Моя девушка очень любит жесткий секс, грязный, с унижениями, как моими, так и ее. Но узнал я об этом только через пять месяцев, как она ко мне переехала, и то случайно. Первый раз это произошло, когда мы возвращались от моих друзей весьма пьяные. Только переступив порог, мы начали целоваться и раздевать друг друга. Прыгнули в постель, я начал нежно водить губами и языком по ее шее, груди. Она попросила прикусить сосок. Я сделал это. Но оказалось, что не так. Ей нравится сильная, резкая боль. В ту ночь, она показала, объяснила кое-что из того, что ей нравится. Соски крутить, кусать сильно, чуть ли не до крови, бить с размаху по попе, чтобы оставались красные следы, называть её блядью, дрянью, шлюхой. Тогда для меня всё это было открытием, я не ожидал от моей малышки такого. На следующий день делал вид, что не помню ночи.

     Вечером сексом занимались, как делали всегда до этого, нежно и медленно, я так очень люблю. Только вот понял, что и у неё оргазмов меньше и слабее, чем ночью, и мне не хватает той дикости, власти над ней. В процессе резко сжал её сосок, она вскрикнула, посмотрела на меня и улыбнулась. После этого она понемногу приучала меня к жесткому сексу, чем-то шокировала, чем-то радовала сразу. Многое из того, что раньше не понимал, сейчас доставляло массу удовольствия.

     Прошло несколько месяцев, и мне надо было уезжать в командировку на десять дней, связи, куда я ехал, почти не было, вдобавок прямо перед отлетом мы с Леной очень сильно поссорились. И только в двухсот километров от дома, я понял как я её люблю и скучаю по ней. Она мне снилась чуть ли не каждую ночь, я очень хотел быть только с ней. Когда прилетел обратно, в квартире ни её собаки ни вещей не оказалось, а сосед передал её ключ. Я не знал, что делать. Всё, это всё, она ушла окончательно, но я должен был её вернуть.

     Я подготовился, я облазил кучу интернет порталов, посетил несколько секс-шопов, ювелирных, купил новую кровать, кованную, Лена на нее заглядывалась уже давно, черное шелковое постельное белье, продуктов, вина. Звоню своей девочке (в начале наших отношений она подарила мне очень красивое серебряное кольцо, которое в их семье уже пять поколений), прошу, чтобы она приехала и забрала его, объясняю, что сам привезти не могу, так как болею, она соглашается, после учебы заехать. И вот звонок в дверь. Открываю. Красивая, слов нет, брючки в облипку, туфли на высоком каблуке, маечка, открывающая великолепный вид на грудь, волосы длинные, светлые распущены по плечам. Смотрит холодно, проходит в комнату. Запираю дверь за ней, иду следом. Она явно растеряна перестановкой в комнате, новой кроватью, приглушенным светом. Спросила как мое самочувствие и попросила кольцо. Всё, теперь быть или не быть. Боюсь обидеть и сделать больно, но еще больше боюсь потерять. Подхожу впритык и с размаху бью по лицу (она любит это, правда так сильно я её ещё не бил). Голова мотнулась, Лена поднимает на меня взгляд и начинает смеяться. Теперь теряюсь я. А она говорит, что хочет грубого секса только с тем, кого любит, а пощечины от кого попало на неё не действуют и не возбуждают. Протягивает руку за кольцом, улыбается. Знаете: как больно все это было слышать, у меня всё внутри оборвалось, значит не любит больше меня. И тут на меня нашло, нет, я и до этого планировал её изнасиловать, сделать всё как она любит, но я знал, что не буду переходить некоторые границы, не доставлю ей нестерпимой боли. А сейчас я её действительно ненавидел, действительно хотел, чтобы она плакала и просила прощенья.

     Я резко схватил её за волосы и потянул назад, так что она упала на кровать, она кричала, говорила, что я псих, что спать со мной не будет. Врезал по лицу от всей души, замолчала, глаза испуганные. Приказал снять кофту, иначе порву, сняла, умница. Руки её двумя наручниками приковываю к спинке кровати, брыкается, кусается, сжимаю горло, любит она это... И сейчас сквозь испуг и презрения пробиваются в глазах искры похоти. Дрянь! Дышать уже не может, любимое личико краснеет, отпускаю её, кашляет, называет придурком. А ведь вроде как специально меня распаляет, чтобы я ещё жесче с ней стал, ну — ну... Стягиваю с неё джинсы, трусики. Она начинает кричать, звать на помощь, хотя знает, что я сейчас сделаю. Трусики в рот, даже в глотку, глубоко. Люблю её. Лифчик вон, господи, какая красота. Хочу её.

      — Ты блядь, потаскуха, конченая проблять, ты шлюха! Теперь я сам буду решать, что и насколько больно буду с тобой делать. Я сейчас освобожу твой рот, не вздумай кричать, ясно? — кивает.

     Вынимаю трусики, материться, но не кричит, достаю из коробки под кроватью ошейник с цепочками. Удивлена, даже замолчала. Застегиваю его на ней туго, дышать начинай ртом, хрипло просит ослабить немного. Нет, сам решу, когда надо будет ослабить. От ошейника идут две цепочки с зажимами на соски. Цепляю их, подкручиваю так, что она стонет, очень красиво. Теперь любое движение головой будет вызывать новую боль в сосках. Встаю на колени на кровать, член напротив лица. Приказываю сосать. Губку закусила, но потянулась к головке, ой как ей неудобно, наверное. Рот широко открыть не может, и так ошейник давит, соски натянулись, мычит что-то, но сосет. Нет, так не пойдет. Отстегиваю одну руку, она садиться на кровать, приношу бутылку вина, выпиваю сам половину, половину заставляю чуть ли не залпом проглотить её, достаю из коробки еще зажимы, цепляю один на клитор, два на половые губки, говорит, что больно, ладно, чуть их ослабил. А сама так течет, обожаю её запах. Одна рука её по-прежнему прикована, приказываю сесть на бутылку, отказывается, говорит, что больно будет, что рука только одна свободная.

     С размаху несколько раз пощечины. Сильно, больно, плачет. Не обращаю внимания. Садиться на бутылку, умничка моя, до конца бутылка не проходит, одной рукой Лене приходится поддерживать себя над диваном, чтобы не повредить ничего себе. Приказываю открыть рот, вставляю член в глотку, шипит, давиться, ничего пройдет, и начинаю её ебать. Я настолько был заведен, что мне понадобилось меньше минуты, чтобы закончить, но заканчиваю, не в ротик, а на лицо, на волосы. А тяжело дышит, разрешаю слезть с бутылки, отцепляю вторую руку, веду её в душ, сам мою её везде, затем немного ослабеваю ошейник, смотрит с благодарностью. Хочет поцеловать — пощечина, глаза горят, ой как мы ебаться хотим, ой как нам всё это нравится. Приказываю открыть рот, открыла. Плюю в него несколько раз. Веду в комнату, беру стек, разворачиваю её спиной, ставлю раком, руки ее наручниками приковал к раме кровати и начинаю хлестать по такой родной попке. Пытаюсь не очень сильно, но все равно красиво, красные полосы после каждого удара.

      — Ублюдок, прекрати немедленно. Урод!

      — Еще раз рот, блядь, откроешь свой, щадить не буду, так отлуплю — сидеть не сможешь.

      — Да пошел ты, — Это была маленькая сценка, она хотела сильнее, она хотела, чтобы я её сейчас ненавидел. Я стал хлестать сильнее, и пока она не получила именно ту силу в ударе, какая ей была нужна, она материлась и кричала.

     Задеваю стеком по кисе, стонет. Останавливаюсь, просит еще, еще несколько ударов. Всё хватит, теперь дальше. Кладу на постель на живот, надеваю страпон, первый раз пробовал со страпоном, понравилось и ей и мне. Страпон действительно большой, 30 см в длину и 12 в ширину. Смазываю колечко ануса её же соками, оборачивается, смотрит на сначала на мой член, потом на страпон. Испугалась, умоляет в попку членом; нет, хорошая моя, в попку страпоном. В рот трусики, жалко её, плачет, когда я пытаюсь вставить головку искусственного члена в её попку. Достаю из коробки обезболивающий гель, смазываю уже им ее колечко. Сначала сам вхожу в попку, начинаю её трахать, слезы прошли, подмахивает, сейчас ещё и действие геля начало действовать. Выхожу из неё. Очень медленно и аккуратно вставляю страпон в Ленину попку, сам в кису. Вроде не плачет, достаю трусики изо рта, спрашиваю:

      — Больно?

      — Да.

      — Сейчас выйду, потерпи немножко.

      — Нет, не надо. Мне нравиться, только умоляю: двигайся во мне быстро и резко и не слушай меня, если буду просить остановиться или буду кричать. И ещё, говори со мной в процессе, называй меня дрянью, своей шлюхой, дыркой, как угодно, рассказывай, что ты меня ненавидишь. Хорошо?

     Вместо ответа, я приступаю, делаю все как она просила, вижу опять её слезы, но продолжаю. Это такие непередаваемые ощущения! Когда под тобой лежит маленькое красивое тело, любимое тело, когда видишь слезы на ее лице, когда слышишь её мольбу остановиться, когда в ответ еще сильней загоняешь в нее два члена и натягиваешь ее волосы так, что цепочки ошейника больно оттягивают ей соски. А ощущение в кисе, я боялся, что вообще моментом кончу, там было так тестно, так хорошо чувствовалось движение страпона через тонкую стеночку. Тут крик, но не боли, наслаждения, вся вытянулась, влагалище дико пульсирует, я не сдерживаюсь, кончаю в неё. Медленно выхожу из нее, отстегиваю игрушку с себя и наручники с Лены, ложусь на неё сверху. Оба тяжело дышим, но нам хорошо. Перекатываюсь на бок, обнимаю её, шепчу, что люблю. Засыпаем.

     Утром проснулся первым, приготовил завтрак, достал из холодильника салаты, заварил чай. Сижу, курю, жду её. Лена заходит на кухню голышом, на ней только ошейник с цепочками и зажимами на сосках и похожие зажимы на клиторе и половых губах. Садится на против, улыбается. Смотрит на меня и говорит, что любит. Встаю на колени перед ней, целую её ножки, начиная с пальчиков, целую кису, животик, она учащено задышала. Но я останавливаюсь. Встаю на одно колено, достаю из кармана коробочку с кольцом и делаю ей предложение. Глазки горят счастьем и озорством. Сейчас она скажет да..

      — А ты заставь меня выйти за тебя замуж, — и смеется. Вот сучка, хоть и любимая. Но потом добавляет: — Конечно, да, я согласна.

     Вскакиваю, хватаю Лену на руки, кружу, целую. Я счастлив. Она тоже.

      — Тогда сейчас покушаем и едем к тебе за вещами и собакой?

     Она кивает. Позавтракали, она идет одеваться, но я ей не даю. Завожу в ванну, прошу надеть еще один мой подарок. Это трусики к которым прикреплены два фалоимитатора с вибрацией, надевает, вставляет в себя, пульт я кладу себе в карман. Ошейник пришлось снять. Оделись, но к ней домой мы поедем не на машине, а на метро. Почему? Потому, что я буду включать на самый быстрый режим вибрацию трусиков и смотреть в её похотливые глаза, смотреть, как ей будет трудно сдерживаться при толпе народа, чтобы не застонать, чтобы не кончить, чтобы не наброситься на меня. Она это поняла и согласилась..