Командир артиллерийской базы флота капитан 1 ранга Зуев принимал своих сотрудников по личным вопросам каждый второй и четвертый вторник с 16 до 18—00. Сотрудники знали и не спешили беспокоить начальника своими нуждами, когда они были способны сами разрешить их. Поэтому список, составляемый секретаршей Танечкой, был, как правило, невелик, и командир части, без задержек в эти дни приезжал домой. Но с некоторых пор дежурная служба стала замечать, что командир стал задерживаться в своем кабинете, где в эти часы свет продолжал гореть почти до самого отбоя. А все началось с того, что как-то в лежащем на столе списке он увидел фамилию своего главного бухгалтера Наталью Ивановну Бабенко.

     «С чего бы это? Какая официальность! Каждый день работаем, можно сказать, бок о бок, и вдруг она решила прийти на личный прием», — размышлял сорокалетний голубоглазый, худощавый блондин, в недоумении почесывая висок кончиком карандаша.

     Наталья Ивановна, слегка погрузневшая в свои сорок, но сохранившая тонкие черты открытого лица с задорно вздернутым носиком, была очень мила, и не раз ловила на себе вопросительные взгляды мужчин, желающих, как ей казалось, не без удовольствия, полакомиться этой нежной и мягкой «булочкой».

      — К вам можно, Александр Иванович? — спросила главбух, переступив порог кабинета начальника.

      — Входите, Наталья Ивановна. Честно говоря, не ждал вас увидеть на приеме по личным вопросам. Наши кабинеты рядом. Что же помешало вам перешагнуть порог моего кабинета в рабочее время? Ведь вы не редко бываете у меня в течение дня, не так ли? — поднял начальник уставшие глаза на слегка смутившуюся женщину и жестом указал на стул. Та присела на ближайший стул, стоящий в ряду стульев вдоль стены кабинета, нервно теребя в руках свою модную сумочку.

      — Не знаю, как и начать, Александр Иванович...

      — А вы начните с главного. Спешить нам, как я думаю некуда. Вы же последняя в этом списке? — Зуев глянул на список и против фамилии главбуха поставил карандашом «птичку».

      — Вы уж извините меня, Александр Иванович, но мой благоверный, как мне кажется, мне изменяет...

     Зуев едва не упал со стула, услышав такое.

      — Вам кажется или вы располагаете достоверными сведениями? — спросил он, уставившись на подчиненную глазами питона, готового проглотить свою жертву.

      — Сначала у меня были сомнения, но затем я все чаще стала приходить к мысли, что у него кто-то есть? — покраснела женщина и опустила глаза.

      — И кто же это, если не секрет?

      — Какой уж тут секрет, когда о его похождениях уже вся база гудит, — женщина досадливо махнула зажатым в кулак платочком и поднесла его к глазам, вытирая набежавшую непрошенную слезинку.

      — Интересная ситуация. Вся база гудит, а начальник и ухом не ведет. Не так ли? А можно по конкретнее, Наталья Ивановна. Знаете, есть такая передача в эфире «Что? Где? Когда?». Вот и вам, не мешало бы, объяснить на чем основываются ваши подозрения. Или вы мужа уже застали с кем-то в положении, как это говориться, «ин флангранти».

      — Не знаю, о каком это положении вы говорите, но этой сучке, Наташке Привезенцевой, я уже набила морду. Ее в этом положении вчера застал с моим козлом начальник караула. Представляете сцену. Он, оказывается, залез к ней прямо на караульную вышку и драл так эту паскудную, наглую кошку, что вышка качалась, как при землетрясении.

     «Час от часу не легче. Надо же! На караульной вышке», — подумал Зуев и хмуро посмотрел на главбуха.

      — Вы это сами видели?

      — Люди видели...

     Зуев откинулся на спинку кресла и тоскливо посмотрел в потолок.

     А дело было в том, что муж Натальи Ивановны мичман Бабенко, был одним из лучших специалистов в части, его фото висело на «Доске почета» и сам командующий флотом знал его в лицо и нередко ставил в пример его мастерство.

     Зуев внимательно посмотрел на поникшую голову своего главбуха и мягко произнес:

      — Вот видите, люди. Это понятие растяжимое. Им могло и показаться. Вот они и выдают желаемое за действительное...

      — Ваши слова, Александр Иванович, да богу в уши. Но я-то своего муженька за двадцать лет совместной жизни изучила вдоль и поперек...

      — Ну, если вы так уверены в своей правоте, то не назовете ли вы причины его, так сказать, тайных похождений. Может быть и вы в чем-то тоже виноваты, а? Может быть не ласковы с ним, а другая, глядишь, и заполнила тот вакуум, который возник между вами.

      — Александр Иванович. Скажите уж прямо. Вы хотите знать, даю ли я ему?

      — Ну, можно и так поставить вопрос.

      — Даю. Раз в месяц...

      — А почему так редко? Вы вон какая цветущая женщина. Прямо Даная с картины великого Рембранта.

      — Хватит с него, а мне-то этого и совсем не надо...

      — Как так?! Секс так же потребен людям, как еда, одежда, жилье. На дворе двадцать первый век, по всем странам шагает сексуальная революция, а вы все еще живете, можно сказать, в каменном веке, когда мужикам делали обрезание каменными топорами.

     Главбух прыснула в кулак и лукаво посмотрела на начальника.

      — Скажете, тоже. Топорами... Да у моего это дело ОГО-ГО! Он своим Прибором любой топор перешибет.

      — Вот и радуйтесь, что вам так с мужем повезло. Наслаждайтесь на здоровье...

      — Так если бы он только со мной амуры крутил, а то завел себе эту сучку. И что только он в ней нашел?! Ни кожи, ни рожи...

      — Ну, знаете, в народе не зря говорят, что в «чужую бабу черт меду кладет». Значит, есть у той что-то такое, чего вам не ведомо...

      — Ну, и что там может быть такого, чего у меня нет?! Это место у всех баб устроено одинаково...

      — Ан, не скажите. Это вам так кажется. Вы же не раз видели: муж — красавец, а жена — записной урод. А живут душа в душу, и ребятишек рожают, и никто из них на сторону не бегает. А люди гадают и судят о том, чего не знают...

      — А чем вы можете это объяснить? — насторожилась женщина.

      — Только половой совместимостью. Артиллерийсты называют это равенством калибров. Другими словами, когда ваши органы подходят друг другу, и половой акт превращается из рутинной супружеской обязанности в неописуемое наслаждение. Знаете, у Алексея Толстого в «Петре Первом» есть замечательные слова, когда он поучал своего денщика Алексашку Меньшикова, говоря, что «слаще Этого дела ничего в жизни нет».

      — Ну, не знаю, не знаю. Я кроме боли от его «Слона» других чувств не испытываю.

      — Вот. В этом все и дело. Вам по этому вопросу, уважаемая Наталья Ивановна, следовало бы поговорить с нашим врачом, ну, а с вашим мужем я побеседую и с мадам Привезенцевой тоже. Надо же восстановить статус-кво в вашей семье.

     Женщина с благодарностью глянула в глаза начальника и встала. Видя, как у нее работают под плотно обтягивающей юбкой упругие ягодицы, Зуев завистливо подумал: «И достаются же такие телеса кой-кому. Голова у нее слишком прямолинейно варит. Что поделаешь: финик. А они все такие, но тело у нее породистой телки. Не мешало бы между делом приласкать ее, да командирский долг не позволяет. И она вряд ли захочет. Таких «Афродит» только в музеях выставлять, чтобы на них глазели, но руками не трогали».

     Выглянув в приемную он отметил, что секретарша «слиняла», так как часовая стрелка на больших настенных часах уже подобралась к 19—00.

     На следующий день, после планерки, Зуев оставил в своем кабинете начальника военизированной охраны и провинившегося мичмана.

      — Надеюсь, вам объяснять не надо, почему вы оба здесь?! — сурово спросил каперанг, внимательно посмотрев на одного, затем на второго.

... 

      — Чего уж там. Виноват только я, — встал Бабенко, уткнув глаза в пол.

      — Что значит, виноват?! Вы были помощником дежурного по части. Вам доверили проверить караульную службу, а вы, вместо этого, устроили на караульной вышке форменный бордель! Я правильно говорю?! — командир перевел суровый взгляд на начальника охраны.

      — Так точно! — ответил тот в унисон с ответом мичмана.

      — И как это могло случиться, что вы дошли до жизни такой?! Кстати, эту караульщицу, надеюсь, уже представили к увольнению?

      — Представили, — начальник охраны дрожащей рукой протянул листок.

      — Что это?! — не понял Зуев.

      — Заявление об увольнении...

      — Гм... Но тут написано по собственному желанию. Да за такие вещи надо к суду привлекать!

      — Но, товарищ командир, ни в одном из руководящих документов конкретно не указано, что часовому на посту запрещено заниматься сексом, — возразил седоватый охранник, тоже бывший полковник с тремя звездами на погонах, только без нашивок на рукаве.

      — А вы внесите это предложение в качестве поправки к Караульному уставу. Глядишь, и прогремим на всю Россию в качестве новаторов, — горячился Зуев, начиная брызгать слюной.

      — С вами все ясно! Свободен! — почти крикнул командир начальнику охраны и повернул пылающее гневом лицо к провинившемуся ловеласу.

      — А вы чего молчите?! Заварили кашу! Жена вашей любовнице устроила мордобой, а с вас, как с гуся вода!

      — Так это она же ей устроила, а не мне, — нагловато улыбнулся мичман.

      — Да понимаешь ли ты, балбес, что тебя ждет?!

      — Что? — мичман, не мигая, смотрел в глаза командира.

      — В лучшем случае, дадут под зад коленом, и мигом вылетишь со службы, если в тюрьму не загремишь!

      — Гы! За это не посадят. Я проконсультировался у юриста...

      — Скажите, пожалуйста! Он, видите ли, проконсультировался! Я знаешь ли ты, что сказано про часового стоящего на посту, да еще с оружием в руках?!

      — Знаю. Часовой — лицо неприкосновенное...

      — То-то. А ты что с ним делал?

      — Ничего...

      — А начальник ВОХРа доложил, что от ваших утех караульная вышка ходуном ходила.

      — Так то ж от взаимного прикосновения...

      — А как вообще ты на вышке оказался?

      — Дык, я помощником дежурного по части стоял. В мои обязанности входит проверка караульной службы: два раза ночью и один раз днем.

      — Так ты, просто молодец! У Натахи Привезенцевой в ту ночь на вышке под ее юбкой бдительность несения часовым караульной службы проверял?

      — Она сама виновата...

      — Это как же?! Извольте пояснить!

      — Ну, пошли мы с разводящим по постам, гляжу, а на третьем посту на караульной вышке часового нет.

      — Как нет?! Там же как раз и дежурила Привезенцева.

      — Вы правы. Ее смена. Вот только не увидели мы ее на вышке...

      — Ну! И что же дальше?

      — Пошептались мы с разводящим и решили, что уснула баба на посту. И тут он мне тихо говорит: «Полезай на вышку, но тихонько. Не разбуди. А я потом на эту тварь докладную настрочу за сон на посту». Ну, я и полез. Ступаю по ступенькам тихо, словно кот крадусь за воробьем, сидящим на ветке. Поднялся и что же вижу?

      — Что?! — глаза у командира стали круглыми от нетерпения.

      — А то. Лежит наша баба на спине, ноги в стороны раскинула, а над ней лихим жеребцом трудится Иван Емельянович...

      — А это что за гусь?

      — Ну, наш начальник ВОХРа...

      — Что-о-о?! Ты, наверное, белены объелся. Он же у нас заслуженный человек, ветеран. И как только ты посмел на такого человека сей поклеп навести?!

      — А вы сами у него спросите. Если еще совесть не совсем потерял, то подтвердит. Он, когда увидел меня, сильно испугался, вскочил, штаны натянул и сказал: «Ты ничего не видел. Понял?! Можешь ее дотрахать за меня», и стал спускаться с вышки.

      — Ну, а ты?

      — Кто же от такого подарка откажется. Те ушли, а я повернулся к Натахе. Та лежит, даже позу не изменила, только глазищами в меня стреляет. Там как раз столб с фонарем рядом, так, что вся ее «аппаратура» была видна, как на ладони.

      — Ну, и ты не посрамил звания мужского племени, так оттянул бедную женщину, что вышка закачалась?!

      — Не посрамил. Вот только если бы она не орала при этом, то все бы тем и закончилось. Я же не знал, что каждый ее оргазм будет сопровождаться диким воплем. Так орала, словно ее не дерут, а режут. Ни с одной бабой у меня ничего такого не было.

      — Но, как же вы погорели, милые, шаловливые котята? Почему свой интим до скандала довели?

      — Так, опять облом вышел. Жена Ивана Емельяновича откуда-то пронюхала, что он давно с Натахой путается, а тот стал отпираться и повернул дышло бабьего гнева на меня. Вы же сами знаете, что сарафанное радио у нас самое быстрое. Моя узнала, что это я Натаху на вышке тер, закатила скандал, а Натаха, дура, сказала моей, что если захочет, то меня вообще от нее уведет. Вот тут-то Натаха по морде, простите, физии своей, как раз и схлопотала.

      — Да! Заварил ты кашу, наш передовой специалист. Попробуй теперь ее расхлебать. Вот что. Ты, пока, к Наталье на пушечный выстрел не подходи. Как-нибудь перебейся, да с женой разберись, почему она тебе свое «сокровище» только раз в месяц подставляет.

      — А вы откуда знаете?

      — Знаю. Я командир части или кто?

      — Командир...

      — То-то. А, пока, ступай. И на носу заруби себе, чертов кобелино, что я тебе сказал.

      — Есть! — козырнул мичман и быстро ретировался.

     «Да. Натворили дел, козлы тупоголовые, а мне расхлебывать. Не дай бог, если все это до Командующего флотом дойдет. Да он только за одну вышку всем головы поотрывает, а мне, в первую очередь», — потер вспотевший лоб Зуев, и нажал на кнопку звонка на панели стола. В дверях тут же появилась секретарша.

      — Танюша. Организуй-ка мне встречу с Натальей Привезенцевой. Ну, та, что в ВОХРе.

      — Вам официально или инкогнито? — улыбнулись ямочки на ее щеках.

      — Официально. Завтра, на 9—30, сразу же после планерки, здесь, в моем кабинете.

      — Есть! — шаловливо козырнула Танечка и, повернувшись, сверкнула голыми ножками под такой короткой мини-юбкой, что Зуеву было невдомек, как она умудряется скрывать под ней свои модные трусики.

     Зуев знал, что Танечка, жена его главного инженера, давно охотится за его повышенным вниманием к себе, но это было далеко не безопасным, так как та, как-то, тонко намекнула, что уступить такому шикарному мужчине, как Зуев, можно только при условии стать его женой. А такие глубокие отношения не входили в планы перспективного офицера, для которого амурные дела в таком аспекте могли бы помешать карьере. Поэтому Зуев был внимателен, вежлив с секретаршей, постоянно удерживая ее пыл на определенной дистанции. Зуеву больше импонировала роль любовника-невидимки, что, как он понял, не устраивало расчетливую и прагматичную Танечку. А началось все с того, что ее предшественница — секретарша Нинка была знойной бабой и, не смотря на свои восемнадцать умело щелкала не только по клавиатуре компьютера, на и задорно вертела задом перед глазами только что назначенного молодого капитана первого ранга на должность командира базы. Нинка была фартовой девочкой, за словом в карман не лезла, направо и налево сыпала сальные анекдоты про Это самое, умело выставляя напоказ ...

 свои аппетитные ножки, едва прикрытые пятнадцатисантиметровой мини-юбкой. Эта яркая блондинка с очаровательной синевой лукавых, но с первого вида глупых глаз, широко растягиваемым в смехе большим ртом и пунцовыми, словно созданными для минета, губами, была не отразимой, что не могло не впечатлить нового начальника.

     Он тут же смекнул, что эта девочка если и подставит свое «сокровище», то взамен ничего не попросит, предпочитая быть любовницей самого командира, и своими умелыми ручками с пальчиками ребенка будет фактически командовать управлением базы. Одним словом самой судьбой было предначертано, чтобы путь этих людей неотвратимо пролег через постель, что и случилось ровно через неделю, после вступления Зуева в новую должность. Их такой быстротечной близости помог случай: заместитель командира базы по воспитательной работе (убежденный холостяк) убыл в очередной отпуск, чтобы размяться в санатории, вручив Зуеву ключ от своей уютной однокомнатной квартиры, дабы оная была под надзором и помогла командиру коротать дни и ночи в ожидании получения своей квартиры. Зуев ежедневно разговаривал с женой и детьми по своему модному мобильнику, как правило, по завершению рабочего дня, которые жили в отдаленном гарнизоне и с нетерпением ждали получения новой квартиры в этом большом и шумном приморском городе. Едва он положил ключ в карман тужурки, как тут же «нарисовалась» секретарша. Небрежно сев на край стола так, что Зуеву «засемафорили» ее моднейшие стринги, тронув носком туфельки его коленку, секретарша пустила в лицо начальника колечко дыма из своего очаровательного рта, к губам которого прилипла дорогущая сигарета и деловито спросила:

      — Ну, что обмоем?

      — Что именно?

      — Золотой ключик. Уверена, что он уже в кармане нашего богатенького Буратино.

      — Слушай! Тебе не идет эта вульгарность... , — начал было Зуев, как Нинка, тут же уперла в потолок тоскливый взгляд своих неотразимых глаз и деловито предложила:

      — Не будь занудой. А?! Прямо скажи: трахаться хочешь?

      — С кем?

      — Ты, что? Тупой?...

      — А-а-а, — протянул тогда Зуев и нежно погладил ее по коленке.

      — Наконец-то, созрел. Ровно в двадцать ноль — ноль буду у тебя. Вот ужин, — протянула она ему увесистый целлофановый пакет, — это на три персоны...

      — Слушай, шаловливое дитя, в таких ситуациях третий лишний...

      — Ты уверен?

      — Угу,

      — А что говорит нам народная мудрость?

      — И что же она глаголет?

      — Бог троицу любит, неуч? И чему только вас в ваших высших училищах учат! — фамильярно хлопнула она его по погону и слезла со стола. Закрыв задом дверь его кабинета, Нинка потянулась, словно встала с постели, и уселась за свой компьютер.

     «Хорошо, что эта сцена прошла без свидетелей», — засуетился Зуев, боясь потерять свой командирский авторитет, барахтаясь под юбкой этой нахальной бабы, «и не мешало бы осадить ее», — подумал он, отнеся исполнение этого мероприятия на вечернее время.

     «А все же интересно. Кого еще притащит она?» — размышлял офицер, сгорая от любопытства.

     Но Нинка не была бы Нинкой, если бы «приволокла» кого-нибудь другого, а не свою лучшую подружку Танечку, дочь главного инженера базы, работающую в техотделе. Танечка знала, что Нинка скоро выскочит замуж за одного богатенького фирмача и заранее метит ее на свое место секретаря командира базы, которая должна держать все реальные бразды правления в своих руках, умело управляя командиром так, чтобы тому казалось, будто базой командует именно он. Зуев чуть не поперхнулся, открывая дверь еще одной из своих подчиненных, которая была явно лишней. Ведь ее присутствие явно лишало его звания «любовника-невидимки», что совсем не входило в его планы.

      — Заходи! Не трусь! — подтолкнула Нинка в спину подругу, замешкавшуюся в дверях.

     Девочки быстро вошли, деловито шмыгнули на кухню, и пока новый «хозяин» квартиры обмывал свое бренное тело горячими струями душа, в темпе накрыли стол. Водка, коньяк, шампанское, колбаса, сыр, шпроты и другие гастрономические изделия из супер-маркета мигом оказались на столе. На плите уже закипала молодая картошка, а селедка, украшенная зеленью, томительно ожидала ее на этом небольшом, но уютном столе.

      — И в честь чего такой сабантуй? — спросил вошедший в комнату с капельками воды на лице командир и указал на стол.

      — Это сюрприз, Александр Иванович. Моя дорогая подруга выходит замуж, — осторожно начала Таня, вопросительно глянув на Нинку.

      — Ах! Вот оно что! А я-то думал...

      — Будет и то, о чем вы думали. Одно другому не помеха, — озорно хохотнула Нинка и подтолкнула начальника к столу.

     ... Напившись и наевшись все трое порядком опьянели, бухнули на диван и началась борьба. Девчонки с остервенением срывали с него одежду, а он пытался тоже сделать с ними. Наконец все стали голыми. Нинкины разорванные стринги валялись на полу, но это ее не убило. Когда подруга спросила, как же она пойдет домой, та, усмехнувшись, ответила: «Ножками».

     Нинка быстро распределила обязанности. Уложив шефа спиной на диван, она уселась на него сверху и быстро воткнула в себя его член, который изнывая от вожделения, уже начинал пускать «слюни». Танечка уселась своим «сокровищем» прямо на лицо шефа лицом к подруге. Они обнялись, крепко и надолго впились губами друг в друга, словно пили воду из живительного источника, а затем, оторвавшись, звонко шлепнув своего «коня» по упругой ягодице, быстро «поскакали».

      — Ох! Ох! Ох! — на лбу Нинки мелким бисером засверкали капельки пота.

      — Ах! Ах! Ах! — вторила ей подруга, стараясь по шире раздвинуть ноги, чтобы язык «коня» как можно глубже проникал в ее тело.

     А «конь» в это время, балдея от сладострастия, жадно пил «нектар», поступающий капельками из одного молодого женского тела, отдавая свои капли другой. Нинка почувствовала это, мигом соскользнула с «коня» и тут же захватила жадными губами начинающего плакать его «молодца».

     Она так энергично стала его отсасывать, словно вакуумный насос живительную влагу из артезианской скважины. Мужчина, видимо, никогда раньше не подвергался столь сильному напору женской страсти. Его тело выгнулось дугой, таз приподнялся над диваном, он ухватил Нинку за затылок и сильно прижал ее рот к своему «бойцу», накачивая девушку со всей силой. Наконец мощная струя ударила той в рот. Девушка, захлебываясь, глотала ее, а ее подруга в эти минуты, вскрикнув, стала заливать своей жидкостью рот мужчины, который был настолько возбужден, что стал так интенсивно вылизывать ее «киску», едва не откусив у той клитор. Татьяна шлепнула его по щеке и звонко расхохоталась.

      — Откусишь, дурень! Чем я тогда порадую тебя в следующий раз.

      — Следующего раза не будет! Ты порадуешь меня сейчас, — ревел в теле мужика дикий зверь!

      — При одном условии. Если ты сольешь мне в пипу, то женишься на мне! — продолжала дразнить его проказница. Мужчина затих, что-то соображая.

      — А ты ломани ей в попу. Надеюсь, что это тебе дешевле обойдется, — рассмеялась Нинка.

      — В попу я даю без условий, — Танечка слезла с мужика, подошла к столу, сдвинула на край посуду с остатками пищи и легла на него грудью, переминаясь ногами, и притягательно покачивая ягодицами. Мужик не заставил себя долго ждать. Эта поза, которую он называл буквой «Г», ему всегда нравилась, и ее частенько занимала на кухне его жена, когда видела, как торчит в трусах его «Болт». И он, осатанев, тут же страстно накручивал на него ее широкую «Гайку». Вот и сейчас Танечка была в такой же позиции, только ее более стройное, молодое тело выглядело наиболее соблазнительным ... 

     по сравнению с заезженным телом его жены, так как ее «Гайка», наверняка, не была так сильно разработана, как «Гайка» его жены.

     Все это молниеносно пролетело в его мозгу, член встал так, что казалось, им, словно дубиной, можно убить это молодое белое тело, страстно желающее наибольшего удовлетворения. И он вставил ей в «Очко» так, что у той от удивления широко раскрылись глаза, изо рта вырвался крик раненой птицы, которую жестокий охотник принялся добивать. И он «добил» ее, так глубоко засадив ей член, что той показалось, будто это злой янычар забивает ей в попу осиновый кол. Он был в трансе и уже не помнил, как он драл это еще полудетское тело, которое явно не находило желаемого удовлетворения в руках ее мужа.

     Эти воспоминания первых дней его командирства на артиллерийской базе вновь всколыхнули его чувства. Тогда, утром, проснувшись в объятиях двух страстных, молодых женских тел, с одной из которых он только поиграл в любовь, удержавшись от настоящего сношения, позволили ему вскоре вновь установить положенную дистанцию между начальником и подчиненной, предварительно объяснив ей, что тогда в его теле бушевали не чувства, а выпитая водка. Молодая женщина, казалось, успокоилась и несколько разочаровалась, поверив подруге, что заняв ее место, она станет истинной хозяйкой базы, и он будет плясать под дудку ее чуткого и мудрого руководства. Но этого не произошло, так как Зуев упорно считал секс в попу простым, дружеским развлечением, приравнивая этот вид сношения к элементарной мастурбации.

     ... На следующий день в установленное время в его кабинете появилась знаменитая на всю базу Наталья Привезенцева, которую застукали в позе с мичманом Бабенко на караульной вышке.

      — Наталья Михайловна, — начал Зуев, — это ваше заявление?

     Та, молча кивнув, опустила голову.

      — Вы серьезно хотите покинуть нас? — продолжал наступать командир.

      — Да, — почти прошептала та.

      — Почему? — задал издевательский вопрос Зуев, претворившись незнайкой.

      — Из-за Владимира Степановича...

      — Мичмана Бабенко, что ли?

      — Угу, — почти промычала та.

      — И чем же он так вам насолил? — вопрос звучал инквизиторски.

      — Ну, вы же сами все знаете, — смахнула непрошенную слезинку женщина.

      — Позвольте. Я ничего не знаю, оттого и спрашиваю. Вот скажите, что я должен делать с этой бумажкой? — помахал он в воздухе заявлением Натальи.

      — Не знаю. Вы — командир, вам — решать...

      — А у вас какое образование?

      — Высшее, техническое...

      — Вы что заканчивали?

      — Питерскую техноложку.

      — Диплом с вами?

      — Конечно.

      — Можно полюбопытствовать?

     Наталья, молча, вынула из сумочки диплом и протянула начальнику. Тот несколько минут разглядывал его, а потом поднял на молодую женщину удивленные глаза.

      — И с такой бумагой вы на караульной вышке паритесь?! — его вопрос прозвучал в шутливо-угрожающей форме.

      — А что делать? У нас в управлении части только блатные сидят...

      — Так уж и все... После ухода Нины Федоровны с должности секретаря и перевода на эту должность Татьяны Зацепиной, должность инженера в техническом отделе до сих пор вакантная. Пойдете?

      — А что там делать?

      — Решать технические вопросы...

      — А я справлюсь?

      — Ну, знаете, «Не боги горшки обжигают». Поработаете, присмотритесь, если что-нибудь будет непонятно — объясним, если возникнут трудности — поможем, так что дерзайте. Вот вам лист бумаги, пишите заявление о переводе на новую должность. Только с мичманом Бабенко и начальником охраны придется завязать. Вам ясно?!

      — Конечно, — покраснела женщина и начала писать заявление.

     Подписав его, Наталья протянула его начальнику. Тот тут же наложил резолюцию: «Секретарь! В приказ!».

      — Ну, а теперь, Наталья Михайловна, не мешало бы обмыть это событие. Ваше мнение?

      — Прямо здесь?

      — Ну, зачем же. У нас для этого есть отдельный кабинет, — сказал Зуев и открыл дверь, спрятанную под висевшим на стене ковром.

     Наталья шагнула через порог и обомлела: это была не просто комната, а алтарь любви. На стенах висели крупные фотографии совершенно голых женщин из управления части. Открывала экспозицию всем известная Нинка, у которой было на что посмотреть, Танечка была запечатлена в любимой позе буквы «Г», голая главбух, сидя в кресле, откровенно мастурбировала горлышком небольшой бутылки из-под «Пепси». И что удивительно: на стенах не было ни одной фотографии мужчины. Натаха оцепенела от такой неожиданности, а потом, придя в себя, повернулась и хотела было бежать, но ее остановила властная рука начальника.

      — Ну, куда вы, Наташенька. У нас тут такой закон: кто входит в эту комнату, без своего фото на стене не выходит. Это своеобразная визитная карточка. Так, что садитесь, милая, сейчас обмоем ваше назначение на новую должность, — сказал шеф и выставил из холодильника бутылку коньяка и скромную закуску.

      — А вы не боитесь, что там (она ткнула пальцем в потолок) узнают про все это, — она кивнула в сторону одной из стен.

      — Не беспокойтесь. Там (он тоже ткнул пальцем в потолок) тоже все схвачено. Но я не завидую тому, кто попытается проболтаться об этом. Вам все понятно, милая?! — он так посмотрел ей в глаза, что у той побежали по телу мурашки.

     Они выпили, закусили. Он глянул на часы.

      — О! Время приема по личным вопросам уже давно истекло. Пора к делу приступить. Вы не против?

     Наталья улыбнулась, встала и начала медленно раздеваться. Оставшись в плавках и лифчике, подошла к столу, подняла рюмку с коньяком и залпом выпила ее. Зуев протянул ей длинный, полуспелый банан. Наталья многозначительно посмотрела на шефа, встала, подошла к дивану, сняла плавки, повернулась лицом к шефу, села на диван, широко раздвинула ноги и, откинув голову на спинку дивана, закрыла глаза, поднесла банан к своей «щели», вставила и стала совершать им медленные поступательно-возвратные движения. Зуев смотрел это кино немигающим взглядом, потом стал тоже раздеваться. Сняв все, он с торчащим членом подошел к женщине, которая, закрыв глаза, постанывала в так своим движениям.

      — Тебе помочь? — спросил шеф.

      — Да. Поработай ты, только медленно. И пожалуйста, сними шкуру с банана: без нее приятнее.

     Зуев сделал так, как она просила. Он мастурбировал бананом, а она стонала все громче.

      — У тебя есть скоч? — внезапно спросила она.

      — Есть. А зачем?

      — Заклей мне рот, а то орать буду.

      — Что, так страдаешь?

      — От избытка чувств.

     Он выполнил ее просьбу, а затем взял фотоаппарат и щелкнул фото. На экране аппарата появилась голая Наталья с заклеенным ртом и торчащим бананом между ног.

      — Это для коллекции, — пояснил он и, опустившись перед ней на колени, припал губами к банану. Сначала он поиграл им в игру «Ванька-Встанька», а затем стал по кусочку откусывать. Когда банан был съеден, Зуев припал губами к ее «щели», поиграл языком с клитором, а затем стал отсасывать из этой узкой подрагивающей скважины появляющуюся в ней жидкость. Натаха мычала, как стельная корова, извиваясь на диване, словно пришпиленная к земле змея. Затем она так стала поддавать ему тазом, что чуть не разбила лобком его губы.

     Она вцепилась своими ногтями в кожу его головы так, что чуть не сняла с него скальп. Ее движения все убыстрялись до тех пор, пока струя мокрого оргазма не окропила его с головы до живота. От неожиданности он отпрянул, но струя достала его.

     « Вот это баба! Никогда у меня не было такой супер-сексуалки. Она станет бриллиантом первой величины в моей коллекции», — подумал он, глянув на стену, где висели фото побывавших здесь женщин. Затем он уложил ее на ковер, лежащий на полу, раздвинул ноги, лег сверху, вставил член и начал ее драть со всей ожесточенностью, словно мстил за только что мощную струю, окропившего его. Он сразу понял, что у них одинаковые калибры. Члену в ее «пещерке» было до чертиков приятно и уютно, а совершая привычные движения, он испытывал такое сладостное чувство удовлетворения, которого он доселе не испытывал никогда. Куда-то вниз провалился секс с его женой, довольно-таки холодной особой, строго регламентирующей их сношения, не позволяющая никаких излишеств, называющей минет «ужасом», бурный, но не столь сладостный секс с бывшей секретаршей, думающей в такие минуты только о самоудовлетворении, детские шалости в попу с дальновидной и расчетливой Танечкой. Она сначала очень медленно работала тазом, постепенно убыстряя движения. Он изнывал от страсти, пару раз окропив ее «сокровище» счастливыми слезами своего «воина», и странным было то, что тот еще не падал от усталости и продолжал стоять «насмерть», словно солдат в окопе с гранатой в руке в ожидании надвигающегося танка.

     И «танк» вскоре наехал на него, придавив и задолбив ударами ее таза по его телу так, что пол под ковром стал дрожать, как при землетрясении. Наталья глядела на него выпученными глазами, и ему стало страшно, как бы ее не хватил удар. Но двадцатипятилетняя «лошадка» еще не израсходовала свой сексуальный потенциал и неистово гнала сорокалетнего «мустанга» по бескрайней «степи» всесокрушающей любви.

     ... Сколько прошло времени, они не знали. Он завершил эту скачку мощной струей оргазма и упал с нее на ковер, словно воин с лошади, сраженный копьем на поле сечи. Они лежали и молчали, тяжело дыша. Затем он тихо сказал:

      — Ты достойно выдержала этот сложный экзамен. Через три месяца главный инженер уезжает с Танечкой в Питер. Поступает в академию. Займешь ее место при условии, что впредь будешь трахаться только со мной.

      — А с Колей? — спросила она о муже.

      — На него уже пришел приказ. Будет служить на самой престижной атомной субмарине. А там сплошные автономки.

     Он тебе — деньги, а ты мне — секс. Ну, а ему, бедолаге, только с презервативом, ибо секс с ним и за секс не считается. Скажешь, что радиации боишься. Поняла?

      — Ой! Как здорово ты все это придумал! Теперь мичман Бабенко у меня попляшет...

      — И не вздумай! Наталью Ивановну я тоже иногда потрахиваю. Надо же укреплять их семейные узы. Будь вежливой и предупредительной, а настанет время, подружись с ней. Не с бутылочкой же ей все время веселиться, — хохотнул он, глянув на стену. — Кстати, она не прочь поиграть в эту игру с молодой женщиной. Будешь ее напарницей. И еще. Не обессудь. Иногда будешь ложиться под адмиралов и председателей проверочных комиссий...

      — Как так?! — подскочила Натаха.

      — А так! Это входит в обязанности секретарши. Поняла?

      — Поняла, — прошептала она, прильнула губами к его все еще пылающим губам, и тут же добавила: — Но только в презервативах.

      — Идет, — он звонко хлопнул ее по аппетитной ягодице.

     ... Прошло время, и на артиллерийской базе установился должный порядок и спокойствие. Прекратились сплетни и ссоры на семейной почве. Натаха была тонким и умным руководителем всех этих отношений. Теперь список желающих попасть к командиру на личный прием резко сократился, но в каждом списке последним посетителем в нем всегда значилась Наталья Привезенцева.

     Эдуард Зайцев