— Эй, Ч. Д., это те самые места, что «просто фантастические, откуда практически можно увидеть арену»?! Вот так, да? Это ту, что имеет размер книги в мягкой обложке?

     Ч. Д. ухмыльнулся в ответ, не тронутый моим поддразниванием:

     — Черт, Джейк. По крайней мере, ты — здесь, в Мэдисон Сквер Гарден, готовясь слушать свою любимую группу, вместо того чтобы сидеть дома и смотреть по телевизору гонки, или как там, черт побери, вы, реднеки, привыкли проводить жаркий вечер пятницы в августе.

     Я улыбнулся ему в ответ. Я был из Патерсона, штат Нью-Джерси, то есть не совсем реднек, но для Ч. Д., родившегося и выросшего на Верхнем Ист-Сайде Манхэттена, любой к западу или югу от моста Джорджа Вашингтона был безнадежным простаком: реднеком, оки или каким-либо другим видом провинциала.

     — Кроме того, — продолжил он, — посмотри на этот бинокль. Моя последняя игрушка. Он невероятен — когда выйдет группа, ты сможешь сосчитать прыщи на подбородке Энтони Кидиса. Ну, я думаю, за исключением того, что он слишком стар, чтобы иметь прыщи.

     Мы сидели в предпоследнем ряду секции галерки, самые высокие места в Гардене поблизости от потолка. Это было чертовски далеко от арены, но кого это волновало? Ч. Д. был прав: я готовился провести вечер с Ред Хот Чили Пепперс, моей с Бет любимой группой в течение многих лет. Я просто хотел, чтобы она была рядом с нами.

     Мы выпили пару бутылок пива и почти прослушали разогревающую, совершенно посредственную джем-группу под названием Героин Мэтресс или что-то в этом роде. Затем, когда зажегся свет, и техники начали настраиваться на Чили Пепперс, он передал бинокль мне.

     — Вот, взгляни. Даже с такого расстояния можно отличить горячих девушек от фанаток.

     Взяв бинокль, я смутно удивился:

     — Ты имеешь в виду, что на самом деле можешь указать разницу?

     Я осмотрелся, глянув в роскошные кабинки на другой стороне Гарден, затем на лучшие места на полу. Ч. Д. был прав — бинокль был невероятным. Можно было ясно видеть отдельные лица, даже следить за мимикой людей, когда они смеялись и разговаривали.

     Я вернул ему бинокль и пошел принести нам еще пива. Когда я вернулся, он жестом показал мне:

     — Зацени, Джейк. В ВИП-местах в самом низу, в пятом ряду, прямо по центру прохода. Там — блондинка в белом платье, очень похожая на Бет.

     Я поднес окуляры к глазам, сфокусировал их и уделил время поиску лица, которое он имел в виду. И тут мое сердце остановилось.

     Я положил бинокль, сделал глубокий вдох, затем снова посмотрел. Это не могла быть она! Но посмотрев вниз, я понял, что это она.

     Ее волосы были распущены и спадали на плечи одного из ее самых красивых белых платьев — того, которое я хорошо помнил с последней вечеринки в канун Нового года, на которой она его носила. Ее лицо покраснело от удовольствия и волнения, и она счастливо болтала с высоким мужчиной лет сорока, стоявшим рядом с ней.

     Это был Бартон Хантингтон, «этот мудак», — подумал я про себя. В то время как я продолжал смотреть, мой мозг все еще не верил тому, что я видел, он обнимал Бет за талию и нежно прижимал к себе. Она вовсе не собиралась отстраняться, наклонилась к нему и позволила своей голове на мгновение упасть на его плечо. Он опустил руку на ее задницу и сжал ее.

     Я повернулся и вернул бинокль Ч. Д. Должно быть, я выглядел как смерть.

     — Ч. Д., — сказал я, — это Бет.

     Он озадаченно посмотрел на меня.

     — Но ты же сказал, что сегодня вечером она работает допоздна?

     — Я знаю, — тихо сказал я. — Это она мне так сказала.

     ***

     Звонок в моем офисе раздался около четырех часов вечера. Бет тепло поприветствовала меня, а затем сказала с искренним сожалением в голосе:

     — Мне очень жаль, детка. Наша группа просто ДОЛЖНА выслать это предложение в Токио сегодня вечером — ты знаешь о сделке на два миллиарда долларов, о которой я тебе говорила. И похоже, что Бартон будет держать всех нас здесь по крайней мере до одиннадцати.

     Я попытался скрыть разочарование в своем голосе, когда ответил, что понимаю, что буду скучать по ней, что позже увижу ее дома. Разочарование было понятным — мне нравилось быть с женой, и хотелось, чтобы мы могли начать выходные вместе. Но она любила свою работу, и, разумеется, нередко ей приходилось задерживаться допоздна.

     Не более чем через двадцать минут, когда я задавался вопросом, чем заняться сегодня вечером, позвонил Ч. Д. и сказал, что достал два билета на Чили Пепперс через друга в отделе продаж в Блумингдейле, где тот работал закупщиком.

     — Ты свободен сегодня вечером, или обременен благоверной?

     Я засмеялся. Я знал, что Ч. Д. без ума от Бет, но это не мешает ему дразнить меня за то, что я — муж-подкаблучник, каковым я вовсе не был. Ему просто нравилось втирать мне в уши, каким счастливым, неженатым нью-йоркским геем был он, и скольких замечательных парней он встретил.

     — На самом деле, сегодня вечером Бет застряла в офисе, и я бы с удовольствием пошел.

     Мы договорились встретиться в Гарден, и я отключился. Я был слишком возбужден, даже чтобы поддразнить его из-за того, что он даже не смог найти себе бойфренда, чтобы взять того на концерт.

     Итак, сейчас 9:30 вечера, и мне стало интересно, что, черт возьми, делает Бет на концерте Чили Пепперс, одетая в свое красивое белое платье, в то время как ее лапает этот хуесос Хантингтон, в то время как она сказала мне, что они будут работать допоздна?

     Я вытащил свой мобильный телефон, чтобы позвонить ей, но внутри Гарден не было сигнала.

     — Уолдо, я должен спуститься вниз и увидеть ее. Это какая-то ерунда, она — со своим боссом, и он даже лапает ее своими чертовыми руками!

     В гневе и шоке я назвал Ч. Д. по прозвищу, которое он ненавидел. Его полное имя было Чарльз Дарвин Эмерсон — представьте, есть родители, которые делают такое с вами? Он был отдаленно связан с Ральфом Уолдо Эмерсоном, и некоторые из нас в Уортоне, где мы встретиись, время от времени дразнили его именем Уолдо. Но он ненавидел его, поэтому я попытался остановиться. Но сейчас оно просто выскользнуло.

     — Ладно, Джейк, позвони мне оттуда, когда узнаешь, что происходит. Ч. Д. выглядел так, словно ему было еще что сказать, но остановился, и я выскочил на лестницу.

     Спуститься вниз было легко; попасть в первые ряды в Гарден было невозможно, из-за всех этих парней из службы безопасности в ярких, светло-зеленых рубашках, ни один из которых не меньше метра девяносто три и ста килограмм. Я купил два больших сорта пива, чтобы мои руки были заняты, на случай, если они попросят посмотреть мой билет, и уверенно прошел по центральному проходу к тому месту, где были Бет и Хантингтон.

     Еще до того как я прошел десять шагов, мой путь был заблокирован парнем, который должен был быть двоюродным братом Шака.

     — Билет, сэр?

     Я сделал жест своими руками, занятыми пивом.

     — В кармане.

     Он подошел ближе.

     — Извините, сэр, я должен взглянуть.

     Я мгновение подумал. Почему бы не попробовать честность?

     — Послушай, на самом деле я сижу наверху, и только что видел мою жену с ее боссом в пятом ряду. Он держал свои чертовы руки на ее заднице — я просто ДОЛЖЕН туда попасть!

     Он хладнокровно смотрел на меня, даже не задавая вопросом, есть ли в моих словах какая-то правда.

     — Хреново тебе, — сказал он с сочувствием, но, ублюдок, не пустил меня. Я отступил и попробовал два других подхода, но не приблизился ближе, чем примерно на пятнадцать метров. Бросив пиво, я нашел пустой стул, чтобы встать на него, и мне удалось сделать несколько быстрых снимков на мобильный телефон. Снимки были не очень хорошими, но показали Бет с Хантингтоном, и на паре из них они явно были чересчур дружелюбны. Мгновение спустя свет потускнел, и уровень шума поднялся до небес, когда Чили Пепперс вышли на свое шоу.

     Я был слишком потрясен и слишком взбешен, чтобы вернуться наверх к Ч. Д., поэтому просто стоял сбоку нижних рядов Гарден в течение следующих ...

  полутора часов. Никогда в жизни у меня не было лучшей позиции для рок-концерта, и я никогда не слышал так мало музыки. В моих мозгах оставалось место только для Бет и Хантингтона — для ее предательства, ее лжи мне, моей боли и ярости.

     Когда закончился последний бис, я посмотрел, к какому выходу они направятся. Затем побежал вниз по лестнице и сел в холле. Прежде чем идти домой и собирать свои вещи, я хотел взглянуть прямо в лицо Бет одновременно с несколькими непечатными словами. Я был зол и опустошен, но решил сделать холодное, собранное лицо.

     Но мои планы полностью пошли в зад. Группа девочек-подростков заметила Мадонну и ее мужа в коридоре, закричала и побежала к ней. В мгновение ока произошла давка, и двести возбужденных кричащих фанаток отрезали меня от того места, куда к двери направлялись Бет и Хантингтон.

     Я судорожно крикнул во весь голос:

     — Бет! Бет, это я! — но они меня не услышали. В отчаянии я протолкался сквозь толпу на улицу. Они стояли на обочине, готовясь войти в открытую дверь большого белого лимузина, вне пределов слышимости.

     Я опять вытащил свой телефон и сделал четыре снимка, на которых он помогает ей сесть в лимузин, его рука фамильярно лежит на ее руке, а потом ласкает ее попу. Прежде чем я смог подобраться ближе, лимузин уже выехал на проезжую часть.

     Стоя, тяжело дыша на тротуаре, я набрал номер телефона Бет. После трех звонков я услышал ее голос.

     — Привет, детка! — Она звучала возбужденно и немного странно. Может быть, была пьяной?

     — Бет, это я! — крикнул я. — Я радом с Гарден. Что, черт возьми, ты делаешь?... — Где-то в середине моего вопроса я услышал звук отбоя.

     В ярости я опять позвонил. Гудок шел пять раз и перешел на голосовую почту. Ругаясь, я отключился, подождал тридцать секунд и попробовал в третий раз. На этот раз телефон сразу перешел на голосовую почту: она, блин, его выключила!

     Я стоял на тротуаре, в то время как тысячи людей выходили из Гарден, обтекая меня, и направлялись к тысячам разных мест. Меня трясло от ярости. У меня не было ни малейшего представления о том, почему Бет увлеклась этим мудаком, или даже о том, что в нашем браке была хоть какая-то проблема. Увидеть ее вместе с ним было самым неприятным шоком в моей жизни.

     Я понял, что должен позвонить Ч. Д., поэтому неохотно позвонил по его номеру. Я был сразу переведен на голосовую почту, поэтому просто сказал:

     — Это я. Я пытался встретиться с ними после концерта, но не смог пробиться сквозь толпу. Я видел, как они уезжают в лимузине этого члена. Я направляюсь домой, чтобы взять кое-что и уйти. Позвоню тебе завтра.

     Я повесил трубку, с опозданием осознав, что так и не поблагодарил его за билет. Но подумал, что он все поймет.

     ***

     Слишком кипя, чтобы сесть в метро или такси, я прошел весь путь до нашей квартиры на семьдесят седьмой, между Лексингтоном и третьей. Это небольшая двухкомнатная квартира, но в потрясающей части Верхнего Ист-Сайда, и имея одновременно мою зарплату бухгалтера в Чейни Магнусон и более впечатляющую — Бетти, в ее престижной международной инвестиционной фирме, мы могли себе это позволить — и еще оставалось достаточно для нечастых хороших ужинов в ресторане и редких отпусков.

     Всю дорогу домой я мучил себя, пытаясь понять, почему Бет позволила своему дурацкому боссу соблазнить себя. Это ДОЛЖНО было быть соблазнением, не так ли? Чем еще мог привлечь ее этот льстивый, лощеный, лицемерной нью-йоркский говнюк, получивший наследство?

     Но даже если Хантингтон сделал это, какого черта сделала она, влюбившись в него? Разве она не любила меня? Разве у нас не было потрясающего брака? Я, конечно, так и думал. И я знал еще одну вещь: не было... черт побери... способа, чтобы я стерпел от нее эту ерунду!

     Вернувшись домой, я нашел одежду Бет, которую в тот день она надевала на работу, поспешно брошенную на кровать. Должно быть, она вернулась домой, запрыгнула в белое платье и вылетела за дверь с Хантингтоном.

     Я потратил около двадцати минут, упаковывая чемодан с одеждой для работы на неделю, а также набор для бритья и пару фотографий моей семьи в рамке. Те, где мы с Бет — на нашей свадьбе, с друзьями в Центральном парке, с ее семьей на Рождество — я оставил стоять на книжном шкафу, хотя мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы просто не сбросить их на пол.

     Я проверил автоответчик — никаких звонков, ни от Бет, ни от кого-либо еще. Затем я позвонил в гостиницу Вандербильт ИМКА на восточной сорок седьмой улице и зарезервировал комнату на неделю. Однажды я там останавливался, когда приехал из Филадельфии на пару дней для собеседований на работу, и знал, что там было чисто, и она была самой дешевой из тех, что я мог найти в городе. Я сказал, что приеду очень поздно, и мне дали номер телефона ночного портье.

     Затем я выгрузил фотографии с мобильного телефона на наш компьютер и посмотрел. Некоторые из десяти были слишком далекие или слишком размытые, чтобы показать много, но шесть были довольно компрометирующими.

     Две были из Гарден и четыре, когда они входили в лимузин. И каждая из них демонстрировала определенную интимность, которая была совершенно неправильной для счастливой замужней женщины и ее босса, который был помолвлен со всемирно известной моделью. Худшей была фотография, на которой он явно обхватил ее задницу одной рукой, а она в ответ улыбалась ему через плечо.

     Я распечатал по две копии каждой из шести фотографий, положив один комплект в свой чемодан, а остальные разложил на дубовом столе на нашей кухне. Поперхнись ими, сука!

     Был один последний штрих: автоответчик. Я стер приветствие и записал сообщение, в котором говорилось: «Это квартира Бет Давенпорт. Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала. Джейк Карвалью здесь больше не живет; вы можете связаться с ним по его мобильному телефону», и оставил свой номер. Затем направился к двери.

     Когда я добрался до улицы, то проверил свой телефон на время: 00: 40. Я планировал просто покинуть центр города по направлению к ИМКА, но ночь была теплой. Внезапно для себя, я перешел улицу и сел на ступеньки из коричневого камня, с которых было хорошо видно наше здание. Я не знал, как долго буду там сидеть, но мне было любопытно посмотреть, когда Бет вернется домой. Или она останется с этим сукиным сыном на ВСЮ НОЧЬ?

     Когда моя ярость немного утихла, я начал задумываться о себе и Бет. Я думал и думал, но ничего не мог придумать, чтобы объяснить, не было никаких признаков того, что между нами были проблемы или у нее было какое-то влечение к ее боссу.

     ***

     Мы с Бет жили в Нью-Йорке три года — самые счастливые годы в моей жизни. Мы поженились летом, после того как я окончил колледж Уортона в Пенне. Бет закончила его год назад, но осталась на пятом курсе, чтобы получить степень магистра по международному банковскому делу и оставаться со мной.

     Как все утверждали, мы не подходили друг другу, хотя нам так не казалось. Бет была из аристократии Филадельфии — Элизабет Маршалл Давенпорт, из Давенпортов Нижнего Мериона, на скучной Мэйн Лейн. Ее семья часто шутила, что их предки приехали в Массачусетс, чтобы поприветствовать пилигримов, когда те высадились там в 1620 году. Бет была официальной дочерью американской революции, как и ее мать и обе бабушки. Ее отец Уолтер был главным операционным директором Меллон Банка, и семья имела столько же денег, сколько составляет ВВП Коста-Рики.

     Я был Хоакимом Франсиско Карвалью, старшим сыном португальской пары иммигрантов первого поколения. Мои мама и папа воспитывали меня в Патерсоне, штат Нью-Джерси, где он работал мастером по ремонту обуви, а она работала в химчистке. У нашей семьи было достаточно денег, чтобы владеть небольшим домом с двумя спальнями (я жил в одной комнате с моим братом Хайме) и побитым Фордом Таурус, на котором накатали около 220 000 миль.

     Я был на год старше Бет, но в Уортон мы поступили одновременно. Даже со стипендией, которую мне предложили, ...   мне пришлось взять годичный отпуск после школы, чтобы заработать немного денег. Я помогал своему дяде в столярном деле для компании, занимающейся строительством домов, а по вечерам доставлял пиццу по всему Хоторну и Фэйр Лаун. После этого года я некоторое время не мог даже СМОТРЕТЬ на пиццу, не говоря уже о том, чтобы ее есть, но зато скопил более 35 000 долларов, чтобы заплатить за колледж.

     Бет была не только красивой, умной и забавной, она была самой независимой женщиной, которую я когда-либо встречал. Я узнал это в первый же раз, когда увидел ее. Мы оба направились в Хантсман Холл, у которого на входе — две двери подряд. Я увидел действительно симпатичную девушку, которая шла в нескольких шагах от меня, и побежал вперед, чтобы открыть ей дверь.

     — Спасибо, — сказала она, одарив меня понимающей улыбкой. Будучи красивой, я думаю, она привыкла к таким вещам. Затем она быстро подошла к внутренней двери и открыла ее для меня!

     Все, что я мог сделать, это рассмеяться и сказать «спасибо» в ответ, проходя вперед нее. Прежде чем я успел сказать еще что-нибудь, она отвернулась, все еще улыбаясь, и направилась по коридору.

     Две недели спустя она прибежала к самому началу нашей большой лекции по финансам, и единственное свободное место оказалось рядом со мной. На этот раз у меня был академический час, чтобы подумать, что сказать, и на прослушивание лекции я не потратил ни минуты.

     Когда профессор закончил, и мы собрали наши тетради, я улыбнулся ей и сказал:

     — Если вы откроете мне дверь, я куплю вам чашку кофе.

     Мгновение она просто смотрела на меня с покерным лицом, и я подумал, что все испортил. Затем она улыбнулась и сказала:

     — Хорошо, сделка. Но я покупаю маффин — и вы сможете придержать дверь для меня, когда мы закончим.

     Мы встречались на свиданиях весь первый курс, и к маю я понял, что все серьезно, по крайней мере, для меня. В старшей школе у меня была пара подружек, и я даже думал, что в одну из них влюблен, но то, что я чувствовал к Бет, было намного выше того, что чувствовал в тех отношениях. Я дорожил всем касательно нее. Заниматься с ней любовью было замечательно, как я обнаружил, после того как мы встречались уже пару месяцев.

     Но и просто держать ее за руку, идя по Спрус-стрит, или сидеть за столом и слушать, как она рассказывает мне о Робинзоне Крузо, лабрадорском ретривере ее семьи, который однажды почти поймал белку. Или делая уроки, сидя рядом в библиотеке Ван Пелта, украдкой наблюдая поверх книги, как она хмурится и сосредоточенно покусывает губу.

     Мне пришлось взять год академки, чтобы вернуться в Патерсон и заработать еще немного денег для колледжа, и я боялся, что это может быть концом отношений. Мы с Бет долго разговаривали, и я сказал, что не думаю, что было бы справедливым просить ее оставаться мне верной. К моему удивлению, она заплакала.

     — Уже слишком поздно, Джейк. Если ты хотел избавиться от меня, ты слишком долго ждал. Я тебя люблю!

     Это привело к обнадеживающим объятиям, поцелуям и долгому сеансу в постели в моей комнате в общежитии. (К счастью, у моего соседа по комнате была своя подруга — и поскольку у той была целая комната, он проводил там большую часть своих ночей.)

     И пока я был дома, занимался строительством и доставкой пиццы, мы постоянно разговаривали по телефону, виделись друг с другом каждые пару месяцев и каким-то образом смогли пережить очень тяжелый год.

     После этого мы с Бет всегда были вместе. На ее старшем курсе мы жили в одной квартире на южной сорок второй улице — не без удивления для родителей с обеих сторон — и знали, что после колледжа поженимся.

     Свадьба была чем-то! Родители Бет делали все с большим размахом, просто для того, чтобы поразить всех своих соседей по Мэйн Лейн. Было двести пятьдесят гостей, невероятно вкусная еда, восемь подружек невесты и жениха, камерная группа из Филадельфийского оркестра — вы понимаете? Плюс целые выходные предсвадебных обедов, пикников, вечеринок у бассейна...

     Для моих родителей, которые за пределами Нью-Джерси были только три раза в жизни, это было довольно пугающим. Но у них уже была возможность пообщаться с Бет, и они полюбили ее. Более того, она также обожала их обоих, и я никогда в жизни так не гордился ею, как наблюдая, когда она в течение свадебных выходных изо всех сил старалась, чтобы мои мама и папа чувствовали себя комфортно.

     Она познакомила их со всеми своими любимыми тетями и дядями, с гордостью рассказывала всем о них и просто заставляла их чувствовать себя настолько важными, насколько могла. Я никогда не чувствовал себя более уверенным, что женился на идеальной женщине!

     У меня были дополнительные доказательства независимости Бет, когда мы переехали в Нью-Йорк. Она получила работу в Ferris& Roberts, огромной инвестиционной фирме с офисами по всему миру. В своем резюме и во всех своих интервью она полностью скрывала, что была дочерью Уолтера Давенпорта из Меллон Банка.

     Напротив, когда потенциальные работодатели спросили ее об этом, она ответила: «Да что вы, мы приходимся друг другу дальними родственниками», — легким тоном, который предполагал, что она едва его знает. Она была полна решимости устроиться на работу за собственные заслуги, а не потому, что кто-то пытается подлизаться к ее отцу.

     Она работала в международном отделе Ferris& Roberts, одной из примерно двадцати пяти сотрудников, которые подчинялись Бартону Хантингтону, руководителю подразделения «Дальний Восток». Имея опыт работы в международных финансах (и даже немного в японских), она идеально подходила, и ей нравилась ее работа: деньги, азарт, люди, быстрый темп. Она также подружилась с Дианой Маккензи, которая была вторым человеком в том же подразделении. Диана работала там почти десять лет и была рада показать Бет все тонкости.

     Моя работа в Чейни Магнусон была не такой авторитетной, но это был тот вид бухгалтерского учета, которому я учился, и уже достаточно продвинулся, чтобы зарабатывать в пять-десять раз больше, чем мой старик на ремонте туфель, так что считал себя чертовским счастливчиком.

     Но когда дело дошло до поиска квартиры, моя невеста из трастового фонда настояла, чтобы мы жили там, где могли оплачивать сами. Она не собиралась тратить миллионы своего отца, хотя тот был бы рад выложить несколько из них на пентхаус в Централ Парк Вест.

     Я чувствовал то же самое, и на самом деле даже опасался, что будем об этом спорить. Я не хотел зависеть от ее родителей и чувствовал, что мы должны жить самостоятельно, как любая другая молодая пара. Но, к моему счастливому удивлению, Бет была еще более непреклонна, чем я; Я слышал, как она пару раз строго выговаривала папе по телефону, давая понять, что не возьмет его денег.

     — Прости, папочка, — но это то, что мы Джейком можем сделать сами, что-то, что мы ХОТИМ, что-то, что мы собираемся сделать. — Он сдался не легко и не быстро, но никто из нас не передумал, только не когда Бет была в чем-то уверена!

     Ее независимость и решимость быть самостоятельной проявились и в малом. Однажды я забрел на кухню и обнаружил, что она неустойчиво стоит на шатком стуле, пытаясь достать какую-то посуду с самого верха шкафа. (Бет ростом всего метр пятьдесят семь.)

     — Почему ты не позвала меня, дорогая? Здесь я могу помочь. (Я — метр восемьдесят пять.)

     — Даже не мечтай, Джейк! Я уже здесь, и могу сама все достать!

     Я начал говорить, что буду рад помочь, но ее взгляд остановил меня. Вместо этого я с ужасом смотрел, ожидая, чтобы подскочить и поймать ее, если она упадет. Конечно, она не упала, и когда снова встала на пол, то слегка самодовольно улыбнулась мне.

     — Я знаю, ты любишь делать что-то для меня, дорогуша, но я действительно МОГУ справляться с ужасными делами в одиночку, даже если я — всего лишь креветка (коротышка)!

     — Да, — сказал я, — самая острая креветка, которую я когда-либо ел! Она показала мне язык.

     ***

     Сидя на ступеньке из коричневого камня ...   теплым вечером, я не мог найти ни в Бет, ни в нашем браке ничего, что могло бы объяснить то, что я наблюдал на концерте. Мы оба были довольны нашей работой, нашей жизнью и (насколько я знал) друг другом.

     Бет время от времени говорила о Бартоне, но ничуть не больше, чем о люди обычно говорят о своем боссе. Иногда она восхищалась его мягкостью и легкостью общения с людьми; в других случаях высмеивала его акцент верхушки общества или то, как он очаровывал богатых старых леди-клиенток. Она думала, что он был слегка фальшивым, но хорошо управлял офисом и справедливо относился к своим сотрудникам, и она это ценила.

     У него также была красивая и широко известная невеста, менекенщица Елена Рязоновская. Так что мне не приходило в голову рассматривать его как угрозу.

     В конце марта, примерно четыре месяца назад, был один странный субботний день. Накануне я ходил с Ч. Д. на игру Никс, потому что Бет пришлось пойти на большую корпоративную вечеринку, а супругов не пригласили. После нескольких бутылок пива с Ч. Д. я вернулся домой поздно вечером, и Бет уже спала.

     На следующий день она спала до часу дня, вышла, чтобы принять душ, и в конце концов, появилась в своем белом махровом халате и вскарабкалась ко мне на колени, вжимаясь в меня как можно сильнее.

     Она выглядела обеспокоенной.

     — Ты любишь меня, верно? Ты действительно любишь меня?

     — Ни капельки. На самом деле, я просто собирался тебя бросить. А что?

     Она проигнорировала мой отстойный юмор и сказала:

     — Да так, ничего. Кое-что глупое на работе, мне нужно выяснить. Я просто хотела убедиться, что ты все еще любишь меня, Джейк.

     Я серьезно посмотрел ей в глаза и сказал:

     — Больше, чем когда-либо, Бет. Больше, чем ты могла бы представить.

     После паузы я добавил:

     — Так в чем проблема? Почему ты мне об этом не скажешь?

     Она вздохнула.

     — Нет, пока нет. Думаю, мне нужно решить ее самостоятельно.

     — Ладно, мисс Независимость, но разве я не могу быть для тебя отличным наперсником?

     Она поцеловала меня и сказала:

     — Спасибо, дорогой. Мне нужно сначала пережевать это, и когда буду готова, я поговорю с тобой, хорошо?

     Я знал, что из нее ничего не вытащишь, поэтому позволил этому уйти. Бет еще в течение нескольких дней казалась тихой, но к среде или четвергу вернулась к своей обычной веселой манере, поэтому я не удосужился внвь спросить ее, в чем заключалась проблема или как она ее решила.

     Теперь, сидя в темноте в, как показывал мой мобильный телефон, почти три часа ночи, я подумал, что та суббота была подсказкой, которую я должен был в то время лучше понять. Потому что она была единственной, о которой я мог подумать, что та могла хотя бы начать объяснять, как любовь всей моей жизни могла публично позволить лапать себя другому мужчине — своему боссу! И как она могла уехать с ним в его лимузине, по-видимому, трахаться всю ночь напролет в его шикарной квартире.

     Я был сбит с толку и невероятно ранен. А потом вдруг потерял терпение. Бет не пришла домой, и мне теперь наплевать, когда она вернется и с кем. Она могла появиться в десять часов утра вместе со всей линией нападения «нью-йоркских гигантов», и мне было насрать!

     Я проверил свой мобильный телефон: 3: 16 утра. Я схватил свой чемодан и пошел по семьдесят седьмой к Лексингтон, где попытаюсь найти такси до ИМКА.

     Как только добрался до угла, я обернулся, чтобы бросить прощальный взгляд на наш жилой дом. К нему только что подъехало такси, из которого вышли два человека, один из них — в белом платье. Это должна была быть Бет. Я не смог увидеть, кем был другой человек, или даже был ли он мужчиной или женщиной.

     Я испытал короткое желание вернуться, чтобы рассмотреть поближе, но они скроются внутри здания, прежде чем я подойду достаточно близко.

     «Насрать», — сказал я себе и повернул к Лексингтон-авеню.

     ***

     Следующую неделю я провел, как можно было ожидать, злым, обиженным, растерянным и решившим не разговаривать с Бет или кем-то, кто ее знал. Я почти это сделал — продержался до вечера четверга.

     Я держал свой мобильный телефон выключенным, включая пару раз в день, чтобы принять сообщения. Первое от Бет пришло только в субботу в 15: 00. Ее голос был полон паники, но я не слушал больше первых пары слов. Днем от нее были еще шесть, и я все их удалил, не слушая. Было также сообщение от Ч. Д. с запросом новостей.

     В тот вечер я встретил его за сэндвичем и все рассказал. Он знал Бет почти столько же, сколько и я — мы все дружили с Уортона — и был совершенно ошеломлен.

     — Это ТАК не похоже на нее, чувак! Я знаю, что мы оба видели ее, поэтому не могу сказать, что этого не было, но это не имеет никакого смысла!

     — Я пришел к такому же выводу. Скажи мне: ты видел какие-либо признаки проблем между нами? Признаки скуки со стороны Бет или гнева? Могло ли ее что-нибудь разозлить, что я сделал неосознанно?

     — Ничего, клянусь. Вы, ребята, такие милые, что у меня иногда мурашки по коже, — ухмыльнулся он и внезапно остановился.

     — Прости, Джейк, — серьезно сказал он. — Плохое время для шуток.

     — Все в порядке, теперь ты — мой единственный хороший друг, и я должен смириться с тобой, — улыбнулся я ему. Мы были старыми друзьями, и я полностью ему доверял. Так же как доверял Бет еще примерно двадцать четыре часа назад. Эта мысль заставила мое лицо сжаться в злой гримасе.

     Воскресенье я проводил, гуляя, сидя в парке и думая. Но ничего не добился. Я понятия не имел, как мой чудесный брак мог испортиться так быстро, что я ничего об этом не знал.

     Бет звонила еще двадцать один раз — она оставила восемь сообщений, которые я все удалил. Я просто не хотел ее слышать, что бы это ни было. Еще нет.

     Когда наступил понедельник, я решил попросить Эйлин, регистратора в Чейни Магнусон, насчет звонков. Я приехал очень рано и заперся в своем кабинете за закрытой дверью до прибытия Эйлин.

     В 9: 15 я позвонил ей.

     — Эйлин, слушай, это Джейк, и мне нужно попросить тебя об одолжении. Я не хочу говорить с Бет на этой неделе, но почти уверен, что она будет звонить. Я буду приезжать рано, а уезжать поздно, так что ты можешь честно говорить, что меня не видела. Если она позвонит мне, ты можешь перевести звонок — я увижу на своем телефоне, что это ты, и просто не возьму трубку. Если позвонит кто-то еще, и мне нужно будет ответить, просто позвони мне со своего внутреннего номера, и я приму звонок, хорошо?

     — Конечно, Джейк, я все сделаю. — Эйлин была жизнерадостной, компетентной женщиной за сорок, разведенной с двумя сыновьями-подростками. Она все поняла. — Проблемы дома? Мне жаль это слышать.

     — Спасибо, Эйлин. Я не ожидал, что это произойдет, но... это жизнь, полагаю.

     — Держись там, детка. Надеюсь, скоро станет лучше.

     До среды Бет звонила, должно быть, полсотни раз, оставляя сообщения на моей прямой линии или используя основной номер, чтобы поговорить с Эйлин. Я удалял ее сообщения, хотя во вторник днем прослушал из праздного любопытства. Ее плач и паника исчезли, но она звучала очень испуганно:

     «Пожалуйста, дорогой, перезвони мне. Это не то, что ты должен подумать, я была не в себе. ПОЖАЛУЙСТА, дай мне поговорить с тобой...»

     Прослушав досюда, я удалил — этого было достаточно.

     Я просто сцепил зубы и много работал, пару раз разговаривал с Ч. Д. и кипел. Вначале я так злился, что не мог сконцентрироваться, в другой момент обиделся, а потом просто растерялся. Но всегда был полон решимости. То, что сделала Бет, убило наш брак, и я не собирался играть с этим в игры. Пусть она страдает в течение недели или около! Потом я вернусь в квартиру и скажу ей, что все кончено.

     Мои планы изменились, когда в четверг днем мне позвонила Мэдлин Розички. Вместе с Ч. Д. Мэдлин была частью большой бригады выпускников Уортона, которая переехала в Нью-Йорк на работу. Мы с Бет хорошо знали ее во время учебы — она всегда была немного более дикой,...   чем мы, этакой тусовщицей. Но это не помешало ей получить высшее образование, будучи в двух лучших процентах нашей группы, и теперь она была близка к партнерству с одной из крупнейших фирм Уолл-стрит.

     — Джейк, слава Богу, я до тебя добралась — это Мэдлин.

     — Привет, Мэд, что произошло?

     — Мне нужно увидеться с тобой сегодня вечером — это срочно. Можем ли мы выпить после работы?

     — Конечно, я...

     — Хорошо, встретимся в Соррентино в 18: 30. И она повесила трубку.

     Я подумал, что это, вероятно, из-за Бет — без сомнения, Мэдлин послали в качестве эмиссара, чтобы доставить какое-нибудь ерундовое сообщение с извинениями, поскольку я не отвечал на звонки своей жены. Но оказалось, что я полностью ошибся.

     Напитки едва донесли до стола, когда Мэдлин наклонилась вперед и пристально посмотрела на меня:

     — Джейк, послушай, прошлым вечером в пятницу я виделась с Бет, и она не трахалась со своим боссом. Позволь рассказать тебе всю историю, хорошо? Не перебивай меня. Когда закончу, ты сможешь спросить, все что хочешь.

     Я не мог не улыбнуться слегка ее напору. Мэдлин всегда была такой.

     — Хорошо, Мэд, я выслушаю.

     — В ту ночь я ходила по клубам, — коротко улыбнулась она мне, — и уже выходила из Чеджуны, когда заметила, что впереди меня идет Бет. Было без пяти минут три. Она была с Бартоном Хантингтоном — я сразу узнала его по всем тем фотографиям, что видела о нем с его девушкой-супермоделью. Он обнял Бет и, казалось, провожал ее к большому белому лимузину.

     — Я крикнула: «Бет!» и подбежала к ней. Она повернулась, оттолкнув руку Хантингтона, и чуть не упала. На ее лице была широкая глупая улыбка, и я сразу поняла, что она пьяная или накуренная. Она закричала: «Привет, Мэд!», Этим странным девчачьим голосом, и практически упала мне в объятия. Она слезливо обняла меня и сначала не отпускала. «Ты хорошо проводишь вечер? Мы ОТЛИЧНО проводим вечер, не так ли, Бартон?»

     — Её глаза едва могли фокусироваться, и я поняла, что это — не просто выпивка. Я видела Бет пьяной пару раз. Казалось, что она приняла экстази, и, вероятно, более одной дозы. И, может быть, немного алкоголя. Я повернулась, чтобы посмотреть на Хантингтона, а тот просто стоял там с разочарованной ухмылкой на лице, как будто кто-то выхватил конфету из его руки. Я повернулась к Бет и сказала: «Что ты здесь делаешь? Где Джейк?» А она смутилась и сказала: «Я не знаю, я не помню точно. Бартон, где Джейк?» Он даже не ответил ей, просто взял ее за руку и попытался оторвать от меня, сказав: «Давай же, Бет, пора идти».

     — Ну, я не собиралась позволять ей уходить с ЭТИМ дерьмом! Было очевидно, что происходит, поэтому я обняла ее и сказала: «Бет, ты НЕ идешь домой к нему! Я возьму нам такси». И посмотрела прямо на Хантингтона. Должно быть, мое лицо ясно дало понять, что от Бет он этой ночью не получит ничего. Он просто смотрел на меня, выглядя расстроенным и злым; затем повернулся на каблуках, забрался в лимузин и уехал.

     — Я повернулась к Бет и спросила: «Что ты с ним делала и почему ты без Джейка?» Она просто смотрела на меня как бы стеклянными глазами, пытаясь вспомнить. «Я знаю, что мы были на концерте Чили Пепперс... а потом Бартон взял меня в этот клуб, собираясь представить меня им! Но остального я не помню... Джейк тоже был там? Мне кажется, я его не видела... « Она была совсем не в себе, Джейк! Я остановила такси и отвезла ее обратно к тебе — она все время весело болтала о концерте. Я достала ключ из ее кошелька и потащила внутрь, проведя прямо в спальню. Я вытащила ее из одежды и уложила в постель, а она все болтала о том, каким милым был Джон Фрусчанте, и как Фли подписал, а для нее салфетку, та была в ее сумочке. Ты знаешь, что такое «экстази», и похоже, его было много!»

     — Наконец я заставила ее заткнуться, и через пару минут она крепко спала. Перед уходом я пошла на кухню выпить стакан воды и увидела те фотографии, которые, должно быть, оставил ты. Ты был на концерте в Гарден?

     Я кивнул:

     — Да, в последний момент у Ч. Д. оказались два билета. Я видел ее с Хантингтоном во время концерта, а потом пытался ее поймать, но толпа оттолкнула меня. Все, что я мог сделать, это сфотографировать их несколько раз на свой мобильный телефон. Затем я пытался ей позвонить, но она, блин, повесила трубку в ответ и выключила телефон!

     Мэдлин наклонилась ко мне, как всегда, пылко и взяла меня за руку:

     — Послушай, я — твой друг, и я — подруга Бет. Я люблю вас обоих, и не хочу, чтобы ваш брак был разрушен только потому, что парень, на которого она работает, — чертов хищник. Я не знаю всего, что случилось тем вечером, но могу сказать тебе, что Бет не трахала Бартона или кого-либо еще — ее трусики были чистыми и сухими, когда я снимала их с нее. И она ни в коем случае не была так уж сильно пьяна. Я бы поспорила на годовую зарплату, что Бартон что-то подсыпал в ее напиток или во что-то еще.

     Я откинулся назад, думая. Я знал, что Мэдлин была одной из подруг Бет, но не думал, что она зайдет так далеко, чтобы прикрывать ее, для чего придумать такую историю. И Бет действительно в выглядела Гарден пьяной; и я видел такси возле нашего дома в 3: 15 той ночью с женщиной в белом платье и кем-то еще.

     — Джейк, ты поговоришь с ней, пожалуйста? Она сходит с ума. Ты ЗНАЕШЬ, что она любит тебя, не так ли, большой идиот?

     Мои поднятые брови заставили ее улыбнуться, и она немного подобрела ко мне:

     — Должно быть, это было ужасно, но на самом деле это не то, что ты подумал, клянусь тебе. Теперь ты позвонишь ей? До того как она к черту сведет с ума МЕНЯ, тоже?

     Я засмеялся и сказал:

     — Хорошо, Мэд. Я бы не хотел, чтобы ты стала безумнее, чем твое имя. Я позвоню ей и скажу, что приду домой, чтобы поговорить.

     — Поговорить? Как насчет того, чтобы просто прийти домой?

     Я покачал головой:

     — К этому я еще не готов. Надеюсь, ты права, что этот говнюк не забрался в ее трусы. Похоже, не в прошлую пятницу, но у меня все еще есть очень много вопросов, на которые нужны ответы.

     — Джейк, поверь мне. Я знаю Бет почти восемь лет. Она любит тебя так сильно, как никто, кого я знаю, не может любить. Она не изменяла тебе.

     — Надеюсь, ты права, Мэд, я правда надеюсь. И я пойду к ней. Но...

     Она улыбнулась.

     — Но у тебя все еще есть некоторые сомнения, поняла. Просто позволь ей все объяснить, хорошо?

     — Ладно-ладно, я сдаюсь. — Я поднял руки в ложной капитуляции. — А сейчас мы можем пойти поужинать?

     ***

     Из-за извращенности или остатка моего гнева я позвонил Бет не сразу. Я ждал до полудня пятницы и оставил в квартире голосовое сообщение о том, что приду в субботу в полдень, чтобы поговорить. Это дало мне еще один день, чтобы подумать об истории Мэдлин, обдумать все и попытаться выяснить, что я чувствую по этому поводу.

     В конце концов, я понял, что понятия не имею, как я себя чувствую. Было еще слишком много вопросов без ответов.

     Когда в субботу я пришел в квартиру, Бет хватило здравого смысла не пытаться броситься в мои объятия. Она ждала в прихожей, когда я закрыл за собой дверь, выглядя нервной и великолепной. Она причесалась, накрасилась, надела шорты и повседневную футболку, которая мне очень понравилась — там написано «Рим» и на ней — четыре изображения Колизея разных цветов. Я купил ее для нее во время нашего медового месяца в Италии.

     — Привет, Бет, — серьезно сказал я. Я не собирался облегчать ей жизнь!

     — Привет, Джейк, — ответила она, ее голос был даже тише, чем мой. — Я так рада, что ты вернулся.

     — Просто поговорить, — сказал я, — по крайней мере, сейчас. Мэдлин рассказала мне, что видела тем вечером, и убедила выслушать то, что ты хочешь сказать.

     Я сел на диван.

     — Так что, говори, я буду слушать.

     Она подвинула стул, поставив передо мной, затем села так, что смотрела мне прямо в глаза.

     — Прежде всего, детка,...   ты должен знать, как сильно я тебя люблю. Я бы никогда...

     — Стоп, Бет! — Она в шоке посмотрела на меня.

     — Я здесь не для того, чтобы слышать твои выражения любви и привязанности, хорошо? — Я сознательно говорил холодно. — Просто... скажи мне... что... случилось? Расскажите, как моя верная и любящая жена, которая должна была работать допоздна над большим предложением для Токио, оказывается в своем самом красивом платье на концерте Чили Пепперс со своим боссом, позволяя ему лапать себя своими слизистыми руками, а затем увезти в своем лимузине, и не приезжает домой до гребаной середины ночи!

     К концу этого мой голос повысился до гневного уровня. Я остановился и посмотрел на Бет. Она все еще смотрела мне в глаза, но я видел, как она дрожит.

     — Хорошо, Джейк. Вот вся история. — Она глубоко вздохнула, на мгновение опустив взгляд, затем снова посмотрела на меня и начала говорить:

     — Сначала я дам тебе общую картину, а затем детали. В тот вечер Бартон все устроил, включая наркотики, чтобы попытаться влезть в мои трусы. И он... я... я думаю, что он, вероятно, преуспел бы, если бы мы не столкнулись с Мэдлин. Она отвела меня от него и привела домой.

     — О, Джейк, мне так жаль! — она вдруг громко заплакала, ее лицо зарылось в ее руках. Я ничего не делал. Я сидел и смотрел на нее, чувствуя себя холодным и пустым. Я не чувствовал ни малейшего желания обнять ее, чтобы утешить. Я злился и чувствовал спазм внутри живота из-за того, что моя любимая жена трахалась с этим подонком. И тот факт, что Мэдлин, казалось, помешала этому — по счастливой случайности — не сильно помогал.

     Через несколько минут она успокоилась, и в конце концов, вытерла глаза салфеткой и посмотрела на меня. Я все еще сидел, застыв, холодно уставившись на нее.

     — Ты ничего не скажешь?

     Я покачал головой.

     — Хорошо... тогда подробности. Я ничего не скрываю, детка, я все тебе расскажу. Или, по крайней мере, все что помню. — Ее лицо на мгновение приняло злобную гримасу.

     — История Бартона о большом предложении для Токио была чушью, как я поняла позже. Он говорил так, будто мы с Дианой и с четырьмя другими коллегами будем работать над ней до после полуночи, но примерно в шесть часов вечера сказал всем, кроме меня, уезжать на выходные. В конце концов, он сказал, что предложение почти готово, и ему просто нужно, чтобы я перепроверила переводы нескольких ключевых параграфов. «Но сначала», — сказал он, — «тост за наш общий усердный труд». И он вошел в свой маленький местный кабинет и принес поднос с семью бокалами шампанского. Он вручил их, и лишь позже мне пришло в голову, что он был очень внимателен, чтобы дать мне особый бокал.

     Она посмотрела на меня.

     — Этот сукин сын! Все это было подстроено! Так или инначе, мы все выпили, и остальные ушли, а я просмотрела параграфы, которые Бартон хотел, чтобы я проверила. К тому времени, как я это сделала, я чувствовала себя очень покладистой и немного странной. Когда я проснулась на следующий день, то сразу поняла, что он дал мне экстази. Вспомни, как мы чувствовали себя на той вечеринке у Алана и Барбары, еще в колледже, когда попробовали. Это было так же.

     — Но тогда я не понимала, что это было, просто чувствовала себя очень расслабленной и раскрепощенной. Я подумала, что это, вероятно, от шампанского. Затем Бартон сказал, что у него есть два билета на Чили Пепперс в Гарден, и мы должны идти. Я спросила его: «А как же Джейк?» и пошла звонить тебе. Но он отвлек меня от разговора по телефону, сказав, что уже звонил и говорил с тобой, а ты сказал, что идешь в кино с другом и встретишься со мной позже дома.

     — Теперь я знаю, что это — фигня, Джейк! Но в то время, когда во мне был экстази, все казалось очень разумным. А ты знаешь, что я обожаю Чили Пепперс... это просто имело смысл.

     — Так Бартон увлек меня вниз по лестнице в свой лимузин. Мы вернулись сюда, и он подождал, пока я переоденусь. Он сказал мне надеть что-нибудь действительно великолепное, и я, как дура, просто сделала то, что он сказал, прыгнула в это прекрасное белое платье.

     — В лимузине по пути на концерт у нас опять было шампанское, и он, должно быть, добавил еще экстази в мой бокал, потому что к тому времени, когда началась музыка, я просто летала. Все было просто цветами и звуком... Я чувствовала себя расслабленной, но полной энергии. И ты знаешь, на что это похоже — все были моими друзьями, я чувствовала родство со всеми в толпе.

     — Когда я увидела фотографии, которые ты сделал — с его рукой на моей заднице на концерте — я была шокирована, потому что совсем этого не помнила. Но я могу поверить, что это случилось. Я чувствовала себя такой мягкой! Все что произошло, было прекрасно, все что он говорил, казалось смешным. Это был просто экстази — и шампанское, я, должно быть, выпила четыре или пять бокалов.

     — Я просто ОБОЖАЛА концерт, и конечно, я тебя не видела. Мне стыдно говорить, что я была слишком пьяна, чтобы даже думать о тебе — бредовое объяснение Бартона полностью убедило меня, что ты куда-то ушел, и все было хорошо.

     — Затем, в конце концерта, он посмотрел на меня и сказал: «А что, если мы пойдем на вечеринку в Чеджуне, и я познакомлю вас с группой?» — Я была невероятно взволнована, поэтому, конечно, сказала «да». Встретить Чили Пепперс? Вот Это Да!

     Она на мгновение остановила рассказ и посмотрела на меня.

     — Многое из этого я собрала на следующий день, Джейк, с помощью Мэдлин. Той ночью, благодаря Бартону все это в значительной степени ускользнуло от меня! В любом случае, едва мы сели в лимузин, зазвонил телефон, и это был ты! Я начала говорить «привет», а тут Бартон просто протянул руку, взял телефон и сказал, что он все сделает, и отключился. Он снова зазвонил, и я сказала!», немного волнуясь: «Должно быть, это Джейк», но он только покачал головой и сказал: «Все в порядке, Джейк в порядке», и не ответил. А потом он выключил телефон и положил его в мою сумочку. Джейк, — тогда все это казалось разумным! — Она с тревогой посмотрела на меня. — Я знаю, это должно было быть ужасно для тебя — я смотрела фотографии миллион раз и даже не представляю, как ты был зол! Но клянусь тебе, я была настолько не в себе, у меня просто не было никакого чувства, что я делаю что-то не так.

     Я сказал:

     — Продолжай, Бет. — В тот момент я не доверял себе, чтобы сказать что-то еще.

     — Ну, мы добрались до Чеджуна, и это было громко и дико, с мигалками и всем прочим. Бартон продолжал поить меня шампанским, а мне было жарко и мучила жажда, и я продолжала его пить. А потом вошли Чили Пепперс, и он действительно представил меня им! Я думаю, что он должен знать их через Елену, понимаешь? И я взяла автограф у Фли на салфетке и пожала всем им руки, а их специалист по связям с общественностью попросил их фотографа сфотографировать их со мной...

     — И вдруг мы с Бартоном вернулись за пределы клуба и направились к лимузину. Я уверена, что этот ублюдок собирался отвезти меня к себе и трахнуть, а я просто понятия не имела, что происходит. — Ее глаза были холодными и злыми. — Слава Богу, там оказалась Мэдлин. Я была рада ее видеть — не потому, что поняла, что задумал Бартон, а просто потому, что люблю Мэд. И она, должно быть, отослала Бартона и отвезла меня домой в такси. Я смутно помню поездку на такси, и я болтала о Чили Пепперс.

     — И она привела меня сюда и бросила в кровать. Я спала до полвторого следующего дня, а когда я проснулась, то был в похмелье и смущении. Я села в кровати и попыталась выяснить, что случилось, и почему тебя там не было, но могла вспомнить только маленькие кусочки прошлого вечера. Так что я пошла выпить кофе, будучи уверена, что ты его сварил. Но кофейник был пуст — и тогда я обернулась и увидел фотографии.

     Она иронично улыбнулась мне.

     — Я закричала, Джейк, — буквально закричала и отступила от них, словно прямо на столе лежали змеи. А потом я медленно вернулась в комнату, осторожно села и просмотрел их, одну за другой. И ...   начала собирать все вместе... И чем больше я вспоминала, тем хуже все было. А потом я просто заплакала. Я сидела здесь и целый час плакала, ходила по квартире, рыдая, и думала о Бартоне, и хотела взять пистолет и выстрелить ему прямо в голову! Но в основном я думала о тебе и о том, что ты должен чувствовать. И наконец, я начала звонить тебе и оставлять сообщения — снова и снова. Но ты не отвечал и не перезванивал мне, и я все больше и больше пугалась.

     — Так что, я позвонила Ч. Д., Брайану и всем нашим друзьям, о которых я могла подумать, но никто не знал, где ты. Ч. Д. сказал, что вы двое видели нас на концерте, но это я уже знала. В понедельник я позвонила Мэд и попросила ее приехать, и мы три часа разговаривали. Она рассказала мне все что видела, и помогла понять остальное. Я показала ей фотографии и все. А потом в среду я попросила ее, пожалуйста, иди, увидься, потому что ты не разговаривал со мной, и я не знала, где ты, и... и...

     Брызнуло еще больше слез, и она замолчала. Когда я наблюдал за ней, холод начал ускользать от меня. Напротив сидела моя жена, несчастная и испуганная. Я встал и нежно взял ее за руку, притянув к себе на колени, и снова сел на диван.

     Она крепко обняла меня за шею и рыдала в мою рубашку, в то время как я гладил ее по спине и целовал волосы, пока она постепенно не успокоилась.

     Наконец она посмотрела на меня и дрожащим голосом сказала:

     — С нами все в порядке?

     Я улыбнулся и сказал:

     — Будет в порядке. — Я поцеловал ее, а она вцепилась в меня, опять заплакала и пробормотала:

     — Извини... Мне очень жаль! — А потом мы снова целовались, долго.

     И она сказала:

     — Можем ли мы?..

     Я кивнул, и она спрыгнула с моих колен, схватила меня за руку и потащила в спальню. Я начал стаскивать свою рубашку, но она сказала:

     — Нет! Позволь мне.

     Бет заставила меня сесть на кровать лицом к ней, в то время как сама стояла передо мной, стаскивая майку, затем выходя из шорт и трусиков, пока ее красивое тело полностью не раскрылось. Она слегка застенчиво улыбнулась, и я улыбнулась в ответ.

     Затем она опустилась на колени у моих ног, сняла мои кроссовки и носки, затем сняла с меня шорты и нижнее белье. Она процеловала весь путь по внутренней части одной ноги, затем другой, останавливаясь каждый раз на пару сантиметров ниже моего члена, который становился весьма заинтересованным процессом.

     Затем она встала, чтобы снять мою рубашку, и крепко поцеловала меня, потерев своими прекрасными грудями по всей моей груди, позволяя моей жесткой щетке коснуться ее бедер. И медленно скользнула вниз по мне, позволяя соскам скользить по моему телу, пока снова не достигла моего члена.

     На этот раз она взяла его в руку и начала нежно лизать, все время глядя в мои глаза.

     — Я так по тебе скучала! — прошептала она. — И скучала по нему... тоже, — нежно сжав мой член.

     — Мне очень жаль, Джейк, — продолжила она.

     — Тсс, — тихо сказал я, мое внимание отвлеклось от удовольствия, которое доставляли мне ее руки и губы. Я тоже по ней скучал! И я был очень возбужден. — Об этом мы поговорим позже.

     Она с улыбкой вернулась к своей работе над моим членом, вскоре превратив ее в любящий и продолжительный минет. Оральный секс не был любимым для Бет, хотя она и делала его время от времени, чтобы доставить мне удовольствие, и я знал, что сегодняшнее выступление было актом раскаяния и просьбой о прощении. Что бы это ни было, мне очень понравилось.

     Она потратила около десяти минут, подводя меня все ближе и ближе к взрыву, затем изогнулась, поднявшись наверх, и вставила в себя мой твердый член. Она была очень влажной и горячей, хотя я вообще не трогал ее киску. После целой недели без секса, я думаю, мы оба были более нетерпеливы, чем обычно.

     Я плотно прижал ее к себе, грудь к груди, разместив ее голову на своем плече, и мы с восхищением толкались друг в друга, стискивая наши тела вместе с каждым толчком. Мы поддерживали постоянный темп, и дыхание Бет стало учащаться, когда она приблизилась к оргазму, и, наконец, рванула вверх... Я мог чувствовать чудесные спазмы ее киски вокруг моего члена...

     Через несколько мгновений, когда она немного расслабилась, я перевернулся вместе с ней и уложил ее в миссионерскую позу. Я держался на руках и смотрел в ее расслабленное, улыбающееся лицо, поглаживая в течение многих минут, пока она вздыхала, улыбалась, а иногда целовала мои губы или мою грудь.

     Затем я вытащил и сказал:

     — Ты можешь перевернуться?

     Собачки была моей самой любимой позой, но не ее. Бет всегда говорила, что когда мы трахаемся, она хочет видеть меня и чувствовать мое тело вокруг нее. Но сегодня она не собиралась отказывать мне. Она перевернулась, встав на колени.

     Я шагнул вперед, рукой возвращая мой влажный член обратно в ее киску. Я застонал, когда скользнул внутрь — сзади было фантастически!..

     Она опустила плечи на кровать, выгнула спину ко мне и сказала:

     — Просто возьми меня, детка. — И я брал, толкаясь все быстрее и быстрее, все сильнее и сильнее, до тех пор, пока мои бедра не стали судорожно дергаться, и я не стал выстреливать сперму глубоко внутри нее, недельную норму, и это было похоже на месячную.

     Я упал рядом с ней, тяжело дыша, и крепко обнял ее. Мы долго целовались. Затем я натянул на нас простыню, и мы уснули.

     ***

     Когда я проснулся, часы показывали 4: 45. Бет все еще мирно спала рядом со мной, простыня поднималась и опускалась вместе с ее тихим дыханием.

     Я лежал на боку и смотрел на нее, ошеломленный, как и всегда ее красотой и всем, что она значила для меня. Я ненавидел то, что этот член Хантингтон пытался с ней сделать, и мысли о насильственной мести ему смешались с чувством тепла и привязанности к Бет.

     Обвинял ли я ее в том, что случилось? Я не видел в чем ее можно обвинить, если все было действительно так, как она описала. Она работала на этого парня три года, и, насколько знаю, не было причин не доверять ему. Я удивлялся, почему парень, помолвленный с одной из самых великолепных и сексуальных моделей на планете, зашел так далеко, чтобы трахнуть кого-то еще. Бет была прекрасна, но — не в лиге Елены.

     Когда Бет открыла глаза и увидела, что я ей улыбаюсь, она пробормотала:

     — О, слава Богу! — и перевернулась, чтобы обнять меня, плотно прижавшись всем своим телом ко мне. — Сначала я так испугалась, что мне это приснилось, что ты на самом деле ко мне не вернулся.

     — Я здесь, — сказал я и поцеловал ее. Несколько минут мы обменивались нежными поцелуями, и вскоре ласкали друг друга, а я сосал ее соски, и мои пальцы в ее киске поглаживали ее точку G, а потом она тянула меня на себя.

     Мы сладко занимались любовью в миссионерской позе, время от времени останавливаясь для поцелуя, шепча друг другу слова нашей любви. Спустя долгое время она поняла, что, вероятно, не кончит, и подтолкнула меня.

     — Давай, детка, кончай в меня — покажи мне, что ты вернулся сюда, где все твое.

     Я ускорился, делая длинные глубокие толчки, мой пульс участился, пока удовольствие не охватило меня, как волна, и я потерялся в радости от того, что стреляю глубоко в нее, я стонал и прижимал ее тело к своему.

     Через несколько мгновений я попытался откатиться в сторону, снимая свой вес с нее, но Бет не позволила.

     — Оставайся здесь, ты. Теперь, когда ты вернулся, я не отпущу тебя.

     Мы пошли на компромисс, перекатившись набок, все еще соединенные вместе, пока, наконец, оба не отдышались. Наступило время для душа.

     Часть 2

     Мы сидели за столом в шортах и футболках, ели разогретую пиццу из морозилки и греческий салат, который вместе собрали, пили пиво «Корона», держась за руки. Никто из нас не хотел выходить на улицу или даже пытаться сделать заказ.

     — Что ты будешь делать со своей работой, Бет? Ты не можешь продолжать работать на это дерьмо. Иначе, как мне удержаться от того, чтобы войти в его офис и выбить ему мозги?

     Она ...  

     посмотрела на меня. Ее улыбка исчезла, сменившись серьезным настороженным взглядом, которого я не понял.

     — Я уже позаботилась об этом. В понедельник утром я пришла в его офис, и перед Сюзанной Дули, его секретарем, сказала, что ухожу, и что буду подавать иск о сексуальном домогательстве против него и Ferris& Roberts. А потом вышла, прежде чем он смог остановить меня или даже сказать хоть слово. Ты бы видел выражение лица Сюзанны! Я пошла прямо в свой офис, где Диана помогла мне сложить все вещи в большую картонную коробку, и пошла домой. Я сидела здесь весь день в понедельник, написав свою жалобу, с настолько полным отчетом о вечере в пятницу, насколько могла вспомнить, а затем отправила его заказным письмом Арнольду Раппапорту, руководителю отдела кадров в Ferris. А после, во вторник обновила свое резюме и разослала его, и к пятнице у меня было назначено три собеседования на этой неделе! Неплохо, Джейк, учитывая, что я все время был вне себя от твоего отсутствия.

     Бет казалась убежденной в том, что ситуация находится под контролем, но я чувствовал себя в ней гораздо менее уверенным.

     — Ты действительно думаешь, что твое дело будет таким простым, дорогая? Я имею в виду, ты знаешь, и я знаю, что он сделал, но не будет ли это «твое слово против его»?

     — У него нет шансов, Джейк. У меня есть Диана и другие, чтобы засвидетельствовать, что крайний срок подачи заявок в пятницу был подделкой, что он вытащил шампанское, а затем отправил всех, кроме меня, домой на выходные. И у нас есть твои фотографии, и Мэдлин может рассказать им то, что она видела.

     Она посмотрела мне в глаза.

     — Поверь мне, детка. Об этом позаботятся — тебе не нужно ни о чем беспокоиться.

     Я был все еще далеко не убежден.

     — Бет, я не хочу быть пессимистом — но ты работаешь в Ferris всего пару лет, а Хантингтон — крупный вице-президент с большим международным авторитетом.

     Когда я встал и начал мыть посуду, меня поразила мысль.

     — Не делал ли он когда-нибудь что-то подобное раньше? Тк не слышала каких-либо историй о нем и других женщинах, или не приударял ли он когда-либо неуместно за тобой до прошлой пятницы?

     Я повернулся, чтобы посмотреть на нее, и замер. Она глубоко покраснела и отвела от меня взгляд, глядя в стол. Спокойное выражение ее лица сменилось болью и смущением.

     — Черт возьми, Бет, — сказал я. — Это не первый раз? Он делал с тобой что-то подобное и раньше, а ты мне ничего не сказала?

     На ее глазах выступили слезы.

     — Да, один раз. Я была так расстроена, но... но я действительно чувствовала, что должна справиться с этим сама. Я сказала себе, что я — уже не ребенок, я — деловая женщина, которая может позаботиться о себе сама. И я справилась, Джейк! Прошли месяцы, и все было хорошо, до... до вечера пятницы.

     — Господи, Бет! — Я опять внезапно очень разозлился, почти так же, как и в течение всей этой недели. — Мужчина домогается тебя или пристает к тебе, а ты не удосуживаешься ни слова сказать своему мужу — ты мне не доверяешь? Неужели наши отношения не важны для тебя?

     — Нет, детка! Это совсем не так! Просто я не хотела бежать к тебе, папе или кому-либо еще. Мне... нужно было почувствовать, что я могу позаботиться о себе, вот и все.

     Я поймал себя на том, что хожу по кухне, размышляя. Я старался успокоиться.

     — Хорошо, хорошо, — сказал я, частично Бет, а частично — себе, — я не собираюсь взрываться. У нас было достаточно драмы на этой неделе. — Я попытался улыбнуться.

     Я походил еще немного, в то время как она с тревогой смотрела на меня.

     — Это было не так плохо, как на прошлой неделе, не так ли? Я имею в виду, в прошлый раз. Что он делал — заигрывал или предложил тебе повышение по службе, если ты переспишь с ним или что-то в этом роде?

     Я обернулся, чтобы посмотреть на нее, и получил еще один неприятный шок. Она выглядела абсолютно испуганной.

     — Нет, Джейк... это было... хуже...

     — Хуже?! И ты ни слова не сказала мне? Хорошо, лучше скажи мне сейчас.

     Долгая пауза. Я пристально посмотрел на Бет, Бет смотрела в пол.

     — Бет?

     — Пожалуйста, не сердись, детка — ты же знаешь, сколько я...

     — Бет, — скажи мне.

     Еще одна пауза. Потом, наконец:

     — Это было не то что ты думаешь, я клянусь. Он меня не трахал.

     — Не трахал тебя? Иисус Христос, надеюсь, что нет! Что он сделал?

     Тишина. Затем тихим испуганным голосом:

     — Он лизал мою киску.

     — ЧТО?!! Он лизал твою чертову киску?! И ты не подумала, что это стоит рассказать мне? Я — единственный твой муж!!

     — Джейк, я знаю, это было глупо, я должна была...

     Я бегал вокруг нее.

     — Чертовски верно, это было глупо! Чертовски верно, ты должна была мне сказать. Что, я — какой-то случайный знакомый, с которым ты случайно живешь в одной квартире? Или человек, которому ты доверяешь больше, чем кому-либо в мире! Что, черт возьми, с тобой не так?

     Я не мог этого вынести. Я думал, что моя голова взорвется.

     — Я ухожу... я должен убраться отсюда.

     — Джейк, пожалуйста, не уходи!

     — Я вернусь... я думаю. Но если я не уйду отсюда сейчас, то сломаю всю мебель в квартире... ИИСУС, Бет — как ты могла? Как ты могла не сказать мне?

     И с этим я вышел за дверь, остановившись только, чтобы взять свой кошелек и мобильный телефон. Позади себя я слышал ее голос со слезами, умоляющий меня остаться, но проигнорировал его.