— Конечно, любила. Я и сейчас люблю. Всех, кто меня любит и любил, я их всех очень даже люблю. Они мне как родные братья. А если постарше, как твой отец, то я его про себя папочкой называю. Вот так-то, — Вероника задумчиво повела взглядом, вернулась к Насте, будто ища поддержки с её стороны.
— Я бы, наверное, так не смогла, — Настя растерянно улыбнулась.
Обижаться на Веронику не имело смысла. «С такой железной логикой не пропадёшь», — думала Настя.
— Интересно, твой папа трахнет сегодня Катю или оставит целку непорванной, — Вероника свела бровки, её лобик покрылся морщинками.
— А тебе-то что?
— Она ж целка ещё? — Алашеева взметнула бровку.
— И что?
— Ну просто. Интересно, как у них там в первый раз всё пройдёт.
— Надо было тебе вместе с ними пойти.
— Не, твой папа сказал, что сам справится.
Настя хмыкнула.
— А ты что, можешь помочь, если что?
— А что? — Вероника улыбнулась озорной улыбкой.
— Свечку будешь держать?
Девушки засмеялись.
— Не, ну там если подержать где надо или плюнуть, — сквозь смех рассуждала Вероника.
Настя обрушилась на плечо подруги, от смеха сводило живот.
— Плюнуть? — она хихикала до слёз.
— А что? Иногда очень даже помогает.
Они гоготали без устали, от дури Вероникиной у Насти вновь заболели скулы, и боль измены уже не тревожила её печалью расставания с Андреем.
34
Катя нервничала. Михаил, хоть и опытный мужчина, но не станет же он возиться с ней. Или станет? Уж лучше бы это случилось где-нибудь на берегу, думала она.
Узкая лодка легко кренилась набок, стоило лишь им вдвоём одновременно сесть в левую или правую сторону. А тут, при таких условиях, как заниматься любовью? Тем более в первый раз, тем более, когда у мужчины такой агрегат.
— Что-то ты, Катюша, приуныла совсем, — дядя Миша ласково улыбался, выгребая к середине озера.
— Да так, не проснулась ещё.
Сердце Солнцевой приятно ёкнула при упоминании её имени в уменьшительно-ласкательной форме.
«Катюша! — думала она. — Раньше он меня никогда так не называл».
Она улыбнулась.
— Я с собой кофе заварил. Сейчас станем на якорь, я тебе налью.
— Спасибо, — Катя кивнула, разглядывая заросли камышей.
Лодка, обогнув зеленый мыс, нырнула в небольшой коридорчик, образовавшийся от частого захода сюда рыбаков. Проплыли ещё немного, наконец стали на якорь. Дядя Миша, вполуприсед перемещаясь по лодке, аккуратно опустил на дно две тяжёлые наковальни.
— Ну вот, приехали, — сказал он, усаживаясь на поперечную доску в центре лодки. — Сейчас кофейку с бутербродиком хрякнем, и можно рыбачить, — Корчагин весело подмигнул.
Катя чувствовала, как глупая улыбка застыла на её наивном детском личике. С этим она решительно ничего не могла поделать. Лишь изредка Катя жмурилась, решительно выворачивая шею то в одну, то в другую сторону. Так она подчёркивала своё безразличие или даже апатию к установившейся интимной обстановочке.
— Ты уже решила, на что будешь ловить? — застиг её мысли врасплох дядя Миша.
— Нет, а что у вас есть? — она встрепенулась, наморщила лобик, рассматривая по-хозяйски разложенные наживки.
— Ну вот смотри. Это тесто, здесь черви лежат, вот мотыль. Можно и на обычный белый хлеб попробовать. Мякиш называется.
Она кивала, невольно округлив глазки и ротик. До сих пор ей казалось, что рыбалка — это всего лишь предлог, чтобы остаться с дядей Мишей наедине, а теперь оказалось, что рыбачить действительно придётся на полном серьёзе.
— Я бы тебе посоветовал начать с червя, он хоть с крючка не свалится. Надевать умеешь?
— Нет, — она надула щёчки, бровки выгнулись краями вверх.
— Тогда я тебя научу. Садись сюда, — он похлопал ладонью по поперечной дощечке, ближайшей к нему.
Катя вынуждена была опуститься на коленки, чтобы скользнуть вперёд и почти нос к носу уткнуться в дядю Мишу. Только сейчас она осознала, насколько близко они сидят, запах его курева, одежды, хлеба и ещё чего-то, похожего на древесину или жареное мясо, ударил ей в нос, защекотал нервы.
«Фи!» — она съехала попой назад, чуть не провалилась.
— А лодка не перевернётся? — с опаской произнесла она внезапно охрипшим голоском.
— Здесь неглубоко, — Михаил Анатольевич хмыкнул.
Его колени были широко распахнуты, буквально упирались в борта, открывая красочный вид на вздутый под шортами пах. Катя отчётливо угадывала контуры двух яиц, толстая колбаска уходила вверх и в сторону. Всё выглядело естественно, ненавязчиво и в то же время откровенно и пугающе. Перед глазами её поплыли картинки, подсмотренные на даче: дядя Миша облегчается, гладит себя, его член становится твёрдым, задирается. Бледно-фиолетовая головка обнажается, съезжает краями, расщеплённая сверху тонкой белёсой стрункой.
Катя нервно сглотнула, вывернув шею в сторону.
— С тобой всё в порядке? — дядя Миша пристальным взглядом изучал её. Он был добр, по-рыбацки простодушен. Не было и намёка на то, что он готов наброситься на неё в любую секунду.
— Да, — она закусила нижнюю губку. — Просто я ни разу не рыбачила, а теперь не знаю, хочу ли я вообще этим заниматься.
— Так никто ж не заставляет, — дядя Миша расплылся в отеческой улыбке. — Катюша, если не хочешь, просто посмотри, как я ловлю. А хочешь, можешь и поспать. Я тебе покрывало дам. Хочешь?
— Не, я так посижу.
— Ну смотри сама.
Он начал развязывать удочки, настраивать длину лески, глубину погружения крючка с грузиком.
Катя вздохнула с облегчением. Солнце засветило ярче, и она вновь погрузилась в свежесть тихой заводи, пение птиц в лесу обнаружилось с новой силой.
Действительно клонило ко сну. Катя зевнула.
— На вот покрывало, поспи, — дядя Миша протянул ей одеяло из верблюжьей шерсти.
— Да не, я не хочу, — она улыбнулась, сдвинув бровки.
— Может, выпить хочешь? — Михаил Анатольевич хитро улыбнулся. Он уже забросил удочку, установил её в рогулину и не отрываясь следил за поплавком.
— А что у вас? — Катя вторила игривой улыбкой. В голосе дяди Миши ей послышался шуточный тон. Корчагин явно подтрунивал над ней или хотел посмеяться. Но не тут-то было! Она ведь тоже не лыком шита.
— Виски. Будешь? — он продолжал притворяться, будто не шутит.
— Конечно! — она расплылась в улыбке.
— Ну тогда держи, — дядя Миша достал из-за пазухи красивую блестящую фляжку, протянул Кате.
— Так-с, — сказала она, нащупывая крышечку. — Посмотрим, что у нас здесь.
— На вот, хлеба ещё возьми с колбаской, чтобы закусить. Или лучше запей,...   — он протянул ей пакет с едой и пластиковой бутылкой.
— Спасибо, — Катя, сдвинув бровки, собиралась с духом. Готовилась к первому горячительному причастию. Не считая шампанского, конечно. Но вино и шампанское не в счёт, по сравнению с этим пойлом. От одного запаха которого голова шла кругом.
«Эх, была-не была!» — она сделала большой глоток и тут же схватилась за бутылку с водой. Обжигающая жидкость неслась по пищеводу, обозначая путь к желудку. Катя и представить себе не могла, что вся её анатомия внутренних органов вылезет картинкой в голове от одного глоточка. Глаза вылезли из орбит, она сидела осоловевшая, пялилась перед собой невидящим взглядом. Вода помогла затушить пожар, хлеб с колбаской действительно смягчили удар. Катя набралась решительности и глотнула ещё раз. В этот раз она наполнила полный рот горькой жидкостью и в два глотка протолкнула обжигающую жидкость в пищевод. Вновь запила и закусила. Больше ей ничего не требовалось, даже дышать. Пришло отупляющее спокойствие. Завернув крышечку, она вернула флягу дяде Мише, свернула пакет с едой, а сама съехала попой на дно лодки и вытянула ноги вперёд. Руки её свободно легли на борта, пальчики нашли воду. Спиной она откинулась назад, голова легла на угол лодки. Катя закрыла глаза, головокружение захватило весёлой круговертью.
«Как на карусели!» — смеялась она в душе.
Она всегда боялась и тайно жаждала крайнего опьянения. Ещё один немыслимый барьер, пройти который означало бы научиться расслабляться, не бояться себя без тормозов. Так она хотела отвязаться от необходимости отчитываться перед собой в поступках и мыслях.
— Ну как, хорошо? — весёлый голос дяди Миши вернул её к мерному покачиванию лодки.
— Прикольно, — промурлыкала она.
Смех Михаила Анатольевича, похожий на кашель, оказался заразительным. Катя поддержала его мелкими смешками в нос. Внезапно шальная мысль пришла ей в голову:
— А можно я позагораю? — сказала она, подражая в игривых интонациях Веронике.
— Конечно.
Она видела довольный взгляд, которым богато одаривал её дядя Миша. Он явно не ожидал такого поворота.
— А ничего, если я бюстик сниму? — Кате казалось, что вот теперь-то она дразнит Михаила Анатольевича, а не наоборот.
«Посмотрим, что он скажет на это!» — думала она, поглаживая себя по волосам, свёрнутым на затылке в гульку.
— Ну, если меня не стесняешься, то пожалуйста, — парировал мужчина.
— А я должна вас стесняться? — она улыбалась, расстёгивая пуговки блузки.
Он опять рассмеялся.
— Можешь и шортики снять, я не возражаю, — сказал он.
— Я подумаю, — сказала Катя, открывая красивую грудь обёрнутую белоснежным бюстиком.
Откинувшись назад, она принялась с интересом изучать реакции дяди Миши. Он был увлечён или делал вид, что не замечает загорающей в его лодке девушки, опьянённой и слегка перевозбуждённой.
«Ах так!» — Катя с вызовом сверкнула глазками. Вывернула руки и расцепила бюстик. Грудки отправились гулять в свободное плавание. Бюстик она положила на дно лодки, грудь выставила на показ. Взгляд дяди Миша, заинтересованный, скользнул ненароком по оголённым соскам, заставил Катин внутренний голос взвизгнуть от восторга.
«Интересно, у него уже встал?» — она сражалась с желанием заржать как ненормальная. Но рамки приличия подсказывали ей, что борьба ещё не закончена.
— А вам нравится Вероника? — спросила она, улыбаясь только губками, которые то и дело складывались в бантик.
— Да, приятная девушка, — дядя Миша кивнул.
— А я?
Он перевёл на неё пристальный взгляд, нашёл затвердевшие соски, бурые у ареол и бледно розовые в крайних точках сосков, наконец поднялся глазами к губкам, так соблазнительно и нагло ухмылявшимся ему.
— Катюша, ты просто красотка, — сказал он, встречаясь с ней глазами.
Его взгляд, пристальный, настойчивый, заставил Катю расплавиться, прикрыть смущённо веки. Она засмеялась, накрыла лицо ладонями, зарделась.
— У меня есть крем от загара. Если хочешь, намажу тебя, чтоб не сгорела, — он произнёс эти слова невинным тоном, будто речь шла о простой заботе, а не о начале приставаний. Будто она сама не могла намазаться.
— Ну намажьте, — Катя ухмылялась, плавясь на солнце.
Она достала солнцезащитные очки, большие и выпуклые, как у черепахи из мультика, надела их. Дядя Миша будет трогать её грудь, она сгорала от нетерпения.
Затемнённое небо поплыло перед глазами, свежий ветерок гулял в камышах. Большие стрекозы с бирюзовыми и бриллиантовыми телами, переплетённые чёрными блестящими панцирями, садились на края лодки, склоняли тяжёлые стебли к воде. Большие бурые головки камыша пушились белыми нитями.
Катя невольно втянула живот, когда намозоленная ладонь дяди Миши шероховатыми подушечками скользнула по мягким припухлостям грудей. Он выдавливал перламутровый крем из тюбика и нежными втираниями раскачивал удовольствие по поверхности сфер. Катя плавилась от возбуждения. Она выгибалась в талии, чувствуя, как нарастает томление внизу живота.
— И ножки тоже надо помазать, — дядя Миша так же медленно взялся гладить её ножки, размазывая по ним крем.
— Какие у вас сильные руки, — промурлыкала она полушёпотом.
— Нравится?
— Да, очень, — она развела бёдра шире, давая Михаилу возможность провести рукой по внутренней стороне.
Он воспринял этот жест по-своему. Пальца дяди Миши скользнули под шортики и нашли мягкую ткань ягодицы, приблизились к горящему бутону удовольствия.
— А так? — спросил он. Его пальцы замерли в считанных сантиметрах от влагалища, распалённого горячим солнцем, алкоголем и вожделением.
Она тяжело дышала, грудь ритмично вздымалась под тяжестью возбуждения.
— Да, — неуверенно прошептала она.
Его рука скользнула выше и поворотом двух пальцев расстегнула пуговку шортиков, ширинка разъехалась на лобке, как початок кукурузы, уступила под лёгким потягиванием за бегунок. Дядя Миша продолжал гладить её промежность, теперь уже не стесняясь в намерениях, прикладываясь напряжёнными пальцами к влагалищу сквозь джинсовую ткань шортиков. Средний палец извернулся и подцепил Катю снизу, как крючок, придавив джинсовый шов к зудящей мембране.
— Не надо, — с мольбой пролепетала Катя, отворачивая личико в сторону. Схватив Михаила за руку, она вынудила его остановиться.
— Извини, Катюша, — он тут же вернулся к себе на лавочку, оставив её лежать распростёртой на дне лодке. Его лицо не выражало ровным счётом никаких эмоций, ни малейшего признака обиды. Будто и не было ничего между ними.
Она смотрела на его безразличие непонимающим взглядом.
«И всё? — кричало её женское достоинство. — Вот так значит?»
— Я просто никогда раньше не делала этого, — она накрыла лоб ладонью.
Он хмыкнула, посмотрел на неё ласково.
— Спешить не надо, никто ж не заставляет.
Они встретились взглядами, и доброта отеческая в глазах дяди Миши заставила Катино сердце растаять, дрогнуть нотками сожаления.
«Вот так всегда. Вечно я убегаю», — она сжала губки.
— Я просто боюсь, что будет больно, — прошептала она едва слышно.
— Но ведь сейчас тебе не было больно? — он с ухмылкой посмотрел на неё.
— Нет, но ведь вы пальцами, — сказала она, опуская глазки на пах Михаила, который стал раза в два больше.
— А я, может, и не собирался ничем другим, — он подмигнул.
Катя облизнула губки.
— Только пальцами? — спросила она, улыбаясь так же хитро, как и он.
— Конечно, только шортики надо снять сначала.
У Кати захватило дыхание. Она закусила губку и долго сидела в нерешительности, неподвижно созерцая мерное колыхание камыша. Дядя Миша сидел перед ней как изваяние, уставившись на поплавок, вытягивал карасиков один за одним.
— А вы никому не расскажете? — она опять облизнула пересохшие губки. В горле её тоже пересохло.
— А ты? — он посмотрел на неё, будто насмехался.
— Я не знаю, я такая болтушка, — Катя перевела глаза на поплавок.
— Вот, то-то же. А от меня требуешь. Мне, может, тоже ...   хочется раздеться и позагорать.
— Так ложитесь, чего вы? — Катя расплылась в очаровательной улыбке. — Или стесняетесь?
Дядя Миша ухмыльнулся, отложил удочку в рогулину.
— Может, ты меня ещё и кремом намажешь? — он смотрел на неё довольным гусем, буравил шишечки сосков, переключаясь на Катины расстёгнутые шортики, в разрезе которых на лобке виднелись белые трусики.
— Может, — сказала она, чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
Катя впервые очутилась на равных со взрослым мужчиной, она чувствовала силу и вес в разговоре. Согласие Михаила Анатольевича играть по её правилам, покорность с его стороны приводили её в тайный восторг, она нутром чуяла женскую красоту своего тела, обаяние и привлекательность в глазах мужчины. И ей не хотелось останавливаться на достигнутом.
«Интересно, почему он до сих пор не набросился на меня?» — терялась она в догадках.
Лишь один вменяемый ответ просился на ум:
«Дядя Миша не такой, как все».
Она положила руки на живот и большими пальцами ладоней зацепилась за шортики. Остатки одежды одним махом слетели с неё. Её поросший чёрными волосиками лобок, розовая дырочка в основании влагалища предстали перед взором Михаила. Катя с замиранием сердца ждала реакции с его стороны.
Он медленно приблизился к ней, согнувшись, как тигр, готовый к прыжку, держась двумя руками за борта. Глаза его, устремлённые на Катины солнцезащитные очки, гуляли по её обнажённому блестящему от крема телу. Он искал её взгляд, но она прикрывала веки под очками, отворачивалась к воде, ища поддержки в мерном покачивании лодки.
Вновь шершавые ладони дяди Миши скользнули по мягким тканям грудей, пальцы нашли соски и легонько защемили их. Катя выгнулась в спинке, издав тихий испуганный стон. Она боялась смотреть и оттого оставалась безучастной, в голове всё кружилось, и стоило лишь приоткрыть глаза, как небо над головой и лодка под ней начинали вращаться с сумасшедшей скоростью. Не смотря на пьяный дурман в голове и палящее солнце, прикосновения дяди Миши вызывали дрожь во всём теле, мурашки сходили волнами.
— Так хорошо? — спросил он, останавливаясь на бедре, которое всё пестрело пупырышками.
— Да, — она облизнула пересохшие губы.
Дядя Миша хмыкнул и накрыл левый сосок ртом. Его губы массировали ареолу, язык заигрывал с шишечкой соска, натирал его. Катя плавилась под палящим солнцем, горела желанием отдаться, и её запечатанный бутон искал новых неизведанных прикосновений. Она ёрзала попой по дну лодки, одеяло, предусмотрительно подстеленное, смягчало ощущения. Дыхание дяди Миши, его горящие глаза, горячий язык и поцелуи, которыми он покрывал её, спускаясь по животу к лобку, искал нежное удовольствие и находил его в полураскрытой складочке клитора завели Катю не на шутку. Она закинула ножки на спину дяде Мише, двумя руками обхватила его за голову.
— Что вы делаете?! — вырвалось у неё сквозь всхлип.
Он встретился с ней глазами, рот погружённый в трапезу, язык широкими мазками вылизывающий её, кончиком нащупывающий самую горячую точку, зудящую удовольствием.
— Так нравится? — спросил он, улыбаясь.
— Да, — выдохнула она, прикрыв веки, притягивая его за затылок к бутону, готовому взорваться в любую секунду.
Дядя Миша нашёл средним пальцем дырочку и аккуратно ввёл фалангу до конца. Катя выгнулась в пояснице, рот широко раскрылся. Она глотала воздух, выворачивая губы, ёрзала попой, пытаясь ускользнуть. Палец медленно задвигался во влагалище, поддевая её глубже и глубже. Язык в этот момент совершал круговые движения. Катя не выдержала и сорвалась в мягкий накативший оргазм: её коленки с силой сжались вокруг головы дяди Миши, груди взлетели, затряслись бубенцами сосков. Сама Катя с силой закусила нижнюю губу, на лице её застыло выражение животного страха. Иногда она мастурбировала, но лишь изредка, считая это занятием постыдным. В этот раз тормоза отказали, и она, срываясь испуганными всхлипами под откос, полностью отдалась умелым пальцами и языку дяди Миши. Он не отпускал её ни на секунду, обхватив груди и ещё сильнее прижимаясь языком к бутону, разливающемуся оргазмом. Катя бесконечно долго отталкивала голову мужчины, пока не вырвалась наконец из его цепких объятий. Коленки сошлись. Её трясло, мысли хаотично прыгали с одного пустяка на другой.
— Теперь отдохни, — услышала она довольный голос Михаила Анатольевича. Он уже вернулся к рыбацким снастям, закурил.
— Спасибо, — промямлила Катя.
Она была напугана и растеряна. Каким бы не был её первый опыт, она совсем не так представляла себе это действие. Прикрывшись одеялом, Солнцева постепенно забылась пьяным утренним сном. Её мысли заблудились в лабиринтах недосказанных желаний.
Очнулась она только к полудню. Голова гудела, камыши перед глазами по-прежнему плыли, но уже не так быстро. За ними она успевала следить, ведя глазами, и, казалось, всё произошедшее, лишь сон, но, едва приподняв край покрывала, она с неумолимой ясностью осознала, что лежит в лодке абсолютно голая.
Дядя Миша продолжал рыбачить, поглядывая на неё с доброй отеческой улыбочкой.