Было жарко. Солнце светило на зеленый, но не сильно ухоженный сад.

     Чуть поодаль от крыльца, за старыми разросшимися кустами черемухи, обнаружился сарай, сколоченный из потемневших от времени грубых досок. Ната приблизилась и услышала негромкие женские голоса. Подкравшись поближе и обойдя сарай сзади, она заглянула в щель. Внутри было похоже, что это коровник. Стойла, сено. В углу висел доильный аппарат. Коров не было. Расположившись кружком — на сене, на чурбачке, перемычке стойла — сидели несколько полных девушек. Ната вздрогнула, увидев, что у них всех по четыре груди. Рыженькая белокожая толстушка с грудями как арбузы, сидела прямо на сене, подогнув под себя ноги. Верхняя пара грудей была поменьше, нижняя побольше и они покоились тяжелыми каплями на выступавшем пухлом животике. При этом никаких растяжек или целлюлита не наблюдалось. На чувствительной коже, не знавшей загара, отпечатались травинки. Похоже, они здесь и спали.

     Второй девицей была сочная молодая негритянка, черная как смола, круглоголовая и курносая. У нее были светлые губы и ладошки, большие карие глаза и тяжелые конические груди, остроконечные как ракеты. Она сидела на чурбачке, и ее полные ягодицы полукруглыми шарами свисали над полом. В темных курчавых волосах кое-где торчали соломинки.

     Третьей оказалась полная сероглазая блондинка с тонкими чертами лица, слегка загорелая, но ее тело покрывали крупные черные пятна — она была татуирована, как пятнистая буренка... Ее четыре груди, по виду вполне естественного происхождения, наполненные молоком, упруго свисали над животом. Широкий круг соска темнел татуировкой на одной из грудей, а три остальных были светло-розовыми. Девица сидела на оградке стойла, уперев руки в колени и задумчиво покачивала грудями. На всех девушках виднелись кожаные ошейники с маленьким латунным колокольчиком.

     — Эх, девчонки, вот бы выбраться, да в таком виде заявиться на киностудию какую. С руками же оторвут... — произнесла рыженькая. — После того, что тут творилось, я бы даже в порно снималась. Хуже чем было — не будет. Даже в садомазо... Миллионы заработать можно наверно... —

     — Ага, ща... — Отозвалась блондинка. — Это здесь если тебе в сиську гвоздь забить, утром целая будешь, если клиент отпустит. А дома заживать будет само, мало не покажется... —

     — А если свойства груди сохранятся? Да одно молоко если продавать, уже на жизнь хватит... — не унималась рыжая. — Если сама хлебать будешь, от чего хошь выздровеешь, наверняка!

     — На опыты тебя заберут... Инопланетянкой обзовут. Думаешь, если наномашины в молоке, то ты уже супергерл? Засунут в бункер и будут изучать. Или просто доить. Для правительства... — блондинка качнулась на оградке глядя на кончики своих покачивающихся сосков.

     Негритянка пожала плечами и потрогала наполненную молоком грудь.

     — Скорее бы подоили. Мои кажется уже переполнены. Вон как текут. —

     На темной коже великолепного, остренького соска Ната разглядела выступившие капельки.

     — Лучше я потерплю... — донесся мелодичный и печальный голос четвертой, которую Ната не видела. — Чем снова с черенком лопаты трахаться... —

     — Ага, из-за тебя, дуры, мы все страдать должны? Девки, а давайте Ленку накажем? Подоим ее сейчас, хозяин придет, а она полупустая! —

     — Заложит она нас... — Рыжая презрительно посмотрела куда-то в сторону.

     — А мы скажем, она сама себя выдоила. Жопу свою молочком от разрывов лечила. Нас трое против ее одного слова, а? —

     — А давай! — негритянка поднялась. Толстушки завозились, звякая колокольчиками, набрасываясь на кого-то. Ната потихоньку обошла сарай удаляясь дальше к озеру. Жалобный плачь, мольбы: — Девочки, пожалуйста, миленькие, не надо! Меня же вообще на кол насадят! — остались позади и стихли. Ната мысленно поблагодарила себя, что не сунулась к дверям и «коровы» ее не заметили.

     Натянутый живот и распертая дилдо задница болели. Идти на каблуках по траве было не просто, усталые ноги так и норовили подломиться, пару раз Ната чуть не упала. Попетляв между кустами, она выбралась к деревянному помосту на берегу небольшого озера.

     Оглянувшись на усадьбу, она поняла, что из окон будет не видна. Девушки, что плескались в воде где-то с правой стороны от Наты, тоже были не видны за кустами, росшими по берегу.

     Из деревянного настила торчали металлические трубки с толстым тросом-ограждением. На одном промежутке висел полупрозрачный кружевной лифчик, завязанный на тросе. Ната подошла к краю и вздрогнула. Под прозрачной темной водой, на дне, перетянутые колючей проволокой, лежали словно близнецы несколько тел. Белокожие тела в уже знакомых противогазах, облачко фаты — «противогазные невесты». С перетянутыми до сиреневого цвета грудями, с руками стянутыми за спиной. На ноге и на шее каждой Ната разглядела ремень с грузом. Девушки были живы и слабо шевелились, видимо глядя на нее из под воды. Шланги от их масок тянулись к уходящим под воду столбикам ограды помоста.

     Беременная слизью сделала шаг назад и оперевшись о металлический столбик ограждения помоста, попыталась вытащить дилдо. Пальцы соскальзывали с толстой резины, практически не возвышающейся над плотно сжимающим дилдо колечком сфинктера. Тужась и одновременно пытаясь ухватить пальцами край, Ната только прыснула струйкой слизи, сделав кончик дилдо еще более скользким, но так и не достав его.

     У нее за спиной плеснула вода: — А не боишься? Вдруг накажут? —

     Ната чуть не подпрыгнула от неожиданности и повернулась. В воде, держась за край помоста, плавала девушка с мокрыми, очень длинными и голубыми волосами. Брови, ресницы — все голубого цвета. Водостойкая косметика — белые веки, перламутрово блестящие губы. Мелкие черты лица, маленький рот, курносый маленький носик и большие, казалось в пол лица, синие глаза. Таких красивых глаз Ната никогда не видела и даже подумала, что это наверное линзы.

     — Не бойся. Я не настучу. —

     — Вы кто? — Ната на всякий случай оглянулась по сторонам. Больше никого вокруг видно не было.

     — Я? — девица в воде оглянулась также осматривая окрестности. — Вообще-то я Света, но теперь меня лучше звать Мальвиной... А ты? —

     — Я Нателла. Пока еще... —

     — Что, зарядили тебя, я смотрю, по полной? Свежее хоть? —

     — Свежее? —

     — Давно бродишь брюхатая? — Света-Мальвина прижалась ближе к помосту и высунулась из воды, положив маленькую красивую грудь на край.

     — Да минут десять может. Только из дома выгнали... —

     — Ааа. Ну это не плохо. Давай помогу. Поворачивайся задом давай. —

     Ната, забыв про стыд, присела задом к девушке и краю помоста. Мальвина, не вылезая из воды, попробовала ухватить кончик дилдо, но ее пальцы тоже соскальзывали.

     — Погоди, я сейчас так попробую. — плеснула вода, Ната ощутила, как ее бедра обхватили тонкие пальцы и к ягодицам прижалось лицо девушки.

     — Что ты?... — Ната не закончила фразу, как Мальвина разинув рот, с обеих сторон поддела зубами кончик дилдо и потянула. Ей в лицо ударил фонтан слизи, когда дилдо выскочил и повис у нее во рту. Комки серой гадости стекали по голубым волосам и лицу девушки. Нателла судорожно сжала ягодицы, усмиряя поток.

     — Прости, прости! Во мне так много, что удержать невозможно...

     Зажмурившись, Мальвина одной рукой поставила на ощупь дилдо на край помоста, второй стала вытираться. Ната раскрыв глаза от удивления, смотрела, как девица, плавающая в воде, собирала слизь с лица и широко раскрывая маленький ротик, слизывала языком с ладоней и ела ее.

     — Не переживай. Ты не могла бы, ну... Еще раз мне в рот прямо? У тебя же все равно там много, а? —

     — Это гадко... Я не хотела... —

     — Ты не поняла, новенькая что-ли? Я тут уже несколько месяцев и в пруду этом долбаном торчу не знаю сколько, нам мало перепадает... Поделись, я же помогла тебе! —

     — Нет, нет, конечно, я поделюсь! — Ната заозиралась, — Просто прямо в рот, вот так... Это мерзко, как ты можешь так делать... —

     — Жить ...

  захочешь, еще не так сделаешь. — Мальвина снова прижалась к помосту. — Давай, а я скажу тебе, куда можно попробовать убежать. —

     Нателла встала на четвереньки, поднося зад поближе к голубоглазой извращенке. Та прижала губы к ее анусу и стала целовать ее прямо туда, высасывая содержимое. Ната слегка расслабилась, чтобы ей было легче пить слизь из ее нутра. Мальвина похлопала ее по ляжке. Тогда Ната напрягла мышцы и плеснула ей в рот приличную порцию. Через пару минут Мальвина отпустила ее бедра и ополоснула рот водой. По поверхности озера расплывалась прозрачная масляная пленка.

     — Спасибо... — Света-Мальвина отерла рот тыльной стороной ладони.

     Ната перевернулась и села на помост. Живот стал поменьше, и уже не так болела натянутая кожа и внутренности.

     — Если хочешь попробовать бежать, иди на запад, за Солнцем, по тропе или просто лесом, там мне говорили, будет дорога проселочная. Куда выведет — не знаю. Сама я не видела... —

     — А почему ты не хочешь попробовать убежать? —

     — Пф... — фыркнула девушка в воде и печально покачала головой. Ее руки уперлись в помост, рывок и она села на старые забрызганные Натой доски. Не веря глазам, Ната протянула руку и потрогала. На талии Мальвины светился огонек портального пояса и ниже его крепился полупрозрачный, с металлическими деталями внутри, в общем-то даже красивый, силиконовый, действующий хвост русалки... — Вот такие дела... Барин-то нас заказал, а трахает не часто. Если долго не получаем заправки — очень больно будет. Тем более, что попки да ножки-то наши где-то стоят и их там трахают... Если попадешь как нибудь в надсмотрщицы в комнату «Веселых попок» — не бей сильно попку с дельфином, татушка у меня была справа... —

     Нателла прижала руки к губам.

     — Это ужасно. Я видела когда ехала на монорельсе, там девчонки были вделаны прямо в стены. Но тут... И еще утопленницы эти... —

     — А, невесты, их везде полно... Это наказание такое для особо тупых. Связывают, маску напяливают и что нибудь эдакое, типа под воду или в бетон конечности закатают. И на недельку, или месяц... Умереть надолго все одно не получится. Даже если воздух перекрыть. Я себе вены резала, думала все, отмучилась. Утром была как новая, в шлангах на раме, монорельс, все с начала... —

     — Это как? — Ната взглянула под воду, на покоящихся на дне мучениц.

     Русалка пожала плечами. — А я почем знаю. Воскреснешь и снова туда же. Еще и срок прибавят. Ладно. Спасибо тебе. Я пошла. А то хвост высохнет и плохо гнется. Накажут... — Мальвина соскользнула в воду. Да, и вот еще что... — она вынула из волос и привязала голубую ленточку к основанию дилдо. — Я бы на твоем месте вставила это обратно. Вынимать за ленту можно будет проще... —

     Голубоволосая девочка помахала рукой и поплыла в сторону правого берега. Нателла подобрала перепачканную слизью пирамидку, развернулась и заковыляла к виднеющемуся неподалеку началу леса.

     ***

     Брезгливо неся дилдо за голубую ленточку, горе-официантка по заросшей тропинке подошла к засыпанному прошлогодними листьями проходу через сосновый лес. Широкая тропа была усажена по краям тополями. Следов машин на проселке не было, листья коричневым ковром устилали проход. Кое-где пробивалась трава. Влажный воздух был пропитан ароматом горячего летнего леса. У самого входа в лес, на опушке у огромной сосны, девушка увидела небольшой муравейник. Над ним, распятая на двух параллельных досках, висела еще одна «противогазная невеста». Обгоревшее на солнце тело было красным, притянутые шнуром к рейкам раскинутые руки и ноги, разведенные «на шпагат», стали похожи на перетянутые колбасы. Полные груди были сдавлены между двумя сучковатыми палками. Талия жестоко перетянута тонким металлическим тросом, со спины тянущимся куда-то вверх и исчезающем в листве. Из красного от укусов влагалища, раскрытого настерж гинекологической трубкой, тянулась тонкая нитка в муравейник и по ней черной струйкой гуляли туда сюда муравьи. Девушка безмолвно покачивалась повесив голову, и лишь поднимающаяся грудь показывала, что она еще жива. Ната, не приближаясь, обошла ее по большой дуге и углубилась в лес.

     Солнечный свет пробивался сквозь листву, щебетали птицы, и окружающая природа совершенно не соответствовала происходившему с Натой и другими девушками в этом странном месте.

     Следующая «невеста» попалась Нате через минут двадцать передвижения по лесной аллее. Неожиданно из-за куста показались сбитые из бревен массивные стол и скамья, украшенные резными изображениями фавнов и сатиров, сношающих пышных хохотушек во все отверстия. Изделия неизвестного резчика были дополнены композицией из очередной строптивой неудачницы. Она стояла на коленях на скамье, ее пятки были притянуты к затылку, а сведенные за спиной руки оказывались замысловато переплетены с ногами и намертво замотаны колючей проволокой. Груди же были прибиты к столу железнодорожными костылями. Судя по отсутствию крови и размеру растянутых в груди отверстий, она стояла тут достаточно давно и успела восстановиться, так что раны стали как отверстия в ушах, проколотые серьгами. Противогаз на голове был дополнительно обмотан серебристым скотчем, а выходное отверстие шланга перепачкано нечистотами, от чего вокруг вились мелкие черные мухи, досаждая своим присутствием не меньше комаров.

     Ната осторожно присела на краешек скамейки, дать отдых усталым ногам. Сабо на чудовищной платформе и каблуке, несмотря на то, что были посажены на клей, стали серьезно натирать. Нателла не представляла, как можно от них избавиться. На ходу она попробовала стянуть их, но ничего не вышло. Теперь же она вцепилась в каблук и стала дергать его из стороны в сторону, надеясь, что клей все же слабее, чем ее кожа...

     «Невеста» рядом пошевелилась, склонив голову, чтобы увидеть оставшимся не залепленным глазом, что происходит. Замычала. Затрясла головой.

     — Что? — спросила Ната, поднимаясь, чтобы лучше видеть круглое стеклышко с заплаканным, опухшим глазом. — Снять маску? —

     Пленница закивала, что-то мыча.

     Ната пошарила по противогазу, пытаясь найти где начало скотча, потом попыталась стянуть так, отчего девушка взвыла страшно и мучительно.

     — Извини, похоже ничего не получается... Тут я ничего не смогу сделать, кусачки нужны, чтобы провода снять... Дай я тебе почищу хоть... —

     Ната листьями, как могла, отчистила маску от дурно пахнущего дерьма, а потом извинившись еще раз, села обратно и попыталась все таки избавить себя от натиравших туфель. Пыхтя, ругаясь, рыдая и проклиная набитый живот и извращенца, который это устроил, еще несколько раз громко пукнув и слив драгоценную, как оказалось, жижу, Нате удалось избавиться от одной туфли. Тонкий слой прозрачного клея остался на подошве. Покрытая кровавыми мозолями на пятке и пальцах, сплющенная и распаренная ступня казалась изуродованной навеки. Ната зарыдала, отбросив в кусты ненавистный пыточный башмак. Через некоторое время, когда боль слегка успокоилась, Ната вдруг сообразила и зачерпнув с перемазанной скамьи немного слизи, поместила ее на рану. Стало чуть легче, нога словно занемела. Пока Ната сражалась со второй туфлей, она и не заметила, как боль в ноге утихла, а раны покрылись тонкой нежной кожицей.

     — Ну, хоть что-то... — пробормотала она, когда второй башмак отправился в кусты. Подставив ладонь, она поднатужилась и выдавив из задницы щедрую порцию слизи, измазала искалеченные ступни.

     Через минут пять она попробовала ступить. Слой клея так и остался на ее подошвах, но он был достаточно гибок, чтобы не мешать идти. Забытое чувство, когда босиком идешь по лесной тропе и ничто тебе не мешает переставлять ноги, до слез обрадовало ее. Она повернулась к пришпиленной к столу «невесте».

     — Я иду за помощью, если мне удастся выбраться, надеюсь всех спасу! Ты держись! — она плеснула остаток слизи на груди девушки и не оглядываясь на ее мычание, отправилась ...   дальше по аллее.

     Путь был долгим, Солнце давно перевалило за полдень и светило почти в глаза, когда Ната выбралась на опушку леса. Огромное поле луговых цветов тянулось перед ней с холма вниз. Под холмом она разглядела нитку проселочной дороги. Никаких признаков близкого жилья обнаружить не удалось. Даже столбов, и то не было видно. Она устала. Конкурс приседаний и многочасовая прогулка по лесу иссушили ее тело, рот казалось набит песком. Почувствовав, что жутко хочет пить, Ната набралась храбрости и скрутив из лопуха кулечек, напустила в него слизи из собственной задницы. Ее живот уже существенно потерял в объеме. Кривясь и стараясь не дышать, она поднесла кулек ко рту и сделала глоток. Гадость конечно была жуткая, но как она для себя отметила, по крайней мере это точно не был вкус дерьма... Что там с метаболизмом, она даже не задумывалась. Жижа смочила ей рот и казалось сразу придала сил, едва скатившись по пищеводу. С трудом сдерживая рвотные позывы, Ната в несколько глотков прикончила порцию и с рыданиями заткнула рот рукой, пытаясь удержать в себе липкую дрянь. Через минуту-другую ей это удалось, и проглотив рвоту, она сплюнула намотавшееся на зубы. Потом сделала несколько вздохов и двинулась вниз по склону, к дороге. Солнце освещало маленькую широкобедрую фигурку c тонкой талией и вздувшимся животом. Груди подпрыгивали в такт шагам. Ната спешила. Если ее хватятся, а это рано или поздно произойдет, наверняка догонят. Ей надо спустится к дороге и двигаться вдоль нее. Куда нибудь, да придет. Лишь бы добраться до телефона или милиции, а там глядишь и дома. Правда может ближайшие отделы подкуплены и ее вернут обратно... Что-то она слышала о подобных вещах. В Чечне или где-то еще... Надо попросить помощи у простых людей... Но как в таком виде войти в город? Повяжут сами милиционеры, голой по улице бегать... Она посмотрела на все еще несомый с собой дилдо. Зачем? Она не знала. Отвязала и отбросила прочь проклятую резину. Ленточку намотала на запястье, вдруг пригодится...

     Путь с холма занял еще примерно полчаса. Идти вниз было легко, даже иногда приходилось переходить на бег, так как уклон становился слишком сильным. Полузаросшая тропа спустилась к разбитому проселку из желтоватой глины.

     Ната огляделать. На дороге была странная тройная колея, без следов покрышек. Вдали слева показалось небольшое пыльное облачко. Нателла присела за пыльный придорожный куст и стала вглядываться в предмет, едущий по этой раздолбаной дороге. К ее удивлению, на дороге показалась пегая лошадь с телегой, заваленной какой-то зеленью. На передке сидела типичная колхозная бабища, крепко сбитая, грудастая, в клетчатой юбке, бесформенной выцветшей рубахе и в платке. Она была босиком, и держала в одной руке поводья, в другой кнут.

     Когда телега подъехала поближе, Ната решилась. Она встала из-за куста и направившись к телеге замахала рукой.

     — Простите, женщина, мне нужна помощь, меня похитили! —

     Лошадь дернувшись отпрянула. Крестьянка тоже сначала подпрыгнула на передке, потом прищурившись оглядела стыдливо прикрывающуюся ладошкой голую Нату.

     — Тьфу ты, блядь бесстыжая. Изыди! Пошла прочь! — выкрикнула женщина и взмахнув плетью перетянула Нату прямо по плечу и спине. Было странно, но движения ее губ не соответствовали тому, что Ната слышала. Впрочем, разбираться с этим было некогда. Крестьянка хлестнула и лошадь, и оглядываясь на голую девицу скрылась в пыльном облаке взлетающем за телегой и медленно оседающей в безветренном воздухе.

     — Черт... — со слезами на глазах Ната опустилась обратно в колючую траву. — Эй, скажите, хоть в какой стороне город? —

     Но в ответ ей донеслось только затихающее проклятие. Она откашлялась, размазывая по щекам слезы и пыль. Замерла, повесив голову, метя длинными волосами песок. Через пару минут услышала, что телега возвращается. Заслоняясь рукой от солнца, она посмотрела направо. Это была другая телега. На ней сидел бородатый мужичок в мятом картузе, пропотевшей льняной рубахе и коричневых, довольно потертых и дырявых штанах. Тоже босиком.

     — Тпрууу! Ты глянь, и впрямь голозадая... — мужичок остановил лошадь и уставился на Нату маленькими хитрыми глазками. — Что, опять барин гуляет? —

     — Помогите, пожалуйста! — Ната попыталась встать, одновременно прикрываясь ладошками. У нее не очень получалось.

     — Тю, еще и брюхатая... — продолжал мужичок, словно не слыша ее слов.

     — Пожалуйста! Мне бы до города добраться! Меня похитили! Помогите мне! —

     — Руки опусти, дай глянуть-то... — мужик развернулся на передке в ее сторону и поправил картуз.

     — Что? — Ната замерла, одной рукой прикрывая груди, другой лишенную волос промежность.

     — Руки, говорю, опусти. Тетеря глухая. Поглядеть дай, на красоту барскую... —

     Нателла покорно опустила руки. Мужичок неспешно переводил взгляд с растрепанной прически на грязное лицо в застывших потеках спермы, туши, слез и припорошенное пылью, спускался по поникшим плечам к сочным грудям, наполненному животу, странно нависающему от тонкой талии над широкими бедрами. Завершив осмотр на заляпанных с внутренней стороны бедрах, он хмыкнул и полез копаться позади себя в телеге. Вытащив кусок какой-то ткани, он повозился с коротким ножом и кинул ей комок.

     — На, замарашка. Прикрой срам-то... —

     Ната наклонилась и подняла пыльный старый мешок, в котором мужичок проделал дырки для рук и головы. Она поместилась в него, представляя, что теперь похожа на домового Нафаню — лохматая замарашка в бомжовском прикиде средневекового исполнения.

     — Лезь сюдыть. Подвезу тебя до деревни покуда. Отработаешь. Потом может в город соберусь, тогда и тудой. Готовить-то умеешь, замарашка? —

     Ната покивала головой. Готовить она умела не очень, но сейчас главное выбраться. А отработать — да после того, что с ней делали, она была готова и телом расплатиться, лишь бы убраться отсюда подальше.

     — Ноо, мертвая! — дернул возжи мужичок.

     — Скажите, где я нахожусь? — Ната пристроила зад на колючее сено, которое стогом громоздилось на телеге. Мешка хватило чтобы слегка прикрыть попку и он походил на короткое платьице 60-х, на две ладони выше колена. Сам мешок был грубым и тоже не слабо колючим, но Ната была уже рада, что есть хотя бы такая одежда.

     — Дык знамо где, усадьба барина вона на горе. Тыж оттудаво, больше неоткудыть тебе взяться-то... —

     — Я имею ввиду, у какого города, да и страна... — Ната уже поняла, что была явно не в окрестностях Одессы, так как природа совершенно не была похожа на привычную, все деревья, кусты, что она видела, скорее соответствовали средней полосе России... Никаких абрикосов или винограда, только старые липы в барской саду...

     — У нас есть Деревня, а есть Город. Что еще-то... —

     — Называются хоть как, дед? —

     — Якой я тебе дед. Я ищо в женихи тебе гожусь! — развернулся к ней бородач, ухмыляясь дырками и остатками зубов. Его взгляд масляно скользнул по пыльным коленкам Нателлы. — Город наш Сарынь кличут. А деревню никак. Деревня и деревня. —

     Города с таким названием Ната не слышала. Видимо не большой.

     — А полиция в деревне есть? —

     — Нету у нас в деревне никакой лиции. И эта... Мы кодыть к деревне поближе подъезжать будем, ты в стог заройся и сиди аки мыша. Не надо тебя народу видеть. А как во двор заедем, там и вылезешь. —

     Он говорил в пол оборота, да и борода скрывала его рот, но Ната наконец обратила внимание, что как-то странно двигаются его губы. Он как будто произносит не те звуки, что слышит Ната.

     Мужичок замолчал, отвернулся и тряхнул поводья, ускоряя медленно идущую лошадь.

     — А телефон, позвонить у вас там можно у кого нибудь?

     — Позвонить? — удивился бородач, — Колокол есть, да ктож тебе даст вече собирать, не нашенская ты, подстилка барская. Не след тебе... —

     Ната покрутила головой. Кто-то тут сумасшедший... Я или он? Колокол, вече? Какое-то не поймешь что, средневековье? 19 век? Что за безобразие....   ..

     Она замолчала и остальную часть дороги они проехали молча. Даже удалось немного подремать, пока не качнуло на выбоине. Взобрались на еще один холм и внизу показалась деревня. Домов на сотню, распаханные поля в долине вокруг, лес вдали за деревней. Речка. Коровы на выгоне. Пасторальный пейзаж, без каких либо признаков современной цивилизации. Ни столбов, ни асфальтированных дорог... Самым технологичным тут была телега. Колодочные тормоза, поворотный механизм — Ната и не думала, что телега может быть такой сложной на самом деле.

     — Давай-ка, девка, лезь в стог. Нечаво тебе голым задом отсвечивать. — мужичок подождал, пока Ната зароется в сено, подправил что-то снаружи и снова пустил лошадь вперед. Съехав с холма они въехали в деревню. Высокие глухие заборы разделяли участки, как маленькие крепости. Это не пост-советская деревня с полуповаленным штакетником и одинокой бабушкой. Здесь кипела жизнь. За глухими заборами что-то мычало, квохтало, стучало, дымило печной трубой с запахом угля. Грязноватая центральная улица по краю была отмощена деревянным тротуаром. Разноцветно, но как-то более менее одинаково одетые, практически все босоногие, крестьяне шли по своим делам, неся корзины, свертки, мешки. У колодца-журавля судачили женщины в ожидании своей очереди наполнить по два деревянных ведра с коромыслом. На площади, перед двухэтажным срубом дома побогаче, мужичок свернул на другую улицу, поуже и без тротуара, проехал еще немного и остановился перед воротами в полтора человеческих роста, набраные из глухой, серой от времени древесины.

     — Никаких следов краски... Обалдеть... Куда я попала... — прошептала себе под нос Ната, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать чесаться — сено и мешок невыносимо кололись.

     Тяжелая створка ворот закрылась за телегой. Лошадь прошла сама несколько шагов и остановилась.

     — Вылазь... — бросил бородач, разворачивая лошадь. — Я сено довезу, буду утром. Иди на сеновал и сиди там. Чтоб как мышка! У меня сыновей трое, спортишь мальчишек — наизанку выверну!

     Ната выбралась из телеги и проскользнула в приоткрытую створку большой двери сеновала. Сильный запах травы свежего сена от телеги сменился на просто таки удушающий аромат огромного стога сеновала. Сквозь щели проникали лучи заходящего солнца. Посереди сарая было пустое место и стояла какая-то деревянная сельскохозяйственная машина, названия которой Ната не знала. Хозяин закрыл за ней дверь.

     Она выбрала местечко в углу и с облегчением устроилась на сене. Хорошо, когда вот уже несколько часов тебя никто не изнасиловал... Отмотав от руки голубую ленточку, она отбросила ее в сторону и откинулась на спину, задрав руки над головой. Груди и надутый живот натянули грубую ткань мешка, а край задрался вверх, почти открывая лишенную волос, гладкую промежность.

     Она не заметила, как за ее грязным, но все еще привлекательным телом, внимательно наблюдает пара глаз с верхнего уровня сеновала — младший сын крестьянина сегодня пораньше пригнал овец и решил немного отдохнуть, пока никого нет дома. Паренек затаив дыхание смотрел на обнаженные ноги Нателлы, жалея, что не устроился пониже, чтобы заглянуть прямо туда, в секретное место, которое ему еще практически не доводилось видеть. Впрочем, он и так был почти на седьмом небе, так долго наблюдать обнаженные женские ноги ему еще не приходилось. Местные девушки носили юбки до пят, и увидеть что-то можно было только на реке, где прачки задирали юбки, полоща белье в проточной воде. Подкрасться к купающимся было еще сложнее, он был хром с детства. Да и не так много свободного времени у младшего в семье мужика. Девица похоже приехала с его отцом и останется тут на ночь. Глядя, как она закопалась в сено, он понял, что на сегодня зрелище видимо завершено, ужом выскользнул через отдушину на втором этаже и по скату пристройки спрыгнул на землю. Ему не терпелось поделиться с друзьями, какая находка спрятана в его сарае. Как бы ему хотелось, чтобы незнакомка призывно улыбнулась ему, целовала его в губы и раздвинула перед ним ноги, позволив наконец стать мужчиной... Замечтавшись, он столкнулся со старшим братом, что только что вернулся из кузни.

     — А я кое что видел! — ляпнул не подумав младший и прикусил язык. Отец наверно не хотел, чтобы ее кто нибудь видел. Но теперь уж... Пусть братья завидуют, он первый видел чужую девку.

     — И? — старший, широкоплечий темноглазый амбал со стрижкой под горшок, лишь слегка притормозил.

     — Девка! Голая, в одном мешке! —

     До Наты слова донеслись невнятно, глухо, но кое что она услышала и завозилась, закапываясь в сено поглубже.

     — Да... Ты вижу перегрелся на солнце сегодня...

     — Она у нас в сарае! —

     — Хм? —

     — Отец чужую поймал. Упрятал в сено. Думал мы не увидим. Его нет, он сено бабке Жалене повез. Только отъехал! —

     — Ежели брешешь, я тебе вторую ногу сломаю, Зар... — пробормотал амбал, обходя пристройку и направляясь к воротам сеновала. Дверь была подперта чурбачком. Кузнец пинком освободил створку и вошел, щурясь в сумерки сарая.

     — Вот, тут она... Была... — Зар выглядел жалко. Пошарив в углу он никого не нашел. Не приснилась же ему чужая зареванная девка в одеже из грубого мешка...

     — Ну Зар, готовься хромать на обе! —

     — Да здесь, только что, онаж никудой не могла деться... Вона, смотри, и лента лежит! — он заметался шаря по сену.

     — Кого ловим? — заглянул средний в двери. — Крысы опять? —

     — Девки призрачные Зару мерещатся... Совсем без бабы ошалел. Ахаха. — расхохотался кузнец.

     А Зар, ухватив наконец пискнувшую Нату за ногу, потащил ее из сена, радостно вопя: — Вот, я же говорил! —

     Старшие братья переглянулись. Средний посмотрел назад, вошел и прикрыл за собой дверь.

     — Ты малой молодец. Углядел. А теперича иди. Погуляй. Нам с Кироном надобно опросить гостью... —

     — Эй! Это я ее первый увидел! —

     — Вали давай, хромоножка! И чтоб никому не звука! — старший Кирон помахал огромной ладонью и наклонившись, притянул за ногу Нату к себе. Мешок задрался, открывая розовую щелку и вздувшийся живот.

     — Пусти! Пусти меня! Ваш отец вернется, в город меня отвезет! Пусти! — Ната размахивала свободной ногой, одновременно пытаясь опустить мешок вниз.

     — Смотри-ка, Тарек, брыкается! —

     — Эт мы ща поправим... — снимая со стены веревку сказал средний. — Руки подержи! —

     Старший навалился на распростертое на земляном полу тело и припечатал Нату так, что она даже не могла вздохнуть. Ее живот жалобно булькнул и оставил небольшую лужицу между ног. Тарек ухватил ее руку и примотал к жерди, которой трамбовали сено. Повторил процедуру со второй рукой. Распятую на жерди Нателлу братья подняли и подвесили на край машины, что стояла посреди сеновала.

     — Вот, таперича можно и посмотреть, что к чему... — сказал Кирон, задирая на ней мешок под самое горло. Некоторое время трое взирали на обнаженное тело Наты, пока Кирон не протянул руку и сжал заскорузлыми грязными пальцами сосок.

     — А хороша девка... Чур я первый! —

     — Эй, это я ее нашел! — Зар выступил вперед, заливаясь румянцем. В его штанах уже торчало колом.

     — Мал еще, вона даж не бреешься, мохнатый стал как козел... Иди, не мешай взрослым. — Тарек отодвинул младшего в сторону. — Давай ей ноги задерем, чтоб не брыкалась еще. Да пасть заткнуть надобно, а то орать ведь будет. Елда то у тебя вона какая... —

     Браться заткнули девушке рот, ухватили Нату за ноги и подвязали колени к локтям на жердь. Распятая как лягушка, снова обделавшаяся от давления на живот, Ната замерла перед насильниками, истекая слизью. Ее розовая щелка манила братьев. Старший быстро скинул портки. Его грубые пальцы ухватились за краешки половых губок как тисками, растягивая нежную кожицу.

     — Ух, хороша краля! У нас такой я не видал. Гладкая, смотри а? Ни волосика. Красиво... — пробормотал тяжело дышащий кузнец и всадил немаленькой величины член в горячее нутро Нателлы. По-сухому погружаясь сразу на всю ...  

     глубину, чуть не разорвав стенку влагалища, елдак несколько раз вонзился в нее, прежде чем начал более менее скользить. Против природы не попрешь — Ната взмокла и сквозь боль стала ощущать и извращенное наслаждение. Широкий и плоский, перевитый венами, с большой головкой член упирался в глубины Нателлы, растягивая ее влагалище, как тетиву лука. Боль внутри, боль снаружи от перетянутых рук, задраных ног, смачные шлепки яйцами по заднице, тяжелое луковое дыхание насильника... Второй брат скабрезно комментировал происходящее, лапая ее грудь в ожидании своей очереди, а младший забрался наверх, и смотрел оттуда, утирая со лба пот и ерзая лежа на сене. Когда кузнец зарычал, кончая в нее, Ната думала, что он порвал ей влагалище и она истечет кровью, так глубоко он вонзился, что жертва просто висела на его колу, вместе со всей жердью оторвавшись от края машины. Огромные ладони сжали ее груди, погружаясь в тело как в пластилин. Она мычала, пуская слюни сквозь тряпичный кляп, плакала, оставляя светлые дорожки на запыленном лице. Потом кузнец отвалился на сено.

     — Давай, Тарек, теперь твой черед! —

     Тарек не теряя ни секунды, ворвался в Нату и короткими резкими толчками заскользил по ее горячей дырочке, не заходя глубоко, елозя головкой по самому краешку, где шершавый внутри вход доставлял ему самое наслаждение. Его хватило не больше, чем на пару минут, он хекнул, всадил до самого конца такой-же не маленький, как и у брата, член, заливая горячей спермой распалившееся только-только нутро девушки. Кузнец как раз успел отдышаться и сменил братца, едва тот выскочил из их жертвы. Его елдак даже толком не успел упасть, а может это попавшая на него слизь так действовала, в результате Ната даже не успела сообразить, что второй сменился, как первый снова начал долбить ее. Ее саму начало накрывать. Голова кружилась, не хватало воздуха, влагалище начало сокращаться, мышцы живота задергались.

     — Гляди, Тар, кончает! — попыхтел кузнец, откинувшись назад, практически повисая на ее грудях, и при этом продолжая долбить ее между ног. Член выскользнул, он промахнулся, вставляя его назад и в одно движение погрузился в ее зад. Замер.

     — Оооо. Как у нее тут узенько! Я кажется провалился не в ту дырку! Оооо. — Кузнец совершил еще несколько движений и опять кончил. Потеряв еще порцию слизи, Ната выпустила из покрасневшей узенькой попки член кузнеца. Вслед упало несколько капель крови, но чудесная жижа восстановила повреждения еще до того, как Тарек вошел в ее зад тоже, желая опробовать незнакомое наслаждение — хоть у него и были уже девки, никто из местных не помышлял о том, чтобы дать «не туда». Да и поза, в которой трудились над Нателлой братья, была далека от классической миссионерской, в которой давали все местные девки.

     Два кузнеца трудились над Натой сменяя друг друга почти час. Солнце уже почти село, в сарае наступил полумрак, что еще больше распалял братьев, насилующих белеющее в темноте мягкое тело. Она сама успела дважды кончить, рыдая от боли и наслаждения одновременно. Когда они наконец оставили ее и вышли, притворив за собой дверь, ей осталось только бессильно повиснуть на веревках распятой лягушкой, мыча проклятия и пуская горючие слезы...

     Зашуршало сено. Сверху соскользнул младший. На его штанах можно было бы увидеть мокрое пятно, если бы хватало света. Он приблизился к привязанной. Протянул руку и коснулся мокрой от слез щеки.

     — Я первый тебя увидел, ты должна быть моя... — он погладил Нату по лицу, потом его руки несмело переместились на груди, коснулись остреньких сосков. Она ощущала, как дрожат его пальцы. Он опустил руку еще ниже, скользя пальцами по разгоряченной еблей дырочке, истекающей соком и спермой. Судорожно дернулся, срывая с себя штаны и втыкая член между ног пленницы. Никак не мог попасть, наконец ворвался в нее и сделав пару движений, тут же кончил, пытаясь обнять ее, целуя в щеки и гладя руками ее растрепанные волосы.

     — Ты потрясающая. Мне... Я... Ух... Я хочу, чтобы ты поцеловала меня! Я сниму кляп, если ты пообещаешь, что не будешь орать! —

     Нателла покивала головой. Дрожащими руками парень распутал веревку и вынул обслюнявленную тряпку. Ната с трудом облизала губы.

     — Пить... —

     — Нет, сначала поцелуй меня! Я не могу оставить тебя развязанную. —

     — Хорошо... —

     Он приблизил губы к ее губам, неумело коснулся. Она ответила, стараясь унять отвращение от несвежего лукового дыхания. Приласкала языком его верхнюю губу, потом нижнюю. Ворвалась в его рот, встретившись с его языком. Тот несмело ответил. Через минуту парень держал ее за волосы, впиваясь поцелуем в ее губы, словно хотел выпить ее до дна. Молодой член встал колом и снова вошел в натруженную дырочку Нателлы. В этот раз ему удалось продержаться подольше, но через минуты две он снова излился в ее лоно и выскочил.

     — Я могла бы сделать и кое-что еще, только не говори братьям... Я научу тебя разным интересным вещам. Если ты проводишь меня до города. —

     — Что еще? — Парень забавлялся с ее сосками, пропуская их между указательным и средним пальцами, придавливая большим и растягивая, пока не выскользнет. Похоже, что для него рай уже наступил.

     — В рот. Хочешь? —

     — Что в рот? —

     — Я возьму у тебя в рот. Пососу тебе. Встань, чтобы ты мог засунуть свой краник мне в лицо... —

     — Ух... — похоже, парень не подозревал, что так тоже можно. Вполне ожидаемо, что в деревне придерживались патриархальных обычаев и о таких тонкостях не знали... Он пристроился повыше, его обмякший член лег на губы Нателлы. Высунув язычок, пленница принялась зарабатывать себе путь к спасению.

     — Оооо, это потрясающе... Я...

     — Отвяжи одну руку, будет еще приятнее. Не бойся, я не убегу. — ее поцелуй втянул кожицу на члене глубоко в рот девушки и язычок скользнул вокруг головки под кожей, словно вокруг вишни. Парень завозился пытаясь распутать веревку не вынимая члена изо рта Нателлы.

     — Не спеши, у нас вся ночь впереди. — пытаясь придать голосу как можно более томное выражение, произнесла Ната, подражая интонациям Ламии.

     Парень наконец справился с веревкой, и Ната взяла его ствол правой рукой, раскрывая головку и выписывая восьмерки вокруг нее языком. Хорошо, подумала Ната, что она научилась сосать, у нее было не много достоинств, но минет она делала умело.

     Парню надоело заниматься эквилибристикой и он опустил один конец жерди на пол, потом второй, лег на сено рядом с головой Нателлы и продолжил наслаждаться минетом. Его набухший член нырял за щеки Наты, под язык, погружался в горло и выныривая скользил по губам, размазывая взбитые пеной слюни. В третий раз он обильно кончил только минут через десять, чуть не задушив Нату, когда в приступе оргазма стал долбить ее членом в горло, открыв для себя «глубокую глотку». Усталый и неимоверно довольный, он отвалился на сено, а Ната свободой рукой продолжала массировать его яички.

     — Так что ты скажешь, как насчет проводить меня до города? Я так понимаю, что путь долгий, если пешком. Мы могли бы пройти его не спеша, только мне нужна какая-нибудь одежа, чтоб не привлекать внимание, и чтобы тебе было что снимать с меня, когда захочешь, чтобы я подержала во рту твой замечательный краник. А? Я буду делать все, что ты захочешь. Уверяю тебя, что такой покладистой девушки ты еще не видел. Представь, хочешь в рот — вот мои губы, хочешь сзади, вот моя попка. Ты устал — не надо двигаться, я вылижу твои яички, так что они будут блестеть. Есть и еще разные другие варианты... —

     — Расскажи какие... Хотя постой. — парень поднялся, стал приматывать ее руку.

     — Эй, зачем, я же не убегу. —

     — Схожу за водой. Кляп не ставлю, не вздумай заорать. —

     — Как прикажешь, милый... — Ната была сама кроткость. Зар быстро вернулся, таща деревянное ведро и ковшик. Напился сам, дал глотнуть Нате, ополоснул ее лицо.

     Освободил опять руку, по хозяйски пристроился около ее лица, высвободив член из штанов.

     — Давай, рассказывай. И показывай. —

     — Будет лучше, если бы мы могли удрать до того, как вернется твой отец. Если он увидит, что вы меня нашли — не знаю что будет... —

     — Выпорет он тебя... Крапивой. А может и возжами, как повезет... — философски заметил Зар, разминая грудь Нате. Его вялый член уже опять шевелился, оживая под нежными пальцами пленницы.

     — Я очень прошу, — язычок Наты обежал еще набухающую головку. — Давай уйдем до того, как вернется твой отец. — Она погрузила член парня в рот и сделала несколько глотательных движений. Отвердевший ствол уткнулся ей в нёбо.

     — Если попробуешь сбежать... —

     — Клянусь, мне нужно в город! Я буду ублажать тебя всю дорогу, каким угодно способом. Все что ты пожелаешь! Пожалуйста, Зар! Умоляю! —

     Ее губы обхватили головку и сильно втянули воздух. Пальчики оттянули, массируя, яички.

     — Ну... Хорошо... — Зар забыв о стеснении ухватил ее за волосы и принялся долбить ее горло, наслаждаясь чавкающими звуками, — Только сначала я хочу, чтобы ты выпила меня еще раз! —

     — Мгу! Мгу! Мгу! — получилось издать звук у Наты и она еще активнее заработала головой. Оторвалась на секунду: — Развяжи меня, двумя руками я смогу еще лучше!

     ***

     Они сбежали из деревни глубокой ночью. Зар вынес из дома старый сарафан, мешок еды, и не открывая ворота помог Нателле выбраться из сарая через верх и перелезть на улицу.

     Утомленные работой и еблей с Натой, старшие братья храпели на весь двор.

     Вдоль темных заборов они выбрались на околицу, так никого и не встретив. Глухо тявкнула одна собака, да и все.

     Несколько часов шли по дороге, причем Зар все норовил подержаться за Нату — лапал ее зад, приобнимал, норовил ухватить за соски — все его стеснение прошло во тьме, когда он получил в руки доступную живую куклу для сексуальных утех. В конце концов он не выдержал, наклонил ее, задрал ей подол и стоя в придорожной пыли вошел в ее горячую, скользкую дырочку и придерживая за бедра буквально в десятка три фрикций кончил.

     — Все, я устал. Надо поспать. — Зар свернул с дороги при свете звезд, отошел за кусты и расстелив плащ на траве завалился, положив под голову свой мешок. Буквально через пять минут уже заснул. Ната, опустившись рядом, ерзая на жестком ложе, некоторое время беззвучно плакала, глядя сквозь слезы на несметную россыпь звезд. И тоже незаметно для себя заснула, наверное впервые после того, как оказалась в этом странном, чудовищном приключении...

     (Продолжение следует)