День начался вполне обычно. Таких дней после Машиного восемнадцатилетия прошел уже целый сентябрь, но начавшись скучно-буднично, он постепенно наполнился мелкими и крупными событиями и, в итоге, перерос в нечто совершенно неожидаемое.

     Суета утренних сборов, сопровождаемая привычными мамиными наставлениями и упреками в неорганизованности и несобранности, чуть было не закончилась ссорой. Но Маша всего лишь привычно огрызнулась и вовремя умчалась в колледж добывать знания, оставив мать в одиночестве наслаждаться выходным.

     Но через пару часов занятий случилось ЧП: на соседней с колледжем стройке строители порвали кабель и обесточили пол района. Еще почти час студенты и преподаватели бестолково сновали по коридорам и кабинетам, пытаясь что-нибудь выяснить, но в конце-концов занятия официально отменили и всех распустили по домам.

     Маша обрадовалась нечаянно возникшему выходному, но и без того пасмурный с утра день испортился совсем: пошел мелкий противный дождь, и пришлось вместо прогулки по городу, вернуться домой.

     В прихожей Маша сбросила с ног сапожки, повесила куртку на вешалку и вдруг замерла, услышав в глубине квартиры, насторожившие ее звуки. Не решаясь сознаться самой себе в том, что это за звуки, она тихо подкралась к приоткрытой в комнату матери двери и обомлела. В полусумраке спальни, на широкой кровати, между двумя мужиками стояла «раком» ее мама. Да, это выглядело именно так: натуралистично, без прикрас, без всякой романтики.

     Заметив Машу, один из мужчин тот, что держал маму за волосы и плавно покачивался вперед-назад, как ни в чем ни бывало, широко улыбнулся и подмигнул девушке. Маша испуганно отпрянула от двери, на ватных ногах проползла на кухню и плюхнулась на жесткую табуретку между холодильником и столом. Чувствовала она себя так, будто получила крепкий подзатыльник, разом замутивший ее сознание и сбивший дыхание. Шок от увиденного заставлял колотиться сердце неровными ударами. Конечно, для нее не было секретом, что у мамы могут быть любовники или какие-то интимные интрижки. Несколько раз в их доме появлялись мужчины, которые кто долго, кто не очень жили с ними на правах почти что членов семьи, но что бы мамины отношения с противоположным полом скатились до такого! Просто какая-то живая порно иллюстрация!

     Маша приложила трясущиеся ладони к щекам, ощутив пальцами пылающую жаром кожу. «Да, — металась в голове оправдательная мысль, — она взрослая женщина и секс ей нужен не меньше, чем другим людям». « Но почему именно вот так?!» — тут же недоумевала Маша, а все остальные мысли хаотично копошились в голове, никак не складываясь во что-то более-менее вразумительное. Перед глазами ярким пятном стояла картина, увиденная в спальне.

     Минут через пять скрипнула дверь, и на кухне, шлепая босыми ногами, появился тот самый мужчина. Он молча подошел к холодильнику, достал пакет сока, в несколько глотков расправился с содержимым и только после этого подал голос.

     — Уууфффф, — шумно выдохнул он, — улет, просто улет.

     Маша почувствовала, что ее челюсть медленно отвисает: неожиданный пришелец был абсолютно гол и даже не пытался хоть как-то прикрыться перед девушкой. А у той в голове вдруг образовалась звенящая пустота, новый шок напрочь выбил из мозгов способность не то чтобы соображать, а даже адекватно оценивать происходящее. Ей казалось, что она попала в какой-то параллельный мир, где все было совершенно не так, как всегда в ее жизни.

     Мужчина, тем временем сел напротив, привалившись спиной к стене, и опять широко улыбнулся.

     — Привет, — сказал он, — а ты почему не на занятиях?

     — Отменили, — промямлила в ответ Маша, не вдаваясь в подробности утреннего происшествия. Она потихоньку возвращалась в реальность и с некоторой заинтересованностью рассматривала собеседника. На вид ему было лет тридцать, вполне симпатичное лицо с ненавязчивой, располагающей к себе, обаятельностью.

     Ей даже понравилось его поджарое мускулистое тело, а внушительная колбасина, свисавшая между ног, вызывала своим видом непонятный трепет и даже легкий страх.

     — А не подкрепиться ли нам? — мужчина оторвал зад от табуретки и снова подошел к холодильнику. — Тебе вишневый или клубничный? — он повертел перед Машиным носом баночками с йогуртом.

     — Вишневый, — не задумываясь, ответила девушка.

     Мужчина вернулся на место и, приняв ту же позу что и раньше, принялся увлеченно ковыряться ложкой в йогурте.

     При этом вел он себя так непринужденно и естественно, что казался неотъемлемой частью домашнего быта.

     — Тебя ведь Маша зовут? — как бы между делом спросил он и опять широко и дружелюбно улыбнулся.

     — Да, — на автомате ответила Маша и так же машинально спросила уже сама: — а тебя как?

     — Зови меня Николас, — мужчина аж выпятил грудь от гордости и расправил плечи.

     — Почему? — Маша потихоньку начинала отходить от ступора и вести более-менее осмысленную беседу.

     — Так прикольнее, — пояснил собеседник. — это ж не какой-нибудь Колян, или боже упаси, Колюня. Николас — это звучит гордо и эротично. — На последнем слове Николас-Колюня снова озарился широкой улыбкой.

     — Что тут эротичного? — Маша недоуменно пожала плечами, но ответа не услышала, вместо этого из спальни вырвался звонкий мамин визг, а вслед за ним протяжный утробный стон.

     Николас и Маша синхронно повернулись в сторону двери.

     — Вовчика не остановить, — завистливо вздохнул мужчина. — Уникум! Часами может трахаться. Прямо монстр...

     Маша покраснела от такой откровенности, а потом все же решилась задать вопрос:

     — А вы давно с мамой... знакомы? — после паузы она сумела подобрать политкорректное слово.

     — Около месяца.

     — И весь этот месяц вы... это... ну... — Маша никак не могла решиться назвать вещи своими именами.

     Николас в упор посмотрел на девушку. Его лицо вдруг стало серьезным, в секунду сбросив с себя игривость и непринужденность.

     — Милая Маша, — с какой-то непонятной грустью в голосе обратился он. — Твоя мама молодая красивая женщина с неудавшейся личной жизнью, к сожалению. И поэтому даже ты не вправе осуждать ее за желания и фантазии. «Не судите, да не судимы будете», — закончил он совсем уж пафосно, но по-прежнему серьезно.

     Несколько минут они молчали. Николас сосредоточенно выгребал йогурт из баночки себе в рот, а Маша смотрела на него и думала, что он все же по большому счету прав. И не такой он легкомысленный, как это могло показаться на первый взгляд. Она лениво облизывала ложку и пыталась поставить себя на место мамы, нарисовав в воображении неудавшуюся личную жизнь. Но вместо этого перед глазами опять замелькали откровенные картинки, а внизу, в трусиках, приятно защекотало. Девушка поерзала попой на табуретке, чтобы погасить щекочущий зуд и в это время Николас, расправившись с йогуртом, снова посмотрел на Машу и как-то задумчиво, будто обращаясь к самому себе, спросил:

     — Интересно, какая ты на вкус?

     Маша похлопала ресницами, ища смысл в сказанном, и переспросила:

     — В смысле?

     Вместо ответа мужчина поманил девушку к себе, и когда та подошла, с ловкостью фокусника, чуть ли не одним движением, приподнял ее юбочку, стянул колготки вместе с трусами и усадил ее голой попой на кухонный стол. А потом ткнулся ртом между растопыренных Машиных ножек, ухватив за один укус всю девичью промежность, и с силой всосал ее в себя. Маша от неожиданности взвизгнула, упав спиной на стол, а когда в горячую сердцевину вонзился упругий язык, ее словно ударило током. Тело самопроизвольно выгнулось дугой, руки хаотично зашарили вокруг, словно пытались найти какую-нибудь опору, а в животе вдруг взорвалась петарда. А вслед за ней еще одна, и еще, и еще, еще, еще, еще... В какой-то момент Маша услышала свой голос, который и выкрикивал, как заклинание, это ненасытное «еще». А потом ей стало жарко, будто порывом дунул горячий пустынный ветер, колючими песчинками щекоча приподнятые пятки, и тяжелая вязкая волна сдавила грудь. ...

 

     Ногти с силой вцепились в плечи мужчины, чтобы, не дай бог, не потерять крохотную точку соприкосновения их тел.

     В дверях неожиданно появилась завернутая в полотенце мама и, увидев задранные вверх ноги дочери, как-то уж по-бабьи жалобно воскликнула:

     — Машенька!..

     — Мама, уйди! — резко оборвала девушка ее ненужные сейчас причитания. И добавила умоляюще: — Пожалуйста.

     Женщина попятилась назад, попав в объятия оказавшегося сзади нее второго парня, а тот, такой же голый и довольный, как и его друг-напарник, увидев картину Машиного грехопадения, одобряюще поднял вверх большой палец. Сил на то, чтобы покраснеть или смутиться у девушки почти не было: все вытеснила дурманящая нега, и Маше в этот момент хотелось всего лишь одного — чтобы она никогда не кончалась.

     Но Николас, наконец-то, оторвался от Маши и восхищенно сообщил:

     — Супер! Ты просто конфетка!

     От этих слов у нее по затвердевшим сосочкам разлилась сладкая теплота, будто растаяла карамелька, а затем искусанные губы накрыл влажный поцелуй, и возле уха послышался шепот:

     — Пойдем к тебе? — то ли спросил, то ли позвал Николас, и Маша тут же спрыгнула со стола и за руку, как малыша, повела к себе в комнату, теперь уже своего мужчину.

     В комнате она тут же рухнула на кровать, даже раздеваться не стала: как была сверху одета в свитер и юбочку, так и потянула на себя новообретенного любовника — до того уж не в терпёж было. И с первым толчком вскрикнула радостно, сразу же поймав коротенький, но яркий, как вспышка, оргазмик. А дальше, за плавными неспешными движениями потянулось тягучее удовольствие.

     Николас висел над девушкой, соприкасаясь с ней только низом живота, смотрел на ее лицо довольным взглядом сытого кота, наевшегося сметаны, и ритмично двигался, заполняя собой тесное, горячее девчоночье лоно.

     Поначалу, даже немного больно было, но потом Машу обволокло каким-то пушистым облаком наслаждения, что даже изредка простреливающая боль от неосторожного или резкого движения воспринималась ею как необходимый ход событий. Все это было похоже на теплое летнее облачное небо, где легкий бриз играет облаками, перемешивая их во вкусную сладкую пену. Девушка парила и нежилась в ней, ныряла глубже и подставляла тело под все усиливающиеся порывы. И с каждой минутой ветер набирал силу, нагонял тугими толчками тяжелые грозовые тучи со вспыхивающими по горизонту зигзагами молний. А потом грянуло! Резко, звонко, так что у Маши зазвенело в ушах от ее же крика, а тело начало выгибать и подбрасывать то ли навстречу движениям Николаса, то ли наоборот прочь от него.

     Когда буря утихла, а руки бессильно разметались по постели, Маша наконец-то смогла открыть глаза, с усилием разлепила не слушающиеся веки и кое-как сосредоточила пока еще мутный взгляд на мужчине.

     — Ого! Заколбасило тебя по-взрослому! — неподдельно восхитился он, а Маша тут же хотела возмутиться, что она давно уже не ребенок, не понаслышке знает как это «по-взрослому», но потом передумала: какая разница как, главное что «заколбасило»! Пару минут она приходила в себя, выравнивала судорожное дыхание и успокаивала дрожь в коленках, а потом, боясь, что насовсем растворится такое восхитительное чувство удовольствия, азартно произнесла:

     — Хочу еще!

     Николас тут же расплылся в своей широчайшей улыбке, подсаживаясь поближе к девушке, и предложил:

     — А давай-ка совсем разденемся!

     И быстренько помог Маше избавиться от оставшейся одежды.

     Наконец-то увидев юную голую красоту, он опять улыбнулся, оценил увиденное одним словом «конфетка» и поднес уже свою еще твердую «конфетку» к Машиным губам. А та, не задумываясь, причмокнув, облизала гладкую, скользкую, теплую плоть. Николас легонько качнулся вперед, головка нырнула внутрь, потом назад, задержавшись на секунду на губах, и снова внутрь, теперь чуть глубже, словно нащупывала удобный путь, короткими шажками ища себе дорожку к обоюдному удовольствию. Так они и играли некоторое время: мужчина стремился вперед, Маша выталкивала его языком, а потом засасывала губами обратно в себя. Толчки были плавными, аккуратными и даже нежными, и у Маши снова защемило в груди, видимо растаяла еще одна карамелька, а Николас вдобавок гладил ладонью ее щеку, как бы поощряя девушку за такую игру.

     — Может быть, хочешь поэнергичней? — наконец предложил он внести разнообразие.

     — Угугум, — промычала в ответ Маша, упираясь языком в упругую головку.

     Мужчина двинул бедрами, и самая главная часть его тела скользнула глубже, к самому горлу.

     — Акгыках! — Маша тут же подавилась, но заботливая головка вовремя откатилась назад, и девушка успела сглотнуть слюну.

     Мужская ладонь легла ей на затылок и уверенно потянула Машину голову вперед, по новой проталкивая член в девичий рот. И снова все было аккуратно и нежно. Девушка быстро приспособилась к новой глубине, найдя нужный ритм дыхания. Вперед, назад, на губах, по языку внутрь, по нёбу вглубь, в горло до упора и снова, и снова, и снова... Маша прикрыла глаза, отдавшись ритмичным движениям мускулистых бедер, и наслаждалась уверенными проникновениями. Николас собрал ее волосы в пучок, скрутил в тугой жгут и как поводком управлял Машиной головой — откровенно, «по-взрослому», трахал ее в рот, пыхтя от усердия. Потом наладившийся ритм сбился: член замер в горле на пару секунд, так что у Маши перехватило дыхание, затем рот освободился и тут же наполнился вновь. На этот раз член задержался в горле дольше, да так, что Маша, давясь плотью, начала задыхаться.

     — Уыхгыкхам!!! — отчаянно загундела возмущенная девушка, колотя ладошками по животу и бедрам мучителя, одновременно пытаясь вытолкнуть из себя член, сглотнуть слюну, схватить воздуха и отодвинуться подальше. Но железная рука крепко удерживала ее на месте, не давая даже пошевелиться и, когда уже казалось что удовольствиям, сексу, да и самой жизни пришел конец, любовник резко выдернулся из нее.

     — Ап, ап, ап, — Маша кусала воздух онемевшими губами, заглатывая его крупными кусками вместе со скатывающимися по щекам слезами.

     И прежде чем девушка успела хоть что-то сказать или выругаться, Николас обратно воткнул в ее рот звенящий от упругости член. И все повторилось опять. Плавные, ритмичные, глубокие движения сменялись неожиданной остановкой в самом горле, но Маша быстро смогла настроиться даже на такой ритм и теперь ко всему прочему кроме дискомфорта испытывала некую гордость, что может вот так вот запросто вытворять такие вот вещи. А в отместку за свои мучения и от себя внесла разнообразие: слегка, но чувствительно прикусывала головку, когда та оказывалась возле зубов. Николас, подлец, только улыбался, глядя на забавы своей подружки, и Маша даже подумала, а не хватануть ли его за конец посильнее, чтобы кроме наглой улыбки на лице появилось еще чего-нибудь, но в этот момент любовничек как-то неожиданно вздрогнул, потом замер, потом снова вздрогнул, дернулся и совсем не эротично закряхтел, а Маша почувствовала, как рот наполнился теплым и вязким. Она недоуменно замерла, не зная, что делать дальше, но когда член еще пару раз выплеснулся, пришлось проглотить. Только тогда мужчина позволил себе шумно выдохнуть и аккуратно вынуть член изо рта.

     — Вауууууууу! — в его выдохе, казалось, собралось все мужское удовольствие со всего мира. — Ну ты даешь, Конфетка! — после этого он бессильно рухнул рядом с девушкой, притянул ее за плечо к себе и благодарно поцеловал в губы. Но долго полежать в объятиях друг друга им не довелось: где-то в глубине квартиры затренькал телефон. Николас, кряхтя, сполз с кровати и исчез за дверью, а через минуту снова появился рядом, уже полуодетый и что-то бубнил в телефон.

     — ... ну конечно, не беспокойся, все сделаю, — обещал он что-то кому-то в телефонной трубке.

     — Ты где сейчас? — Маша отчетливо услышала громкий женский голос.

     — Да мы тут с Вовчиком у знакомых девчонок развлекаемся, — совершенно неожиданно и честно сознался Николас.

     — Задолбал ты уже своими приколами! — еще громче возмутилась женщина из телефона и уже спокойней и тише добавила: — давай не опаздывай!

     — Да, дорогая, конечно, дорогая! — заверил ее мужчина и отключился.

     — Жена, — пояснил он, увидев слегка недоуменный Машин взгляд, — беспокоится. Извини, — он как-то по — детски робко пожал плечами, — семья — дело святое... сама понимаешь... надо идти...

     Но Маша мало что поняла из его бормотания и просто из вежливости уточнила:

     — И ты ей сказал всю правду?

     — Ну, конечно же! — оживился Николас. — Я всегда говорю правду. — И чтобы Маша не задавала дальнейших вопросов, пояснил: — Когда говоришь правду, мало кто в нее верит, а жить при этом гораздо проще: не надо ничего придумывать и запоминать. Такая вот нехитрая правда жизни. При этом он подмигнул и снова улыбнулся, заметив грустно-кислое выражение на Машиной физиономии.

     — Не грусти, Конфетка, как-нибудь потом еще побезобразничаем. Договорились? — Николас нагнулся и чмокнул ее в носик.

     — Угу, — согласилась девушка, провожая его взглядом.

     Минут через пять, когда в прихожей затихла суета проводов, в Машину комнату робко протиснулась мама, в этот раз плотно завернутая в халат. Она осторожно присела на край кровати и тронула дочь за плечо:

     — Машенька, ты прости меня, — начала она жалобным голосом, но Маша прижала ее руку к своей щеке, не давая продолжить извинения.

     — Все хорошо, мама, — успокоила ее Маша.

     Говорить в этот момент не хотелось абсолютно, и девушка устало прикрыла глаза и поджала к животу коленки, чтобы, не дай бог, не улетели из груди порхающие там птички-колибри.

     © MMXVII, Merzavets