Я стала счастливой мамой. Родила доченьку. Лизоньку. Имя мы с мужем придумали заранее. Знали, что будет девочка.

     Роды прошли без осложнений, хотя пришлось помучиться изрядно. Чтобы ребёнок рос здоровым, решила сразу, что буду кормить грудью. Когда Лизонька впервые взяла грудь, пришлось испытать очень болезненные ощущения. Наверное, соски были ещё «нетренированные». Но если перетерпеть, боль проходила. А потом и вовсе её не стало.

     А, уж смотреть, как твой ребёнок «отваливается» от груди и сладко засыпает — это счастье. Я в полной мере осознала, что я — мама!

     Но с чувством материнства пришло и другое. У меня большая и тяжёлая грудь. Одно время я даже пыталась комплексовать по этому поводу. Но после замужества, видя, как это нравится мужу, перестала заморачиваться.

     В начале грудного вскармливания, кроме физического облегчения от уходящего молока, я ничего не чувствовала. Но соски у меня всегда были очень эрогенной зоной и со временем я ощутила, что испытываю настоящее эротическое возбуждение, которое усиливается с каждым следующим кормлением. От осознания всего этого я испытала настоящий шок.

     Как только стало возможным после родов, мы с мужем возобновили интимные отношения. Я старалась и видела, что муж доволен. Но это было нечто иное. Мои крайне чувствительные зоны ребёнок стимулировал идеально: с нужной силой, натяжением, обхватом. И долго, по полчаса каждую, доводя меня до изнеможения.

     Я не осмеливалась говорить на эту тему, и временами меня захлёстывал жгучий стыд. О том, чтобы поделиться с мужем, не могло быть и речи. Но всё же я не выдержала и, отчаянно краснея, рассказала на очередном приёме своему гинекологу. Благо, она была женщиной. С мужчиной, даже врачом, я этим никогда бы не поделилась.

     Она отреагировала абсолютно спокойно, объяснив, что природа специально так устроила, чтобы женщине хотелось кормить. Чтобы шла к ребёнку в предвкушении того самого удовольствия, в дополнение ко всем другим радостям.

     — Вы не одна такая, —

     продолжала спокойно она:

     — Очень многие женщины при кормлении испытывают сильные и весьма приятные ощущения определённого рода. Вплоть до оргазма. Не надо этого стесняться.

     — Но, ведь от собственного ребёнка... —

     неуверенно возразила я.

     — Молока после кормления остаётся много? —

     посмотрела она на мою грудь.

     — Много, —

     опять засмущалась я.

     — Надо с другими женщинами, которых не так щедро природа одарила, поделиться. Кстати, за сданное молоко у нас хорошо платят. Я выпишу вам направление. Завтра после кормления не сцеживайтесь. Приходите в семнадцатый кабинет.

     Ещё с вечера договорилась с мамой, что она побудет с внучкой, пока я схожу к врачу. На следующий день, проводив мужа на работу, я покормила Лизоньку. Молоко, как обычно после кормления, сцеживать не стала. Собралась и пошла в клинику. Чувствовала себя ужасно. Тяжёлая грудь казалась просто неподъёмной. Нестерпимо давил бюстгальтер. В висках стучало.

     Семнадцатый кабинет разыскала быстро. Задержалась ненадолго, доставая из сумочки направление. Вдруг, дверь кабинета распахнулась, и оттуда выскочила высокая брюнетка. Не вышла, а именно выскочила, едва не сбив меня с ног. Её пунцовое лицо было перекошено злобной гримасой. Шумно отдуваясь, она быстро пошла по коридору к выходу. Я замерла в нерешительности, глядя ей в след.

     — Проходите, пожалуйста, —

     низкий женский голос вернул меня к действительности.

     В кабинете за столом в белом халате сидела доктор. Такая полная женщина средних лет. У противоположной стены две медсестры, тоже в белых халатах, возились с какой-то аппаратурой.

     — Присаживайтесь, пожалуйста, —

     пригласила меня доктор. Я села на стул и отдала её направление.

     — Первый раз у нас? —

     спросила она, глядя на меня сквозь свои огромные очки.

     — Да, —

     кивнула я.

     — Елена Петровна, там за ширмой раздевайтесь. Потом девочки помогут вам, —

     продолжала она читать моё направление.

     — Совсем раздеваться? —

     снимая платье, спросила я.

     — Да! —

     услышала в ответ.

     — Я готова, —

     раздевшись, вышла я из-за ширмы.

     Как-то уж очень откровенно разглядывая, что совсем не понравилось, одна из медсестёр подвела меня к аппарату. Другая подняла мне руки и они, в одно мгновение оказались пристёгнутыми к свешивающемуся с потолка кольцу.

     — Зачем это? —

     какая-то тревога закралась в душу.

     — Елена Петровна, не волнуйтесь. Вполне безобидная и приятная процедура, —

     на ходу надевая резиновые перчатки, подошла доктор.

     — После кормления много молока остаётся? —

     взяла она меня за груди и стала их ощупывать.

     — Да, —

     вздрогнула я. Перчатки были холодными. Её пальцы добрались до сосков и сдавили их. Брызнуло молоко.

     — Что вы возитесь! —

     прикрикнула она на медсестёр:

     — Пациентка напряжена. Ставьте молокоотсосы.

     На обе груди мне на соски пришлёпнули стеклянные цилиндрики с отходящими от них тонкими прозрачными трубками. Загудел аппарат, и по трубкам забурлило, потекло моё молоко. Даже не успев толком сообразить, что происходит, я испытала глубокое физическое облегчения от уходящего молока. Вплоть до сладостного изнеможения.

     Когда я кормила Лизоньку или сцеживалась после кормления, мне тоже становилось легче, но тут молоко из меня уходило с такой скоростью, что ощущения были очень сильными. Молокоотсосы щекотно подёргивали за соски, отчего становилось ещё приятнее.

     И тут я почувствовала, что возбуждаюсь. Возбуждаюсь значительно сильнее, чем во время кормления дочки. Мне стало стыдно.

     — Доктор... , —

     пролепетала я.

     — Меня зовут Вера Ивановна, —

     погладила она меня по животу:

     — Леночка, не надо мучить себя. Расслабьтесь.

     — Так, мамочка! Ножки раздвигаем! Спинку прогнули! —

     шлёпнула меня по попе, стоящая сзади медсестра.

     — Зачем? —

     несмотря на возбуждение, испугалась я.

     — Так доиться легче будет, —

     совершенно серьёзно ответила она, пытаясь рукой проникнуть мне между ног.

     — Ольга, прекратите, —

     одёрнула её Вера Ивановна.

     — Леночка, не бойтесь, всё будет хорошо, —

     опять погладила меня по животу.

     Теряя связь с реальностью, совершенно не соображая, что делаю, я наклонилась, насколько позволили привязанные к кольцу руки, раздвинула ноги, выгнула спину и оттопырила попу назад. При этом трубки, идущие от молокоотсосов к аппарату, натянулись, приподняв мои груди. Подёргивание сосков усилилось.

     — Вера Ивановна, не надо, —

     беспомощно прошептала я, чувствуя, как рука стоящей за спиной медсестры гладит мне промежность.

     — Леночка, не стесняйтесь. Всё естественно, —

     взяла она меня за груди и стала их массировать.

     — Ох! —

     рука сзади проникла в меня.

     Я перестала понимать, что происходит. Меня доили доильным аппаратом, как корову на ферме, и одновременно делали со мной это. И тело уже не слушалось. Оно само решало, чего ему хочется.

     — Ох! —

     и я отдалась полностью. Сама стала помогать, устремляясь навстречу.

     — Ох! —

     сил не было терпеть эту муку.

     — Ну же! Девочка! Ты же хочешь этого, —

     Вера Ивановна ещё сильнее стала мять мне груди:

     — Леночка, постарайся отдать всё молоко. Самой же легче будет.

     — А-а-а!!! —

     задёргавшись всем телом, закричала я, изнемогая от оргазма. Судорожно раздвинула ноги, как могла, шире, пытаясь помочь проникнуть в меня ещё глубже. Всё поплыло перед глазами.

     — Вот и всё. Умница! —

     сняла с моих грудей молокоотсосы Вера Ивановна.

     — Хорошая коровка! Больше пол литра! —

     вынула из аппарата стеклянную колбу с моим молоком медсестра.

     — Оргазм очень бурный! —

     другая медсестра показала руку в резиновой перчатке, сверкающей моей влагой.

     — Прекратите! Проверьте пациентку и проводите в гигиеническую комнату, —

     строго сказала Вера Ивановна и, снимая перчатки, отошла к своему столу.

     Медсёстры с двух сторон взяли меня за измятые груди и, причмокивая губами, одновременно присосались к истерзанным, невероятно набухшим соскам. Я обессиленно повисла на руках.

     — Пусто! —

     отпустила грудь одна.

     — Полностью выдоили, —

     другая отпустила вторую грудь.

     Меня отвязали от кольца. Я была настолько обессилена, что если бы не поддержали, наверное, упала бы. Меня под руки повели в гигиеническую комнату, которая оказалась обыкновенной душевой кабинкой.

     Прохладный душ помог мне прийти в себя. Потом, сгорая от стыда, я долго одевалась, не решаясь выйти из-за ширмы.

     — Елена Петровна, я вас жду, —

     услышав голос Вера Ивановны, я, наконец, вышла и присела на стул перед её столом.

     — Не надо так реагировать на обычную медицинскую процедуру, —

     внимательно посмотрела она на меня сквозь свои огромные очки.

     — Вот деньги за молоко и визитка, —

     положила она передо мной конверт:

     — Когда успокоитесь, прислушайтесь к своему организму и позвоните мне.

     Выходя из кабинета, я встретилась взглядом с испуганными глазами сидящей в коридоре совсем молоденькой пышки. Видимо, я очень громко кричала во время процедуры. Я бросилась по коридору, стремясь, как можно быстрее, выбраться из клиники. На попадающихся навстречу людей боялась даже взглянуть. Мне казалось, что все они знают откуда я иду. Знают, что меня только что доили, как корову, ещё и бессовестно имели при этом.

     Уже на улице я понемногу стала успокаиваться. Идя по тротуару, пыталась осмыслить случившееся. Даже сразу и не поняла, что со мною происходит. Первое, почувствовала невероятную лёгкость во всём теле. Бюстгальтер больше не давил. Голова была ясная. Я прямо каждой клеточкой ощущала, как грудь вновь наполняется молоком. И ощущения эти были очень приятными. Ещё заметила откровенные взгляды мужчин, попадающихся навстречу. Видимо, что-то со мной произошло за эти двадцать минут, которые я провела в клинике.