(второй хвостик к рассказу «Приходи в четверг»)

     То, что работы в библиотеке, даже при их затягивании, вот-вот закончатся, а Большаков начал относиться к жене капитана, как будто рассчитывает на ней жениться, сильно беспокоило все три ипостаси нашего рядового.

     «Бориса» потому, что он не видел перспективы развития дальнейших общений солдата и капитанши. «Если только, не сойти с ума, и не предъявить свои требования на Елену Павловну!»

     «Петрович» соображал примерно так же, но более прямолинейно — «Попользовался и завязывай, пока яйца не прищемили!»

     А ипостась «Я» огорчалась, что не могла развивать свои планы по развращению библиотекарши, из-за табу Большакова на женщину, в которую тот (случается же у людей тупость!), видите ли — влюбился!

     Шагая в очередной раз к гарнизонной библиотеке, ипостаси устроили в башке патрона, что-то вроде разъяснительной беседы.

     Интеллигентный «Борис» начал с прямолинейного вопроса:

     — Скажи, Боря, ты, что намерен отбить Елену Павловну у кэпа и взять её себе в жёны?

     — Как порядочный человек... И, после того, что у нас с ней было...

     — Обалдеть! — взвыл «Петрович».

     — Не сразу, конечно, — успокоил Большаков. — Сначала закончу службу... Через полтора года...

     — И то легче! — выдохнул «Борис». — Тебе сколько лет, Боря?

     — В ноябре будет двадцать.

     — Значит на сегодня, где-то, девятнадцать с половиной. А до какого возраста намереваешься пожить?

     — Ну, лет до восьмидесяти. А, что?

     — Да, то, уважаемый, ты наш человечек, что любовное чувство это, своего рода, помешательство. Если юноша девятнадцати лет собирается взять в жёны из всех женщин мира первую, что познал, он лишает себя возможности определить, верен ли его выбор. Немецкий философ Фридрих Ницше сказал: — «Всё познаётся в сравнении!» А с чем тебе-то сравнивать? Капитанша ведь у тебя первая...

     — Особенно, если женишься на телке, что изменила мужу! — вставил «Петрович».

     — Елена Павловна не тёлка! Она для меня идеал женской красоты! — упёрся Большаков.

     — Футы-нуты! — развёл руками «Борис». — Слова «Петровича» грубы, но, в принципе, он прав! Когда-нибудь ты, Боря, женишься (ведь вокруг столько красивых и восхитительных женщин), но, не исключено, что останешься холостяком. Всё зависит от твоего жизненного опыта в общении с представительницами прекрасного пола. Но останавливаться на первой попытке... Это ошибочное решение! Познакомься, хотя бы, с другими женщинами...

     — Во! И я о том же! Распробуй сначала их со всех сторон, пойми, что в них есть такое, что стоит твоей свободы! — поддакнул «Петрович».

     — Ваши «премудрости» ни к чему, если у Бори есть я! — сказала третья ипостась. — Со мной он будет получать самые сладкие минуты общения с чужой женами. Соблазняя, не какую-то дурочку с переулочка или целку необученную, а женщину полноценную, мужу своему верную! С моей помощью, разумеется...

     — Это ещё вилами по воде писано! — воскликнул «Борис».

     — ... Такова его карма! — закончил свою мысль «Я».

     — Ох, и житуха начнётся! — мечтательно закатил глаза «Петрович».

     Большаков остановился на повороте в сторону библиотеки. Потоптался на месте, поглядел на одноэтажный барак где она располагалась. Поддел носком сапога тающий снег. Поправил ремень поверх шинели. Со стороны глянуть — стоит солдат в одиночестве, о чём-то думает.

     А неприметные стороннему глазу ипостаси были с ним рядом и ждали его решения.

     — Почему «замужняя», а не «дурочка с переулочка»? — спросил своих советчиков Большаков.

     — Потому, что с замужними слаще, зная, что какому-то оленю рога наставляешь, — сказал «Петрович».

     — А почему именно «верная»?

     — Замуж не будет проситься, — сказал «Я».

     — Верные случайной измены стыдятся и никому о ней не расскажут, — добавил «Борис».

     — Такую женушку совращать одно удовольствие! — «Я» мечтательно прищурился. — Представляешь? Никому, кроме мужа, не давала, а тебе подставилась! И, отсосала, и писю приняла. А если ещё и в жопу — то высший пилотаж!

     Большаков оглядел присутствующих.

     — Причём тут «жопа»?

     — Туда тоже можно, мой друг, — сказал «Я».

     — Но там же грязно...

     — Представь себе, что, некоторые женщины, после посещения их жопы, ещё и член сосут...

     — Бред какой-то! В это трудно поверить!

     — Ну, наш Боря совсем ребёнок! — воскликнул «Петрович». — Про анальный секс ничего не знает.

     — Всему своё время, — с несвойственной ему интонацией, произнёс «Я». — Всему своё время...

     После минутной паузы Большаков задал трудный для себя вопрос:

     — Елена Павловна... тоже? Может дать... в жопу?

     — Конечно! — заверил «Петрович».

     — Увы! — согласился с «Петровичем» интеллигентный «Борис». — К сожалению, статистика говорит, что, так называемый анальный секс распространён не только у педерастов, но и среди женщин.

     — Вот спасибочко, «обрадовали»! Но Елена Павловна не такая! — мотнул головой Большаков и широким шагом направился к библиотечному бараку...

     ...

     Мысль о том, что пригожая во всех отношениях Елена Павловна, может позволить использовать свою аккуратную попку для мужского члена, была Большакову невероятна в любом представлении! Он шагал в сторону библиотеки и гнал прочь соображения, что кто-то может его любимую женщину использовать в задний проход...

     А вокруг была ранняя весна. День обещал быть хорошим, солнечным. Только нашему солдату было не до неё. На душе у солдата скребли кошки. Нежное чувство к Елене Павловне, которым он так дорожил, стояло под вопросом — быть или нет?

     Понятное дело, что Большаков хотел, что бы — быть. Но прежний жар романтического расположения к жене капитана уже поддувал холодок недоверия. А бубнение «Бориса», что «... восторг первой любви рождается мгновенно, как вспышка и редко бывает долговечной...», хотелось прервать скверным матом.

     Солдат тяжело вздохнул, толкнул сапогом очередную кучку снега и вступил на деревянное крыльцо библиотеки.

     — Не морочь парню голову! — сказал «Борису» «Петрович». — Пусть Большак сам убедиться, что путь «Малыша» до попки Елены Павловны не заказан.

     Большаков крутил головою, чтобы прекратить эти бормотания. Не получалось. Они присутствовали.

     И вот, злой на самого себя, прежде чем войти внутрь барака, он выдохнул свистящим шёпотом в пространство:

     — Скажите, сволочи, что это не так!

     — Это так, — сказал «Я».

     — И ты можешь мне это доказать?

     — Хоть сегодня! Если разрешишь...

     — Откуда такая уверенность?

     «Я» тихонько рассмеялся:

     — Понимаешь, Боря, в каждом человеке есть своё греховное или порочное «Я». Его только надо расшевелить. Чем я и занимаюсь. Вспомни, с какой покорностью Елена Павловна, отдалась тебе в первый раз... Потому, что мы нашли общий язык с её потаённым «Я» и сумели с ним договориться. Теперь найти эти интересы ещё проще.

     Большаков произнёс пересохшим от волнения горлом:

     — Докажи...

     — Если я правильно понял, Елену Павловну можно шалавить? — быстро спросил «Я».

     — Только не налегай сразу. Как-нибудь постепенно... Всё-таки, она мне, ещё, не безразлична...

     — Несчастный! — воскликнул «Борис». — Ты губишь, что хотел спасти!

     Большаком упрямо мотнул головой:

     — У него ничего не получиться! — и открыл входную дверь библиотеки.

     ...

     Солнце заглянуло в окна помещения и растеклось по залу весёлым золотисто-топазовым сиянием.

     Елена Павловна готовилась к «сеансу» (так она теперь ЭТО называла), совершала подготовительные действия продуманно и по-деловому.

     Задвинула шторы обеих окон, защёлкнула язычок накладного замка входной двери. Если, вдруг, кто-то нагрянет и удивиться запертой двери, можно будет сослаться на неудачную конструкцию замка, что срабатывает автоматически, всякий раз при захлопывании створки.

     Готовил возможное алиби и её партнёр. Загружал у входа в зал рабочий стол предметами ...

 

     необходимыми для ведения художественных работ: кистями, красками, ручками с плакатными перьями, устанавливал недописанный планшет. Всё это могла бы, в считанные секунды, имитировать прерванный труд оформителя.

     После маскировочных действий Большаков и Калинина шли за стеллажи, где, в тени задёрнутых штор, стоял большой канцелярский стол. Солдат снимал ремень, вешал его на перекладину ближайшего стеллажа, и ждал, когда Елена Павловна расстегнёт ширинку его галифе, достанет взбугрившегося «Малыша» и начет делать минет.

     Даже без помощи женских губ член уже стоял стальным колом, но жене капитана надо было разогреть себя, почувствовать, что она тоже потекла и готова совокупляться.

     Следовал минет, женщина ложилась на стол и раздвинула ноги.

     Никаких других ласк, никаких слов о любви. Как в больничной палате. Он — донор. Она — пациентка. Поехали!

     Начиналась неспешная миссионерская ебля.

     Калинина отдавалась не вся. Она не позволяла себя целовать, мять ягодицы, касаться спрятанных под лифчиком грудей. Сохраняла эти участки тела для мужа.

     Условия «ритуала» были оговорены Еленой Павловной уже на втором свидании с «Малышом», и выполнялись партнёром без нарушений. Обе стороны действовали, почти, механически. Он лежал на ней и двигался по влагалищу сверху вниз. Туда и обратно.

     Она, прижимала ёбаря ногами и короткими толчками, подмахивала снизу вверх.

     Постепенно, от мысли, что ебётся с посторонним мужчиной, приводили женщину к оргазму.

     Охнув от приятных ощущений, Елена Павловна затихала (Большаков не останавливался), и начинала сомневаться «Правильно ли она поступает?...»

     — Мне так стыдно... — говорила она запыхавшемуся Большакову. — Ты, даже не представляешь, как это скверно чувствовать себя шлюхой!..

     Отталкивала солдата с себя, прикрывала подолом платья влажную промежность и смотрела куда-то в сторону стеллажа, где висел ремень. — В пору удавиться...

     Большаков, не пряча торчащего члена, стоял и смотрел в лицо любимой. И думал: «Как возможно, что бы такой прелестный ротик мог обсасывать хуй, побывавший в жопе?!»

     — Жить с мыслью, что изменяешь мужу, невыносимо!... — капитанша, продолжая смотреть в сторону ремня.

     «Отстегать её, что ли? — думал Большаков. — По попе!»

     — Ты успел?

     — Ещё нет.

     — Тогда давай снова...

     ...

     Почувствовав, что её матку, наконец, наполнили сперматозоидами, Елена Павловна, «чтобы сразу не вытекло...», продолжала лежать на спине и тихо вспоминать про стыд, «неправильную измену» и, «как после ЭТОГО жить?!»

     — Чего тут гадать? Живи, как жила! — посоветовал Большаков.

     — Это неправильно давать, кому попало...

     — Не кому попало, а только мне.

     — И тебе... тоже стыдно... Я, наверное, самая развратная женщина во всём гарнизоне. Отдалась не мужу, значит — шлюха! — упрямо повторяла Елена Павловна.

     — Так, не ради похоти. А чтобы родить ребёночка, — напомнил Большаков.

     — Всё равно, стыдно!

     Когда Большакову стали надоедать эти причитания, его подвинул невозмутимый «Я».

     — Тебе стыдно, крошка, — сказал он, лежащей на столе Калиненой, — потому, что думаешь: «Я такая в гарнизоне единственная.

     — Наверное, — тяжело вздохнула Калинина.

     — Значит, надо сделать кого-нибудь похлещи себя, — сказал «Я»

     — Это как?

     — Подложи под меня одну из своих подруг. Такую, которой не надо пихаться, чтобы родить. Пусть раздвинет ноги для удовольствия. Когда это случиться, мысль, что ты самая нехорошая, у тебя исчезнет навсегда.

     Чёрные брови Калининой удивлённо поползли вверх.

     — Как это под тебя?

     — Нет, можно, конечно под кого-то другого, но подробности ты сможешь узнать, только если это сделаю я.

     — Фу, как гадко! И, не по-честному...

     — Зато эффективно! — сказал «Я». — Ну, давай, продолжим.

     — Ещё один раз? — он посмотрела на «Я», думая, что это Большаков. — Хорошо! Но, только один раз, и — всё!

     — Почему?

     — Я так решила. У нас было шесть сеансов. Остановимся на семи. И число хорошее и, я уверена, что получилось... — сказал Елена Павловна, устраиваясь на столе поудобнее.

     Она лежала, слегка разведя атласные ляжки полуприкрытые подолом цветастого платья. Красивая голова в обрамлении волнистых волос смотрела на партнёра в упор. Решительности этой женщины можно было позавидовать. Но для «Я», который сменил Большакова, её самоотверженность не имела значения.

     — Значит, решила закругляться? — переспросил «Я», нависая над лежащей на столе женщиной. Он, неторопливо, убрал подол платья в сторону и погладил открывшуюся пизду. — Тогда, для верности, применим самую действенную методику.

     — Это какую? — насторожилась, Елена Павловна, одновременно млея от нежных прикосновений к чувственному клитору и набрякшим губкам.

     — Методику, проверенную народом, — «Я» ввёл между половых губок Елены Павловны сразу два пальца и начал ими двигать, словно членом. — Этот метод называется «побудь со мною блядью!»

     От слова «блядь» Елена Павловна немного дёрнулась, но вспомнила, что оно встречается даже в романе Шолохова и успокоилась. Некрасивое, но, всё же — литературное слово.

     — Ты готова к блядскому разврату? — перешёл на громкий шёпот искуситель. — Приступим?

     — Если у тебя остались силы... — тяжело задышала библиотекарша.

     — У меня появилась цель! — сказал «Я». — Сделать тебе ребёнка. Ты ведь ради него раскорячилась на этом столе?

     Елене Павловне не понравились ни слова, ни тон партнёра. Она снова нахмурила бровки и попыталась встать.

     — Напрасно сердишься, — придержал её «Я». — Если хочешь иметь детей, мало подставить пизду. Надо самой ебаться во всех позах. Становись раком! Так матка ближе будет к залупе и зачатие гарантировано.

     — Фу! Как грубо...

     Не дав ей договорить «Я» вывалил из фирменного лифчика ошарашенной женщины тугие, точно спелые дыни, нежные груди, стянул партнёршу на пол и, обхватив титьки крепкими пальцами, поставил капитаншу возле ножек стола на четвереньки.

     — Запоминай эту блядскую позу, малышка! — промурлыкал «Я», засовывая, вздыбленный член, в разогретую офицершу.

     Леночка пыталась вырваться. Но руки ухватившие груди и вбитый между ног фаллос делали её безрезультатными...

     Прежде чем ебать поставленную раком библиотекаршу, «Я», прислушался, не будет ли возражений со стороны патрона?

     Большаков молчал.

     — То-то же! — ухмыльнулся ёбарь.

     И его член деловито задвигался в глубине женского влагалища. Тазобёдренные движения самца ускорялись, и вскоре распалённая такой прокачкой женщина, перестала сопротивляться. Поскуливая, она, расслабилась и поплыла в очередном оргазме. Хлюпающие звуки полноценной ебли дополнились ароматом женских выделений и мужского семени.

     — Тебе, хорошо, моя тёлочка? — склонился к запрокинутой голове Леночки, не останавливающийся любовник.

     Стоящая раком Елена Павловна, выдохнула что-то не членораздельное...

     — Может, эту порцию сольём в ротик?

     Капитанша отрицательно замотала головой:

     — Давай туда... — простонала она.

     — Куда? В пизду?

     — В писю...

     — Из писи писают, а мы ебёмся. Так куда сливать молофью?

     — Туда! — чуть ли не прокричала Елена Павловна.

     — Может на твою спинку?..

     — В пизду сливай, дурак, неотесанный!..

     — Так бы сразу и сказала, — выдохнул «Я» и, ускоривши движения на всю длину хуя, вдруг, вдавил, что есть силы, замер, закатил глаза и, с протяжным стоном, начал сливать накопившуюся в яйцах сперму в самую глубину капитанши...

     — Хочешь, что бы я имел тебя ещё?

     — Да... — простонала женщина, теряя рассудок, в невиданном для неё каскаде коротких оргазмов.

     — Во все дыры?

     — Да...

     — Скажи: «Выеби меня во все дыры». И не забудь добавить «Пожалуйста».

     — Это не хорошие слова...

     — Повторяю. Если хочешь продолжения, забудь о запрете на нехорошие слова.

     — Чему ты меня учишь, мерзавец?..

     — Блядству! Ты ведь хочешь ребёночка?

     — Хочу...

     — Тогда говори «Выеби меня во все дыры, пожалуйста!»

     — Вы... вые-би меня...

     — А вежливое слово?

     — Пожалуйста.

     «Я» подвигал членом в горячей пещерке Елены Павловны. Та отреагировала страстным подмахиванием.

     — Молодец, горячая девочка. А как же муж? Ты ведь раньше ему не изменяла? — спросил «Я», по-садистски приостанавливая движение.

     Женщина, поскуливая, постаралась самостоятельно двигаться на члене.

     — Чего молчишь? — не двигался искуситель. — Может совесть замучила?

     — Ох, не останавливайся, салага! — взвыла Калинина.

     «Я» победоносно оглянулся на Большакова: « Кайфуй, братан, пока я работаю!»

     — Громче, — велел он Елене Павловне.

     — Еби, сволочь! — во весь голос завопила жена капитана.

     — Давай ещё. Что-нибудь матерное.

     — Не знаю...

     — Вспомни, всё, что где-то слышала, видела, читала...

     — Еб твою мать!... Нормально?..

     — Сойдёт. Давай ещё. Скажи, что ты соска.

     — Я соска...

     — Ещё, такое же.

     — Подстилка солдатская...

     — Скажи, что ты шлюха. — «Я» рывком прижал Елену Павловну к себе, погрузился в неё на всю глубину и задал бешеный ритм.

     — Я шлюха! — дёргалась на хуе Елена Павловна.

     — Блядь бескорыстная. Даю всем, кто попросит...

     — Блядь бескорыстная. Даю всем, кто... аааа-а... ! — новый оргазм накрыл хрупкое тело Калиненой.

     — Ну, теперь, держись! — предупредил «Я».

     Пользуясь тем, что тело партнёрши, из-за оргазма, временно обмякло, он приставил смазанную молофьёй и женским выделением залупу к девственному колечку ануса и вдавил «Малыша» в тесное нутро прямой кишки Елены Павловны.

     Помещение библиотеки огласилось победным криком самца и воем нанизанной на солдатский член интеллигентной библиотекарши...