4 *

     Уж весна завершила цветенье.

     Зелено разлилась по садам.

     Постепенно уходят в забвенье

     Первомайские: глупость и срам.

     Лето ж жаркое выдалось, душное,

     В пекле города клинит мозги.

     Все, кто могут, — под дачными душами,

     Если озера нет иль реки.

     *

     Плюс тридцать два в Москве не то же,

     Что на лугу, да у реки!

     Дуреет выхлопом прохожий,

     У глаз — бессонные круги.

     От разогретого асфальта,

     С его бескрайностью полей,

     Мечта одна: бежать с Арбата,

     Вёрст за сто, где в тени ручей.

     Блажен владелец старой дачи,

     Там сосны скрыли неба высь!

     Не той, в шесть соток, где ишачат,

     А той, где б строфы родились!

     С претензией на багородство,

     Или богемность, наконец,

     Такая дача — прелесть просто.

     Её владелец — молодец!

     Но, не всегда, бывают часто

     Наследнички ни — в пап, ни — в мам,

     И дача — брошена. Ужасно!

     И тот час в груды скоплен хлам!

     Затем сгнивает, потихоньку,

     Без твёрдой воли и руки...

     Такую вот, в глухой сторонке,

     Отдали Галке старики.

     Стеной жасмина отгорожен,

     От всех соседей в стороне,

     Когда-то, видимо, ухожен,

     А ныне и дорожек нет.

     Всё заросло цветеньем бурным:

     С мансардой домик, душ, сарай.

     Уход — оценкой: крайне дурно,

     Поэту — первозданный рай!

     Здесь перед домом, на лужайке,

     Тонувшей, некогда, в цветах,

     Беседка с каменной мозаикой —

     В полу, и хмелем — на стенах.

     Шпалеру ту, что покосилась,

     Бинтами зелени укрыв,

     Как прежде вальс кружить просила,

     Присесть на лавке, отдохнуть.

     Вливали радостную силу

     Уединенье и покой.

     В начале века, верно, жили

     Аристократы, на такой!

     Красивость старой русской дачи!

     Вздох о чужих, коль нет своей,

     Родится тут же, не иначе,

     Вот где б пожить на склоне дней!

     Но, испугался, не скрываю,

     И стушивался в этот раз,

     Когда трёхлетие справляя,

     На свадьбу пригласили нас.

     Я б отказался, вне сомненья,

     Развратной пары сторонясь,

     Но у жены — другое мненье,

     Когда асфальт скисает в грязь!

     5 *

     Мы с подарком не мудрили:

     Два комплекта простыней,

     И вполне готовы были,

     Взяв отгул на пару дней.

     Что одеть в жару такую,

     Чтоб нарядно и свежо?

     Выделиться не рискуя,

     И в жару — не тяжело?

     Собиралась, примеряя,

     Обстоятельно жена,

     Всяк супруг видал и знает,

     Пытки той хлебнув до дна:

     Так, наверное, не очень!

     Что молчишь! Ну, подскажи!

     Шовчик здесь не так прострочен,

     В этом — жарко, отложи!

     Я вздыхал и отдувался,

     Взгляд бросая на часы,

     Но наряд не состоялся —

     Лишь марлёвка, да трусы.

      — Нет? Тогда поеду голой!

     На тебя не угодить!

     Град язвительных уколов,

     И растёт желанье взвыть.

     Крик затих. Угасла смута.

     Сарафанчик на шнурках

     Обрисовывает круто

     Грудь, топорщась на сосках.

     Ткань тонка, с кокетством дружит.

     И на солнце манит взгляд.

     Лёгкость трусиков из кружев.

     Две детали — весь наряд!

     Как везти жену родную

     В дом, где муж — такой кобель!

     Объясняться не рискнул я,

     И открыл входную дверь.

     А на улице, вгляделся —

     Вижу вдруг и там и тут,

     На супругу зря вскипелся —

     Все, почти, в таком идут!

     *

     Я б отказался, вне сомненья,

     Развратной пары сторонясь,

     Но у моей — другое мненье,

     Я ж не открыл про эту грязь!

     Сжимался страхом и виною

     Души беспомощный комок:

     Вдруг приударят за женою,

     А я и рассказать не смог,

     Про хобби вольной в сексе пары,

     Про опыт по замене жён,

     Про кино-, фото — мемуары,

     Которыми был сам сражён!

     Авось — великое спасенье

     В надежде на судьбины путь!

     Сжал зубы, бросив опасенья:

     Авось проскочим, как-нибудь!

     *

     Моя щебечет беззаботно,

     С гостями обсуждает стол.

     Я — напряжён ещё, конечно,

     Но, уж прилично загружён.

     А впрочем, зря всего боялся —

     Отцы, братья, друзья, зятья,

     Никто ничем не выделялся,

     Видать, напуганным был зря.

     Всё как у всех: потанцевали,

     Доели праздничный пирог.

     Деды, прощаясь отбывали,

     Мы в сумерках варили грог.

     Моя кокетничала вволю,

     И я, уже почти дозрев,

     Видал терассу. Под луною,

     Две тени, словно барельеф.

     Её смущала чем-то Галка,

     Шепча на ушко свой рассказ,

     А я — осиновою балкой,

     Как без ушей, и как без глаз!

     Народ слегка угомонился,

     Но брошен клич идти к реке,

     Никто в жару не уклонился,

     И мы пошли рука в руке.

     «Ты знаешь, Галка рассказала

     Такое, что меня трясло!

     Ну, из кино, про это знала,

     А так — впервые, повезло!

     Она призналась, по секрету,

     Что все, кто в гости приглашён,

     Её знавали прошлым летом,

     И даже тесть не обошёл!

     И были с ней родные братья!

     Под масками, чтоб не смутить,

     В их новой баньке, на полатях,

     Ну надо ж ненасытной быть!

     Уж так про это говорила,

     Что мне желанье всё свело,

     И любопытство, странной силой,

     К мужчинам этим повлекло!

     Заметив, Галка предложила

     Взять ночью Вовку не обмен,

     И, так спокойно сообщила,

     Как будто муж мой — супермен!

     Ну, я, конечно, отмолчалась,

     А у самой застрял вопрос:

     Ты б, согласился, если б сталось?

     Из любопытства, не в серьёз?

     Чтоб нам наутро, как приснилась,

     Незабываемая ночь!

     Окажем же друг другу милость!

     Решайся! Все сомненья прочь!

     Я взволновался новой правде:

     Опять успела наплести!

     Уймись ты, Галка, Бога ради!

     Ну, сделал глупость! Отпусти!

      — И как, коварная подруга,

     Меня мечтает получить?

     Здесь, прямо на глазах супруга?

     В зубах к полатям притащить?

     Всё, надоели эти сказки,

     Нет, надо с ней поговорить!

     Мне — целый вечер строит глазки,

     Супругу хочет совратить!

     Пойду, и всё скажу, пожалуй,

     Уж пьяным слушать бред — не в мочь!

     А ты: губищи раскатала,

     Как блядь, хоть с кем-нибудь на ночь!

     Дурак! Зачем жену обидел!

     Напился, дурень, так молчи!

     Вон, как переменилась в виде,

     Блестя слезинками в ночи!

     А может, ей во всём признаться,

     Теперь, похоже, всё поймёт,

     А если сексом заниматься

     В зачёт моих измен пойдёт?!

      — Я пробегусь, найду Галину,

     И скоренько к тебе вернусь,

     Не суперменом, но мужчиной,

     А Вовка, твой — подлец и гнус!

      — Ревнуешь, милый! Очень рада!

     Но, если ты с ней побывал,

     За верность мне твоя награда

     В том, что жену блядвой назвал?!

     Ступай же, если не пугает,

     Что потеряюсь, невначай,

     Ведь ночью всякое бывает,

     Уж ты, на утро, не серчай!

      — Ну, перестань! Я тут же, мигом!

     Я только стерве пасть заткну!

     Похоже. Новую интригу

     Супруги на двоих плетут!

      — Мне что, одной идти купаться?

      — Я мигом! Встретимся в реке!

      — И долго голой оставаться,

     С колечком только на руке?

     Затем молчком совсем разделась,

     Досадуя, вошла по грудь.

     Вздохнув, в речной волне присела:

      — Я отплыву, вдруг, кто-нибудь!..

     *

     6

     Галину не нашёл, конечно,

     Зато супругу утерял.

     Нескоро отыскал, за речкой,

     Там, где костёрчик чуть мерцал.

     Пять удальцов. Бутыль по кругу,

     Шестая — мужняя жена.

     И нет в лице её испугу,

     Хотя совсем обнажена.

     Её сгребает, то и дело,

     Полапать, чья-нибудь рука

     Меж стройных ног. Родное тело,...

 

     Да с поцелуями соска!

     В глазах — томленья поволока,

     И вся в желании дрожит,

     И, понимая видно плохо,

     Смеясь, тихонечко блажит:

      — Со мной такого не бывало,

     Чтоб захотелось сразу, вдруг.

     С чужими прежде не бывала,

     Из опыта — один супруг.

     А тут такое накатило!

     Так захотела — аж трясёт!

     Чтоб прочим не обидно было,

     Метайте жребий, кто возьмёт!

     Ребята прыснули от смеха

     Наивной женской болтовне,

     Определённой, как утеха

     На всех хозяина презент.

     Я крадучись дошёл до круга,

     Внутри которого — жена.

     Во власти многих рук подруга

     На негу ласк осуждена.

     Вдруг на пути моём помеха —

     Володька, бывший в темноте

     Заслоном встав, с позывом смеха,

     Заговорил о доброте:

      — Ну ты жучила! В самом деле,

     Такую от меня таил!

     Во, хороша лицом и телом!

     Видал, как кровь в моём взбурлил!

     То, что торчало — было нечто,

     Да, впрочем, и зимой видал,

     Такой воткнёт, и изувечит,

     Но, сам привёз, ведь сам позвал!

     А он продолжил, без смущенья,

     Про то, что красен платой долг,

     Про предвкушенья ощущенье,

     И то, что голоден, как волк!

     *

      — Вот где стыд, дружок, и горе,

     Вот, где истинная боль!

     Ладно, выпью водки море,

     Ты не друг, видать, мне боль!

      — Да остынь, придумал, тоже!

     Я же знаю, не тупой,

     Чтоб таранить между ножек

     «Птичий глаз» своей елдой!

     Ты смотри, какое дело —

     Карта жизни правит бал:

     Зуд изводит бабе тело,

     Просит, чтобы отъ... бал!

     Напилась и стала шалой,

     Голодна — хоть под коня!

     Пусть ребята, для начала,

     Разогреют под меня!

     Брат и тесть мой, с сыновьями,

     С возрастанием войдём.

     Хочешь, первым, перед нами,

     А за ней приедешь днём?

     Не печалься. Всё устрою,

     Ведь сама к нам приплылала!

     Свежей водочкой напоим —

     Всё забудет, с кем была!

     Через сутки, будет утром

     Сокрушаться, чисто блядь:

     И чего я жалась, дура!

     Как моя, ни — дать, ни — взять!

     Может я бы и не вспомнил,

     Но твоя сама пришла,

     Мол, за твой должок исполнит,

     Как бы ночь не тяжела...

     Так что, Коля, хоть и жалко,

     Но, такой — хочу должок!

     Не надейся: вставлю палку,

     Ей под самый корешок!

     Не греши: ещё не повод

     Для разрыва секса ночь!

     Вон, мой тесть, лелеет хобот,

     Всё путём! Оттрахал дочь.

     Что ты думаешь?! Рыдала,

     От позора и стыда!

     Но, ни — шума, ни — скандала —

     Ни в полслова! Никогда!

     После, через месячишку,

     К ней, отец, разведав путь,

     Часто парил в дочке, шишку,

     А стеснения — ничуть!

     Да и дочь ему призналась,

     Что хотела блядонуть,

     С ним, с отцом, как ей мечталось,

     Иль, хотя бы, с кем-нибудь!

     А твоя, скажи мне честно,

     Между прочим, как пустяк,

     Говорила ж: «Интересно,

     Хоть разок нарушить брак!?

     Только раз, из любопытства,

     Полюбиться не с тобой,

     Просто, чтобы убедиться —

     Лучше всех — любимый мой!

     Что приснилось, как с мужчиной,

     Чуть похожим на отца... ,

     Что хоть раз — необходимо

     Знать другого молодца...»

     Видел я, как очень скромно,

     И униженно, она,

     Галочку про мой огромный,

     Слушала, заведена!

     Если ты такой, правдила,

     То признайся, что твоя,

     Этим вечером ходила,

     Клитор пальчиком давя!

     Ведь полнит желанья сила,

     Ей и губки и сосок!

     Или, может, не просила,

     Этой ночью, лишь разок!?

     Думаешь, её «мочалка»,

     Дырка мужниной рабы,

     Так нужна? Нет, просто, жалко

     Видеть то, как жили — вы!

     Ты — и Галку пожалеешь,

     И жену к груди прижмёшь,

     Ей туфту, про верность мелешь,

     А другому с ней: — не трожь!

     А она, простая, любит!

     Лишь мечтая, что, хоть раз!..

     В жизни кто-то приголубит,

     Уважение воздаст.

     Скажет море комплиментов,

     То, что мужу — повезло.

     Ради этого момента

     Ей и надо, всем на зло!

     Эгоист ты, видно, Коля,

     Тихо пользуешь жену,

     Всё в запретах, да неволе,

     Подари ж ей ночь! Одну!

     Что, слабо тебе с супругой

     Жизнь построить на любви,

     Без вины друг перед другом,

     Без запрета быть с другим?!

     Чтоб с возвышенным желаньем

     Милая была верна,

     Из супруга обожанья,

     Ложью не осквернена!

     Ты — долгов наделал с Галкой,

     Ты — за сладость предавал!

     И тебе жену не жалко

     Было, что другую знал!

     Ты пойми: чтоб подытожить

     Ложь меж вами, прежних дней,

     Должен я с твоею то же

     Сделать, что и ты — с моей!

     А твоя умнее мужа!

     Эту правду поняла,

     И, махнув водяры, тут же

     Галку с просьбой обняла.

     Галка дарит ей прощенье,

     Но в обмен на ночь в любви.

     В чём тут дружбы ущемленье?

     Коля, совесть не гневи!

     Я могу тебе, по дружбе,

     Право первенства отдать,

     А вот хуже или лучше

     Для жены — тебе гадать!

     Я от ужаса немею.

     Что ответить? Первым быть?

     Опустив глаза краснею:

      — Как потом мне с нею жить!

     Не простит, когда очнётся,

     Разлюбимая моя.

      — Вовка, сердце не сожмётся,

     Наш союз вот так, к нолям?!

      — На-ка, выпей! Думай трезво!

     ... Охренел по столько пить!

     На халяву, ты, брат, резвый!

     Ну, как теперь с тобою быть?!

     Что тебе ответить, Коля,

     Если ты, такой чурбан,

     Не сечёшь: средь женской доли

     Есть один на всех изъян!

     Все тихонечко мечтают,

     Чтоб с чужим, на стороне!

     Годы молодости тают,

     Впечатлений новых нет.

     Так, однажды, начинают

     Втихаря с другим блудить,

     Я же, лучше, полагаю,

     До беды не доводить.

     Выбрать день, и, подконтрольно,

     Ночь супруге подарить,

     Чтобы после, в жизни поле,

     С верным другом говорить.

     Без утайки и секретов,

     Как положено, в любви,

     Подари ж, любимой, это!

     Сам к другому позови!

     Разве ты — скупец и скряга?

     Иль с невольницей живёшь?

     Для любимой, ты, парняга,

     Сердце с болью не сожмёшь?

     Ты ж для милой — на край света!

     Так супругу выручай!

     Будь мужчиной без завета,

     Громко в голос, отвечай!

     Пусть любимая узнает

     Наяву, каков муж есть!

     Святость чувства сохраняя,

     Чтоб сберечь супруги честь!

     Встали, пьяные супруги.

     Возбужденье — через край

     А не божеские слуги

     Страсть рисуют, будто рай.

     И сомлевшему, изрядно.

     Говорит Володька вдруг:

      — Для жены, столь телом ладной,

     Ты подаришь ночь, супруг?!

     Чтобы ей не знать измены,

     И неверности стыда,

     Ей, с вагиной, полной спермы,

     Всё простишь? Ответь ей!

      — Да!

      — Ты, законная супруга,

     Семя то, что друг отдал,

     Ты простишь, и боль и скверну,

     Милому? Ответь нам!

      — Да!

      — Для услады безграничной,

     И без времени труда,

     Муж, жену в число публичных,

     Отдаёшь, ответь нам?!

      — Да!

      — Каждому, кто возжелает,

     Без числа себя отдать,

     Как мужчина пожелает,

     Обещай, супруга!

      — Да!

     Оба трудно и нетрезво,

     Мы с женою обнялись,

     В перевозбуждение чресла

     В вечной сладости слились.

     *

     7

     С позорной участью смиряясь,

     Вновь вижу лишь её одну.

     Не думалось, не представлялось,

     Не верилось, что я шагну,

     Приняв участие в разврате

     Не чьей-нибудь, жены, своей!

     И стану первым в многих ряде,

     Излившихся, со страстью, в ней!

     Но я не мог ... 

     не быть с супругой,

     Сгорая в страсти от любви,

     Знал, что потом отдам по кругу,

     Но грязи не было в крови.

     Ведь знал, что рано или поздно

     Предъявлен будет Вовкой счёт,

     Нахально и неблагородно

     Возьмёт любимую в зачёт

     Жены, своей, видавшей виды,

     По блядски бритой наголо,

     И только горько от обиды,

     Что обведён был так легко!

     Шагнул, и обнялся с подругой,

     И закружилась голова,

     И растворилась вся округа,

     Дела забылись и слова...

     Она стонала в каждом слоге,

     Прося меня «ещё, ещё!»

     Дружок поник, пролившись снова.

     Не зная, буду ли прощён,

     Скатился, уступая лоно

     Разгорячённой и родной,

     И награждён протяжным стоном

     Сменивший, овладев женой.

     Она в безумии металась,

     Их именем моим звала,

     И семя каждого вбиралось,

     И страсть безудержной была.

     А я смотрел, уйти не смея,

     Оставив здесь свою любовь,

     От горя плача, цепенея,

     И, ко стыду, желая вновь.

     К заре она совсем сомлела,

     С трудом пройдя повторный круг.

     В кисель расслабленное тело

     Заполучил мой враг иль друг.

     Деревенелый, до предела,

     Все десять дюймов черенок,

     Не толще, чем у племенного,

     Любимой ткнулся между ног.

     Он наживлялся еле-еле,

     Под стоны на две трети вполз.

     Переворот на белом теле,

     И под супругой «дикий лось».

     Друзья её сажали, с силой

     Давя на плечи, нанизав,

     Пока всего не поглотила,

     Рубахой потной рот зажав.

     А то б под утро пробудили

     Деревни, спящие окрест,

     Рыданья боли при насилье

     Проникновенья — женский крест.

     Потом у них пошло свободно,

     Так, будто ежедневно. Шок.

     Тесть зятю пособлял охотно,

     Приподымая, как мешок,

     Полубесчувственное тело,

     Он многократно отпускал,

     Растянутую до предела,

     На раскалённый, как металл.

     Вагиной с сиськами, не более,

     Была для них моя жена,

     И лишь для вскриков страсти с болями

     Душа единственной нужна.

     Тот тесть поигрывал с Татьяной,

     Ласкал, то — клитор, то — соски.

     То, вдруг, покрутит, то — оттянет,

     То — между пальцев защемит.

     Вот, так и ездила родная:

     Тихонько ахая, скуля,

     Скользя от края и до края,

     По монстру, как простая бля.

     И я готов был провалиться

     От этих хлюпов между ног,

     Почти бесчувственной блудницы,

     Которой уберечь не смог.

     И был стыдом клеймен сурово,

     И был глазами обвинён,

     Пока дружок раз восемь, снова,

     Поскольку пенисом силён.

     Когда же, я конца дождался,

     Самец рычал, что было сил,

     Минуты две опорожнялся,

     И, всё, что можно, затопил.

     Её с пытальщика подняли,

     И уложили на песок,

     И даже одевать не стали

     Ни сарафан, ни босоног.

     *

     8

     Заря сулила новый жар

     И всё привычно возвращалось

     К улыбкам всех неверных пар,

     И новых клятв не обещалось.

     Теперь я всех узнал легко:

     Два Галкиных, и Вовкин братья,

     Отец Володькин близ него,

     И парень, наш, с работы. Здрасте!

     Эх, только б он не разболтал!

     Иначе после — хоть уволься!

     Его, признаться, мало знал,

     А если б знал, какая польза?

     С женой на ручках поднялись

     До самой Вовкиной усадьбы,

     Очнулась, слезы пролились.

     Стыдимся. Ласково сказать бы!

     Одежду братья принесли,

     А я не мог отлипнуть глазом:

     По бёдрам с живота ползли

     Подтёки — белая зараза.

     Она, не глядя на меня,

     Рассеяна в своём позоре,

     Унижена при свете дня,

     Забавой в ночь, ценою в горе.

     В дому ещё совсем темно.

     Мужей неверных жёны спали.

     В душе и пусто и срамно:

     С единственной чужими стали!

     Галина, верно рассчитав,

     Моей давно согрела баню,

     Сготовила отвар из трав,

     Приказ дала: несите, Таню!

     А мне всё чуда, так ждалось!

     А я всё верил в силу чувства.

     Не уходилось. Не спалось.

     И, лишь от глупой грусти — пусто.

     Курилось долго у крыльца,

     Пока супруга подмывалась,

     Да слушал бабьи голоса —

     Что было ночью обсуждалось.