Автобус на Бердянск подали за пятнадцать минут до отправления. Когда я сдал в багаж дорожную сумку и занял свое место, было уже двадцать пять одиннадцатого вечера. До отхода оставалось каких-то пять минут. И асфальт, и автобус еще не успели остыть от июльского зноя. В салоне было душно. Я повесил на крючок свой пуловер, откинул спинку кресла и стал ждать, когда же мы, наконец, отправимся.

     Больше половины мест было свободно, несмотря на разгар курортного сезона. Место справа от меня было свободно, и я подумал, что было бы очень хорошо, если бы его никто так и не занял до конца рейса.

     Наконец, водитель закрыл входную дверь, выключил в салоне свет и запустил мотор. Автобус медленно двинулся к выезду. Когда он уже выруливал за ворота автовокзала, я заметил, что по проходу, осматриваясь по сторонам, пробирается рослая белокурая девушка с дорожной сумкой в руке. Поравнявшись со мной, она остановилась и спросила низким грудным голосом:

      — Простите, двадцатое место — это здесь?

     Она стояла и ждала ответа, а я смотрел и смотрел на ее роскошные белые волосы, крупными волнами ниспадающие на плечи, на ее стройную фигуру в джинсах, крутые бедра, высокие груди, на ее голую талию, над которой края легкой светлой блузки были небрежно завязаны узлом. На втянутом животе чернел, играя моим воображением, кружок пупка, от которого я не мог оторвать взгляда, как от глаз гипнотизера.

      — Послушайте, какие здесь места? — вторично обратилась она ко мне. В ее тоне послышалось нетерпение. Оно заставило меня очнуться.

      — А!... Извините, я не сразу понял... Девятнадцать и двадцать.

      — Спасибо. Двадцатое — это здесь? Рядом с вами?

      — Да, конечно. Но если вы хотите, я могу уступить вам место у окна.

      — Зачем же, — ответила она, улыбаясь, — все равно сейчас ночь и ничего не видно.

      — Но здесь прохладнее. Окно можно и приоткрыть. Хотите?

      — Пожалуй, — согласилась она и отошла в сторону, давая мне возможность выйти в проход, чтобы пропустить ее.

     Она расположилась у окна, поставив под сиденье сумку, и откинула спинку кресла, готовясь ко сну.

      — Приоткрыть окно? — предложил я.

      — Пожалуйста, — ответила девушка и отвела ноги влево, к самой стенке, чтобы облегчить мне доступ к окну.

     Я встал и потянулся вверх, чтобы немного отодвинуть стекло. Так получилось, что мои ноги чуть выше колен коснулись ее горячего бедра, плотно обтянутого джинсами. Ощутив его тепло, я почувствовал, как оно сладкой волной растекается по всему моему телу, словно от выпитого вина или, скорее, коньяка.

     Стекло легко подалось, но я делал вид, что никак не могу его сдвинуть с места, потому что мне было несказанно приятно так стоять и балдеть от этого вроде бы невинного касания. Она попыталась дать больший простор моим действиям и закинула правую ногу на левую, что привело меня в состояние острого возбуждения. Припав к окну, я еще плотнее прижался к ее бедру и, отодвигая стекло, стоял, тайно предаваясь порочному наслаждению этой близостью, все больше идя на поводу инстинкта.

     Наконец, я кое-как овладел собой и, чтобы не вызвать ее подозрений, слегка отодвинул стекло и, превозмогая себя, сел на место.

      — Спасибо, — сказала она. — Теперь немного легче дышать.

     Тем временем автобус выехал на трассу и набрал крейсерскую скорость. Встречные машины попадались весьма редко. Я чуть сдвинулся влево, и наши плечи соприкоснулись. Меня захлестнула новая волна возбуждения. Повернувшись к ней вполоборота, я стал рассматривать ее профиль. В темноте он казался сказочно обворожительным, хоть и не безукоризненным. Крутой высокий лоб, прямой, чуточку длинный нос, широкие пухлые губы, полные необыкновенной страсти, и черные, как угли глаза. Они поглядывали на меня украдкой и стыдливо опускались вниз. Ее ресницы были невероятно длинными и густыми — не знаю, как я мог разглядеть это в темноте июльской ночи. От нее слегка пахло какими-то нежными духами, и это еще более распаляло меня. Буквально приводя в неистовство. Я чувствовал, что еще минута-две такого возбуждения, и я потеряю над собой контроль.

     Дабы ослабить напряжение, я предложил:

      — Не хотите покушать?

      — Честно говоря, нет. Но охотно поддержу компанию. Я компанейская.

      — Тогда давайте съедим по паре яблочек, а потом, когда проголодаемся, съедим чего поплотнее.

     Она соблазнительно улыбнулась, сверкнув своими черными, как у цыганки глазами. Ясно. У нее темные волосы. У блондинок таких черных глаз не бывает. Крашеная. Но с каким вкусом!

     Я достал из пакета пару яблок и протянул ей оба на выбор.

      — Какие большие и красивые! — восхитилась она. — Можно, я выберу вот это, которое больше?

      — Буду несказанно рад. Ей-Богу.

      — Спасибо.

     Она с хрустом откусила кусок яблока и взглянула на меня. В ее глазах я увидел ослепительный огненный блеск, и меня снова охватило возбуждение. Мы молча жевали яблоки, время от времени обмениваясь взглядами.

      — Что вы на меня так смотрите? — спросила она, доедая остатки яблока.

      — Как именно?

      — Да так, все смотрите, ни на секунду не отводя взгляда. Мне просто не по себе от этого.

      — А вы все время опускаете глаза, как будто чего-то стыдитесь.

     Она снова улыбнулась и протянула мне объедок яблока. Выбросите, пожалуйста, в окно, что ли.

      — Охотно.

     Я снова встал и, высунув руку наружу, выбросил то, что осталось от наших яблок. Наши ноги опять соприкоснулись, и я плотно прижался к ее бедрам, глядя в ее глаза. Она смотрела на меня, судорожно вцепившись одной рукой в подлокотник, а другой — в сиденье. Так продолжалось несколько мгновений, но она тут же овладела собой и указала на мое кресло.

      — Садитесь, пожалуйста, а то я уже просто в стенку влипла.

      — Как вас зовут? — спросил я.

     Она тихо рассмеялась.

      — Наконец-то догадались спросить. А то я уже вопреки всем правилам этикета хотела первой задать этот вопрос. Зоя. Меня зовут Зоя.

      — А меня — Гена.

      — Геннадий? А отчество?

      — Зачем еще отчество? Что мы, на службе, что ли?

      — Причем здесь — на службе? Просто вы значительно старше меня. Как же я буду к вам обращаться просто Гена, и все?

      — Так уж и значительно! Мне всего тридцать шесть. А вам?

      — А мне двадцать пять. Вот видите. Вы на целых одиннадцать лет старше.

      — Между мужчиной и женщиной это совсем немного.

      — Не скажите. Когда мне было десять, вы уже были взрослым мужчиной.

      — Двадцать один — это никак не взрослый мужчина. Желторотый птенец.

     Она снова искренне расхохоталась.

      — А я, по-вашему, тоже желторотая?

      — Я этого не говорил. Вы сами придумали.

     Мы замолчали. Я смотрел в окно, искоса поглядывая на Зою. Она сидела, откинувшись на спинку кресла и выпятив вперед груди. Они подпрыгивали, когда автобус наскакивал на небольшие выбоины, и мне страстно хотелось погладить их, вцепиться в них и мять, мять, мять... Ее блузка сверху была расстегнута. И лишь потому, что было темно, я не мог видеть, что там творится у нее за пазухой. Но мне было достаточно воображения.

      — Зоя, вы очень красивы, — сказал я, повернувшись к ней.

      — Я знаю, — ответила она без тени скромности и смущения. Ее глаза были закрыты, подбородок чуть приподнят, а грудь вздымалась и опускалась в такт дыхания.

      — Зоя, у меня есть бутылка вина. Давайте выпьем понемножку. Хотите?

     Она снова улыбнулась, раскрыв свои огромные глаза ...

 во всю ширь.

      — Это зависит от того, какое у вас вино.

      — Кокур десертный. Сурож. Марочный. Очень вкусный. Не пожалеете.

      — Вы хотите меня споить? — мягко спросила Зоя.

      — Почему же споить? Просто немного полакомиться изумительно вкусным вином.

      — Вы его так разрекламировали, что я готова согласиться. Хотя это против моих правил — пить не за столом, к тому же с незнакомым мужчиной.

     Я достал бутылку и стал орудовать штопором своего дорожного ножа. Шпок! — выдернул я пробку. Отерев горлышко салфеткой, я протянул ей бутылку. Начинайте вы. Я потом.

      — А из чего пить? Прямо из бутылки?

      — Да, наверное. Ни стакана, ни кружки у меня нет. Может, у вас есть?

      — Придется вам пить одному. У меня тоже нет. А из горлышка я не пью. Я же не алкоголичка какая-нибудь.

      — Причем здесь алкоголичка? За неимением гербовой пишут на простой, как говорила моя покойная бабушка.

      — Аргументация вашей бабушки безукоризненна, но здесь неуместна. Нет, Гена, я не буду пить из горлышка.

     Она отстранила бутылку и мягко улыбнулась, не возмущаясь и не осуждая меня. Я заткнул бутылку и поставил в сумку.

      — А если я достану стаканы, будете пить?

      — Тогда буду.

     Зоя произнесла эти слова, кокетливо глядя на меня, и прикрывая нижнюю половину лица прядью своих роскошных волос, как таджичка яшмаком. Аромат ее дыхания будоражил мои эмоции, и я к ее руке плотно прижал свою по всей длине. Зоя не отстранялась, но вопросительно смотрела на меня. Не желая испортить складывающихся отношений, я немного отодвинулся, но время от времени, как бы невзначай, все же нежно касался ее руки, бедра, талии.

      — Где вы работаете, Зоя?

      — Я работаю в Госинспекции.

      — В Госсанинспекции?

      — Нет, в Госинспекции.

      — Что это за инспекция? Чем занимается?

      — Я осуществляю надзор за соответствием продукции установленным стандартам.

      — Какой продукции?

      — Экспортной продукции, выпускаемой некоторыми из наших заводов.

      — Понятия не имею, что у вас за работа. Что вы закончили?

      — Инженерно-экономический институт. А кем работаете вы?

      — Я преподаватель. Учу студентов.

      — Геннадий, а что вы преподаете?

      — Радиоэлектронные науки.

      — Понятно. Приемники, магнитофоны, телевизоры. Верно?

      — Не совсем. Я теоретик. Читаю теорию импульсных устройств и систем, передачу информации в оцифрованном виде и тому подобное.

      — Ой, это для меня пустой звук. Вы очень образованы.

      — Вы не меньше. И вообще вы очень умная девушка. Кстати, вы замужем?

      — Была. Но развелась. Это очень больно, но жить было невозможно.

      — Почему?

      — Меня заедала свекровь. Она хотела, чтобы я переучилась на врача. А медицина меня — ну никак не привлекала. Я терпеть не могу крови, гноя, стонов и прочего. А экономика — это моя стихия. Я купаюсь в ней, наслаждаюсь ею.

      — Странно. А вы что, не могли от нее уйти и жить своей семьей?

      — Ну, она и так все подозревала меня в изменах ее сыночку. Хотела, чтобы я возле нее работала, была у нее на глазах. А то — вдруг уйти из-под ее опеки! — она засмеялась. — С нею бы, наверное, инфаркт случился!

      — А муж? Кем он был?

      — Он был военно-морским врачом. Все время в море. А его мамочка блюла мою нравственность. Это было так унизительно! Ведь я любила его, а она со своими подозрениями! У нас, говорит, в семье все врачи. Ты тоже пойдешь в медицинский. Я помогу. Я говорю — никогда. Я уже имею специальность, и она мне нравится. Тогда, говорит, ты у нас не приживешься. И я не прижилась. Мы жили во Владивостоке. Там у меня не было никого, ни одного близкого человека!

      — Но ведь муж любил вас? Он-то как реагировал?

      — Любил. На этом она и сыграла. Распалила его ревность, раздула, как огонь в печи! Говорила, что я шляюсь, когда он в море. А я была чиста перед ним, как Богородица. Клянусь вам!

      — И он в это поверил?

      — Поверил! Она для этого сделала все! И жену ему подыскала. Страшненькую такую, чтобы не гуляла, мол. В медицинский ее определила. А я уехала. Здесь мне помогли устроиться по специальности. Вот, работаю.

      — Все еще любите его?

      — Теперь нет. Прошло. Смотрите. Мы к станции подъезжаем.

     Водитель остановил автобус и объявил:

      — Далеко не отходите. Стоим десять минут.

     Я тут же направился в буфет. У стойки одиноко дремала буфетчица.

      — Вы можете мне продать два стаканчика?

      — Два стаканчика — чего?

      — Без ничего. Нам пить хочется, а не из чего.

      — Стаканами не торгуем, — ответила она.

     Но по ней было видно, что если хорошенько попросить — продаст. Я положил на стойку два рубля и взял два граненых стакана. В то время такой стакан стоил пять копеек. И продавались они буквально на каждом углу. Буфетчица смотрела и криво улыбалась.

      — Спасибо, — поблагодарил я.

      — На здоровьице. Смотрите, только не пейте много в дороге! Можно и не доехать! — смеялась она вслед.

      — Постараюсь. Еще раз спасибо!

     У входа в автобус меня встретила улыбающаяся Зоя.

      — Вот, теперь не откажетесь от кокура? — я показал ей стаканы.

      — Конечно же, нет. Я говорила уже. Положите ваши стаканы на сиденье и выйдите сюда, пожалуйста. У меня к вам просьба. Несколько необычная.

     Я положил стаканы и вышел. Она взяла меня за локоть и повела по направлению к темному скверику за зданием автовокзала.

      — Понимаете, Гена... Мне нужно в туалет... А в общественный я боюсь заходить. Там темно и, конечно же, грязно. Вы не согласитесь постоять здесь неподалеку, пока я схожу под кустик. Только не отходите — стойте так, чтобы я вас видела. Хорошо?

      — Конечно. Идите.

      — Отвернитесь, пожалуйста, а то мне неудобно.

      — Ну, разумеется.

     Я отвернулся. Но стояла такая тишина, что мне было слышно, как она резким движением спустила джинсы, а потом зажурчал тихий ручеек. Искоса я видел, как тяжелый колокол ее белых волос взметнулся над кустарником, потом снова встрепенулся, когда она поправила прическу, и поплыл в мою сторону.

      — Спасибо, Гена. Извините, что так получилось. Но мне было невмоготу. Теперь можно ехать дальше. Пойдем.

      — Простите, но и мне, кажется, тоже понадобилось, — смущенно сказал я. — Возвращайтесь в автобус, а я сейчас.

      — Я боюсь возвращаться по темну одна. Идите — я подожду вас здесь. Обменяемся, так сказать, ролями, — она улыбнулась открыто и нежно.

     Я пошел в кустарник и остановился у ближайшего дерева. От аромата и звуков летней ночи, знакомства с красивой женщиной, ее близости, а также столь необычного и доверчивого поведения я слегка захмелел. К тому же я предвкушал предстоящий ужин с высококлассным марочным вином в ее обществе и общение в экстраординарных условиях.

     Через полминуты я вернулся к ожидавшей меня Зое. Она смущенно прикрывала жмутом своих роскошных волос нижнюю часть лица, но глаза ее недвусмысленно улыбались, временами ныряя куда-то вниз. Войдя в автобус, я тут же достал свой запас продовольствия — пару яблок, кусок колбасы, сыр, яйца, вареные вкрутую, огурцы и несколько конфет. Зоя приобщила кусок курицы, пару помидор и пачку печенья.

      — С таким запасом можно хоть на северный полюс,...  — пошутила Зоя.

      — И до Бердянска не хватит, — возразил я и протянул ей стакан.

     Автобус тронулся. Я достал уже откупоренную бутылку и налил в стаканы до четверти объема.

      — Чтобы не расплескалось, — оправдывался я.

      — Ладно-ладно! Небось жалко стало, — игривым тоном отвечала Зоя. — За что пьем?

      — За знакомство!

      — За знакомство!

     Зоя отпила несколько глотков:

      — Какая вкуснятина! — она закатила глаза и залпом допила все, что осталось.

     В бутылке оставалось уже не более четверти, когда Зоя, хохоча, произнесла страстным шепотом:

      — Все!... Я так опьянела!... Больше не хочу... Лучше потом. Теперь вы о себе расскажите. А то как разведчик! — она снова захохотала. — Только расспрашиваете да слушаете...

     Неверными движениями Зоя сложила в пакет то, что осталось от нашего ужина и снова рассмеялась.

      — Ой! Я говорю глупости, да? Ха-ха-ха!

      — Никакие не глупости. Мне очень даже приятно с вами.

      — Мне тоже. Так вы о себе расскажете? Или будете продолжать увиливать?

     Она обхватила мою руку и, откинувшись, посмотрела мне в лицо. Новая волна возбуждения нахлынула на меня, и я, опасаясь, что потеряю над собой контроль и натворю глупостей, чтобы отвлечься, начал рассказывать о себе.

      — Я уже говорил, что работаю преподавателем, преподаю науки из области теоретической радиоэлектроники.

      — Нет, про работу пока достаточно... О личной жизни расскажите. Как я вам... Только честно!

     Каждое свое слово Зоя сопровождала тихим смехом, так располагавшим меня к интиму.

      — Я женат. Двое детей.

      — Мальчики?

      — Да.

      — Сколько лет?

      — Тринадцать и восемь.

      — Жаль...

      — Что жаль?

      — Что вы — семейный человек... Вы такой... такой... — Зоя снова расхохоталась.

      — Какой именно? — допытывался я.

      — Такой, какие мне нравятся! Ха-ха-ха-ха! Простите за прямоту. Я такая пьяная! Ужас...

     Она вцепилась в мою руку и прижалась к ней грудью. Ощутив ее мягкое, нежное и теплое прикосновение, я вздрогнул и, уже не владея собой, обнял Зою за талию и привлек к себе. Она смотрела мне в глаза и глубоко дышала. Я впился губами в ее полуоткрытый рот, а она конвульсивно забилась в моих объятиях.

      — М-м-м... — простонала она.

      — Тише... люди рядом!

      — Ну и пусть... мне так хорошо... Поцелуй еще...

     Я одним движением подхватил ее и усадил к себе на колени. Меня удивила ее легкость. Она обняла меня за шею, а я снова присосался к ее влажным губам, широким и пухлым. Моя рука сама по себе скользила по ее голой талии, поднималась все выше и, наконец, в ней оказалась ее упругая грудь. Я нежно сжал ее, и Зоя опять издала тихий, но проникающий в самое сердце стон:

      — М-м-м...

     Когда Зоя слегка ослабила объятия, я расстегнул единственную пуговицу на ее блузке, потом развязал узел, и она раскрылась передо мной, маня голым телом и необыкновенным, ни с чем не сравнимым ароматом. Легким, ласковым движением я высвободил одну тяжелую, налитую грудь и стал покрывать поцелуями. Напряженный сосок, такой толстый и длинный, возбуждал меня до безумия. Пытаясь расстегнуть лифчик, я нервно теребил застежку за ее спиной, но она никак не поддавалась.

      — Подожди... Я сама... А то порвешь...

     Зоя опять сексуально засмеялась.

     Одним движением она расстегнула лифчик и снова со страстным стоном приникла ко мне. Теперь я ласкал обе ее груди. Я сжимал их, играл ими, щепотью хватал упругие соски и целовал, целовал, целовал... Мне казалось, что таких грудей нет больше ни у кого во всем мире. Я, во всяком случае, еще не знал ничего подобного. Мы изнемогали от истомы, но дальше этих ласк дело не шло.

      — Пойдем на заднее сиденье!... Там никого нет... — шептал я.

      — Нет, — она замотала головой, — я не могу... Люди все видят... Если мы еще увидимся...

     Охваченный новым приливом страсти, я начал расстегивать ее джинсы.

      — Что ты делаешь?... Остановись... Здесь люди... Могут свет включить!

     Но моя рука была уже внутри ее джинсов и гладила все, до чего могла добраться. Последним препятствием был тонкий шелк ее трусиков. Я ощутил под нею заветную щель и стал водить по ней пальцами, чувствуя, как она мокреет от моих прикосновений. И это пробуждало во мне лавину неистовых желаний. Зоя застонала:

      — Прекрати... Не надо... Слышишь?... Убери руку... Пожалуйста... Я прошу тебя!...

     Но физического сопротивления она не оказывала. И я, не слушая ее мольб, подчиняясь одному лишь природному инстинкту, просунул руку под трусики. Мои пальцы погрузились в густой пучок жестких волос. Таких же, как на ее голове. «Интересно, они тоже белые»? — думал я и, медленно двигая пальцами, проникал все глубже и глубже.

      — Ой... Что я себе позволяю?... Дура!... Боже мой... Не надо!...

     Она скрестила ноги, но мои пальцы уже раздвигали губки ее срамной щели. Я нащупал ее клитор, скользкий, мясистый и упругий и стал нежно двигать на нем подвижную кожицу, совершая пальцем осторожные круговые движения.

      — А!... Что ты делаешь?!... Боже! Как я могла такое допустить!

     Ее бедра непроизвольно раздвинулись, и моя рука получила свободный доступ к мягким, нежным и таким чувствительным бархатным губкам-лепесткам. Влага жизни просто хлынула из нее. Я снова коснулся головки клитора и начал нежно, но страстно ласкать его круговыми движениями, постепенно ускоряя темп.

      — Что ты делаешь?!... Я ведь кончу! Ой! О-о-ой!... Кончаю!... Кончаю!... Кончаю-у-у-у!... — шептала она мне на ухо и билась в судорогах оргазма.

     Она обмякла. Ее голова бессильно опустилась мне на грудь. Зоя нежно поцеловала меня в шею и почему-то заплакала. Я поправил ее волосы и попытался заглянуть в ее лицо. Но она продолжала плакать, пряча его от меня.

      — Зоечка, милая! Ну не надо плакать. Все было так хорошо!

      — Я никогда не ожидала, что могу допустить такое! И где? В автобусе! Какой ужас!... Что ты обо мне подумаешь!

     Пытаясь ее успокоить, я продолжал ласкать ее спину, талию, груди. Ее тело снова напряглось, и она начала целовать меня, сопровождая поцелуи непередаваемыми междометиями. И снова моя рука оказалась у нее в трусиках, лаская вожделенный клитор.

      — Ай! Ты с ума сошел! Хватит! Я опять опозорюсь!... Кончу!...

      — Какой он у тебя большой! Твердый! Прелесть!

      — Не понимаю, тебе что от этого?... А-а-а!... Большой или маленький!... Какая тебе разница?!...

      — Я от этого так возбуждаюсь!... Давай! Давай! Кончи еще!...

      — А-а-а! А-а-а!... Ой, как хорошо!... Ой, как!... Ниже!... Так! Так!... Еще!... Кончаю! О-о-о-о!... О-о-о!... А-а-ах!... Кончила...

     Обмякнув, она погладила мои волосы, плечи, забралась под рубашку, нащупала соски и стала крутить их между пальцами, как я ей пару минут тому назад. И я ощутил такой прилив страсти, что сжал ее щеки ладонями и вобрал в себя ее губы, насколько это было возможно. Ее рука робко, но уверенно начала расстегивать мои брюки. Я понял, что она запуталась в моей рубашке и не может добраться туда, куда стремится. Желая помочь ей, я попытался выдернуть рубашку из брюк, но ее рука уже проникла в мои трусы. Зоя осторожно и ласково стала гладить член. Порой она надавливала пальцем у его основания, и он становился еще крепче и подпрыгивал, как вспугнутый зверек.

     Я расстегнул ремень и чуть привстал, а Зоя освободила мой член и начала играть им уже на свободе.... 

      Она страстно перебирала яйца, сжимала их по очереди, но мне не было больно. Только яростно нарастало возбуждение.

     Зоя оттянула назад кожицу члена и обнажила головку. Она сделала это так нежно и ласково, что я весь затрепетал от наслаждения. Подушечками пальцев она начала гладить голую поверхность головки, распаляя во мне желание до крайности, до предела.

      — Как приятно... — простонал я.

     Мои ноги вытянулись и невероятно напряглись. А Зоя, не помня себя, нежно охватила член рукой и начала, чуть постанывая, двигать кожицу. Когда ее рука доходила до основания члена, обнажая до края головку и натягивая уздечку, я испытывал высшее блаженство, а едва она снова прятала головку, мне хотелось, чтобы она опять натянула кожицу до предела. И Зоя тут же делала это, словно читая мои мысли. Возбуждение достигло кульминации, и я почувствовал, что еще пара таких ласкающих движений, и я, окончательно утратив над собой контроль, фонтаном спермы залью свою одежду и все, что есть вокруг меня.

      — Стой... — тихо зарычал я, — а то... з-з-замараю все!!!

      — Сейчас, — прошептала она в экстазе, — посиди так секундочку!

     Зоя торопливо расстегнула сумочку и достала мягкую белоснежную салфетку. Она снова схватила мой член и, накинув на него салфетку, возобновила прежние ласки — стала нежно двигать кожицу члена, страстно дыша. А другой рукой она нащупала мой сосок и начала крутить его между пальцами. Все мое тело свело неистовой судорогой, и я едва не закричал. Но я только выдохнул ей в самое ухо:

      — Я кончаю! Ой! Ой! Кончаю! Кончаю! Кончаю!

     Это был не просто оргазм, а какой-то супероргазм. Я метался на сидении, бился в конвульсиях, а она все ласкала и ласкала меня своей неистовой лаской. Но постепенно кульминация спала. И мне почему-то сделалось невероятно стыдно перед этой замечательной девушкой, отдавшей мне такую порцию ласки, какую ни от какой иной женщины я не получал и за неделю.

     Зоя протерла салфеткой вокруг моего члена, выбросила ее в окно и достала вторую. Тщательно вытирая остатки моей влаги жизни, она посмотрела мне в лицо и игриво улыбнулась.

      — Ты как вулкан. Я прикрывала, как могла. Но там у тебя намокло все.

      — А брюки? Снаружи?

      — Они были приспущены.

      — Я следила, как могла. Думаю, что все в порядке. Если что — замоем. У меня есть бутылка минеральной воды.

      — Когда рассветет — посмотрим. Ты это делала необыкновенно! Ты была само совершенство. Предугадывала все мои желания.

      — Ты тоже был так нежен и страстен! Ты абсолютно все делал, как надо. Ты даже руку кладешь, как надо, и гладишь так приятно и нежно! Так возбуждающе! Никто меня еще так не раскрывал в сексе, как ты. Правда, и мужчин у меня было всего ничего. Мой муж, мой жених Леша, да ты вот.

     От ее слов, ласковых прикосновений салфеткой, аромата духов и дыхания мой член снова затвердел. Я привлек ее к себе, а она обхватила его колечком и, бесстыдно глядя мне в глаза, страстно задвигала кожицу.

      — Насколько я поняла, он опять меня просит... — прошептала она, продолжая свои жгучие, огненные ласки.

     И снова прежняя круговерть, и снова супероргазм, и снова легкое чувство стыда и неловкости. В конце концов, мы обессилели.

     Приведя себя в порядок, мы ехали молча, держась за руки.

      — Зоечка, ты бы блузку застегнула. А то уснешь так, а уже начинает светать.

      — Да мне плевать. Это я для тебя так сижу.

      — Спасибо, милая, — я привлек ее к себе.

     Она приникла ко мне в бессильной нежности и легкими прикосновениями обласкала все мое тело.

      — Гена, а вино еще осталось?

      — Да, есть кое-что.

      — Допьем?

      — Допьем! Ты у меня сама как вино. Такая красивая!

      — Я знаю.

     Я достал вино и откупорил бутылку.

      — На, подержи. Сейчас стаканы найду.

      — Не надо. Давай так.

      — Ты же сказала, что из бутылки не пьешь.

      — Если я дошла уже до того, что творю такое в автобусе с мужчиной, которого в первый раз в жизни вижу, то оттого, что я выпью из горлышка, я вряд ли паду ниже, — она улыбнулась как-то по-особому — грустно, нежно и ласково.

      — Что за вздор? Ты такая нежная. Ты мне просто Богом в подарок послана. Как ангел во плоти.

     Мы отпили по глотку. Потом еще. Затем снова. Пустую бутылку я выбросил в окно. Мы захмелели. Зоя нежно склонила голову ко мне на грудь. Я поцеловал ее буйные волосы и зарылся в них всем лицом. Коснувшись ее щеки, я ощутил, что она мокрая. Зоя плакала.

      — Зоечка, не плачь! — Я покрывал ее лицо, шею, грудь поцелуями. — Зоечка! Перестань, пожалуйста. Прошу тебя... Милая...

      — Ну почему все так выходит?!... — Она задыхалась от слез. — Почему ты женат?!... Почему у тебя дети?!... Ведь ты только один такой на свете! Я знаю, чувствую это!

      — Перестань, Зоечка! Мы будем видеться. Я хочу ласкать тебя в постели! Я хочу спать с тобой. Я хочу, алчу большей близости с тобой! Давай уже в Бердянске увидимся!

      — Увидимся. Конечно. Я не смогу иначе! Сейчас я чувствовала себя игрушкой в руках каких-то КОСМИЧЕСКМХ сил! Такого я не испытаю больше ни с кем... Я знаю... Но ты будешь не моим! Ты... принадлежишь не мне!... А я хочу, чтобы ты был моим и только моим! И больше ничьим!... Я не хочу тебя делить ни с кем! Даже с твоей женой!... Понял? Но я никогда не смогу отнять у детей отца! — Она протерла глаза мягким носовым платочком и посмотрела на меня своими огромными глазищами. — Но я согласна и на роль твоей любовницы тоже. Я не могу отказаться от такого! Сегодня же откажу Алеше!

      — Зачем тебе ему отказывать?

      — Я не смогу ему лгать. Вот и сейчас, когда я не могу тебе противиться, меня не покидает такое чувство, будто я ворую! Алеша снял для нас квартиру. Но я к нему не пойду. Остановлюсь пока у знакомой. А ему скажу — все!

      — Погоди, Зоечка! Не спеши. Он ведь хороший парень? Верно?

      — Да, хороший. Но не для меня. Теперь я не смогу с ним. Все. Это уже решено. Не нужно о нем!

     Зоя легла на сидение и положила голову мне на колени. Пару раз вздохнув, она поправила волосы, а через минуту уже дышала глубоким сладким сонным дыханием. Я откинулся на спинку кресла и тоже начал погружаться в сон. Я вдруг почувствовал, что эта женщина, которая так сладко спит у меня на коленях, уже была. Она была уже тогда, когда я в шестилетнем возрасте тайно целовал под столом Лелечку Рождественскую — дочку теткиной подруги. И тогда, когда я в отсутствие родителей любовался соседской девочкой Неллей, раздевшейся до нага по моей просьбе и демонстрирующей мне свои прелести. Нелля с любопытством разглядывала и трогала все мои части тела, радостно играла ими. А Зоя при этом была. Была она и потом. Была всегда. И есть сейчас. И будет всегда. Я сам ее придумал, всегда мечтал о ней, ждал встречи с нею. И вот, наконец, встретил. Да, это именно она! Я сразу узнал ее.

     А за окном уже золотилось южное летнее утро. И автобус мчал нас к морю широкой южно-украинской степью, мягко подпрыгивая на неровностях асфальта.

     10.02.1992,

     Донецк

     E-mail автора: [email protected]