ФЭЙТ

     Старый козёл не ошибся, и порошок действительно оказался с сюрпризом. Стоит лишь вдохнуть пару щепоток этой дряни, как меня тут же накрывает. Только вместе с кайфом накатывает сонливость, и я быстро отрубаюсь. Придя в себя, обнаруживаю, что лекарство подействовало, и все симптомы бесследно пропали, будто я и не болела вовсе. Правда пить хочется ещё сильнее, чем после прошлого пробуждения. Старый козёл сидит на полу рядом с дверью, и подогревает что-то в стареньком котелке на примусе.

     — Оклемалась? — спрашивает он, заметив, что я очнулась.

     — Похоже на то, — бормочу в ответ, выбираясь из-под одеяла.

     — Чувствуешь себя как, наркоша?

     — Нормально. Но буду чувствовать ещё лучше, после того как разобью твою мерзкую морду, и выбью все зубы.

     Старый козёл ехидно улыбнулся.

     — Попробуй. Только смотри сама в процессе зубы не растеряй.

     Смотрю за окно, и замечаю, что на дворе по-прежнему темно. Похоже в отключке я была совсем недолго, от силы пару часов. Подхожу к небольшому столику, беру чайник, и делаю пару глубоких глотков. Утолив жажду, ставлю чайник обратно на стол, и поворачиваюсь лицом к лохматому старпёру.

     — Как тебя зовут? — интересуюсь я.

     — А тебе не всё равно?

     — Хочу знать что нацарапать на твоём надгробии, козёл старый.

     Старый пердун презрительно хмыкает, и встаёт с пола.

     — Обо мне не беспокойся, детка. Я уже многое повидал в этой жизни, и рассчитываю повидать ещё больше. Так что все эти детские угрозы можешь в задницу себе засунуть, потому что я ещё тебя переживу! — отвечает старик с вызовом.

     А этот наглец начинает мне нравиться. Надо грохнуть его поскорее, пока не передумала. Но только делаю шаг навстречу старому пердуну, как кто-то начинает стучать в дверь. Лохматый с неприсущей для старпёра скоростью хватает карабин, и направляет его на двери.

     — Кто? — грозно спрашивает он.

     — Это я, — раздаётся из-за двери голос Хорнера.

     Грубо вырыгнувшись, старый козёл опускает оружие, и идёт к двери, но открывать её не торопится.

     — Какого хрена ты сюда припёрся, дебил? Сказал ведь — не высовывайся до утра! — буквально шипит он.

     — Открой чёртову дверь, Дженер! — требует Хорнер.

     — С какой стати? Если армейцы сейчас следят за маяком, то нам всем...

     — Заканчивай шифроваться! Никого кроме меня здесь нет.

     — Уверен?

     — Уверен. Я дважды всё проверил.

     Старый хрыч что-то пробубнил себе под нос, но всё же открыл дверь. Дилан тут же зашёл в здание, и замер, увидев меня.

     — Я так понимаю, порошок помог, — проговорил Хорнер утвердительным тоном.

     — Правильно понимаешь. Что это вообще за дрянь такая? Пахнет как что-то среднее между луковым супом и грязными трусами! — недовольно ворчу я.

     — Ты нюхала грязные трусы? Зачем? — интересуется старый козёл с противной улыбочкой.

     Закатываю глаза, и показываю ему средний палец. До чего же бесящий ублюдок!

     — Про порошок и многое другое я расскажу тебе чуть позже, — бормочет Хорнер, и переводит взгляд на старого пердуна. — Нужна еда. Любая. И чем больше, тем лучше.

     Старик подозрительно прищурился.

     — Для кого? Ты сам на голодного что-то не сильно похож.

     — Для небольшой группы детей. Я наткнулся на них совершенно случайно.

     — Стоп, погоди! — спешу вклиниться в разговор. — Это случайно не те спиногрызы, ради которых...

     — Они самые, — подтверждает Дилан, даже не дослушав вопрос до конца.

     Данное известие не слабо так вдохновляет. Сопляки, на которых Хорнеру почему-то не плевать, спасены, а значит теперь нам не надо лезть на «Эгиду», и можно смело отправляться исследовать «Золотой Вулкан»! Хотя нет, не так быстро. Вряд ли Хорнер захочет оставить их здесь, наедине со старым козлом, и попытается куда-нибудь пристроить. Так что раньше времени радоваться не стоит.

     — Я собирался идти за припасами в Эфис лишь завтра днём. Так что из жратвы остались лишь чёрствые сухари и немного яблок, — говорит старый пердун.

     — Пойдёт. Тащи всё что найдёшь.

     — С какой стати я...

     Хорнер достаёт пару фишек, и бросает их старому козлу. Тот с лёгкостью их ловит, зачем-то проверяет на зуб, и уходит наверх, ненадолго оставив меня наедине с собачонкой.

     — Зря расшаркиваешься перед этим старым козлом. Просто всадил бы пулю ему в башку, и всё, — ворчу я чуть ли не во весь голос, не боясь что лохматый придурок может меня услышать.

     — Полегче. Если бы не Бен, ты была бы уже мертва! — безуспешно пытается пристыдить меня собачонка.

     — Нет. Если бы не ты, то я была бы уже мертва. А этот урод просто вовремя оказался рядом, и не более того.

     Хорнер тяжело вздохнул, и махнул рукой в мою сторону, как бы говоря: «Ладно, проехали!»

     — Как бы то ни было, я рад что с тобой всё в порядке. С тобой ведь всё в порядке? — меняет тему собачонка.

     — Нормально всё со мной. Почти как новая.

     — Вот и славно. А то...

     — Что это был за порошок?

     — Потом расскажу.

     Коротко киваю. Через минуту сверху спускается старый урод, и передаёт Хорнеру небольшой заплечный мешок тёмно-зелёного цвета. Дилан знакомится с его содержимым, и вешает мешок на плечо.

     — Не хочешь пройтись? — спрашивает собачонка у меня.

     — Не хочу. Но пройдусь.

     — Вот и правильно, валите. Меньше народу — больше кислорода, — ворчит старый козёл.

     Руки так и чешутся заехать пердуну в челюсть, но что-то подсказывает, что Хорнер не позволит мне сделать этого. Попрощавшись с лохматым козлом, Дилан выходит на улицу, а я иду следом за ним.

     — Что там насчёт мелких говнюков? — спрашиваю после того, как мы отходим от маяка метров на двадцать.

     — Их должны были доставить на берег и передать членам «Братства». Вот только головорезы из «Альянса» не знали, что берег оккупировали военные, а когда узнали, было уже слишком поздно. Охрану и возницу прикончили, а дети выбрались из клетки и разбежались.

     — Зачем? Почему сразу не побежали к армейцам?

     — А ты бы побежала?

     Сжимаю руки в кулаки. Не будь я абсолютно уверена, что Хорнер не знает про Лизу, то решила бы, что он надо мной глумиться. Попав в беду, мы обратились за помощью к армейским ублюдкам, и это стоило жизни моей сестре. Мы были слишком глупы и наивны, раз верили, что ублюдки в форме захотят нам помочь. Даже немного обидно осознавать, что спиногрызы из клетки оказались умнее нас, раз дали дёру от армейцев. Когда ты слаб и неспособен за себя постоять — держись подальше от незнакомцев с пушками. Целее будешь.

     — Что там было за лекарство и от чего я лечилась? — предпочитаю сменить тему.

     — От «рубиновой пыли». Это из-за неё тебя так скрутило. Симптомы исчезли, но они вернутся, если ты не будешь принимать лекарство. А если снова начнёшь нюхать красную дрянь, то тебе уже ничто не поможет.

     Останавливаюсь, и принимаясь анализировать услышанное. Мне нравилось нюхать красный порошок, и нравилось то, что за этим следовало. Смогу ли я и дальше жить без этих ощущений? Вполне. Это не еда, вода или воздух, а всего лишь дурь. Дурь, благодаря которой я смогла воссоединиться с мёртвой сестрой. Не будет «рубиновой пыли» — не будет и Лизы. И это уже по-настоящему паршиво.

     Увидев замешательство в моём взгляде, и неправильно его истолковав, Хорнер что-то бормочет о том, что лекарство поможет мне избавиться от зависимости к красному порошку. Слушаю его вполуха, и рассеянно киваю, после чего мы идём дальше. Рядом с небольшой пещерой на берегу моря нас уже дожидается небольшая группа голодных спиногрызов. Самому старшему пацану на вид не больше двенадцати лет, а самому младшему — не больше семи. Когда Хорнер отдаёт им мешок с едой, мелюзга начинает жевать чёрствые сухари с таким аппетитом, будто до этого ничего вкуснее не жрали. Похоже головорезы из «Альянса» даже не удосужились их покормить.

     Посмотрев в сторону, случайно замечаю Лизу. Сестрёнка стоит у моря, и как-то странно смотрит на ...

  меня, затем машет мне рукой и идёт прочь от воды, пока не пропадает из виду, зайдя за стену пещеры.

     — Я скоро вернусь, — коротко предупреждаю собачонку о своих намерениях, и иду за сестрой.

     Зайдя за угол, вижу Лизу, сидящую на большом валуне.

     — Ну что, сестрёнка, будем прощаться? — спрашивает она с грустной улыбкой.

     — Похоже на то. Только...

     — Давай без всяких «только» и прочей херни! Ты ведь понимаешь, что меня на самом деле здесь нет! — повышает голос Лиза.

     Тяжело вздыхаю и коротко киваю. Жизнь — сука подлая. И шуточки у неё идиотские. Что смешного в том, чтобы сделать кому-то хороший подарок, и потом его отобрать? Нахрена так делать? Я и без напоминания помнила, что моей сестры уже давно нет в живых. Но услышать это от глюка было обидно вдвойне.

     — Мне будет тебя не хватать. Мы хоть и не всегда ладили, но... — резко замолкаю, не зная что сказать дальше.

     Однако Лиза всё понимает без лишних слов.

     — Забей. Цепляться за мёртвых — это ненормально даже для тебя, сестрёнка. Особенно когда рядом есть живые, а в твоём случае живой.

     — Ты о Хорнере?

     — А о ком же ещё? Хотя бы сейчас признайся, что этот парень очень много для тебя значит.

     Открываю было рот, чтобы что-то сказать, и тут же закрываю. Не могу я этого сказать! Даже призраку родной сестры. Мне язык себе проще откусить, чем выразить словами что для меня значит проклятая собачонка! Упрямо стиснув зубы, сжимаю руки в кулаки, и утвердительно киваю. Лиза удивлённо моргает, затем довольно ухмыляется.

     — Ладно. Ответ принимается. Бывай, сестрёнка, — говорит она на прощание, и растворяется в воздухе.

     БЕН

     Проснувшись рано утром, и успев позавтракать оставшимися сухарями, принимаю новых гостей. Хорнер и его подружка приводят к маяку кучку мальчишек, не особо интересуясь моим мнением по этому поводу. Затем Дилан даёт мне ещё больше фишек, просит прогуляться до Эфиса, и закупить всё необходимое. Охотно соглашаюсь, так как и сам планировал сделать вылазку, и посетить ближайший городок. Накинув куртку, и прихватив карабин, напоследок ещё раз осматриваю мелюзгу, и выхожу на улицу.

     Не то чтобы я ненавидел детей, но особого восторга они у меня не вызывали даже до катастрофы, изменившей этот грёбаный мир. Заводить своих спиногрызов у меня и в мыслях не было, но у кого-то на небесах на этот счёт оказалось особое мнение, и поистине дерьмовое чувство юмора, раз на старости лет он решил подкинуть мне такой подарок. Я особо не запоминал, и не считал сучек, которым посчастливилось когда-то поскакать на моём члене. Много их было, очень много. Но одну всё-таки вспомнить пришлось.

     Это была угловатая надоедливая соплячка, свалившаяся на меня как снег на голову, и принёсшая вслед за собой кучу новых проблем. Терпеть меня не могла, да и я был от неё не в восторге. Но бухло сделало своё дело, и одной дождливой ночью мы неплохо так поелозили друг на друге, если память мне не изменяет. Вот только случилось этого до того, как я подхватил заразу, сделавшую меня эдаким повелителем мутантов. Так какого хрена эту способность получил и Дилан? Как, мать твою за ногу, и страпоном в ухо, это вообще работает? Подобный вопрос следует адресовать создателям заразы, либо каким-нибудь другим яйцеголовым в белых халатах, потому как никто другой на него ответить не сможет.

     Так или иначе, когда я видел ту соплячку в последний раз, живот у неё был такой же плоский, как и сиськи, что и неудивительно, так как с момента нашего перепихона прошло не так много времени. Она тогда ещё хотела свести счёты с жизнью, но видимо в итоге передумала, и Дилан тому живое подтверждение. Твою же мать! Вот и нахрена мне на старости лет такой подарок и что мне с ним делать? Понятия не имею! Вариантов ноль. Со временем, возможно и появятся, но до того момента сначала надо дожить.

     На подходе к Эфису меня встречает усиленная охрана. Все такие хмурые и серьёзные. Меня начинают очень тщательно обыскивать, разве что с фонариком в задницу не лезут. А поскольку на протяжении обыска меня держит на прицеле хмурый солдафон, появляется стойкое ощущение, будто я участвую в групповухе. Желая отвлечься от неприятных мыслей, как бы невзначай поглядываю в сторону и замечаю, что стоящий у стены ящик, на который раньше никто не обращал внимания, бесследно пропал. И до него добрались, сучки армейские!

     — Вы бы поскорее с этим заканчивали. А то я уже потихоньку начинаю возбуждаться, — говорю ощупывающему меня солдату.

     Тот кривится, и смотрит на меня как на кучу дерьма.

     — Шучу-шучу, не волнуйся. А даже если бы и не шутил, ты всё равно не в моём вкусе, — подливаю масла в огонь.

     Тот кривится ещё сильнее, и судя по физиономии очень хочет как следует мне врезать по морде или яйцам. Наконец, обыск подходит к концу, и меня пускают в город. Не теряя времени даром, сразу иду на местный рынок, где закупаюсь жратвой и патронами, а также покупаю немного медикаментов. Приобретя всё необходимое, хочу было покинуть этот поганый городишко, как вдруг замечаю Отто. Тот со скучающим видом бродит по рынку, а когда замечает меня, хмурится, и жестом даёт понять, что нам необходимо поговорить наедине. Пожимаю плечами, и иду за Фальком.

     С доком я познакомился месяцев шесть назад, когда выбрался из своей норы ради дальней прогулки в сторону Чистилища. Нашёл его на дне глубокой канавы, всего грязного и ободранного, да ещё и с вывихнутой ногой. Отто был тогда чуть живой, и практически смирился с тем, что станет кормом для падальщиков или троглодитов. Помогать Фальку я не собирался. Гораздо больше меня заинтересовал его рюкзак с припасами и ботинки. На моих дерьмодавах подошва держалась на честном слове, и была готова отвалиться в любой момент. Добрый самаритянин — это не про меня. Но я всё-таки решил им немного побыть, когда узнал, что Отто — доктор. Рюкзак с припасами и новая обувь — это хорошо. А врач в качестве должника — ещё лучше. Он и вылечить сможет, если случится какая-то непредвиденная хрень, и в случае необходимости подкинет каких-нибудь медикаментов. Если только не окажется неблагодарным жадным быдлом. С Фальком мне повезло. За своё спасение он меня отблагодарил, не ограничившись одними словами, а после нескольких распитых вместе бутылок самогона мы даже смогли подружиться.

     — Что это был за парень, которого ты прислал ко мне прошлой ночью? — спрашивает Отто, после того как я захожу за ним в его дом, и закрываю за собой дверь.

     — Мой дальний родственник, который оказался чуть ближе, чем я думал, — отвечаю загадочным тоном.

     — Это как?

     — Троюродный внучатый племянник моего сводного отчима.

     — Чего?

     — Ничего. Забудь.

     Отто недовольно хмыкает.

     — Как же, забудешь тут. Парень разворошил козлиное гнездо. Так он армейцам поднасрал, что до сих пор воняет!

     — В каком смысле?

     — В прямом. Я случайно подслушал о чём говорят солдафоны. Комендант не успел рассмотреть того, кто его вырубил, и пришёл к выводу, что прошлой ночью в Эфис пробралась целая группа диверсантов с «Эгиды»!

     Я уж присвистнул. Похоже комендант неслабо так штаны испачкал. Либо просто не захотел признаваться, что его застал врасплох какой-то одиночка, не имеющий к «Братству» никакого отношения. Второй вариант показался мне более правдоподобным. Большинство армейцев не такие крутые, какими пытаются казаться.

     — И что дальше? Посты эти придурки усилили. Ящик тоже нашли. Неприятно, конечно, но жить можно, — бормочу оптимистичным тоном.

     — Да забудь ты про посты и про коробку! Армейцы решила раз и навсегда покончить с «Братством». Сегодня. Поднимут в воздух авиацию, и пустят «Эгиду» ко дну.

     — Да ладно? Ты серьёзно? И ста лет не прошло, как эти придурки отрастили яйца. Но лучше уж поздно, чем никогда.

     Отто тяжело вздыхает.

     — Так-то оно так, но всё равно это скотство. Поганое это дело — топить целый корабль со всеми его обитателями, и добивать каждого, кто выберется на берег, ...  

     — говорит док.

     — Да брось ты! Тебе что, жалко эти полоумных в балахонах? — спрашиваю я, не веря своим ушам.

     — Нет конечно! Если бы их собрали всех месте, и бросили в одну гигантскую мясорубку, я собственноручно нажал бы на кнопку «пуск»! — заверяет меня Фальк.

     — Тогда в чём дело?

     — На борту этого корыта не только полоумные фанатики, но и дети! Не меньше трёх десятков мальчишек и девчонок. Вот уж кто, а они точно не заслужили, чтобы их взрывали, топили и расстреливали!

     Хочу было спросить, не ошибся ли он, назвав такое количество, но вовремя одёргиваю себя. Буду много болтать, и Отто начнёт задавать вопросы, отвечать на которые мне не слишком хочется. Дилан и его подружка привели с собой где-то 6—7 спиногрызов. Вопрос — где ещё два десятка детей? Ответ — всё ещё на корабле. А вполне возможно уже совсем в другом месте. И вытаскивать их оттуда никто не собирается. Многие считают членов «Братства» — чокнутыми идиотами. С тем что они чокнутые, я полностью согласен. А вот по поводу идиотов я бы поспорил. По крайней мере их лидера, с которым я умудрился найти общий язык, идиотом назвать трудно.

     — Да уж, паршиво. Жалко детишек, — говорю я, чтобы нарушить затянувшуюся паузу.

     — Хорош заливать, старый пройдоха! Насрать тебе на всех, кроме себя самого! — ворчит Отто.

     — Плохо же ты обо мне думаешь, дружище.

     — Да я вообще о тебе не думаю! И вообще, вали уже отсюда. Смотреть на тебя тошно.

     В ответ ехидно улыбаюсь, не принимая сказанное близко к сердцу. Отто ещё и не так со мной прощался. Перед тем как свалить из Эфиса, ещё раз заскакиваю на рынок, и приобретаю рацию. На маяке у меня одна точно такая же где-то валялась, но где именно я понятия не имел. Возвращаться и искать её — пустая трата времени. Особенно теперь, когда этого самого времени в запасе осталось очень мало. На выходе из города охрана обыскивает меня не столь рьяно, и не найдя ничего подозрительного, с чистой совестью отпускает.

     Оказавшись за воротами, отхожу на сотню метров, достаю рацию, и настраиваюсь на нужную частоту. Поначалу по ту сторону слышно лишь шипение, и я начинаю опасаться, что армейцы задействовали какие-то глушилки, пока не слышу до боли знакомый хриплый голос.

     — Да. Внимательно тебя слушаю, — говорит Айзек — лидер «Братства».

     — Ваше корыто очень скоро пойдёт ко дну. Так что если есть возможность, а насколько я помню, она у вас есть, живо сваливайте.

     Слышу по ту сторону ехидный смешок.

     — Уже свалили. Но спасибо за предупреждение.

     — Всегда рад помочь. Особенно когда есть стимул.

     — Награду получишь позже, когда всё утрясётся, и военные хоть немного успокоятся.

     На этом наш разговор подходит к концу. Я убираю рацию и с чувством выполненного долга бреду к маяку. Вернувшись, застаю Дилана, учащего детишек метать нож. Его подружка сидит в углу, и со скучающим видом ковыряет в зубах.

     — Разбери и разложи всё как надо, — говорю я, и бросаю девчонке мешок с припасами.

     Та его ловит, и недобро щурится. Если бы взглядом можно было убить, то я бы не только сдох, но ещё и пару раз обосрался в процессе. Только вот меня такими штучками не проймёшь — иммунитет у меня к злым гляделкам. И вообще, в своём доме я полноправный хозяин, а кого это не устраивает, тот или та может пососать мой сморщенный леденец.

     — А ты не охренел, козёл старый?! — набычилась бывшая пациентка.

     — Да, охренел. И что? — перевожу взгляд на Дилана. — Пойдём пройдёмся. Разговор есть серьёзный.

     Парочка обменивается взглядами. Парнишка решительно кивает, а девчонка недовольно фыркает, но всё же начинает разбирать содержимое мешка. Мы же выходим на улицу, и неторопливо шагаем в сторону побережья.

     — Детишек любишь? — как-бы невзначай спрашиваю я, после того как мы отходим от маяка метров на двадцать.

     — Давай не будем тратить время на всякие намёки и подводки, и ты сразу перейдёшь к делу, о котором хотел со мной поговорить? Договорились?

     — Может тогда для начала расскажешь мне о своих дальнейших планах?

     — Обойдёшься.

     — Хорошо. Тогда это сделаю я. Ты хотел пробраться на «Эгиду». Сначала я думал, что ты хочешь обокрасть этих чудиков, но потом понял, что дело в другом. Тебя волнуют дети, а не какое-то барахло, не так ли?

     — С чего ты это взял? — спрашивает Дилан, не торопясь подтверждать или опровергать мою теории.

     — Есть такая штука полезная — интуиция называется. Может слышал о такой?

     — Да так, краем уха. И вообще, тебе то какое дело чем я занимаюсь?

     — Думаю о том, чтобы помочь тебе. И поверь, моя помощь тебе очень пригодится.

     Дилан подозрительно щурится, по всей видимости просчитывая, стоит ли мне доверять. Будь я на месте своего новообретённого отпрыска, не стал бы ни о чём договариваться с каким-то подозрительным старпёром, а выбил бы из него всё дерьмо. Вот только Дилан — не я, и кроме способности управлять троглодитами нас практически ничего не связывает.

     — Допустим, меня действительно волнует судьба детей на «Эгиде». Это что-то меняет? — интересуется он после полуминутной паузы.

     — Зависит от того, какой в этом твой интерес.

     — Сугубо меркантильный. За их освобождение мне пообещали щедрое вознаграждение.

     Врёт, засранец. Точно врёт. Никто ничего ему не обещал. Больше похоже на то, что парень возомнил себя каким-то паладином, и от нечего делать решил погеройствовать. Что ж, ладно. Сделаю вид, будто повёлся на эту хрень.

     — Тогда мы точно найдём общий язык, сынок, — говорю добродушным тоном, и похлопываю Хорнера по плечу.

     ДИЛАН

     Не говоря в чём именно будет заключаться его помощь, Бен предлагает мне следовать за ним, и не задавать лишних вопросов, хотя мне есть о чём поспрашивать этого пройдоху. Тем не менее пожимаю плечами, и иду за ним. Приходим на морской берег, идём вдоль воды, и минуем пещеру, где я нашёл детей. Останавливаемся практически напротив рифов, за которыми я прятался, когда наблюдал за лагерем военных. Подходить ближе слишком рискованно, и Дженер это явно понимает.

     Старик достаёт из кармана курки армейский бинокль, протирает его краем своей куртки, и протягивает мне.

     — Посмотри на корабль «Братства» и скажи мне что ты видишь, — говорит он.

     Не понимаю к чему он клонит, но бинокль в руки беру. Используя максимальное приближение, первым делом осматриваю верхнюю палубу, и не замечаю ни одного часового, что смотрится, мягко говоря, беспечно. Выглядит это всё весьма подозрительно. Не успеваю развить эту мысль, как на корме происходит мощный взрыв. Вздрагиваю, резко оборачиваюсь, и замечаю в небе пару боевых истребителей. Пилоты делают ещё по одному залпу, и выпускают ракеты. Одна из них вновь попадает по корме, и всё там разносит, а остальные — по днищу.

     — Шустрые ребята. Не стали долго тянуть кота за яйца, — комментирует увиденное Бен с каким-то задором и азартом.

     Мне же хочется как следует врезать чёрствому старику, чтобы он держал язык за зубами. Членов «Братства» мне нисколько не жалко — туда им и дорога. Но как быть с теми, кого эти чёртовы фанатики держат на корабле против воли? Как быть с остальными детьми? Пока Дженер ходил в Эфис за припасами, я только и думал о том, как бы проскочить мимо военных, и проникнуть на «Эгиду». Но теперь в этом не было необходимости. К истребителям в скором времени присоединился бомбардировщик, сбросивший на корабль мощные заряды.

     Горящее судно начинает стремительно идти ко дну, но во всей этой суматохе мне удаётся заметить кое-что страшное. Корабль открыто бомбят, и он уже тонет, но никто на борту ничего не предпринимает по этому поводу. Конечно, в данной ситуации трудно сделать хоть что-то полезное, но никто даже и не пытается. Почему?

     — Что-то не так с кораблём, — говорю я, опуская бинокль, но продолжая смотреть в сторону «Эгиды».

     — Само собой. Он тонет, — подмечает Дженер очевидное.

     — Ни в этом дело. Ещё до начала бомбардировки я не заметил ни одного часового и вообще кого-либо. И сейчас, когда корабль идёт ко дну, никто не пытается его покинуть. Не спускают лодки на воду, хотя они там есть, не прыгают за борт. Вообще ничего.

     — Естественно. Некому заниматься всей этой ерундой.

     После этих слов напрягаюсь, и поворачиваюсь к Дженеру лицом.

     — И как это всё понимать? — требую объяснений от Бена, который явно знает больше, чем говорит.

     — Нет там никого. Чудики поняли, что ничего хорошего их не ждёт, и своевременно смылись.

     — Как? За берегом же наблюдают!

     — А всё банально и просто. Кроме большого корабля, у Братства была своя собственная подводная лодка. Просто они не кричали об этом на каждом углу. Вот на ней они и уплыли.

     Действительно, всё банально и просто. Непонято лишь одно.

     — Откуда тебе всё это известно? — спрашиваю у Дженера.

     — Пусть это останется моей тайной, — отвечает старик загадочным тоном.

     — Ты знаешь куда они отправились?

     — Понятия не имею. Не настолько я важная персона, чтобы отчитываться передо мной. Всего лишь одинокий меркантильный старик.

     Я не настаиваю, и больше не пытаюсь развивать эту тему. С одной стороны, плохо что дети остались в руках у фанатиков. Что они сделают с ними теперь, когда им больше не нужен «живой щит»? Увы, вряд ли я когда-нибудь это узнаю. С другой стороны, они не утонули, и не погибли при бомбёжке. Значит всё не так уж плохо. Трудно сказать, какое будущее ждёт этих детей, но оно у них хотя бы есть.

     — Если ты с самого начала знал, что на этом чёртовом корабле никого нет, зачем пытался что-то выторговать за свою помощь? — задаю вполне резонный вопрос.

     — А зачем ты наплёл мне про какую-то мифическую награду за освобождение сопляков? Признайся, никто ведь ничего тебе не предлагал!

     Не вижу смысла отрицать очевидное, и коротко киваю. Не зря Дженер сравнивал себя с рентгеновским аппаратом, когда говорил, что видит меня насквозь. Или я настолько тупой и предсказуемый? Надо будет побеседовать на эту тему с чертовкой.

     — Ладно, проехали. Теперь это уже не важно. Бывай, сынок, — говорит Бен с какой-то странной улыбкой, поворачивается ко мне спиной и идёт прочь.

     Я же остаюсь на берегу, зачем-то наблюдаю за тем, как тонет горящий корабль, и как над ним зависла парочка боевых вертолётов. Лишь когда судно полностью исчезает под водой, разворачиваюсь, и быстрым шагом иду вслед за Беном.