Ровно в шесть мы вошли в знакомый двор, где в стороне от чистенькой высотки, среди мрачных кленов и ив стояло неприметное полуразрушенное строение. Даже фонари, которыми, словно гирляндой новогоднюю елку, украсили многоэтажку, даже яркий свет из ее окон не могли справиться с царившей здесь темнотой. И пятна света лежали на асфальте неподвижно, не разгоняя, а будто подчеркивая тьму.

     С каждым шагом мое желание развернуться и пойти в другую сторону крепло. Но рядом была Света, и мне совсем не хотелось выглядеть в ее глазах истеричкой. Поэтому я упрямо продолжал шагать вперед, даже когда девушка вдруг начала упираться.

     — Куда ты меня ведешь? — дрожащим голосом спросила она.

     Я тяжело вздохнул:

     — Скоро узнаешь.

     — Шейн, а здесь безопасно? — она прижалась ко мне, когда мы приблизились к дому и вошли в подъезд.

     — Угу, — мрачно кивнул я. — Мы же жили здесь больше года. Если раньше тут и водилась какая-то нечисть, то теперь, кроме нас, нет ничего опаснее уличных котов. Даже бомжей не осталось... Отец не любит...

     — Твой отец суровый человек, — заметила она.

     Я нервно хихикнул:

     — О да, его боятся даже самые отчаянные сорвиголовы. За свои без малого пятьдесят лет он столько людей убил, что и сам сосчитать не может! Его даже казнили однажды на электрическом стуле...

     — И как? — ее голос дрогнул.

     — Да никак, — снова вздохнул я. — Через пару часов он очнулся, как ни в чем не бывало.

     — Как такое возможно? — она посмотрела на меня с недоверием.

     — Понятия не имею, — я дернул плечами. — Знаю только, что его ничто не берет...

     — Ты сказал это, чтобы напугать меня? — спросила она, прищурившись. — Это очередная проверка, да?

     — Нет, — я поцеловал ее в щеку, — это чтобы ты понимала, почему остальные родственники так общаются с ним.

     — И как же они общаются?

     — Скоро сама все увидишь, — мрачно ответил я, когда мы остановились перед обшарпанной деревянной дверью, заколоченной крест-накрест толстыми досками.

     Тяжелый вздох вырвался против моей воли.

     — А почему дверь заколочена? — спросила Света шепотом.

     — Потому что дом был предназначен к сносу, — пояснил я. — Но сейчас о нем забыли все ответственные люди...

     — Почему забыли? — Света отошла от меня на шаг, когда я взялся за поперечную доску.

     — Потому что отец любит одиночество и терпеть не может нежданных гостей, — сказал я и потянул доску на себя.

     Дверь недовольно заскрипела и открылась наружу. Света выпучила на меня глаза.

     — А зачем... ? — она не договорила.

     — Конспирация, — угрюмо пояснил я и шагнул в темную прихожую.

     Света неуверенно шагнула следом, а мне захотелось развернуться и убежать, пока дверь не закрылась. Не без труда я подавил в себе это желание, хотя мое сердце все равно екнуло, когда она глухо хлопнула за нашими спинами. Ну все, назад дороги нет.

     Когда глаза привыкли к мраку, я двинулся вперед между двумя рядами еле заметно мерцавших валунов к видневшемуся вдалеке призрачному огоньку. Света, похоже, совсем ничего не видела, а потому послушно шла за мной, не решаясь даже протянуть руку и коснуться шершавой стены.

     Огонек тем временем стал ярче, и я расслышал звуки гитары. Мое сердце снова екнуло. Тихие переборы, похожие на плеск приливных волн, и его мягкий баритон, будто обволакивавший нас теплым уютным покрывалом, вызвали новый приступ паники, справиться с которым оказалось сложнее, чем раньше.

     — Что это? — откуда-то издалека донесся до меня шепот Светы.

     — Это он, — ответил я не то вслух, не то про себя, безуспешно пытаясь противиться его воле, но я больше не владел собой.

     Мои ноги оторвались от пола, тело стало почти невесомым, и на волнах музыки мы поплыли вперед. Над нашими головами засияли звезды. Наши тени причудливо изгибались на поверхности мерцающих валунов, а потом нас затянуло в путь. Вокруг стало так темно, что даже я ничего не видел.

     Затем нас окружил приглушенный свет.

     Наши ноги коснулись пола, и Света отпустила мою руку, осматриваясь.

     — Привет, — я мрачно кивнул ему.

     — Привет, — не менее мрачно ответил он.

     Он сидел на ступенях хрустальной лестницы с гитарой в руках в форме худощавого беловолосого мальчишки с большими темно-синими глазами. Он был похож на Кая из детской сказки, на эдакого ледяного принца, печального и одинокого. В первую секунду мне даже стало его жаль — один в этом огромном пустом доме.

     — Здравствуй, — улыбнулась ему Света и протянула руку.

     Он улыбнулся одним уголком рта, бережно прислонил Бетти к перилам, подхватил ее запястье и поднес к губам.

     — Рад познакомиться с вами, сударыня, — проговорил он тихо.

     Света густо покраснела и с опаской взглянула на меня.

     — Познакомься, Свет, это мой папа, — объявил я.

     — Па... ? — она вытаращила на него глаза, а он самодовольно улыбнулся, встал и расправил плечи, тряхнув головой.

     Его волосы стали еще длиннее и сдвинулись дальше со лба, освободив место для устрашающих рогов. Глаза стали привычного ярко-желтого цвета, из них исчезли белки, и стали отчетливо видны вертикальные зрачки. Плечи раздались, изо рта выглянули непропорциональные клыки, ногти на удлинившихся пальцах заострились и почернели. Он тряхнул своей роскошной гривой и поклонился с неожиданной для своего роста и комплекции грацией.

     — Позвольте представиться, мадемуазель, — прошепелявил он. — Мое имя Трент. Я Великий Герцог Грани, принц Путей Птенцов Дракона и Наследный Принц Эмбера. Меня называют Белым Дьяволом и Адским Мечником, хотя лично я предпочитаю рукопашный бой и магию.

     Он снова слегка коснулся губами ее запястья, стараясь не поранить клыками.

     Света стояла в глубочайшем изумлении. Глаза были широко раскрыты, она жадно ловила ртом воздух, видимо, пытаясь что-то сказать, но не издавала ни звука.

     Я положил руки ей на плечи и коснулся губами щеки. Она вздрогнула, перевела ошалелый взгляд на меня — я ободряюще подмигнул и улыбнулся — затем склонила голову, взялась за подол своей юбки и присела в неглубоком реверансе.

     — Для меня большая честь познакомиться с вами, милорд, — еле слышно проговорила она.

     Отец довольно улыбнулся, насколько позволяли клыки, и щелкнул пальцами. Над нашими головами поочередно зажглись пять исполинских люстр, осветив огромный холл уставленный столами под белыми скатертями и сверкающими в свете свечей блюдами и кубками.

     — Шейн, проводи гостью в спальню, — обратился он ко мне. — Я уже подготовил вам одеяния для сегодняшнего вечера.

     — У нас будет много гостей? — обреченно поинтересовался я.

     Он кивнул:

     — Разумеется. Ты, видимо, забыл, сколько у тебя родственников на этом краю.

     — А мама?

     Он пожал плечами:

     — Не знаю... Думаю, да... Отец связывался с ней... Вряд ли она пропустит такое событие...

     — Но она ничего не ответила... — я вздохнул и опустил голову.

     Честно говоря, я терпеть не могу все эти семейные торжества и званые ужины. Меня раздражают мои родственники, особенно в больших количествах. Я и своих братьев-то терплю лишь потому, что мы с ними встречаемся нечасто даже на заданиях. И мне совсем не хотелось участвовать в сегодняшнем сборище. Я пришел сюда лишь с одной целью — познакомить Свету с мамой. А если мамы не будет...

     — Ладно, идите переодевайтесь, — вздохнул он, подхватил свою гитару и скрылся в пути, ведущем в его кабинет.

     — Что это за место? — прошептала Света, когда он ушел.

     — Это Пути Трента — его обитель, его персональный ад, — пояснил я. — Попасть сюда можно только по его приглашению. Даже мы, его сыновья, не можем приходить и уходить, когда нам вздумается. И даже мы не знаем, куда ведут многие двери. Честно говоря, мне знакома только эта часть дворца — из этого холла пути ведут в спальни и в кабинеты. Причем, опять-таки без его разрешения, покинуть эту комнату невозможно.

     — Я чувствую себя булгаковской Маргаритой, — вдруг ...

 призналась Света. — Мне кажется, что сейчас меня разденут догола и поставят встречать гостей у лестницы.

     — Расслабься, — ухмыльнулся я. — Мой отец далеко не такой извращенец, как я. К тому же, хотя наши обычаи и представления о морали и приличиях сильно отличаются от ваших, у нас тоже не принято ходить голышом во время официальных приемов.

     — Ты говорил, что это будет вечер в семейном кругу, — она посмотрела на меня с недоверием, когда я подвел ее к столбу в глубине холла и повел по часовой стрелке.

     — Верно, но, как ты уже поняла, у нас не совсем обычная семья. Раз мой отец Наследный Принц, то, следовательно, мой дед Король. Брат моего деда тоже Король. Мой прадед так и вовсе практически бог. Сама понимаешь, такое количество коронованных особ, собранных в одном месте, даже самый тихий семейный ужин превращают в официальный прием. Конечно, сегодня никто не станет обсуждать политические проблемы, но статус все равно обязывает. Даже в кругу семьи мы не имеем права пренебрегать основными нормами этикета...

     — Шейн, я боюсь, — вдруг в ее голосе зазвенели слезы. — Я ведь ничегошеньки не знаю о том, как вести себя в подобном обществе.

     — Ну... — мы отошли от колонны в небольшой комнате с кроватью под бордовым балдахином, застеленной алыми простынями и накрытой темно-красным покрывалом. На кровати лежал костюм для меня и светло-серое переливающееся радугой платье для Светы. Я невольно вздохнул — мой костюм был явно рассчитан не на эту форму. — Во-первых, все прекрасно знают, кто ты и как ты воспитана, а во-вторых, ты на отлично сдала первый тест. Так что тебе не о чем беспокоиться.

     — Первый тест? — ее удивлению не было предела.

     — Когда отец принял истинную форму и назвал свой полный титул, ты присела в реверансе и назвала его «милорд». Это было именно то, чего он от тебя ожидал. При знакомстве с моим дедом и его братом сделай то же самое. Им будет приятно. Но ни в коем случае не обращайся к ним подобным образом, если они скажут что-то вроде: «Ах, деточка, не надо церемоний». Мой дед, как и ты, рос на Земле в самой обычной семье и до восемнадцати лет понятия не имел о своем происхождении. Его брат, хоть и воспитывался во Дворце, но и он обычно ведет себя так, словно его положение для него обуза. Мой прадед и вовсе предпочитает, чтобы к нему обращались по имени и на «ты». Он терпит обращение отца «Лорд Корвин» только потому, что до чертиков его боится...

     — А как мне вести себя за столом?

     — Спокойно, уверенно и естественно. Отец устроил фуршет, зная, что ты вряд ли с первого раза разберешься со всеми ножами, вилками, ложками и щипцами. Дед, кстати, тоже не знает, какой вилкой надо есть рыбу, а каким ножом резать десерт, так что завтра нас, скорее всего, тоже ожидает фуршет.

     Она облегченно вздохнула.

     — Ты предпочитаешь переодеваться здесь или за ширмой? — спросил я, взяв в руки костюм.

     Света хихикнула:

     — Кажется, твой отец слишком большого мнения о твоих размерах.

     Я вздохнул:

     — Нет, с размером он как раз угадал... — и начал преображаться.

     Мои плечи стали шире, рост увеличился почти вдвое, как и объем грудной клетки, кожа потемнела и приобрела этот мерзкий серо-голубой цвет, а изо рта выглянули клыки.

     Когда трансформация завершилась, я в изнеможении опустился на пол и несколько минут тяжело дышал. Потом поднял на Свету глаза. Она внимательно рассматривала меня в немом изумлении. А потом вдруг густо покраснела и прошептала:

     — Я и не думала, что ты такой...

     — Темный? — спросил я, с отвращением разглядывая свое отражение в зеркале над туалетным столиком.

     — Большой... — еле слышно закончила она и покраснела еще сильнее.

     Я мрачно усмехнулся:

     — О чем ты думаешь, развратница? — мда, по сравнению с этой моей формой она кажется такой крохотной и хрупкой.

     — А давай... сейчас... — тихо проговорила она, заливаясь краской до самых ушей, — как я понимаю, никого еще нет...

     — Даже не думай, — улыбнулся я, — я тебя пополам порву в этой форме...

     Света вздохнула, и ее ручки обвились вокруг моей шеи. Я осторожно положил голову ей на плечо. Она потерлась щекой о мой висок, и я ощутил прохладу ее слез.

     — Мне так хорошо с тобой, — прошептала она.

     — И мне, — в тон ответил я. — Но нам пора идти. Если хочешь, переодевайся здесь на кровати или там, за ширмой...

     — Да ладно, чего ты не видел, — улыбнулась она и начала расстегивать дубленку.

     Я, не поднимаясь с пола, стал натягивать брюки, пока она снимала с себя свитер и юбку.

     — Теперь понятно, почему ты такой сильный, — задумчиво проговорила она, внимательно наблюдая за мной.

     — Что ты имеешь в виду? — не понял я, застегивая рубашку.

     — Это ведь твой настоящий облик, так? — я медленно кивнул. — Значит, на самом деле ты очень мускулистый, то есть физически сильный...

     — Дело не в том, как я выгляжу в этом облике или в привычном тебе человеческом, — ухмыльнулся я. — Источник моей силы вовсе не в мышцах. Он заключен в моей голове. Пока с ней все в порядке, я силен и вынослив, вот и все.

     — Как это? — не поняла она, втискиваясь в платье.

     — Все мы, в чьих жилах течет кровь Хаоса, обладаем силой управлять окружающим миром. Управлять им не посредством физической силы, а при помощи нашей собственной воли. Поэтому внешне мы можем выглядеть слабыми, даже тщедушными, но наша сила воли не позволяет нам сдаваться ни перед какими трудностями. Мы не просто принцы, мы — дети богов. Весь мир существует только благодаря нашей воле. Мы просто обязаны быть сильнее, выносливее и здоровее тех, кто зависит от нас...

     — Именно поэтому ты назвал ту продавщицу смертной?

     — Да...

     — Именно поэтому ты иногда ведешь себя так высокомерно? Именно поэтому ты так равнодушен к бедам других?

     — Да... Тебя это шокирует?

     — А как же... я?

     Я нахмурился. Я не знал, что ответить. Она — обычная девушка, смертная. Правда, дед намекал, что с ней тоже не все так просто...

     — А ты... моя невеста... — проговорил я тихо, не желая вдаваться в подробности того, о чем и сам не имел ни малейшего понятия.

     — И все? — на ее глазах выступили слезы. — Я никогда не сравняюсь ни с тобой, ни с твоими родственниками? Так?

     Я молча поднялся и развернулся к столбу.

     — Чтобы подняться в холл, нужно сделать шесть кругов против часовой стрелки вокруг столба, — пояснил я угрюмо и взялся за него.

     — Шейн! — вскрикнула она. — Не уходи! Я боюсь, что не смогу выйти отсюда.

     — Свет, — я снова развернулся к ней, опустился на колени и взял ее за руки, — запомни одну важную вещь. Кем бы ты ни была раньше, сейчас ты моя невеста и ты станешь моей женой. И если сейчас кто-нибудь посмеет косо посмотреть в твою сторону, бросить колкое замечание, даже не так вздохнуть в твоем присутствии, поверь мне, я собственными руками оторву ему голову. Даже если это будет кто-то из моих родственников.

     — Шейн, — она снова обняла меня за шею и всхлипнула.

     — Шейн, оставь девушку в покое, — вдруг раздался над самым моим ухом насмешливый голос деда.

     Света вскрикнула от неожиданности и отстранилась от меня.

     — Тебя стучать не учили? — недовольно проворчал я, не глядя на него.

     Он легко постучал по моей голове:

     — Тук-тук. Так лучше?

     Я посмотрел на него с угрозой, а он опять улыбнулся своей королевской улыбкой.

     — Светочка, я пришел, чтобы немного помочь вам, — обратился он к девушке. Она бросила на меня удивленный взгляд, а я только пожал плечами. — Во-первых, встаньте, пожалуйста, — Света повиновалась. Платье красивыми радужными волнами обтекало ее фигурку, но совсем неаккуратно морщилось на груди. Я усмехнулся. Глупышка, она побоялась снять бюстгальтер. — Нет, так не пойдет, — дед бесцеремонно осмотрел ее со всех сторон, потом резко сдернул с плеч тонкие бретельки. Ткань легко скользнула ей на талию. Девушка испуганно вскрикнула и прикрыла грудь руками. — Снимайте белье, — скомандовал ... дед. Света бросила на меня молящий взгляд. Я снова пожал плечами. Она нарочито всхлипнула и стала медленно расстегивать крючки. Дед ухмыльнулся и щелкнул пальцами. Кружевной бюстгальтер отлетел в дальний угол комнаты. Света снова вскрикнула и залилась краской от кромки волос, пожалуй, до самого живота. — Теперь одевайтесь, — дед, казалось, не заметил ее смущения. Когда она закончила поправлять платье, он снова придирчиво осмотрел ее с ног до головы и довольно улыбнулся. — Теперь — прическа, — он просто провел рукой над ее головой, и ее черные локоны тут же послушно улеглись в идеальном порядке. За ушами они сплелись в тонкие косички, подобрались на затылке и влезли под роскошный золотой гребень, украшенный драгоценными камнями. В ее ушках, вместо обычных дешевых пусеток, заблестели бриллиантовые серьги, а на шейке засверкало изысканное ожерелье с крупным рубином в середине. На запястьях появились браслеты, а на пальчиках всего пара тонких колечек. — Вот так-то лучше, — дед довольно улыбнулся и помог ей встать. Света снова залилась краской, но теперь не от стыда, а от удовольствия.

     — Мы можем идти? — с раздражением спросил я.

     — Ты хочешь, чтобы твоя дама весь вечер ходила босиком? — ухмыльнулся он и склонился к ее ногам. На его ладони что-то блеснуло, и в следующую секунду ступни Светы обвили тонкие золотые нити, сформировавшие причудливые сандалии. — Вам удобно? — спросил он. Света сделала пару шагов, а потом посмотрела на него с удивлением и благодарностью.

     — Спасибо, — прошептала она.

     — Я забочусь вовсе не о вас, милочка, — со странной ухмылкой проговорил он и вдруг растаял в радужной дымке.

     Света посмотрела на меня в недоумении:

     — Кто это был? — с трудом переводя дух, спросила она.

     — Это и был мой дед, — мрачно ответил я и взял ее на руки.

     Она молчала все время, пока мы шли вокруг столба, и когда вышли в холл, где уже стояли мои родственники. Первый звук она издала, когда к нам подлетели близнецы — это был возглас не то испуга, не то удивления.

     — Классная форма, Шейн, — похвалил Шаул.

     — Терпеть ее не могу, — ответил я и нахмурился еще сильнее.

     Гаэр рассматривал Светлану, которую я все еще держал на руках, поворачивая к ней по правый, то левый темно-зеленый глаз.

     — Шейн, а она нас вообще помнит? — вдруг обратился он ко мне.

     — Конечно, помнит, но вы же тогда выглядели, как люди, — ответил я.

     — А, ну да, — проговорил он и сделал в воздухе сальто. Шаул повторил его пируэт с не меньшим изяществом, а затем они оба опустились на пол и медленно отползли к столам.

     — Кто это такие? — тихо спросила Света, когда их покрытые белой и черной шерстью гибкие шестиногие тела скрылись в толпе.

     — Гаэр и Шаул, — ответил я. — Я рассказывал тебе о них, но, видимо, забыл упомянуть, что в истинной форме они похожи на драконов.

     Она вздохнула и плотнее прижалась к моему плечу.

     Я действительно терпеть не могу свою истинную форму, хотя, по словам многих, я выгляжу в ней куда органичнее, чем в человеческом облике. Не знаю. На самом деле я уже настолько привык к моему хрупкому человеческому телу, что сейчас чувствовал себя несколько не в своей тарелке.

     Отец не мог этого не знать. Он специально задумал все таким образом, чтобы сегодня я весь вечер ходил в своей истинной форме. И гости наверняка были предупреждены — я видел пернатую грифоноподобную форму Королевы, покрытую красновато-белой шерстью волчью форму Короля, грифельно-черную чешую Трага, золотистые отростки Скэйра, зеленовато-алые крылья Трэббла и такого же цвета гриву Фрейи. Я видел горную львицу с рыжим подпалом, которая лежала на любимой отцовской кушетке, скрестив лапы, и, благодушно помахивая хвостом, сверлила меня бирюзовыми глазами. В толпе сверкало лепестковое радужное оперение Гилвы и отсвечивала ярко-красная кожистая голова ее супруга, будто обваренная кипятком. У дальней стены в кресле с высокой спинкой блистал золотистыми кудрями Лорд Геал — мой дед по материнской линии — а рядом с ним, оттеняя его, чернел силуэт дяди Кейрана. Я заметил еще с полсотни знакомых демонических форм в изысканных костюмах, сверкающих массивными драгоценными камнями, золотом и клыками. А вот мамы нигде не было видно.

     Я сел на ступеньку и усадил Свету рядом с собой. Если решит сбежать, так хоть не ударится. Честно говоря, глядя на все это блистающее общество, я уже жалел о том, что не стер ей тогда память и втянул в эту историю с помолвкой и свадьбой.

     Света молчала, озираясь вокруг расширившимися от удивления глазами. Вдруг она поднялась и улыбнулась. Я проследил за направлением ее взгляда, но не успел вовремя отреагировать, когда чудовище, покрытое зеленовато-алой шерстью, повисло на моей шее с визгом: «Папочка!»

     Света улыбалась, наблюдая за тем, как я пытался высвободиться из ее когтистых объятий. Фрейя нежно лизнула меня языком в щеку, а мне вдруг захотелось прижать ее к себе и прирасти к ее губам поцелуем. Прикосновение пальчиков Светланы к моему локтю помогло мне справиться с этим наваждением, и я, наконец, сумел отлепить от себя свою дочь.

     — И я рад тебя видеть, — буркнул я, отстраняясь от нее. — Познакомься, Света, это моя дочь, Фрейя, я рассказывал тебе... — я вдруг почувствовал, как мои щеки потемнели, когда вспомнил, что именно я ей рассказывал.

     — Очень приятно, миледи, — присев в неглубоком реверансе и чуть разведя ладошки в стороны, тихо произнесла Света по-русски.

     — Ого, папочка, — Фрейя смотрела на нее с удивлением, — Лорд Трент говорил, что вы встречаетесь всего три дня, а ты ее уже отлично воспитал!

     Я прищурился на нее и угрожающе щелкнул зубами:

     — Во-первых, не смей говорить о твоей будущей мачехе в третьем лице в ее присутствии, — прошипел я в ярости, — а во-вторых, Света не нуждается в воспитании, чтобы общаться с тобой или с тебе подобными.

     — Пап, но она же все равно ничего не... — начала Фрейя, но я не дал ей закончить. Я поднялся в полный рост и навис над ней. Сейчас это было несложно — если в моей привычной человеческой форме, я был даже несколько ниже ее, то сейчас ее голова находилась примерно на уровне моего живота. — Я все поняла, — тихо проговорила дочь и также присела в реверансе. — Для меня большая честь, сударыня, — сказала она на тари.

     Затем развернулась, гордо вскинула голову и прошествовала к Королевской семье Хаоса. Я проводил ее тяжелым взглядом.

     — Зачем ты так, Шейн? — Света прильнула к моему локтю. — Она же твоя дочь. Ее реакция вполне естественна...

     — Я не собираюсь мириться с ее реакциями, — проговорил я резко. — Сейчас не место и не время проявлять свое недовольство. И она об этом прекрасно знает.

     Мы снова опустились на ступеньку, и тут горная львица, не сводившая с меня глаз, спрыгнула со своей кушетки и, грациозно помахивая хвостом и лавируя между гостями, приблизилась к нам. Она села рядом со Светланой и положила голову ей на колени. При этом девушка заметно побледнела и бросила на меня испуганный взгляд. А я нахмурился еще сильнее. Вот так сразу, не дожидаясь представления и зная о том, какую реакцию у неподготовленного человека вызовет ее форма? Это, как минимум, проявление неуважения к моей невесте, и, как максимум, попытка утереть нос мне. Мол, знай свое место, мальчишка...

     — Это было грубо, — тихо промурлыкала она на тари, чуть сузив глаза.

     Света смотрела на нее с неподдельным ужасом и не смела пошевелиться.

     — Грубо вот так сразу подойти к неподготовленной девушке и положить голову ей на колени, — буркнул в ответ я.

     Ее львиная морда растянулась в довольной улыбке, продемонстрировав внушительные клыки.

     — Не бойтесь, милочка, — не сводя с меня глаз, обратилась она к Свете по-русски с забавным акцентом. — Это не боевая форма. В ней я крайне редко нападаю на людей. И уж тем более я не стану нападать посреди званого ужина в честь помолвки моего внука на его невесту.

     — Благодарю вас, миледи, — еле слышно произнесла Света....  — И прошу простить мою бестактность. Вероятно, я должна была поприветствовать вас стоя...

     — Это лишнее, — она перевела на Свету свои удивительные глаза и подмигнула ей. — Если хотите, вы можете даже погладить меня. Как и всякая кошка, я очень люблю, когда меня гладят и чешут за ушком.

     Я ухмыльнулся. Значит, она пытается загладить бестактность Фрейи. Очень мило с ее стороны. Но, по-хорошему, Фрейя сама должна была бы подойти и извиниться...

     Света тем временем несмело положила ладонь на голову бабушки и пару раз провела ею ото лба к затылку. Львица тут же закрыла глаза и тихо заворчала от удовольствия. Света чуть осмелела и почесала кончиком пальца за ее правым ухом. Бабушка обняла ее лодыжки лапами, не переставая урчать.

     — Ваше Величество, а не слишком ли вы расслабились? — снова раздался над моим ухом насмешливый голос деда.

     Мы дружно вздрогнули, а бабушка раскрыла глаза и поднялась на ноги.

     — Ну что вы, Ваше Величество, — с ухмылкой проговорила она, потершись мордой о его ладонь, — вы же знаете — лучший способ узнать человека, это понаблюдать за его общением с животными. Или с детьми.

     — Ранита, дорогая, с твоей стороны очень самоотверженно выступать в роли животного, — улыбнулся дед и положил руки на плечи Светланы, от чего та снова вздрогнула и покраснела, — но в подобной ситуации, когда девушка зажата и напугана, она не сможет расслабиться, даже если ей выделить отдельную комнату, полную детей и животных.

     — Ты, как всегда прав, дорогой, — вздохнула бабушка и подмигнула Светлане. — Еще увидимся, милая. Увидимся и поговорим по душам, без этих гадких мужчин, — она нежно лизнула щеку Светы и вернулась на свою кушетку.

     — Шейн, принеси девушке чего-нибудь выпить, — сказал дед, с блаженной улыбкой наблюдая за тем, как его королева грациозно запрыгнула на кушетку, скрестила передние лапы и положила на них голову.

     Я вздохнул и направился к ближайшему столу.

     Я как раз взял в руки бокал с вином, когда вокруг воцарилась подозрительная тишина. Я развернулся к лестнице. Дед держал Свету за руку, и блики от его ауры причудливо преломлялись в хрустальных ступенях.

     — Дорогие друзья и родственники, — заговорил он, — позвольте вам напомнить, что собрались мы здесь не просто так, а по случаю. По случаю предстоящей помолвки всеми нами любимого Шейна и вот этой милой девушки, — за моей спиной послышалось несмелое шушуканье. — Прошу любить и жаловать, Светлана Семенова, учитель французского языка в школе номер пятнадцать восемьдесят три, — шушуканье стало громче, и глаза деда сверкнули нехорошим огнем. Я нахмурился еще сильнее, чем раньше.

     — Завтра во Дворце пройдет официальная часть помолвки в присутствии послов и руководителей дружественных государств, но, так как многие из вас не смогут присутствовать на торжествах в Эмбере, мы решили провести небольшой ужин в кругу семьи. Прошу заметить, — вдруг улыбка на его лице стала высокомерной, взгляд жестким, а в голосе зазвучал металл, — что Светлана в нашей семье человек новый. Мы будет вводить ее в курс дела постепенно, стараясь не травмировать ее хрупкую психику. Посему предупреждаю сразу — Светлана моя протеже. Я несу за нее ответственность, — шушуканье за моей спиной прекратилось, а я крепче сжал бокал, — поэтому настоятельно рекомендую не пытаться втягивать невесту нашего дорогого Шейна в любые семейные дрязги, хотя бы до свадьбы. Иначе вам придется иметь дело со мной, — его улыбка снова стала веселой, но ожидаемого в подобной ситуации вздоха облегчения за своей спиной я не услышал. — Благодарю за внимание. Веселитесь, а нам с Королевой нужно возвращаться, — он убрал руки с плеч Светы и чуть поклонился мне.

     Бабушка спрыгнула с кушетки и прямо в воздухе приняла свой привычный человеческий облик. На ней было роскошное платье с низким вырезом цвета ее львиной шерсти. Она поднялась к деду, одарила благодушной улыбкой Светлану, и положила ручку на его локоть. Они развернулись и растаяли в радужной дымке, и в этот момент бокал в моей ладони лопнул с глухим треском.

     Остаток вечера прошел внешне спокойно. Птенцы Дракона и Рассекающие Мысль откланялись вскоре после ухода королевской четы Эмбера, сославшись на неотложные дела и подготовку к предстоящей свадьбе. Королевская семья Хаоса также вскоре покинула нас, при этом Фрейя подошла к нам со Светой, учтиво поклонилась, поцеловала мою руку и извинилась за свое поведение.

     Вскоре ушли и близнецы, затем Энилур со своей невестой, которую он, кстати, так и не удосужился представить. Потом ушел Лорд Корвин с Леди Аннабель, и Эдвин с Талой.

     Мама так и не появилась, поэтому, как только гости разошлись, и в Путях остались только я и Света, отец удалился в свой кабинет и больше не выходил оттуда.

     Светлана смотрела на меня какое-то время, потом взяла мою руку и поднесла к губам.

     — Что случилось, Шейн? Почему все так погрустнели, после того, как твой дед меня представил? — она попыталась заглянуть мне в глаза, но я отвернулся от нее. — Я не понравилась твоей родне?

     Я вздохнул, но не ответил.

     — Тогда что? Шейн, объясни мне, — она положила голову мне на плечо и всхлипнула.

     — Он теперь твой заступник, он пускай и объясняет, — буркнул я и поднялся.

     Она смотрела на меня в недоумении.

     — Не понимаешь? Ты действительно ничего не понимаешь? — вдруг взорвался я. — Он во всеуслышание заявил, что это он нашел и выбрал тебя! Он, понимаешь? То, что мы с тобой поженимся, решил не я, не ты, а он. И он ткнул нас всех в это носом! Мол, вы, шавки, ничего не можете, а вот я — великий бог — вершу ваши судьбы, как мне вздумается! Пути господни, мать его за ногу...

     На ее глазах выступили слезы:

     — Это что же получается? Все, что было между нами... ? — она не договорила.

     — Конечно! Он все это подстроил, продумал, предусмотрел, подсчитал, а мы теперь должны радоваться и воздавать ему хвалы! Черта с два! Я не собираюсь, как тупой баран, идти по его веревочке! У меня тоже есть сила и гордость!

     — Значит... ты не хочешь... чтобы мы были... вместе? — она вдруг закрыла лицо руками, а у меня сжалось сердце.

     Но я был все еще слишком зол на него, чтобы бросаться утешать ее. Поэтому я ничего не ответил и снова сел на ступеньку.

     — Отведи... меня домой, — еле слышно проговорила она.

     Я кивнул и повел ее к столбу.

     Пять минут спустя мы вышли из заброшенного дома, а спустя еще пять минут, я поймал ей такси, дал денег водителю и попросил его проследить, чтобы по дороге с ней ничего не случилось, подкрепив свою просьбу соответствующим взглядом. Таксист часто закивал, вдавил педаль газа в пол, и через мгновение машина скрылась за поворотом.

     Я подставил лицо падавшему с неба снегу и глубоко вздохнул.

     Теперь она меня ненавидит. Теперь она ни за что не захочет со мной разговаривать, видеть меня, даже слышать обо мне. Это хорошо. У нее будет возможность более трезво оценить произошедшее, а я...

     Мне вдруг захотелось плакать. Я сам, своими руками разрушил такое маленькое хрупкое чудо, которое только начало появляться! Я присел на корточки, закрыл голову руками и завыл. В тот момент я ненавидел себя даже больше, чем его. Мне хотелось наложить на себя руки и, если бы я знал, как это сделать, я бы, наверное, убил себя.

     Пара припозднившихся прохожих с опаской посмотрели на меня, когда я поднялся и угрюмо поплелся обратно в заброшенный дом...

     Я проснулся от того, что солнце светило мне прямо в лицо. Я зажмурился и попытался натянуть на себя одеяло, но его не было. Я не стал открывать глаза сразу. Я помнил, с какими мыслями я вчера вернулся домой, и пожалел, что вообще проснулся. Где-то рядом слышался плеск воды и приглушенное пение.

     Странно, в спальне отца нет окон, по крайней мере, пока мы там переодевались вчера к ужину, я их не заметил. Но я готов был поклясться, что свет, падавший мне сейчас на лицо, был именно солнечным, а не изливался из какого-нибудь светового шара или люстры.... 

     Я приоткрыл один глаз и обвел взглядом комнату. Кажется, я упал с кровати. Я попытался встать, но это оказалось нелегко — голова гудела, тело отказывалось слушаться. Я с трудом добрался до кровати и встал на колени, опершись о край постели локтями. Что-то здесь не так. На кровати лежало две подушки, хотя обычно я обхожусь без них. Одеяло сползло на пол — видимо, я ворочался во сне. И постельное белье было белым, а не красным...

     Вдруг за моей спиной скрипнула дверь. Я не успел оглянуться, как на моей щеке вспыхнул поцелуй.

     — Доброе утро, милый, — проворковала Света.

     — Свет?! — я с трудом сел на кровати и, превозмогая головокружение, посмотрел на нее. — Ты... не сердишься... ? Я столько... наговорил... я болван... я... я хотел... попросить...

     Она не дала мне договорить и впилась в мои губы поцелуем. В первую секунду я был ошарашен, но затем я обнял ее и прижал к себе. Только тут я заметил, что мы оба были обнажены, а с ее волос все еще стекала вода.

     — Я ждала этого целых два дня, — прошептала она, отлипнув от меня и глядя мне в глаза. — Я соскучилась, Шейн, я...

     — Погоди, — остановил я ее. — Каких два дня? Мы с тобой только вчера вечером расстались. Я посадил тебя в такси, а потом...

     — Все верно, — она улыбнулась, — только это произошло не вчера, а позавчера. Ту ночь я почти не спала, все время плакала. Потом пошла в ванную, а когда вышла, он ждал меня в спальне. Он сказал, что наша ссора ничего не меняет, что машина уже запущена, что... в общем, он наговорил много такого, за что я готова была его убить. Потом он сказал, чтобы я пошла в школу и получила расчет, а после этого зашла к хозяину квартиры и расплатилась с ним. Когда я все сделала и вернулась домой, он уже ждал меня там... кстати, а ты научишь меня вот так приходить и уходить, не пользуясь дверями?... Он привел меня сюда, дал платье, чтобы я переоделась, прислал ко мне парикмахера и маникюршу, потом ювелира, потом еще кого-то. Потом меня проводили в зал, а там меня уже ждал ты... правда, ты вел себя немного необычно — много шутил, смеялся, пил вино... он меня предупредил, что ты будешь вести себя странно, но чтобы я не пугалась, мол, весь сыр-бор только ради меня и устраивается, что все будут смотреть только на меня... В общем, так и было... Потом ты поднялся в комнату, сказав, что устал. Я побыла еще немного, потому что он сказал, что если я уйду слишком рано, гости воспримут это, как оскорбление. Когда кроме родственников больше никого не осталось, я извинилась, сказала, что тоже очень устала, и поднялась сюда. Ты уже спал, поэтому я не стала тебя будить...

     — Вот сволочь, — процедил я сквозь зубы, глядя мимо нее.

     — Это ты мне? — она надула губки.

     — Нет, милая, это я о нем, — я провел кончиками пальцев по ее щеке и поцеловал ее в нос.

     «Проснулись, голубки?» — раздался в моей голове его насмешливый голос. — «Через пятнадцать минут ждем вас в Голубой гостиной. У Льювиллы для вас какой-то особенный подарок. Форма одежды парадная. Украшения для дамы в твоем туалетном столике».

     — Иди к дьяволу, — со злостью проговорил я. Света посмотрела на меня в недоумении.

     «У дьявола сегодня не приемный день», — рассмеялся он.

     — Что случилось? — она коснулась пальчиками моей щеки.

     — Одевайся, у них для нас какой-то особенный подарок, — буркнул я и поднялся.

     — А у меня волосы еще не высохли, — сказала она растерянно.

     Я ухмыльнулся и приказал воде уйти с ее волос.

     — Здорово, — она подбежала к зеркалу и стала прихорашиваться. — А как ты это сделал?

     — Это и есть моя способность, — вздохнул я, надевая брюки. — Я — Принц Стихий, мне подвластны вода, земля, воздух, огонь, электричество в любых проявлениях и комбинациях. Я могу управлять влагой воздуха, могу управлять кровью в собственном теле, кофе в чашечке, водой в океане. Я не могу вызывать пламя — точнее, могу, конечно, но при помощи заклинаний — зато я могу приказать почти потухшему огню разгореться ярче. А благодаря тому, что я умею управлять электричеством, мне подвластны и человеческие эмоции, чувства, в принципе любые проявления нервной деятельности — мышление, память, воля... Я могу заставить любого человека поклоняться мне и выполнить любой мой приказ, даже если в других обстоятельствах этот человек бы ни за что на это не пошел...

     — А... — начала она, но осеклась.

     — Я никогда не применял свои способности к тебе, — ответил я на ее невысказанный вопрос.

     — Почему?

     Я пожал плечами:

     — Мне казалось, что я бы оскорбил тебя этим.

     — Ты не хочешь меня оскорбить? — она прищурилась на меня, даже перестав натягивать корсет.

     Я мотнул головой:

     — Со мной никогда раньше такого не было, — признался я. — Ты не думай, у меня было много женщин. Была Фрейя, но... я никогда не задумывался о ее чувствах, о том, оскорбляют ее мои поступки, унижают ли... С тобой все по-другому... я не знаю... мне действительно не все равно... я не могу видеть, как ты плачешь... Раньше я вообще не реагировал на женские слезы. Для меня это было, знаешь, как плачущая кукла. Выглядит прикольно, но никаких эмоций не вызывает...

     — Значит, те гадости, что ты мне наговорил... ? — она снова отвернулась к зеркалу, пытаясь затянуть корсет. Я щелкнул пальцами, и шнурки туго обхватили ее фигурку. Она аж вскрикнула от неожиданности.

     — Это было от злости. Я так разозлился на деда, что в какой-то момент перестал контролировать свои слова... Прости, я действительно не хотел тебя обидеть...

     Я надел рубашку, и, пока пуговицы по моему приказу застегивались, сделал Свете прическу. Я не стал подбирать ее волосы, а просто немного завил их, скрепил несколько прядей на затылке золотой заколкой, а остальным локонам позволил живописно рассыпаться по ее почти обнаженным плечам и спине. В туалетном столике я нашел изящный гарнитур с сапфирами.

     Мы вышли из комнаты, я щелкнул пальцами, приказав двери закрыться, и повел Свету по узкому коридору к лестнице на второй этаж.

     Голубая гостиная — любимое место проведения малых торжеств в узком семейном кругу — находится на втором этаже восточного крыла. Моя комната — именно комната, а не комнаты, как у других обитателей Дворца — находится на третьем этаже южного крыла, там же, где расположены комнаты служащих. Я специально попросил поселить меня отдельно от других членов семьи, потому что, как и отец, я предпочитаю тишину и покой, и мне не очень нравится, когда по коридору мимо моей двери туда сюда снуют любопытные родственники. К тому же я иногда привожу к себе женщин, часто не совсем тяжелого поведения. Мне проще провести их по черной лестнице через вход для прислуги в южном крыле, чем идти через парадный холл по главной лестнице мимо Тронного зала и библиотеки, где так много времени проводит моя семья. Разумеется, я уверен, что дед знает обо всех моих любовницах и может с точностью до минуты сказать, когда и кого я приводил в свою комнату, но пока об этом знает только он, меня это не сильно тревожит. Гораздо больше меня напрягают понимающие и сочувствующие взгляды охраны, осуждающие вздохи тетушек и завистливое перешептывание дядюшек.

     Мы спустились на один пролет по главной лестнице южного крыла, прошли по небольшому полутемному балкончику над Главной лестницей, спустились еще на один пролет и зашагали по мягкому ковру центрального холла второго этажа северного крыла. Вскоре будет поворот направо. По правую руку будут массивные двери большой библиотеки, где долгое время жил дед, чуть дальше по левую будет дверь Желтой гостиной, где мы иногда принимаем делегации, а еще дальше прямо по коридору находится Голубая гостиная.

     Мы повернули направо, и я замер и нахмурился. Мы стояли на пороге Тронного зала, который находится на первом этаже западного крыла. Какого черта?

     — Проходите, не стесняйтесь, — раздался из ниоткуда голос деда.

     Света крепче сдавила мою ладонь. Я сжал свободную руку в кулак и сделал шаг вперед.

     Над троном ... появилась сверкающая дымка, и через мгновение он уже сидел на своем месте в черных походных брюках, темно-зеленой рубашке и черных сапогах с отворотами. На его руках были длинные перчатки, а на спинке трона появился черный плащ и черная же широкополая шляпа со скромной серебряной пряжкой. Он сидел, закинув ноги на подлокотник, и внимательно рассматривал свои ногти.

     — Какого черта? — процедил я сквозь зубы.

     — Ты уже спрашивал, — он бросил на меня быстрый взгляд, — и, как и раньше, отвечать я тебе не намерен. Ты знаешь, не в моих правилах пояснять свои решения.

     — Какого черта ты себе позволяешь? — я отпустил Свету и сжал кулаки.

     — А, так ты считаешь, что я должен был позволить тебе прийти вчера на прием в том состоянии, в каком ты был? — он развернулся к нам лицом, опустил ноги на пол и упер локти в колени, сцепив пальцы в замок и положив на них подбородок. — Или ты считаешь, что я должен был отменить прием из-за твоего плохого настроения? Или устроить его без жениха? Как бы я это объяснил?"Извините, моего внука сейчас психи бьют. Если он появится здесь, вы все умрете или будете трахаться, пока не умрете». По-твоему, это было бы правильно?

     — Шейн, — Света дернула меня за рукав, — что он говорит?

     Я отмахнулся от нее и шагнул к трону. За окнами поднялся ветер. На его губах проступила кривая ухмылка, но взгляд оставался холодным и бесстрастным.

     — Ты не имел никакого права так поступать с нами, — глухо проговорил я. Ветер за окнами усилился и теперь выл, как сотни волков в лунную ночь. — Это ведь ты довел меня до такого состояния, — я резко вскинул руки ладонями вверх.

     Вдруг все окна разом распахнулись, и вихрь ворвался в зал. Плитки паркета заходили вокруг меня ходуном. Ухмылка на его лице стала едкой, глаза сузились, но ни плащ за его спиной, ни шляпа, ни одна складочка на его одежде и ни одна косичка на его голове не шелохнулись.

     — Мне плевать на твои настроения и состояния, — сказал он жестко. — Ты знаешь, что никакие твои силы, даже утроенные эмоциями и подкрепленные заклинаниями, не могут навредить мне. Но все же ты забыл кое-что. Здесь находится человек, который не способен противостоять тебе.

     Я замер и, не опуская рук, оглянулся. Света лежала на полу лицом вниз в паре шагов позади меня. Вихрь трепал ее волосы и рвал на ней платье.

     — Света, — на моих глазах выступили слезы. Я опустил руки и бросился к ней. Вихрь тут же утих, и плитки паркета перестали трепетать вокруг меня. — Света, — я схватил ее за плечи и слегка встряхнул. Она была жива, но ее дыхание было прерывистым, а сердце билось, как у загнанной птички. — Светочка, — я прижал ее к своей груди и уткнулся лицом в волосы.

     — Все... в порядке... — тихо прошептала она.

     Я чуть отстранился и посмотрел ей в лицо.

     — Это была всего лишь демонстрация, — проговорил дед. — Шейн уже рассказывал вам, Светлана, о том, как однажды его отец, чуть не убил его. Но он забыл рассказать о причине такого поступка Трента. Точнее, не забыл, он не знал, что тогда произошло. Дело в том, что когда Шейн злится, он теряет над собой контроль. В этот раз вам повезло — я остановил его как раз вовремя. А тогда он утратил контроль настолько, что чуть не умер сам и не прихватил с собой своего отца и тех четверых несчастных, которым не повезло оказаться тогда в баре.

     Света посмотрела на меня со странным выражением. На секунду мне показалось, что сейчас она оттолкнет меня и убежит.

     — Сейчас вы знаете о нем гораздо больше, чем когда согласились выйти за него замуж, — продолжал тем временем дед. — И я предоставляю вам возможность подумать еще раз над своим решением и сделать окончательный выбор. Если вы сейчас скажете, что хотите вернуться домой и жить прежней жизнью, завтра же утром вы проснетесь в своей квартире без малейших воспоминаний о Шейне и о том, что произошло за последние четыре дня. Ваше заявление об уходе превратится в обычный больничный, и через две недели вы сможете вернуться на работу. Ваш арендодатель забудет о том, что вы уже рассчитались с ним за квартиру, при этом ваши деньги вернутся к вам. Но и это еще не все. Вскоре после выхода с больничного вы познакомитесь с приятным во всех отношениях молодым человеком, выйдете за него замуж, родите ему троих детей, а через десять лет погибнете в автомобильной аварии вместе со всей семьей, — Света в моих объятиях вздрогнула.

     — А если... я решу... остаться? — спросила она, с трудом переводя дух.

     — Я могу гарантировать вам только одно — спокойной жизни у вас не будет. Уж я-то об этом позабочусь. Как и все мои родственники, вы станете моим солдатом, будете заниматься фехтованием, верховой ездой, танцами, потому что танцуете вы, пардон, как корова на льду. Будете беспрекословно выполнять все мои приказы, какими бы чудовищными они вам не казались. Будете видеть своего мужа раз в месяц, а то и реже, потому что я не смогу отправлять вас на одни и те же задания из-за разницы в силе, к тому же, вы дама, а дамам не пристало заниматься диверсиями и размахивать шашкой на передовой. В нашей семье женщины занимаются исключительно аналитикой, политическими убийствами и разведкой. Кстати, вы же не думали, что сможете остаться чистенькой? Даже Шейну это не удалось, хотя он еще тот чистоплюй...

     — А вы сами... когда-нибудь... убивали? — тихо поинтересовалась Света.

     Я перевел взгляд на деда. Он вздохнул и откинулся на спинку трона.

     — Да, — проговорил он после недолгой паузы, — но не думайте, что я получал от этого удовольствие. Убивать людей для меня слишком просто. Уж простите, Света, но смертные потому и называются так — отнять их жизнь совсем несложно...

     Вдруг Света высвободилась из моих объятий и встала, расправив плечи.

     — Я уже сделала свой выбор, — сказала она тихо, но твердо. Мое сердце сжалось. — Мне все равно, что будет со мной. Я хочу быть с Шейном. Я хочу защищать его, оберегать и заботиться о нем. Все остальное для меня не важно. Мне плевать, как вы относитесь ко мне. Мне плевать, как вы будете меня использовать. Но я сделаю все, что смогу, чтобы вы больше никогда не сумели довести его до такого состояния, когда он потеряет над собой контроль.

     — Это радует, — довольно улыбнулся дед. — Я не ошибся в вас. В таком случае, позвольте пригласить вас на прогулку по пещерам.

     Я поднялся с колен, взял Свету за руку и в недоумении посмотрел на него.

     — Дед, ты уверен? — дрожащим голосом спросил я.

     — Я должен раскрыть вам одну тайну, — он склонил голову набок и улыбнулся. — Светочка, вы не просто невеста Шейна. Вы его троюродная бабушка.

     — Что?! — воскликнул я.

     — Ну, ты же заметил сходство, — он улыбнулся еще шире, — только никак не мог понять, на кого она похожа. А вот Трент догадался почти сразу. Он сначала просмотрел Колоду Энилура, но у твоего брата довольно специфический стиль — он нарисовал ее так, что узнать довольно сложно. Зато в твоей Колоде ее изображение очень узнаваемо. Ты ведь сам рисовал ее, не так ли?

     — Единственная Карта в моей Колоде, которую я рисовал сам, — проговорил я тихо, — это Карта Насти...

     — В яблочко, — он спрыгнул с трона и подошел к Свете, прихватив плащ и шляпу. — Вам это пригодится — в пещерах довольно прохладно.

     — Спасибо, — пролепетала она, завернулась в плащ и надела на голову шляпу.

     — Как ты узнал? — спросил я, когда мы вышли в столовую, в конце которой за маленькой неприметной дверцей начинается спуск на спиральную лестницу.

     — Спасибо твоей матери, — он смешно передернул плечами. — Никт просто незаменимый разведчик — незаметна, умеет перемещаться быстро и с минимальными затратами, и можно не бояться, что ее поймают.

     — А с чего ты вообще взял, что у Насти могли быть еще дети, кроме Энилура? — поинтересовался я.

     — Ну, при ее профессии это было логично.

     — Шейн, — вдруг дернула меня за рукав Света, — Энилур это ведь твой брат?

     Я посмотрел на нее в недоумении.

     — Прости, забыл предупредить,...  — улыбнулся дед, открывая перед нами дверь, — для вчерашнего приема я подарил Свете возможность понимать и говорить на тари. Видишь ли, это очень неудобно постоянно находиться рядом с ней и объяснять, что к чему и почему.

     — Ясно, — вздохнул я и повернулся к Свете. — Да, милая, Энилур мой брат по отцу, а Настя, то есть Леди Анастасия, которая, кстати, так и не явилась на званый ужин в доме моего отца, его мать. Соответственно, вы с Энилуром единоутробные брат и сестра. Но Анастасия, кроме того, что она мать Энилура, еще и дочь нашего прапрадеда. То есть она приходится всем нам двоюродной прабабушкой. Значит, ты моя троюродная бабушка.

     — Но... Шейн, я же не старше тебя... — в ее глазах появились слезы.

     — Милочка, — опередил меня дед, — я тоже не старше Шейна, однако прихожусь ему дедом. Не переживайте. Мои братья так и вовсе женаты на наших тетях и ничего, все счастливы.

     — Ага, а твоя жена тебя старше на... сколько ей сейчас? — рассмеялся я.

     — Я никогда не спрашивал о ее истинном возрасте, — усмехнулся он. — Для себя я всегда считал, что ей не больше трех сотен лет, хотя у меня есть сведения, что только под личиной Раниты она живет уже больше тысячи...

     — Тысячи лет? — глаза Светы мгновенно высохли и округлились.

     — Да, детка, — отмахнулся дед, — хотя я знаю, что она гораздо старше. Мне известно, что она была знакома со Свейвиллом, когда он еще не был королем...

     — А короновался он без малого пять тысяч лет назад, — добавил я.

     Дед укоризненно покосился на меня и заметил:

     — Это, между прочим, бестактно, напоминать даме о ее возрасте.

     Я вздохнул. Я совсем забыл, что между дедом и бабушкой существует особая связь. По сути, они всегда вместе. Она может не присутствовать лично, но какая-то часть ее сопровождает его повсюду.

     — Интересно, а мы со Светой когда-нибудь достигнем такой близости, что даже в разлуке будем вместе? — мечтательно проговорил я.

     — Все зависит от тебя, малыш, — ухмыльнулся дед. — Если ты не будешь гулять направо и налево, если не станешь разбазаривать свое душевное тепло, а будешь хранить его только для Светы, то возможно, когда-нибудь, вы станете так же близки, как мы с Ранитой или как Трент с Никт.

     — Да ладно, отец с мамой уже год не общаются, — мрачно буркнул я.

     — Общаются, — кивнул он, — просто за время своей совместной жизни они успели причинить друг другу столько боли, что сейчас смотрят друг на друга только через эту грань призмы. А стоит им чуть-чуть повернуть эту самую призму, и их любовь заиграет новыми красками... Боль забывать нельзя — она делает нас теми, кто мы есть. Но жить, помня только о ней, тоже нельзя. Жаль, что им невозможно это объяснить. Они сами должны почувствовать и понять эту простую, в общем, истину.

     — Ты рассказываешь нам это, чтобы мы знали, как вести себя в дальнейшем? — усмехнулся я.

     — И для этого тоже, — кивнул он. — У вас впереди тоже будет много боли. Не думайте, Света, что Шейн вот так сразу взял и изменился. Он будет уходить от вас на задания, ему нужно будет снимать напряжение, поэтому я вам гарантирую, что он будет спать с другими женщинами, возможно, даже с мужчинами. Да и вам тоже придется время от времени заниматься сексом с другими людьми, — Света опять вздрогнула. — К сожалению, от этого никуда не денешься. Только вам надо помнить, с кем бы не спал он, с кем бы не спали вы, все это лишь часть работы, не более. Настоящее удовольствие от секса вы будете получать только друг с другом. И еще — какие бы гадости он вам не говорил, каким бы злым не возвращался, выполните свое обещание. Прощайте ему все, кроме того, что простить нельзя никак. И вы будете счастливы, Светочка. Это я вам как бог говорю. Как самый счастливый бог на свете.

     — Очень проникновенная речь, дед, — улыбнулся я, — только тебе не кажется, что ты переборщил с нравоучениями?

     — Нет, в самый раз, — улыбнулся он и начал спускаться по лестнице. — На самом деле, — проговорил он после третьего поворота, — я говорю все это не для того, чтобы подготовить вас к семейной жизни. Светочка, вам предстоит сложное и опасное испытание. Для того чтобы простить человека, нужно обладать огромной силой. И для того, чтобы пройти это испытание, тоже нужно обладать огромной силой. Чтобы ваша семейная жизнь была безоблачной, вам нельзя оглядываться назад, сожалеть об упущенных возможностях и сходить с раз выбранного пути. На Лабиринте правила те же — не оглядываться, идти только вперед и только по раз и навсегда заложенному в ваших генах пути. Но если в семейной жизни наказанием за слабость вам будет боль и разочарование, то на Лабиринте ваше наказание смерть.

     — На самом деле, — вмешался я, — все не так страшно. Нужно просто довериться своим инстинктам и проявить максимальную концентрацию силы воли. Он пугает, он давит, он пытается переделать тебя, но на самом деле он не меньше твоего заинтересован в том, чтобы ты его прошла. Чем больше людей его проходят, тем сильнее он становится, тем больше его влияние во Вселенной...

     — Лабиринт, — прервал меня дед, — это воплощение рационального порядка, абсолют разума, интеллект в чистом виде, отделенный от чувств и эмоций. Но эмоции ему интересны. Когда человек проходит по нему, он изучает его, запоминает, вписывает его в свою матрицу и вписывается сам в матрицу человека. Поэтому с каждым шагом он пытается проникнуть как можно глубже в саму суть личности. Это сложно и больно, но если вы выдержите это испытание, он подарит вам власть над Тенями. Точнее, это не его власть. Это ваша собственная сила воли, а он просто научит вас ею пользоваться.

     — Вы все проходили через это? — тихо спросила Света, и я не услышал эха ее голоса.

     — Да, — зато голос деда разносился по пещере гулко и звонко. — Лично я проходил Лабиринт трижды.

     — Я проходил Лабиринт дважды, — кивнул я, — и каждый раз думал, что не дойду.

     — Но... ведь ты сильнее меня, — жалобно проговорила она.

     — Он сильнее лишь потому, что умеет управлять своей силой, — пояснил дед. — То есть лишь потому, что уже прошел Лабиринт.

     Света больше ничего не сказала, только крепче сжала мой локоть.

     Мы спускались все ниже и ниже, темнота вокруг нас сгущалась, и факелы, горевшие вдоль лестницы, не рассеивали мрак, а, казалось, делали его еще более плотным и осязаемым. В какой-то момент мне даже начало казаться, что тьма вокруг нас шевелится и приобретает форму. Я вглядывался в нее почти всю дорогу до последней ступени в отчаянной надежде, что сейча из мрака возникнет бледное лицо мамы. Но тьма продолжала беззвучно и равнодушно клубиться вокруг нас. И я снова горько вздохнул.

     Дед же шел спокойно и даже чинно, разгоняя мрак светом своей ауры. Мы со Светой, не сговариваясь, пытались идти с ним в ногу и не отставать от него больше, чем на две ступени.

     Но вот внизу показался огонек. Значит, цель нашего путешествия уже близка.

     Мы подошли к посту охраны, на котором горел одинокий фонарь. Охранника на месте не было.

     Дед прошел мимо и двинулся по коридору. Его свет разгонял мрак куда лучше, чем это сделал бы фонарь.

     — Доброе утро, Ваше Величество, — раздался тихий женский голос из третьего коридора слева.

     Голубоватый свет ауры деда выхватил из темноты изможденное, но при этом красивое лицо с правильными чертами и хрупкую девчоночью фигурку. На ней было простое ситцевое платье и мягкие светлые туфли, а коротко остриженные светлые волосы смешно топорщились над ушами.

     — Доброе утро, Елена, как спалось? — дед остановился возле нее.

     — Благодарю, все хорошо, — она склонила голову.

     — Вам или вашему подопечному что-нибудь нужно? — поинтересовался дед.

     — Нет, спасибо, у нас есть все необходимое, — не поднимая головы, ответила кукла. — Правда, в последнее время он все чаще жалуется на слабость и сырость.

     — Хм, — дед приложил палец к подбородку и нахмурился. — Я распоряжусь, чтобы ему удвоили пайку молока и выделили сухое белье и постель.... 

     

     — Вы слишком добры, Ваше Величество, — она склонила голову еще ниже.

     Дед ухмыльнулся и продолжил свой путь по главному тоннелю.

     — Кто это был? — тихо спросила Света.

     — Елена, — ответил я, передернув плечами. Мне почему-то совсем не хотелось рассказывать ей о том, кого здесь охраняла эта кукла. Да и вообще не хотелось пояснять, кто такие куклы и зачем они нужны.

     Тем временем мы подошли к седьмому коридору справа. Дед свернул в него и остановился у огромной тяжелой окованной железом двери.

     Он поднял руки над головой, и свечение вокруг него стало еще ярче, чем обычно. Света уткнулась лицом мне в плечо, а я был вынужден прикрыть глаза рукой, когда дверь медленно со скрипом отворилась наружу.

     Дед вошел в палату Лабиринта и остановился у самой его кромки. Мы вошли следом за ним.

     — Итак, детка, это и есть Лабиринт Эмбера — основа и сердце нашего мира, наша сила и наша брешь в броне, — проговорил дед, не глядя на нас. — Пройти Лабиринт несложно. Шейн прав, просто доверься своим инстинктам и не позволяй слабости взять над собой верх. Отныне для тебя, как и для каждого из нас, слабость это непозволительная роскошь. Слабость на Лабиринте равносильна смерти, а слабость в дальнейшем может привести к еще более катастрофическим последствиям. Когда ты научишься ходить в Тенях, тебе нельзя будет ни при каких обстоятельствах терять контроль над собой, в противном случае ты можешь попасть в такое место, где твоя сила воли уже не будет иметь значения, — я невольно ухмыльнулся. — Я сейчас имею в виду не Дворы Хаоса, Шейн, а гораздо более глубинные теневые структуры, в которых порядок в любом проявлении настолько слаб, что даже моего контроля может быть недостаточно. Если ты, Света, когда-нибудь окажешься в таком месте, значит, ты проявила слабость, утратила контроль над своим разумом. Даже если тебе удастся вернуться, нет никаких гарантий, что ты сумеешь сохранить целостность своей личности. Нет никаких гарантий, что из глубин твоего подсознания уже здесь, в Цитадели Порядка, не вырвется какая-нибудь смертоносная тварь и не уничтожит наш мир. Нет никаких гарантий, что ты сама не превратишься в какую-нибудь такую заразу.

     Света всхлипнула, да так громко, что дед обернулся к нам и посмотрел на нее с удивлением:

     — Не бойся, — ободряюще улыбнулся он, — как бы то ни было, чтобы забраться в такие дебри, тебе сначала надо пройти Лабиринт. Ну и задаться целью. Или накачаться наркотой под завязку. Или допиться до белой горячки. Короче, просто так, ни с того ни с сего, тебе не удастся уйти так далеко. К тому же, Лабиринт, так или иначе, защищает каждого из нас от подобных экспериментов. Его образ будет поддерживать тебя даже в самом хаотичном окружении, когда Тени будут разбегаться в разные стороны. А если ты еще и научишься концентрироваться на Знаке Лабиринта в себе, ты сможешь без труда и без особых потерь выбраться из любой передряги. Но все это будет потом. А сейчас, Шейн, расскажи Светлане о Лабиринте.

     Я кивнул и медленно двинулся вдоль кромки узора, ведя ее за руку:

     — Видишь, вон там, ближе к двери, линия как бы расширяется? — она кивнула. — Это центр Лабиринта — твоя цель. Достигнешь его, и сможешь переместиться в любое место, какое только пожелаешь. Я бы посоветовал просто сократить подъем по лестнице и переместиться в мою комнату — когда все закончится, тебе нужно будет хорошенько отдохнуть, — она вздохнула. Я указал туда, где по моим прикидкам должна была находиться Последняя Вуаль. — Это последнее испытание перед центром Лабиринта, точка максимального напряжения. В этом месте Лабиринт воздвигает перед тобой мощный силовой барьер, через который тебе нужно пробиться. Будет ощущение, будто у тебя больше нет тела, а осталась только воля. Частично это так и есть. Продолжай давить на барьер, пока он не поддастся, — я повел ее дальше и остановился напротив Великой Дуги. — В этом месте напряжение нарастает постепенно на протяжении нескольких шагов. Искры будут сверкать у тебя перед глазами, но ты не бойся — они не причинят тебе вреда. Лабиринт убьет тебя, только если ты оступишься, остановишься или повернешь назад, во всех остальных случаях он тебе не навредит.

     В третий раз мы остановились напротив Второй Вуали:

     — Просто иди вперед, — говорил я. — Вторая Вуаль вымотает тебя, но дальше несколько шагов будет идти проще — он даст тебе возможность перевести дух и подготовиться к Великой Дуге.

     — Первая Вуаль, — произнес я, остановившись в очередной раз. — Твое первое знакомство с Лабиринтом, и его первое знакомство с тобой. Он попытается заглянуть в самую твою душу и выудить оттуда эмоции, воспоминания, лица друзей и врагов. Он разложит их перед тобой, попробует рассмотреть и оценить их. Как и в дальнейшем, здесь главное не останавливаться. Замедляться можно, останавливаться — нет. Иди вперед. Что бы он тебе не показывал, какие бы чувства не пытался пробудить. Твоя цель — дойти до центра. Все остальное — лишь плата за силу и знания.

     — Я поняла, — тихо проговорила она, когда мы встали возле начала Лабиринта. Затем она подняла на меня полные слез глаза и улыбнулась. — Ты думаешь, я справлюсь?

     — Я знаю, что ты справишься, — улыбнулся я ей в ответ и поцеловал ее в лоб.

     — В таком случае, если там электричество, пожалуй, это будет только мешать, — она ловким движением расстегнула ожерелье и протянула его мне. Затем она отдала мне серьги и браслеты с кольцами и сбросила на пол плащ и шляпу. — И у меня есть одна просьба, — сказала она тихо, отпустив мою руку и подойдя к самому началу, — не смотри на меня. Я не хочу, чтобы ты видел, как я буду пробиваться. Когда я напряжена, я совсем не красива.

     Я улыбнулся и кивнул. А затем развернулся к ней спиной и закрыл глаза.

     Я не видел, как она сделала первый шаг, второй, но я вдруг почувствовал покалывание в ступнях. () Я открыл глаза, закрыл их и снова открыл. Я не видел своих ног. Зато я видел ножки Светы. Как они медленно и ритмично опускались на сияющую линию, как искры очерчивали их с поразительной четкостью, как длинная юбка ее платья почти касалась подолом Лабиринта. Машинально я сжал кулаки, как бы подобрав юбку, и увидел, что она сделала то же самое — легкая ткань больше не скользила, высекая из светящейся поверхности искры. Затем я почувствовал напряжение. Первая Вуаль. Она пыталась сделать шаг, но упругий барьер отталкивал ее назад. Она билась изо всех сил, пока, наконец, не сумела преодолеть это первое препятствие. У меня закружилась голова, на лбу и висках выступила испарина, а она шла вперед. Теперь я видел ее так, будто шел в двух шагах позади. В какой-то момент она чуть не споткнулась о подол своего платья. Я успел поймать ее до того, как ее ступня опустилась между линиями. Я помог ей вернуть равновесие и даже чуть подтолкнул вперед. Вторая Вуаль. Она сражалась с ней с еще большим усердием, чем с Первой. И прошла даже быстрее, чем раньше. И шла она все увереннее. Несколько шагов после этой Вуали она почти бежала. И буквально влетела на Великую Дугу. Мне понравился ее настрой. От прежней неуверенности не осталось и следа. Искры уже плясали на уровне ее плеч, иногда взлетая к лицу, пот градом катился по почти обнаженным плечам, прическа сбилась, волосы липли к влажной коже, но она, казалось, не замечала всего этого. А когда она прошла Великую Дугу, тяжело дыша, я заметил, как платье начало сползать с ее плеч.

     Тем временем она приблизилась к Последней Вуали, и у меня екнуло сердце. Я вспомнил, как каждый раз в последний момент начинал сомневаться, смогу ли я пройти ее, доберусь ли до центра. Она подняла ногу и вдруг застыла. Ее движения были почти незаметны, но я чувствовал ее усилия. Она не остановилась, она продолжала давить. Это было долго, это было мучительно. Я изо всех сил пытался помочь ей, но с каждой секундой все яснее понимал — она не нуждается в моей помощи. Она сильнее, чем кажется. Она добьется любой цели!

     Последняя Вуаль осталась позади, но легче не становилось. Ее платье сползло еще ниже, почти обнажив грудь. На ее спине и плечах я видел сверкающие в свете Лабиринта капельки пота, похожие на диковинную расшитую бриллиантами шаль. Последний шаг был самым трудным. Ее ножка тяжело оторвалась от светящейся линии. Еще один рывок, и вот она уже стоит в центре Лабиринта, тяжело дыша...

     Я развернулся к ней. Она выглядела точно так, как в моем видении. Ее судорожно сжатые кулачки все еще держали юбку, но платье уже сползло с груди, и она стояла перед нами наполовину обнаженная и несказанно довольная собой.

     Она улыбнулась мне, кивнула и растаяла в дрожащем от пронизывавшей его силы воздухе.

     Я обернулся к деду.

     — Ты хотел достичь близости? — усмехнулся он. — Добро пожаловать в клуб.

     — Это... было...

     — Иди, — прервал он меня. — Ты сейчас нужен ей.

     Он щелкнул пальцами.

     Мир вокруг померк, сверкающий Лабиринт исчез, а через мгновение, я уже стоял в комнате возле кровати, на которой сидела, опустив голову и свесив плечи, Света.

     Она попыталась встать при моем появлении, но я опустился перед ней на колени, взял ее руки в свои и посмотрел ей в лицо. Она выглядела уставшей, но довольной.

     — Сиди, маленькая, я сам, — прошептал я, снял с ее ножек туфельки и начал медленно круговыми движениями массировать ее ступни, будто выдавливая из них усталость.

     Она улыбалась и гладила меня по голове, пока я поднимался выше. Когда я перешел к пальчикам ее рук, потом к плечам и спине, она закрыла глаза и окончательно расслабилась.

     Я старался, чтобы мои прикосновения были как можно более нежными и легкими. Я больше не хотел обладать ею. Я хотел показать, каким нежным, ласковым и заботливым я могу быть.

     Она блаженно улыбалась и нехотя отвечала на мои движения. А я не останавливался. Вскоре к рукам присоединились губы, и спортивный массаж превратился в легкие поглаживания, поцелуи и покусывания...

     В этот раз она не стонала и не кричала, лишь тихо вскрикивала, когда я толкал слишком сильно, но я старался чутко реагировать на любые звуки, которые она издавала. И в эту ночь я забыл о себе. Мне была важна только Она...