Дождь льет и льет. Я набираю на домофоне номер квартиры. Несколько переливчатых гудков и голос Татьяны спрашивает.

     — Да, слушаю.

     — Тань, это я, Макс.

     Домофон тренькнул, разблокировав дверь. Захожу в подъезд. Татьяна встречает меня у открытой двери.

     — Привет, Макс. — Она целует меня в щеку. — Макс, да ты промок насквозь, опять зонт не взял.

     — Тань, не люблю я их. Ты же знаешь.

     Я снимаю насквозь промокший плащ и вешаю его на отдельный крючок. Пусть просохнет. Джемпер и брюки тоже влажные.

     — Так, немедленно иди в ванную, снимай с себя все, я просушу. Халат мой махровый одень. Тебе пойдет розовый. Не хватало еще простудиться.

     Бреду в ванную. Татьяна идет за мной. С интересом наблюдает за моим разоблачением.

     — Трусы тоже снимай. На батарею повесь. — Ванная тесновата и она стоит в коридоре. Покорно стягиваю трусы. — И носки. — Хорошо, снимаю и носки. Натягиваю махровый халат. Розовый. Дожил. Сую ноги в пушистые тапочки. Розовые. Нет, это уже издевательство какое-то. Наводит на нехорошие ассоциации. Шмурыгая тапками, розовыми блин, под конвоем следую на кухню. Усаживаюсь за стол.

     У Татьяны сегодня на ужин солянка. Вообще, Танюха молодец, готовит отменно. Пока я с аппетитом поглощал ее кулинарный шедевр, Таня успела развесить мои шмотки для просушки. Отличная хозяйка.

     После ужина, как водится крепкий чай с сигаретой. Сама Таня не курит, но к моей привычке относится спокойно. Мы встречаемся уже четыре месяца.

     После развода я на женщин месяцев восемь смотреть не мог. Потом немного отошел. Природа взяла свое, да и рука устала. Не скажу, что пустился во все тяжкие, но...

     Первой была Ольга. Познакомились мы на вечеринке, куда меня старый приятель затащил. Сдается мне, что знакомство сие было им же и подстроено, им и его женой. Но в общем то я благодарен ребятам, они помогли мне вынырнуть из глухого депрессняка.

     Бывшая, кажется тогда убедилась в бессмысленности попыток «начать все с чистого листа», и принялась устраивать собственную жизнь. Многомесячный прессинг сказался на мне не лучшим образом. Нервная система пошла вразнос. И когда я увидел, как она на моих глазах, с охапкой красных роз садится в тачку к незнакомому мне мужику, сорвался. Бухал по-черному. Почти месяц. Один раз даже чуть не удавился спьяну.

     Просыпаюсь утром с похмелюги, башка трещит, в ушах колокольный звон, по мозгам молоточки лупят, как оглашенные, во рту кошки насрали, сушняк жуткий. И перед моим мутным взором на люстре, петля висит. И что самое интересное, я абсолютно не помню, когда и самое главное, как я ее туда приладил. Тогда я и понял. Пиздец. Или завяжу или повешусь. Завязал. Выбирался из этой ямы постепенно.

     Вот в этот-то период, меня с Ольгой и познакомили. Пить по сути я уже бросил, но тоска давила жутко. Ольга тоже переживала не лучшие дни. Полгода как развелась с мужем. На этой почве мы и сошлись. Что называется нашли друг друга. Ни о какой любви там речи не шло, мы просто помогли друг другу притупить боль. Ну, и нам было хорошо вместе. В отличии от моей бывшей в постели Оля была немного зажата, с бывшим мужем у них в койке не все гладко было. Но постепенно она оттаяла. Расстались мы через пару месяцев, сохранив при этом хорошие, дружеские отношения.

     Потом были и другие... И вот теперь, Татьяна... С ней все по-другому. Я чувствую, что привязываюсь к ней, и что самое страшное, она тоже. Я вижу, как она смотрит на меня. И это пугает. Пугает то, что я не могу дать, того что ей нужно.

     Таня сидит напротив меня. Она поднимает на меня свои добрые, серые глаза, поправляет рукой русую челку. А перед моими глазами встают озорные васильковые озера под копной пшеничных волос. И я чувствую себя, последней сволочью.

     — Макс, тебе понравилось?

     — Спасибо Танюш, все очень вкусно. — Я смотрю на нее. — Так, я в душ.

     Вытеревшись насухо махровым полотенцем, я напялив халат иду в спальню.

     Спальня у Тани небольшая, но на удивление уютная. Какая-то по-домашнему милая и теплая. Мягкая тахта покрытая ворсистым пледом и плюшевые игрушки. Они всюду, Таня их всю жизнь собирает. Она вообще очень домашняя и теплая, Таня... Когда она прижимается всем телом, мне кажется что ее кожа пахнет сдобой.

     Дочь выскочила замуж и укатила с мужем в Германию в поисках лучшей жизни, а со своим мужем Таня разошлась несколько лет назад. Мужик влюбился в молоденькую и решил начать жизнь заново. Кризис среднего возраста пощады не ведает, оставляя за собой руины прошлой жизни и пепелища несбывшихся надежд. Так и осталась Таня в свои сорок лет одна. Разведенка. Она очень тяжело переживала одиночество, и когда в ее жизни появился я, вцепилась в меня как в жилетку. Я умею слушать, а именно этого ей и не хватало. Она часами рассказывала мне о своей жизни, боли которая изводила ее с тех пор как она узнала о предательстве, об ее одиночестве, к которому она оказалась совершенно не готова. Я слушал, слушал и по мере сил пытался утешить. Увлекся... Слишком сократил дистанцию, мы стали чересчур близки...

     Я скидываю с себя этот розовый позор и разваливаюсь на тахте. Лежу и слушаю шум воды, доносящийся из ванной, вслед за мной Таня принимает водные процедуры, она вообще очень чистоплотная, в доме ни соринки.

     Шум воды прекратился, через пару минут Таня вошла в спальню. Увидев голого меня, развалившегося прямо поверх пледа, она улыбается.

     — Нет бы постель разобрать, все-таки вы мужики лентяи. — Она сбрасывает на мягкое кресло, с сидящем на нем большим плюшевым медведем, цветастый халат. Извини Михал Потапыч, сегодня тебе шоу не обломиться, халат накрыл медведя с головой.

     Я любуюсь ее обнаженным телом. Она это замечает и не спешит. Грудь конечно уже не такая как в юности, на смену упругости пришла приятная податливость, она немного отвисает, но ведь ее можно подхватить ладонями снизу и приподнять. Набухшие соски в коричневых ореолах, их хочется ласкать пальцами и языком. Животик чуть выпирает, Таня любит покушать.

     Говорят, что мужчин после сорока влекут юные девичьи тела, не знаю кому как, а мне нравятся женщины зрелые.

     Они как вино, с годами становятся только лучше, вкус приобретает нужную терпкость, а крепость выдержанного напитка ударяет в голову.

     Таня сдвигает меня в сторону и забирается под одеяло, я присоединяюсь к ней.

     Кончиками пальцев скольжу по бархатистой коже, едва касаясь ее. Таня сдерживается, сколько может, потом начинает фыркать и забавно хихикать.

     — Ну, щекотно же, Макс... Иди ко мне. — Ее губы сливаются с моими. Языки переплетаются. Мои ладони скользят по коже, подхватив развалившиеся в стороны груди, собираю их к центру, и принимаюсь играть языком с сосками.

     Таня слегка закусывает нижнюю губу... Таак, начала возбуждаться, в серых глазах загорелся шаловливый огонек.

     Моя рука плавно спускается по мягкому животу и ныряет между ног Татьяны.

     Смочив слюной пальцы, начинаю ласкать складки половых губ и заветный бугорок.

     Таня вздрагивает, тихий стон, я отрываю лицо от грудей и заглядываю ей в глаза. Они уже подернуты пеленой, да и рука чувствует; Танюша потекла.

     Ее рука пробегает по моему животу и ладошка охватывает уже окрепший член. Сделав несколько движений вверх вниз по стволу, она тянет его на себя. Пора.

     Освободившись, закидываю ее ноги себе на плечи и ввожу член в раскрытое, уже хорошо смазанное влагалище. Член входит легко.

     Я двигаюсь плавно, постепенно наращивая скорость, меняю темп и направление толчков. Член входит глубоко, при каждом ударе достигая матки, Таня стонет.

     — Да... Да... Быстрее... Только не останавливайся... Да...

     Ее ноги сводит судорога, они сильно давят мне на плечи. Влагалище начинает судорожно сокращаться, Таня кончает... Вдавливаю себя, как можно глубже... Я изливаюсь внутрь женщины... И тону в васильковых омутах... Тону безвозвратно... Марина...

     Падаю на постель рядом с Татьяной. Отдышавшись, поворачиваюсь к ней. Таня лежит рядом, повернув ко мне лицо. Русые волосы раскинулись по подушке, я приподнявшись на локте перебираю их свободной рукой.

     Между пальцев скользят шелковистые пряди, цвета спелой пшеницы. Встряхиваю головой, отгоняя наваждение. Русые. У Тани русые волосы. Не пшеничные, это просто морок какой-то. Эх, Марина, Марина...

     — Макс, я тебе хоть немножечко нравлюсь? — Голос Тани спокоен, но глаза... Глаза не лгут.

     — Ты хорошая, Тань. Да, ты мне нравишься. — Какая же я все-таки сволочь.

     — Врешь. Врешь, а все равно приятно. — Она обнимает меня за шею и прижимается всем своим телом к моему. Она такая горячая... И пахнет сдобой... Я глажу ее по волосам, плечам, спине... Шепчу на ухо, что то ласковое...

     Ну, как... Как тебе сказать, что я люблю другую. И ничего не могу с собой поделать. Я не могу тебе это сказать. И врать, я тоже больше не могу...

     Придумываю какой-то нелепый повод, чтобы уйти. Спешно начинаю собираться. Она все уже поняла. Стоит в коридоре и смотрит, как я надеваю плащ.

     — Макс, позвони. Я буду ждать... — Серые глаза предательски блестят. Голос слегка дрожит. Она уже знает, что я не вернусь. Просто надеется.

     Я киваю и ухожу. «Прости меня, Таня» — шепчут мои губы, когда я спускаюсь по лестнице.

     Я выхожу из подъезда и холодный дождь вновь набрасывается на меня. Плащ мгновенно промокает насквозь.

     Стараясь обходить лужи, направляюсь из двора в сторону дороги. Я в последний раз оглядываюсь, нахожу глазами ее окно..

     Сквозь мутную пелену ночного дождя, размытый силуэт одинокой женщины в желтоватом прямоугольнике тусклого окна, едва различим... Прости меня Таня, я не смог дать тебе любви, которой ты заслуживаешь, и я не хочу больше обманывать тебя... Ты, тянулась ко мне, в надежде получить хоть капельку тепла, но я не могу дать его тебе... Во мне, лишь холод, ночь и дождь...

     Я больше не хочу быть сволочью.

     Прости меня, Таня... Ты была не первой... Но, последней... Я больше никому не причиню боль...

     Я поднимаю воротник плаща и отворачиваюсь. Плети дождя наотмашь хлещут по лицу.

     Надеюсь, у нее все еще будет...

     А меня ждут мерцающие огни ночного города и дождь... И та, которую я люблю и буду любить всегда... Любить и ненавидеть...