Мой парень любил делать мне больно. Не морально, в этом плане он был замечательным, любящим и внимательным, правда немного помешанным на контроле, но очень хорошим. Он любил делать мне больно физически. Больше того, ему нравилось видеть что его действия меня унижают. Было видно, что у него встает от одной мысли о том, что я позволю делать со своим телом то, что ему захочется просто потому, что он внушил мне мысль о том, что «я его». И не только в ванильном, классическом смысле этого слова, а намного больше.

     Он вколачивал в меня эту мысль, беря меня в любой момент, когда бы ему ни захотелось, оттягивал грубо за волосы голову назад и заставлял в этой неудобной позе повторять раз за разом, что я принадлежу ему. Он шлепал меня, в первые месяца после того как мы стали жить вместе играя, и просил подняв голову и посмотрев ему в глаза сказать о том, что я позволяю делать это, потому что мое тело мне больше не принадлежит. Он ходил со мной по магазинам, покупая мне то, что понравилось ему.

     Да, я знала, что он иногда заигрывается, но представить того масштаба, в который перерастет его фетиш, не могла. В какой-то момент человек, который в обычное время был абсолютно нежным и любящим, в сексе стал очень... очень жестким. Первое время мне это нравилось, меня это заводило. Хотя вру, заводило меня это даже тогда, когда это перестало быть нормальным.

     Черту мой Н. (буду называть его так) перешел тогда, когда вдруг за завтраком, перед работой, потребовал, чтобы я села перед ним на колени и пока он завтракает, била себя по щекам. Он сказал это очень серьезно, с тем блеском в глазах, который появлялся у него тогда, когда он возбуждался. Как у маленького ребенка, овладевшего долгожданной игрушкой.

     — Милый, ты серьезно? — пытаясь сохранить насмешливый тон спросила я, не глядя ему в глаза. Я как раз взяла хлеб, чтобы намазать себе бутерброд, когда он молча взял его у меня из рук, положил обратно на стол, поднял меня со стула, развязал шелковый халатик, но не снял его и опустил меня на колени. Не обращая внимания на мой ошарашенный и испуганный взгляд, он нагнулся, поцеловал меня в губы и разогнувшись дал мне такую пощечину, что я бы, наверное, перевернулась через голову, не подхватив он меня вовремя.

     Молчание, возникшее в комнате, огласил мой плач. Я начала громко шмыгать носом, а из глаз предательски потекли слезы. И в то же время, как и всегда в те минуты, когда он делал мне больно, захотелось поцеловать ту руку, которой он меня ударил. То ли в знак повиновения, то ли какой-то первобытный инстинкт женского повиновения перед грубой силой диктовал что делать. Но я осталась стоять на коленях, с выглядывающей из-под халата покачивающейся грудью и расставленными в сторону согнутыми коленками, как он любил.

     Внимательно наблюдая за тем, как я плачу, Н. сел обратно на стул и продолжил есть свой йогурт.

     — А теперь, родная, сделай то, что я тебя попросил, — голос был опасный, азартный. Казалось, где-то в глубине души он ждет моего неповиновения, чтобы снова применить силу.

     Я знала, что если вытру слезы, поднимусь и скажу, что мне это не нравится, то он не станет продолжать. Просто извинится, поцелует в щечку и уйдет на работу. Скорее всего, между нами будет нарастать холод, который потом выльется в жаркий секс, но я знала, знала, что рано или поздно эта ситуация повторится опять. Потому что моему любимому Н. нужно было делать то, что он делает. Я люблю получать оргазмы, играть в теннис и кушать эклеры, а Н. нравилось делать мне больно. Такая вот простая алгебра жизни.

     Странная жизнь штука все-таки. Н. нравился моим подругам, маме, которая воспитывая меня одна и лелеяла как зеницу ока, нравился коллегам по работе да и вообще всем. Когда он появился в моей жизни, то я, хоть была красивой девушкой, которая нравилась фактически всем, с кем общалась, была счастлива. Но что было бы если бы кто-то из наших знакомых знал о том, что Н. никогда не сможет кончить, не сделав мне больно?

     Глубоко вздохнув и даже не делая попытки остановить поток слез, я ударила себя по левой щеке, внимательно смотря ему в глаза. Удар получился не сильный, но очень унизительный. Что-то изменилось между нами на тот момент, и в последствии я поняла что: это был первый раз, когда я делала нечно подобное не в момент занятия сексом, а просто в обычной обыденной обстановке.

     — Продолжай. Сильнее, — он развалился на стуле поудобнее и было видно, что член в его брюках просто разрывает ткань.

     Я дала себе вторую пощечину, горько плача, жалея себя, но мои соски от этой жалости и унижения напряглись, что не могло скрыться от его взгляда, который знал каждый кусочек моего тела. Потом третью пощечину... С каждым ударом он просил сделать это сильнее и я хлестала себя по щекам, уже не сдерживая рыданий. Мое лицо горело, а халат слетел с плеч полностью. Наконец, сил не осталось и я осталась сидеть на коленях, держась за щеки.

     — Разве я сказал прекратить?
— Пожалуйста, любимый, я больше не могу, что на тебя нашло?... — еле успев выговорить вопрос, я получила по лицу еще одну пощечину. Я ощутила во рту привкус крови, и видимо, он это увидел, потому что остановился, поднял меня с колен и слизнул капельку. Потом взял за руку и подвел к зеркалу в полный рост в прихожей. Взяв меня одной рукой за волосы он вновь опустил меня на колени, а другой некрепко взяв за горло прошептал нагнувшись к уху:

     — Смотри что ты с собой сделала. Смотри какая ты красивая когда тебе больно.

     Я завороженно смотрела на себя и поверить не могла, что сделала это сама. Продержав меня так с минуту, он аккуратно поднял меня, накинул на плечи халатик, который принес с собой, притянул к себе и нежно поцеловал. Потом очень серьезно, но как-то испуганно заглянул в глаза и сказал то, что перевернуло нашу жизнь:

     — Ты согласна, если твое тело станет моих полностью и я буду делать ему больно? Если нет, то я смирюсь и мы постараемся обходиться тем, что было раньше. Я тебя люблю и всегда буду рядом. — Видно было, что он ждет моего согласия, но боится отказа. Мой любимый мужчина...
— Согласна. Я тебе верю. — и потянулась его поцеловать.

     Следующий месяц наш секс был потрясающим. Впрочем, как и всегда. Мы даже перестали ссориться по мелким бытовым вопросам, он даже стал чаще соглашаться со мной, чтобы потом пожестче наказать меня в постели. Но я видела и чувствовала, что он внутренне решается на что-то, мысль о чем его преследует и возбуждает, и как будто одновременно ужасает...

     Было утро первого дня нашего отпуска! Н. взял нам билеты в Испанию, наша первая совместная поездка вместе, и до тех пор мы планировали просто лежать дома и наслаждаться друг другом. Но проснувшись, я не обнаружила его в постели. Прошлой ночью он предупреждал, что на сегодня запланировал что-то новое и еще раз спросил у меня, точно ли я хочу полностью пренадлежать ему, на что я конечно ответила положительно.

     Когда я вышла из душа, он ждал меня в гостевой. Посередине комнаты стоял низкий табурет, перед которым он попросил меня опуститься на колени, он доходил мне до середины груди.

     — Положи на него груди и заведи руки за спину, — мой любимый голос немного подрагивал, то ли от нетерпения, то ли от нервов. Его возбуждение передалось мне и я пыталась унять биение сердца, которое выпрыгивало из груди. Мои соски набухли, а нижние губки начали наливаться кровью. От обошел меня сзади, связав руки согнутые в локтях и погладил по длинным гладким черным волосам. Встав передо мной на колени, Н. ласково заглянул мне в глаза и сказал:

     — Любимая, я делаю это потому что ты сводишь меня с ума. Я тебя люблю. Доверься мне и не шевелись. Ты уже дала согласие.

     Я подрагивала мелкой дрожью, когда он вставил мне красный кляп, который мы использовали в наших играх. Почему-то я понимала, что на этот раз играть мы не будем, и он сделает что-то, на что мне понадобится вся моя выдержка и извращенность.

     Конечно, я понимала, что не стояла бы сейчас в этой позе, если бы мне этого не хотелось. И он не сделал бы со мной ничего такого, что было бы слишком... но Господи, это было слишком...

     Когда я увидела, как Н. дезинфицирует тонкие длинные гвозди, у меня подкосились коленки и я сползла вниз, так что мои груди сошли с табурета. Любимый на это понервничал и приказал встать в прежнюю позу, сказав, чтобы я стояла прямо. Из глаз текли слезы, хотя я даже не представляла, что он собирается со мной делать. Меня возбуждала моя поза, беззащитность, его почти что животная власть надо мной, но было действительно страшно.

     Наконец он подошел ко мне, держа в руке небольшого размера молоток и гвоздь. Меня колотило так, что если бы не кляп, я бы наверное прикусила язык. От плача нос был заложен, а глаза застилала пелена, и я тяжело дышала носом, из кляпа текли слюни, которые капали на грудь, покорно лежащую на растерзание на табурете.

     Когда он приставил гвоздь к моей правой груди, я попыталась кричать сквозь кляп, смотря на него безумными глазами покорной коровы, которая не делает ни движения чтобы спасти свое тело от этого ненормального извращенца, который, что странно, действительно любил меня.

     Он приставил гвоздь и подняв молоток, сделал первый удар. Мое тело пронзила боль, не сравнивая ни с чем. Кожа разорвалась от этого грубого проникновения и по молочной коже потекли тонкие капельки крови. Он сделал второй и третий удар по гвоздю, пока он не пригвоздил правую грудь к табурету. Я мычала сквозь кляп, боясь пошевелиться, находясь в полуобморочном состоянии.

     Несмотря на все мои вопли и мольбу в глазах он проделал то же самое со второй сиськой. Его движения были точны. Лишь проделав всю работу, он сел передо мной и восторженно уставился на работу своих рук.

     — Смотри что я сделал с моей красивой грудью... Ты не представляешь как ты меня возбуждаешь... — он шептал мне комплименты, вытирая слезы с глаз и подрачивая свой член.

     И как бы мне потом не было стыдно в этом признаться, я потекла так, что мои соки начали капать на пятки. Будто почувствовав это, Н. обошел меня сзади и погрузил в меня сразу два пальца.

     — Любимая, тебя это возбуждает! — и будто убедившись в том, что не сделал ничего плохого, он начал трахать меня пальцами, и каждое движение отзывалось в моей истерзанной груди, пригвожденной к деревяшке двумя гвоздями.

     «Наверное, он сделает такое со всем моим телом... « где-то в глубине себя подумала я, и мощно кончила, поддерживаемая его руками, чтобы не упасть и не порвать себе кожу..

     Это сумасшедствие длилось долго... или нет, я не знаю, я потеряла счет времени. Помню лишь, как он кончил мне на лицо и одним рывком вытащил гвозди из груди, после второй я провалилась в обморок. И это было началом...