Сравнить Ольгу с энциклопедистами эпохи Просвещения, разбирающимися в физике и астрономии, живописи и архитектуре, поэзии и драматургии, я бы не рискнул — не тот масштаб. Но, словно сошедшая со страниц романов эпохи социалистического реализма о прокладчиках БАМ-а и покорителях целины, Оля была настоящей энтузиасткой с горящими глазами и горячим сердцем. Ей было дело до всего!

     Будучи ветеринаром по образованию, она не сработалась в нескольких клиниках разных регионов и лечила животных на дому. Могла часами рассказывать о няшных котиках и умных собачках, невзирая на то, что как-то озверевшая псина покусала ее дочку.

     Она фотографировала не как любитель, а как настоящий мастер. Каждая капля росы, каждая прожилка на листе, каждая пылинка в луче солнца выглядели настоящими — протяни руку, коснешься и почувствуешь. Но бегала по кабинетам музейщиков и галеристов, хлопоча не за себя, а каких-то непонятных субъектов, своей мазней не годящимися ей в подметки. Еще она безумно любила театр, но, в отличие от предельно реалистичного стиля своих фотографий, предпочитала концептуально-модерновый авангард.

     Она боролась за чистоту городских улиц и реставрацию старинных зданий, она подписывала петиции против вороватых чиновников и стояла в пикетах, когда близились выборы. Она считала своим долгом помочь каждому просящему и не держала зла на тех, кто не помог ей.

     Ты кого представил, читатель? Рафинированную интеллектуалку с возвышенными помыслами, чуждую низменным страстям? Или бойкую бабенку с зычным голосом, которая с головой погрузилась в общественную жизнь за неимением личной?

     Познакомился я с Ольгой, можно сказать, случайно. Старый знакомый по имени Сергей (ну а чё, не себя ж так называть, зато в тренде), у которого в те годы не было то ли компьютера, то ли Интернета, то ли электронной почты, попросил, чтобы на мой адрес добрая докторша Айболитша сбросила названия лекарств и рекомендации для его заболевшего дога. Всегда приятно оказать услугу, которая тебя совершенно не напрягает, поэтому два письма от Ольги я распечатал и передал по назначению, и один раз позвонил Серёге, чтобы оперативно ответить, здорова ли собачка и каков эффект от прописанных мер.

     Пёсик поправился, а наша переписка, как ни странно, не заглохла. И даже превратилась в своеобразные беседы: обмен не письмами через «Мэйл», а мгновенными сообщениями через «Мэйл-Агент». Тогда я и стал потихоньку узнавать о ней всё то, что написано выше.

     Люди как люди, квартирный половой вопрос их только испортил. Закономерность то или случайность, не берусь судить, но наша невинная переписка о котиках-собачках и мздоимцах-ретроградах съехала вначале на воспоминания о студенческих годах и ностальгию по былому, а затем и вовсе переключилась на сексуальные темы: от интимных откровений до виртуальных фантазий.

     Было ясно, что наша встреча — лишь вопрос времени.

     И вот, настал тот день, когда дневная деловая поездка в тот город, в котором жила Оля, должна была продлиться на вечер и ночь, проведенные наедине, для реализации всего того, о чем мы в последние дни перед свиданием неустанно говорили и сладко предвкушали.

     Вначале я подумал, что нарвался на жесткое динамо. Когда в 6 часов вечера она перестала брать трубку или сбрасывала мои звонки. При том, что в течение дня мы созванивались, и Ольга сама сказала: «Позвони в 18—00, я тебе объясню, куда подъехать». Планировалось, что я заберу ее из дома и поедем ко мне, на заранее снятую квартиру.

     Через полчаса я повторил попытки дозвона. Второй был удачнее, Оля взяла трубку и сказав скороговоркой: «Костя, я пока занята! Перезвоню, как освобожусь», дала отбой.

     Терпения моего хватило на 40 минут. Я написал безответную смс и чуть погодя снова набрал ее номер. На этот раз в голосе Ольги сквозила не озабоченность, а радостные интонации довольного собой специалиста, добившегося решения поставленной задачи: «Да-да, я почти готова! Еще чуть понаблюдаю, и Барсика можно будет оставить на хозяев. Ты подъезжай к восьми к магазину XXXна проспекте YYY, знаешь же где? Я оттуда недалеко живу».

     Кто упрекнет врача, что тот не смог бросить больного (неважно, человека или животное, просто так и кошка не выздоровеет)? Кто упрекнет женщину, которой перед свиданием требуется помыть голову, высушить волосы, накраситься-нарядиться? Короче, на квартире мы оказались ближе к девяти вечера.

     Ты уже определился, читатель, с обликом героини? Ангел небесный, сошедший на Землю, дабы творить добрые дела и своим примером наставлять грешных людей на путь истинный? Или рьяная общественница, сублимировавшая природную женственность в желание останавливать на бегу слонов и отрывать им хоботы?

     Будь наш конкурс чисто литературный, я б написал, что терзался бы в сомнениях, гадая, кого мне послала судьба: молодую девушку ослепительной красоты или рано увядшую женщину почтенного возраста, за добрые дела которой хочется поцеловать ей руку, но не губы. Но реал рулит, не буду врать, что не имел понятия о ее внешности. Одну свою фотографию (сделанную для выпускного школьного альбома) Оля мне прислала еще в ходе переписки. Девушка с большими глазами и пышной прической, удивленно и радостно смотрела в объектив, как бы в предвкушении первых своих шагов во взрослом мире. Она была мила и очаровательна, но выглядела не 17-летней, а минимум 23 или даже 25-летней. Логичней было предположить, что эта фотка из выпускного институтского альбома, но Оля ошибку исключила — из школьного. На второй, сделанной совсем недавно и высланной мне уже в преддверии встречи, была запечатлена молодая женщина лет 30 (ну, может быть, с небольшим хвостиком), в простой водолазке, туго обтягивающей солидных размеров грудь, с обычной прической «короткое каре», но с такими же большими, впечатляющими, удивленно-радостными глазами на миловидном округлом лице, словно восклицающими, как их хозяйка любит жизнь, природу и людей!

     — Да, ты верно заметил, — написала мне тогда Ольга, — в молодости я выглядела старше своих лет. У меня и дочка такая. Ей 15, а уже замуж зовут, думают, девице под 20. А сейчас наоборот, выгляжу моложе. Да, 30 мне обычно и дают. А мне на самом деле 38.

     Такой же, как на этой фотографии, Оля оказалась и в жизни. Невысокая, плотненькая, с аппетитными формами, короткой прической русых волос, влекущим взглядом серых глаз и доброй улыбкой на лице. Пахло от нее чистотой и свежестью недавней ванны, а капелька духов умело вплетала в букет аромат желанности.

     — Это всё лишнее, — сказала она, увидев накрытый десертный стол: конфеты, соки, фрукты. — Я же тебе говорила, что мне надо, чтобы отдохнуть и расслабиться?

     — Говорила, помню, — ответил я. — Кофе и сигареты. Они имеются тоже. Сейчас поставлю чайник.

     — Кофе и сигареты, — повторила она. — И еще ты! Остальное лишнее.

     Курение — вредная привычка, никто не спорит. Питие кофе в таких объемах (стандартная банка растворимого к утру опустела более чем наполовину), видимо, тоже. И на солнце бывают пятна, и у положительной во всех аспектах энтузиастки Ольги, идущей по жизни с гордо поднятой головой и искренним желанием помогать людям и их братьям меньшим, получается, имелись вредные привычки. Когда-то, говорят, и секс относился к вредным привычкам, государство и церковь пропагандировали (официально, во всяком случае) обуздывать страсти, блюсти аскезу, хранить целомудрие. Если б на дворе пылали костры инквизиции, то третья «вредная привычка» Ольги привела бы ее на аутодафе. Она любила пить кофе и курить сигареты. И она любила секс!

     Едва минуло четверть часа с нашего прибытия (сколько надо времени, чтобы закипел чайник, выпить полчашки кофе и выкурить первую сигарету), как изменившаяся интонация Оли (притом, что обсуждали мы нечто бытовое и совершенно невинное) заставила меня подсесть к ней, обнять за плечи, уткнуться в шею, еще раз с наслаждением вдохнув аромат женщины,...

 

      пошедшей на интимное свидание, и припасть затем к губам — мягким, зовущим, влекущим, то послушно податливым, то самозабвенно активным. Наспех раздевшись, мы перебрались в постель...

     И началась безумная ночь безоглядной страсти. Оля отдавалась сполна и ловила кайф каждой клеточкой своего тела. Оля неутомимо сосала и извивалась в сладких содроганиях от моего языка на своем клиторе. Оля скакала амазонкой на моем члене, поддерживая массивную грудь четвертого размера, и вызывающе глядя мне в глаза, пыталась лизать собственные соски для пущего возбуждения. Оля выпячивала внушительный крепкий зад в позе «догги-стайл», обильно текла и что-то глухо бормотала, уткнувшись лицом в подушку.

     И, дорогой мой читатель, да не покажется тебе это художественным преувеличением страстности дамы и превозношением собственных мужских достоинств, Ольга кончала, кончала, и кончала... Собственно, я был об этом уведомлен, когда переписка дошла до подобных откровений. Но я не ожидал, что оргазмы будут так часто, чуть ли не поминутно, сотрясать ее тело. Оля словно поймала волну, вошла в режим пресловутых «каскадных» оргазмов, настигавших ее с завидной регулярностью.

     Две-три фрикции, и Оля снова содрогается, издает сладкие стоны и дрожит всем телом. Два-три движения языком по клитору, и Оля снова улетает на небеса, последним усилием воли приглушая свои вскрики до того уровня, чтобы не всполошились соседи в стандартной пятиэтажке. Два-три заглота члена в сочетании с пальцами во влагалище, и снова у Оли стекленеет взгляд, напрягается туловище, а из уст вырывается не то всхлип, не то вскрик.

     Слаба человеческая плоть — не металл и не резина. Истерзанные губы просили покоя, измученные тела молили о передышке. И тогда мы, в чем мать родила, пересаживались за стол, наливали еще по одной чашке кофе, закуривали еще по одной сигарете, и пытались в нейтральной беседе успокоиться. Но силен человеческий дух — вновь прорывались комплименты и восторженные взгляды, вновь нас тянуло друг к другу, словно магнитом. Наши губы встречались, наши руки сплетались и вновь в безумном танце страсти мы преодолевали два метра от стола до постели, чтобы снова и снова насладиться друг другом, чтобы взлетала душа в небеса, а плоть тешилась в пучине вожделения.

     В двенадцатом часу ночи «добрая докторша Айболитша» нашла в себе силы, чтобы позвонить хозяевам заболевшей животины, справиться о том, как пациент идет на поправку, и пообещать, что поутру она к ним заедет. И взяв из коробки первую конфету, робко спросила, не затруднит ли меня отвезти ее утром не домой, а по другому адресу. Отказ был немыслим, даже если б этот адрес начинался словами «штат Гавайи, город Гонолулу».

     Около двух ночи, Оля, сев за стол (я еще валялся в постели, отходя от кайфа после своего первого кончания), задумчиво покрутив в руках яблоко, решилась отрезать от него ломтик. И спросила, не хочу ли я поесть (имея в виду фрукты). На что я с энтузиазмом предложил заказать пиццу — надо же восполнить потерю калорий. Но Ольга, ужаснувшись перспективе такого нездорового питания, категорически воспротивилась.

     Далее, до пяти часов было то же самое. Кофе-сигареты-секс, кофе-сигареты-секс, пришлось и пачку сока открыть, а то уже першило в горле. Но есть предел человеческими возможностям: и в какой-то момент утомленная множественными оргазмами Ольга и ее восторженный партнер, кончивший второй раз (тоже в ротик, на сей раз после траха в позе «раком»), рухнули как подкошенные и вырубились в кратком сне.

     Почему в кратком, говорите? Да потому, что около семи я проснулся, осторожно расталкиваемый Олей:

     — Костя... Костенька... Ну проснись, пожалуйста! Отвези меня к Барсику, они меня ждут, я обещала... Вставай, я тебя очень прошу!

     Разве можно отлынивать, когда так нежно смотрят большие глазки и ласково целуют припухлые губки?

     ***

     Герой литературного произведения, очарованный добротой и нежностью героини, после такой замечательной ночи, должен был бы неминуемо влюбиться в Ольгу и навсегда связать жизнь с нею. В реальной жизни этого не случилось. Любовниками для нечастых встреч мы пробыли около полутора лет, увидевшись еще 3—4 раза. Кроме одной дневной встречи, которая внезапно прервалась, не продлившись и двух часов, так как доброй докторше позвонили и вызвали к очередному бессловесному больному, да еще и выслав за ней автомобиль, остальные наши разы походили на вышеописанную первую. Зная, что до 8—9 часов у Оли рабочее время, я уже не пытался вытащить ее на свидание ранним вечером, но зато вся ночь была наша. Кофе, сигареты и море секса — нежного и ласкового, страстного и неутомимого, — такими и запомнилась мне навсегда Ольга и время, которое нам удавалось проводить наедине.

     Закончилось же всё, когда подхваченная очередным порывом энтузиазма, Оля решила начать новую жизнь на новом месте. Она и не была местной жительницей, кстати говоря, жила внаем, приехав несколько лет назад по зову души, когда старый образ жизни надоел. Это был не первый, и как оказалось, не последний ее переезд.

     Есть люди, которые идут по жизнь лениво, вразвалку. Есть танцующие и галопирующие. Есть вершители судеб и те, кого судьба подгоняет пинками. И есть такие удивительные особы, энтузиасты своего дела, своих увлечений, своих убеждений, которые проходят уверенным маршем, с гордо поднятой головой, не обращая внимания на препоны и преграды, кажущиеся обывателям непреодолимыми.

     Этот «Марш Энтузиастки» для тебя, Оля!