БЕН

     Что-то паренёк задерживается. По моим расчётам, он уже давно должен был покинуть Эфис. Хотя какие, мать твою за ногу, тут могут быть расчёты, если даже я понятия не имею как выбраться из этого проклятого городишка незамеченным? Если бы у армейцев была одна извилина на всех, жизнь от этого стала бы намного проще и легче. По крайней мере моя. Но увы, среди них встречаются как законченные дебилы, так и хитрозадые говнюки. С первыми иметь дело намного проще и приятнее. Вторых лучше обходить стороной, или валить при первой же возможности.

     Последний раз я имел дело с армейцами сразу же после того, как они заняли берег. Заметив маяк (а не заметить его было чертовски трудно), придурки в погонах наведались и туда. Разговор не задался с первых же минут. Военные сначала по-хорошему просили меня освободить здание для их нужд, а когда я заупрямился, начали угрожать вышвырнуть меня силой. Попытка прикинуться хилым и немощным успехом не увенчалась. Надавить на жалость тоже не получилось. Окажись на моём месте какая-нибудь девчонка с ребёнком, эти выродки и её бы выгнали, предварительно пустив по кругу. Почему бы и нет? Жаловаться на таких козлов некому, да и опасно это. Пристрелят, и даже глазом не моргнут. Вот и меня эти козлы собирались пристрелить, и непременно бы это сделали, не начни я размахивать детонатором, и истерично орать, что скорее всё здесь подорву, чем уйду. Никакой взрывчатки на маяке не хранилось, а детонатор я нашёл во время прогулки в сторону Чистилища. Но военные этого не знали, а потому решили не давить на буйного старого пердуна с детонатором, пока он не подорвал им пердаки вместе со всеми остальными частями тела. Так ни с чем эти козлы и свалили, порекомендовав мне держаться подальше от берега.

     Отвлекаясь от воспоминаний, возвращаюсь в настоящее, и начинаю подумывать о том, чтобы немного помочь новому знакомому с отступлением. Почему бы и нет, ведь я ничем не рискую? Я не только могу мысленно управлять троглодитами, но и действую на них как магнит. Стоит мне только кинуть клич о сборе, все троглодиты в радиусе примерно шести километров явятся на мой зов. Собрав небольшую кучку тварей, я могу бросить их на Эфис, чтобы хоть как-то отвлечь охрану, и дать парнишке возможность незаметно покинуть город. Рискованно, но сработать может. При условии, если Хорнер всё правильно поймёт.

     Только я начинаю всерьёз обдумывать этот вариант, как надобность в моём вмешательстве пропадает. Перебравшись через массивные ворота, на землю спрыгнула человеческая фигура. Издалека рассмотреть её не представлялось возможным, но я был готов отдать член на отсечение, что это Хорнер. Больше некому. Вот только как у него это получилось? Насколько мне известно, за воротами приглядывало четверо часовых. Одного, максимум двух, ещё можно снять бесшумно. Но не четверых! Проскочить мимо них незамеченным у него бы точно не получилось. Так как он всё это провернул?

     Отойдя от ворот, Хорнер резко сорвался с места, и перешёл на бег. Добравшись до дерева, за которым я прятался, парнишка с опаской посмотрел на стену.

     — Немного времени форы у нас есть, но сваливать надо как можно скорее, — взволнованно пробормотал он.

     Коротко киваю, решая не тратить время на ненужные расспросы. Все необходимые детали можно уточнить и на ходу.

     — Ты хотя-бы узнал что хотел? — спрашиваю о единственном, что имеет значение.

     — Узнал.

     Такой ответ меня вполне устраивает, и мы торопимся покинуть окрестности Эфиса, благо сделать это в темноте проще простого.

     — А теперь расскажи как тебе удалось выбраться? — спрашиваю я после того как город остаётся далеко позади.

     — Проник во временный штаб. Вырубил часового и захватил коменданта. Пригрозил перерезать ему горло, если он под каким-нибудь надуманным предлогом не вызовет часовых на воротах в штаб, — лаконично объяснил Дилан.

     — И как? Перерезал?

     Хорнер перевёл взгляд на меня и нахмурился.

     — Нет, — признался он.

     — Почему? Он наверняка запомнил твою физиономию.

     — Не запомнил. Потому как даже меня не видел. Я всё время был у него за спиной. Это во-первых.

     — А во-вторых?

     — Не люблю проливать лишнюю кровь.

     Не засмеялся я только потому что эта фраза была произнесена без излишнего пафоса. Кровь он, понимаешь ли, проливать не любит. Армейцы бы с тобой, чистоплюем, церемониться бы не стали, попадись ты им на глаза. Странно что с таким отношением к чужим жизням ты всё еще дышишь.

     — Ладно, допустим морду они твою не видели. Но комендант может опознать тебя по голосу. Да и про маяк в Эфисе знают. Это первое место, где тебя будут искать. Готов поспорить на правую почку, что армейцы явятся в мою берлогу, скрутят любого, кто покажется им подозрительным, и повезут в Эфис на опознание. Можешь, конечно, притвориться немым, но что-то мне подсказывает, что тебе это мало поможет.

     Во взгляде Хорнера промелькнула досада. Было заметно, что подобный вариант развития событий он не предусмотрел.

     — Да ладно, не парься. Я знаю где можно без проблем отсидеться, — спешу обнадёжить нового знакомого, и по-дружески хлопаю его по плечу.

     — Где? — тут же уточнил Хорнер.

     — Не так быстро. Давай сначала кое-что обсудим.

     Новый знакомый хмурится. По всей видимости догадался о чём я хочу с ним поговорить.

     — Как давно ты умеешь управлять троглодитами? — спрашиваю я.

     — А ты? — не остаётся в долгу Дилан.

     В ответ лишь ехидно улыбаюсь. А парень не промах. Что-то почувствовал, когда перехватывал контроль над бледными уродцами? Или же просто догадался, что мутанты не просто так крутятся у маяка? Уже не важно. Нужно было лучше шифроваться. Хотя откуда я мог знать, что поблизости вдруг окажется ещё один «одарённый»? В другой раз буду осторожнее.

     — Речь сейчас не обо мне, а о тебе. Так что будь добр, ответь на мой вопрос, пока я не рассердился, — продолжаю гнуть свою линию.

     — С рождения. Случайно обнаружил, когда был ещё совсем ребёнком, — всё же ответил Хорнер на мой вопрос.

     — Любопытно. Перед этим с тобой происходило что-нибудь странное?

     Дилан уверенно качает головой, давая понять, что никакие опыты над ним никто не проводил.

     — Что по этому поводу говорили твои родители? — задаю следующий вопрос.

     — Ничего. Я никогда не обсуждал эту тему с матерью. Даже не уверен, что она знает о моих способностях.

     — А папаша?

     — Понятия не имею. Никогда его не видел, и даже имени не знаю.

     Надо же, вот оно как. Чем дальше — тем интереснее. Занятная вырисовывается история. После всего услышанного у меня начинают появляться необузданные догадки, которые я сознательно отгоняю.

     — Расскажи поподробнее о своей мамаше. Кто она такая и чем занимается?

     Общаться на эту тему новый знакомый явно не желает. Я понимаю это в тот момент, когда он грубо хватает меня за шкирку.

     — А вот это тебя не касается, старик. Тема закрыта, и возвращаться к ней мы больше не будем. Уяснил? — бормочет он угрожающим тоном.

     Коротко киваю. Хорнера такой ответ вполне устраивает, и он меня отпускает. Ладно, придурок, не рассказывай. Я и без тебя всё разузнаю.

     — Я вернусь на маяк, посмотрю всё ли в порядке с твоей подружкой, а заодно встречу незваных гостей, которые обязательно ко мне наведаются. А ты иди к морю. Когда придёшь на берег, шагай на восток, — рассказываю Дилану где спрятаться.

     — В сторону лагеря армейцев?

     — Да. Не доходя до него ты найдёшь небольшая пещеру. Посиди там пару часов, а лучше вообще до утра, чтобы наверняка. А когда всё уляжется, возвращайся на маяк.

     Хорнер достаёт из кармана два пакетика с каким-то белым порошком, и протягивает один мне.

     — Дай Фэйт ровно две щепотки, и проследи, чтобы она их приняла, — говорит он.

     — Прослежу, — заверяю нового знакомого, и забираю пакет.

     — Проследи, но учти: если с Фэйт что-то случится, я тебя из-под земли достану.

     — Если с ней что-то случится, то не ...

  по моей вине. Заметь — это ты дал мне это порошок, — подмечаю я.

     — Я тебя предупредил, старик. Не делай глупостей, иначе я сделаю тебе очень больно, — бросает Хорнер на прощание, после чего мы расходимся в разные стороны, и каждый идёт своей дорогой.

     ФЭЙТ

     (четырьмя неделями ранее)

     Только я поднимаю голову из-за укрытия, как мне в лоб чуть не прилетает пуля.

     — Лежи и не поднимайся, дура! — рявкнул Хорнер, поднял руку над головой, и выпустил по козлам очередь из пистолета-пулемёта.

     — Ещё чего захотел, придурок! Не собираюсь я лизать! Ни сейчас, ни потом! — огрызаюсь в ответ.

     Армейская собачонка закатывает глаза, затем меняет пустой магазин на полный. День начинался как обычно, и беды ни что не предвещало. Просидев на заставе до полудня, и затоварившись всем необходимым, мы покинули её и отправились в путь. Не прошло часа, как нас догнали какие-то ублюдки на двух внедорожниках, и открыли по нам огонь издалека. Мы начали отстреливаться в ответ, и кое-как успели добежать до небольшой горки, на вершине которой находился какой-то развалившийся дом. Именно в нём мы и укрылись. Один из выродков начал поливать наше укрытие свинцом из стационарного пулемёта, установленного на джипе, а двое других попытались подняться на горку, но Хорнер их прикончил. Оставшиеся трое повторять подвиг мёртвых идиотов не решились, и начали обстреливать руины издалека.

     Сначала сделали по дому несколько залпов из гранатомётов, затем сменили их на автоматы, и принялись поливать свинцом наше укрытие. Мы отвечали им тем же, постоянно перебегая от одной легко простреливаемой стены к другой. Позади горки находился обрыв, так что отступать нам было некуда, и подонки, загнавшие нас в угол, это прекрасно понимали, но подходить ближе не осмеливались. Хорнер попытался разок швырнуть гранату, но ничего из этого не вышло, так как ублюдки сидели слишком далеко.

     После пререканий с армейской собачонкой ползу к соседней стенке. Осторожно выглянув из-за неё, замечаю как пулемётчик на внедорожнике перезаряжает пушку, хочу было сделать залп в его сторону, но замечаю, что один из подстреленных Хорнером головорезов сжимает в руках штурмовую винтовку с подствольным гранатомётом, и в моей голове рождается рискованный план.

     — Что там у тебя с патронами? — спрашиваю у армейской собачонки.

     — Не очень. Этот магазин, плюс ещё один. А у тебя?

     — Чуть лучше. Два полных магазина и Беретта с одной обоймой. Но если всё сделаем правильно, то нам этого хватит.

     — Что значит правильно?

     Нормально ответить на вопрос мне не позволяет пулемётчик. Перезарядив оружие, этот кретин вновь принимается делать дырки в стенах. Развалины свинцом недоумок поливает щедро, будто патроны ему девать некуда, но очень хочется. Лишь когда пулемёт замолкает, тороплюсь поделиться мыслями с Диланом.

     — У подножия валяется труп, а у трупа — винтовка с подствольником. Если добраться до неё, одним залпом можно пулемётчика снести, а если повезёт, то и всех остальных. Эти придурки сбились в кучу. Их если взрывом не прикончит, то уж точно оглушит. Тогда-то мы их и добьём!

     Армейская собачонка с задумчивым видом почёсывает подбородок. Судя по кислой физиономии, мой план не слишком ему понравился. Да и я была от него не в восторге. До автомата с подствольником было рукой подать, но преодолеть это расстояния было необходимо под огнём с четырёх разных стволов. Даже если трое стрелков окажутся косоглазыми и криворукими, то четвёртый обязательно продырявит мне башку. Если только как-то его не отвлечь.

     — Не стреляйте! Мы выходим! — неожиданно прокричал Дилан.

     Я от услышанного охренела, решив, что псина со страху наложила в штаны. Но Хорнер хитро прищурился, и подмигнул мне со словами «прикрой меня». После чего отложил пистолет-пулемёт в сторону, и поднялся во весь рост.

     — Мы сдаёмся. Не стреляйте! — повторил он, подняв руки над головой.

     Я затаила дыхание, опасаясь, что собачонка сейчас словит передоз свинца. К счастью, этого не произошло. Утырки медлили, видимо решив, что прикончить Дилана они ещё успеют. Между тем Хорнер вышел из-за стены, и начал бормотать, что неподалёку есть схрон с оружием и припасами, и что если козлы позволят нам уйти, он расскажет им как найти тайник. Естественно, никакого тайника не существовало. Хорнер его только что придумал, чтобы злобные кретины сразу его не изрешетили. Заговаривая зубы этим полудуркам, Дилан ещё что-то бормотал, пока медленно спускался с горки. Я в его болтовню особо не вслушивалась, а просто прикрыла глаза, и начала считать до десяти. Закончив отсчёт, резко выныриваю из-за стены, и открываю огонь по укрытию ублюдков.

     Стрелки тут же прячутся, а пулемётчик, получив несколько пуль в бронежилет, теряет равновесие, и падает с машины. Резко сорвавшийся Хорнер добирается до автомата, и делает залп по внедорожнику. Тачка превращается в груду металлолома, а налётчиков отбрасывает в разные стороны. Правда перед этим один из них успевает не глядя метнуть гранату в сторону Хорнера. Армейская собачонка попыталась забежать обратно на горку, но не успела. Прогремел взрыв, и обратно на вершину его забросила взрывная волна. Вздрогнув, я подбежала к рухнувшему на живот Дилану, и тут же перевернула на спину. Ожогов на нём я не обнаружила, а вот пульс нащупать смогла.

     — Ты меня так больше не пугай, придурок! — говорю с укоризной и облегчением, затем отвешиваю потерявшей сознание собачонке лёгкий подзатыльник.

     Поменяв магазин, быстро спускаюсь с горки. Пулемётчик и ещё один стрелок подохли при взрыве. Двое других оглушены, возможно контужены. Не дав парочке опомниться, добиваю обоих, и иду осматривать второй внедорожник. В машине поживиться оказывается особо нечем, кроме патронов, а в карманах у убитых придурков удаётся найти лишь немного фишек. Оценив улов, возвращаюсь обратно к собачонке, расстёгиваю на нём куртку, и провожу более внимательный осмотр. Помимо ссадины на лбу и нескольких синяков, ничего серьёзного найти не удаётся. Разглядываю торс, смотрю ниже, и в голове появляется шальная мысль. Только она начинает формироваться, а руки уже действуют сами собой.

     Одной рукой поглаживаю грудь Хорнера, а второй расстёгиваю ширинку на его штанах, и достаю на свет божий член.

     — Ну здравствуй, грёбаный отросток! Не представляешь как я и моя дырка по тебе соскучились! — говорю с улыбкой, и начинаю водить по члену рукой.

     Собачонка на мои телодвижения никак не реагирует, чего нельзя сказать о его дружке. В ответ на быструю и яростную дрочку тот пусть и не сразу, но реагирует, и стремительно крепнет. Боясь, что если продолжу в том же духе, то просто оторву от Хорнера столь ценный кусок, снижаю темп, и начинаю водить ладошкой по члену значительно медленнее. Запоздало отметив, что шум от стрельбы и взрывов мог привлечь чьё-то внимание, на всякий случай смотрю по сторонам, но никого не замечаю.

     Устав работать рукой, спускаю штаны вместе с трусиками, сажусь Хорнеру на ноги, и начинаю тереться об его пах своей промежностью.

     — Если ты меня сейчас слышишь, тупая собачонка, запомни простую истину — свою бабу надо трахать вовремя. Иначе она трахнет тебя сама! — говорю поучительным тоном.

     Мне нравится тереться от окрепший и готовый к бою член. Хочется как можно скорее ощутить его в себе. Да только внутри поганой щели сухо, как в пустыне, и чтобы это исправить, задействую руку, и принимаюсь теребить клитор. С губ Дилана внезапно срывается тихий стон, а сам он поворачивает голову в сторону, но глаза так и не открывает. Я же понимаю, что ждать больше не могу, приподнимаю корпус, и резко сажусь своей слегка увлажнившейся дыркой прямо на стоящий колом член. Тело на мгновение пронзает острая боль, и это так приятно. Приятно чувствовать внутри себя этот член, который стал для меня почти как родной.

     Не дожидаясь, пока боль утихнет, начинаю ...   двигаться. Твою мать, как же мне в этот момент не хватает крепких рук на шее, и звонкой пощёчины! Тот факт, что всё это происходит фактически против воли Хорнера, заводит меня не на шутку. Какой же это невообразимый кайф — поиметь сильного мужика в момент его слабости! Пока скачу на члене, прикусив губу чуть ли не до крови, с трудом умудряюсь побороть желание схватить армейскую собачонку за голову, и долбить ей об землю до тех пор, пока не треснет череп. Нельзя этого делать, нельзя! Любого другого бы грохнула, и глазом не моргнув, а его не могу. Хочу, но не могу. Армейская собачонка заслуживает большего, чем умереть во время траха или сразу после его окончания.

     Жжение между ног заметно ослабевает, а ярость и желание причинить боль требуют выхода. Продолжая насаживаться на крепкий член, затыкаю рот рукой, и прокусываю её до крови. Но этого мне оказывается мало, и в попытке утолить противоестественный аппетит скидываю верхнюю одежду, подбираю с землю слегка заострённый камень, и начинаю царапать им спину и бока. В самый разгар веселья Хорнер внезапно открывает глаза, и я спешу закрыть его рот грубым поцелуем, на который армейская собачонка не торопится отвечать. Отстранившись, замечаю, что Дилан вновь закрыл глаза. Прижав его запястья к земле, и крепко сжав, начинаю скакать ещё быстрее, чувствуя, что финиш уже не за горами.

     Когда происходит разрядка, так и не пришедший в сознание, либо просто мастерски притворяющийся Дилан непроизвольно дёргается, мою дырка тут же до краёв заполняется спермой, и чтобы не закричать от наслаждения, приходится вновь заткнуть рот окровавленной рукой. Сумев не издать ни звука, держу член внутри себя до тех пор, пока он полностью не теряет силу, и только потом поднимаю корпус. Пока перевожу дыхание, сперма вытекает из моей дырки, и медленно капает на землю. Покрепче сжав камень в руке, размахиваюсь было для удара по виску, но вместо этого отбрасываю булыжник в сторону, и поглаживаю Дилана по голове. Такой сильный, и в то же время такой слабый. Не важно. Будь каким угодно. Меня ты устроишь в любом виде.

     — Спи спокойно, моя собачонка, и ничего не бойся. В этот раз я так и быть позволю тебе проснуться, — почти ласково шепчу я, наклоняюсь, и целую Хорнера в лоб.

     Очнулся он намного позже, лёжа на заднем сидении второго внедорожника, позаимствованного у убитых грабителей. О том, что произошло на той горке, он даже не обмолвился. Либо ничего не запомнил, либо запомнил что-то, но решил, что это был сон. А возможно всё он помнил и понимал, но предпочёл сделать вид, будто ничего и не было. Да и я не была до конца уверена, что всё это время он действительно валялся в отключке, а не притворялся. Как бы то ни было, тот случай внёс определённую недосказанность в наши отношения, и добавил им остроты.

     Придя в себя, нехотя открываю глаза, снимаю со лба влажную повязку, и вылезаю из-под одеяла. Ломота в теле никуда не пропала, а лишь заметно ослабла. Очень сильно хочется пить.

     Начав осматриваться, замечаю рядом с койкой кружку с водой и чайник. Сглотнув подкативший к горлу комок, одним залпом осушаю сначала кружку, а затем и половину чайника. Кое-как утолив жажду, роняю голову обратно на подушку, и закрываю глаза.

     — Хорнер! Иди сюда! — кричу я.

     — Его здесь нет, — слышу насмешливый голос.

     Открываю глаза, и замечаю Лизу, сидящую на краю койки. Сестрёнка улыбается, и кивком указывает на какой-то клочок бумаги, приколотый булавкой к стенке. Напрягаю зрение, и читаю что там написано.

     «Ушёл за лекарством. Скоро вернусь. Держись и не скучай!» — написано на листке.

     — Твою же мать! — ворчу я, возвращая голову в исходное положение.

     — Нашу, — поправляет меня Лиза.

     — Да без разницы!

     Пока смотрю в потолок, думаю о том, сколько же времени провалялась в отключке, и не успел ли Хорнер мною немного попользоваться, как когда-то я попользовалась им. Прислушиваюсь к ощущениям, и понимаю, что ничего подобного армейская собачонка не сделала. С одной стороны — немного обидно. Мы вместе уже не первый месяц, а он ни разу даже не попытался присунуть мне во сне, скотина бесчувственная! В конце концов, у кого из нас между ног член? Почему я всё должна делать сама, как тогда, на той горке? С другой стороны, а может оно и к лучшему? Вдруг я подцепила что-то очень заразное, и если запихнуть в меня член, то через какое-то время он покроется язвами, или и вовсе отвалится? Вот это будет прямо трагедия! Как для собачонки, так и для меня.

     Валяться и молча пялиться в потолок мне быстро надоедает. Хочется немного подышать свежим воздухом, потому встаю с койки и бреду к двери, шатаясь словно после бурной пьянки. Пока преодолеваю расстояние в жалких десять метров, меня не покидает ощущение, будто я иду по трясине, и с каждым шагом проваливаюсь всё глубже. Наверное, стоило сначала поковыряться в аптечке, и что-нибудь принять, прежде чем куда-то идти. А то меня не покидает ощущение, что в любой момент ноги откажут снова, и мне придётся ползти. Хорошо хоть башка почти не болит, и в ушах не звенит.

     Добравшись до двери, открываю её, и замечаю троглодита, от которого меня отделяет всего 3 метра. Попытайся этот уродец прикончить меня, я бы даже ничего не успела предпринять. Но тупая тварюга просто смотрит на меня, и нападать не торопится.

     — Какой он заботливый! Мне бы такого! — говорит Лиза, и мечтательно вздыхает.

     Поворачиваюсь к сестре лицом.

     — Ты что несёшь? Какая забота? — недовольно ворчу я.

     — О тебе, дурочке. Дилан отправился искать лекарство, а чтобы в его отсутствие никто тебя не побеспокоил, приказал троглодитам присматривать за маяком. Ну разве он не молодец?

     В ответ на этот восторженный комментарий презрительно фыркаю. Подышав прохладным вечерним воздухом, и как-то умудрившись замёрзнуть за столь короткое время, закрываю дверь, и бреду обратно к койке. Рухнув на неё, накрываюсь одеялом по самую голову и пытаюсь согреться. В башку начинают лезть дурные мысли, которые я тут же спешу озвучить.

     — А тебе не приходила в голову мысль, что троглодиты мои надсмотрщики, а не охранники?

     Лиза хмурится.

     — Объясни, — требует лже-сестрица.

     — Что если твари следят не за тем, чтобы сюда кто-нибудь не зашёл, а за тем, чтобы я отсюда не вышла?

     — Бред собачий, — коротко резюмировала Лиза.

     — Почему же сразу бред? Ты же не знаешь, что творится в башке у Хорнера! Вдруг тупая собачонка решила, что нам дальше не по пути, и бросил меня здесь подыхать, вместо того чтобы просто добить!

     — А как же записка?

     — Да херня эта собачья! Бумажка эта годиться лишь для того, чтобы ей подтереться! — повышаю голос, о чём тут же начинаю жалеть.

     Появляется резь в горле, и желание хорошенько прокашляться. Запускаю руку в аптечку, хватаю первую попавшуюся таблетку, и глотаю.

     — А если это слабительное или ещё что похуже? — спрашивает Лиза с укоризной.

     — То хозяина этой койки будет ждать неприятный сюрприз.

     Сестра улыбается, и показывает мне большой палец. Я же показываю ей средний, и делаю несколько глотков из чайника.

     — Стоило мне стать для него обузой, и Хорнер бросил меня, словно бесполезный хлам. И правильно сделал. Я бы на его месте сделала то же самое. Потому что слабаки не должны жить! — говорю то, что моя собеседница и так знает.

     — Прекрати нести всякий бред. Никто тебя не бросал. И ты бы его не бросила. В самом начале — возможно. Но не теперь. Слишком уж много он для тебя значит.

     — Да ни хрена он для меня не значит!

     Лиза в ответ снисходительно улыбается, а я в какой-то момент забываю, что разговариваю с глюком, и кидаю в свою лже-сестру пустую кружку. Лиза исчезает, а брошенная кружка падает на пол. Глядя на неё, понимаю как жалко выгляжу в этот момент. Пытаюсь оправдываться перед глюком, появившимся на свет из-за моего пристрастия к красному порошку. Ну не идиотка ли? Срочно надо выздоравливать, пока остатки мозга не превратились в бесформенную жижу!...  

     

     Только заканчиваю общаться с глюком, как дверь открывается, и внутрь маяка заходит какой-то лохматый старпёр с карабином.

     — Уже очнулась. Клёво, — говорит он, закрывая за собой дверь.

     — Ты ещё кто? — ворчу я.

     — Много кто. Конкретно в данный момент я твой доктор. — Старик достаёт из кармана пакетик с каким-то белым порошком. — Самое время принимать, лекарство, детка.

     — Что это за дрянь?

     — Понятия не имею. Твой приятель не уточнил.

     — С какого перепугу я должна что-то нюхать, если даже ты не знаешь что это такое? — задаю вполне резонный вопрос.

     Старик хмурится, вешает карабин, и подходит ближе.

     — Поменьше умничай, детка. А то вылетишь отсюда со скоростью пули.

     Ах ты старый козёл! Я знаю тебя меньше минуты, а уже мечтаю выпустить тебе кишки. Увы, в таком состоянии я даже котёнка поколотить не смогу. И судя по нахальному взгляду, старый козёл это понимает, потому и ведёт себя так нагло. Хотя откуда мне знать? Возможно он так ведёт себя всегда и со всеми.

     — Что с пси... Диланом? — меняю тему.

     — Нормально всё с ним. Пока порошок добывал, немного перед вояками засветился, и решил отсидеться в укромном месте, пока всё не уляжется. А мне поручил проследить, чтобы ты приняла лекарство.

     Рассказ старого козла звучит сомнительно, но я почему-то сразу верю во всё сказанное. Видимо болезнь всё же добралась до моего мозга.

     — Да не кисни ты так, малышка, — старый выродок, хлопает меня по плечу. — Увидишься ты с ним скоро. Если повезёт. А повезёт тебе, если ты ответишь на парочку моих вопросов.

     — Чего? — напрягаюсь я.

     — Не волнуйся, ничего серьёзного. Просто расскажи мне немного о его мамаше.

     — Что именно?

     — Для начала назови её имя.

     Вопрос вроде бы безобидный. Напрягаю котелок, и пытаюсь вспомнить как же зовут ту бабу. Удаётся мне это не сразу.

     — Кажется Элла. Или Эмма, — отвечаю после двухминутной паузы.

     — Как она выглядит?

     — Неплохо выглядит. Особенно для своих лет.

     — А сколько ей лет?

     — Чуть за сорок. Средний рост. Нормальная фигурка, роскошные сиськи. Длинные рыжие волосы.

     — Как называется город, в котором она живёт?

     — Никак не называется.

     — В смысле?

     — На корабле она живёт. Названия не помню.

     На этом поток вопросов иссякает. Старый пердун с задумчивым видом почёсывает затылок, а я запоздало обзываю себя дурой. Могла бы наплести всякой ерунды, а не рассказывать всю правду! Всё равно сейчас этот козёл не смог бы ничего проверить.

     Внезапно старик резко оборачивается, и подбегает к окну.

     — Вот и припёрлись! — проворчал он.

     — Кто?

     — Лежи тихо и молчи! Говорить буду только я, а ты даже не встревай, иначе будет плохо и мне, и тебе, и твоему дружку!

     Пробормотав это, старый выродок быстро стягивает грязные сапоги, и закидывает их под койку. Не успеваю ничего уточнить, как в здание врываются военные. Открыв дверь с ноги, внутрь забежало четверо автоматчиков. Светя подствольными фонариками, двое из них взяли на прицеле старика. Остальные принялись всё осматривать. Старый козёл молча стоял перед армейцами с поднятыми руками, пока в здание не зашёл какой-то хрен в фуражке. Он разрешает старику опустить руки. Тем двоим, что светили фонариками во все стороны, офицер приказал осмотреть верхний этаж. После этого он приблизился к кровати. Я посчитала нужным прикрыть глаза, и не издавать ни звука.

     — Кто это? — спросил придурок в фуражке хриплым голосом.

     — Случайная знакомая. Ошивалась вокруг маяка. Одна. Откуда пришла не знаю.

     — Что с ней?

     — Болеет. То ли простудилась, то ли траванулась чем-то.

     Вояка начинает лапать мой лоб своей мозолистой лапой. С трудом удерживаюсь, чтобы не вцепиться в неё зубами. Начинаю покашливать, и вояка отскакивает от меня как от прокажённой. И его легко понять. Зеркала под рукой у меня нет, но и без него понимаю, что со стороны я сейчас выгляжу не слишком привлекательно. Бледная почти как троглодит, вся потная, а возможно и заразная. От такой лучше держаться как можно дальше, а не лапать. Кто знает к чему это может привести?

     — Как давно она в таком состоянии? — спрашивает вояка, отойдя от кровати.

     — Пару часов. Сначала вся металась и стонала, а потом стало чуть лучше, — отвечает старик.

     — И ты всё это время за ней присматривал?

     — Конечно. Больше ведь некому.

     По лестнице спускаются двое солдат, и сообщают придурку в фуражке, что наверху никого нет. Вояка уточняет, не замечал ли хозяин маяка кого-нибудь ещё, кроме меня, но старый пердун говорит, что больше никого не видел, и вообще последние часы ему было не до того. В итоге вояки сваливают с пустыми руками. Закрыв за ними дверь, старый козёл вздыхает с облегчением, и поворачивается лицом ко мне.

     — Ну что, малышка, давай что ли ноздри разминай, готовься расширить границы сознания и с разбегу на радугу запрыгнуть! — говорит лохматый засранец, и бросает мне пакет с порошком.

     — Чего-чего? — не поняла я.

     — Ничего. Есть у меня подозрение, что порошок не простой, а с сюрпризом. Так что будь готова к тому, что после его принятия тебя накроет не по-детски! — поясняет старый пердун.

     ДИЛАН

     После прощания с Беном бреду на морской берег. Не дойдя до пляжа буквально ста метров, слышу какой-то шум вдалеке, оборачиваюсь, и замечаю машину с включёнными фарами, едущую от Эфиса в сторону маяка. Похоже Дженер не зря решил перестраховаться. Армейцы обыщут маяк, но ничего интересного отыскать не смогут. Вряд ли у них появится желание тащить больную чертовку в Эфис, рискуя собственным здоровьем. Откуда им знать, что это болезнь от наркотика, а не какое-то инфекционное заболевание? Вряд ли они будут так рисковать. Да и Дженера скорее всего забирать не станут. Даже если и захотят, хитрозадый старик сможет их заболтать. Главное чтобы он не забыл дать лекарство чертовке, пока она не начала вопить как резанная и дёргаться в конвульсиях.

     Добравшись до пляжа, бреду вдоль берега, пока не натыкаюсь на пещеру. По-хорошему, мне стоит просто зайти в неё, затаиться, и не привлекать внимания к своей персоне до самого утра. Вместо этого я решаю сначала посетить лагерь военных, и осмотреться.

     Заметив ряд палаток внутри, а также часовых, совершающих обход, ищу хорошую точку для наблюдения. Отыскать её оказывается не так просто, но всё же удаётся. Зайдя в воду почти по грудь, и спрятавшись за рифами, наблюдаю за армейцами с расстояния. Замечаю кучу джипов со стационарными пулемётами, а также нескольких снайперов. К счастью для фанатиков, миномётов и ракетных комплексов вояки не завезли, иначе с лёгкостью потопили бы «Эгиду» с берега. Сам этот отряд был нужен явно не для захвата или уничтожения корабля, а чтобы добить выживших, если те на лодках попытаются добраться до берега. Штурм на себя должна будет взять другая, более многочисленная и хорошо вооружённая группа. Если это не так, то значит я ничего не понимаю в военном деле, тактике и стратегии.

     Решив, что увидел достаточно, выбираюсь из воды, и бреду обратно. На подходе к пещере останавливаюсь, заметив кое-что странное. Наклонившись, замечаю на песке множество следов. И все они ведут к пещере. Поняв, что моё место для ночлега скорее всего уже занял кто-то другой, достаю автомат, и заменяю подствольный гранатомёт на фонарь. Будь у меня под рукой светошумовая граната или дымовая шашка, закинул бы её перед собой, но поскольку ничего подобного у меня нет, иду проверять пещеру сам. Прижавшись спиной к холодной стене, и сделав несколько глубоких вдохов, совершаю резкий кувырок. Закатившись в пещеру, и встав на одно колено, включаю фонарь, и начинаю быстро осматриваться. Услышав где-то справа щелчок затвора, резко поворачиваюсь в сторону, и свет фонаря падает на чумазого мальчишку, державшего меня на прицеле. Ослеплённый ребёнок прикрывает глаза, а рука, в которой он держит пистолет, начинает дрожать. Как листья на ветру дрожат и другие мальчишки, прижавшиеся к стене за спиной своего «защитника».

     — Твою же мать! — ворчу я, опуская оружие.