Тихая ясная звёздная ночь. Полнолуние. Семь радужных кругов, окаймляющих холодное серебристое светило. Бесшумно звенящее пространство. И — ни души. Ланс осторожно, стараясь ступать бесшумно, спустился по крутым ступенькам деревянного флигеля, мягко прошёл по участку, неслышно, не хлопая калиткой, вышел на дорогу. Высокий, тоненький, хрупкий, женственный, длинноволосый, с пепельной гривой, какой-то необычайно хрупкий, но в то же время не хилый, он был во всём чёрном и тёмных очках. Он остановился посреди просёлочной дороги, обратил слегка побледневшее лицо к звёздам и отчётливо услышал где-то внутри себя: «Я один в Вечности. Я один в Вечности. Вся моя жизнь — смена картин, лишь смена картин».

     У него перед глазами пронёсся месяц, волшебный месяц их отношений с Альбиной, месяц, который спас, возродил его к жизни после смерти Альберта. Ох, Альбертик! К горлу подступил жгучий комок. Ланс поднял лицо к звёздному небу, не дав упасть слезам. Первая потеря. И вот теперь вторая — после месяца неземного счастья. Вроде бы это был целый месяц, но он пролетел, как одно мгновенье. Ланс еще раз вскинул глаза вверх и увидел, как с неба сорвалась и покатилась вниз звезда. «Вот снова упала, и я загадал: выйти живым из боя», — вспомнились ему слова из песни Высоцкого. Этого барда любил Альберт, любила его и Альбина. Живым... Он повертел на языке это слово. Да, жизнь — это одно, а существование — совсем другое. Он жил с Альбертом, а потом эта двойная нелепая смерть — сначала его афганчик Крис, и в тот же вечер Альберт, летевший к ним и разбившийся на мотоцикле. Потом встреча с Альбиной, и месяц незабываемых отношений с ней. Тот месяц пролетел, оставшись в нём ярким всплеском и режущей болью одновременно, а эти полторы недели, что он здесь, тянулись, как ему казалось, уже несколько лет.

     «Кто я теперь? Где я?» — думал Ланс. Спрашивая себя о том, где он, Ланс имел в виду не территорию и не географию, а своё место в этой Вселенной: «Мой новый мир. Новый мир без вас. Без тебя, Альберт, и без тебя, Альбина. Да, мир без них, и мне придётся смириться и принять это как должное. Один, опять один. Что дальше? Что меня ждёт?» Он снял очки, и звёздное небо с лунной радугой отразилось в его огромных голубых глазах. Ресницы отбросили тень на нежное юношеское лицо, и тем не менее его глаза не были глазами несмышлёныша, это были глаза юного, ещё довольно неискушённого, но уже очень много выстрадавшего в своей жизни юноши.

     «Лучше бы я превратился в волка», — застучало в мозгу у пацана. Альберт ассоциировался у Ланса с Волчонком, Альбина же — с Волчицей. Волчица, Одинокая Волчица — даже сослуживцы на работе называли её так. Он закрыл глаза и увидел её. Высокая, стройная, в меру накачана, макияж в холодных тонах, резкий взгляд, полный уверенности, силы и достоинства, длинные крепкие ноги, едва заметная грудь, пограничная фигура — не женская и не мужская, и такие же платиновые, как у Альберта, волосы. Внешность скорее транса, нежели традиционной женщины, наверное, поэтому Ланс, изначально ориентированный больше на юношей, и обратил на неё внимание. () Опер-профессионал, одиночка, и тем не менее она допустила его до себя. Он и не мечтал о том, что когда-нибудь встретит женщину, настолько соответствующую его идеалу, хотя женщиной Альбину с её чисто мужским характером и ориентацией на юных женственных би-метросексуалов назвать её было бы не совсем правильно.

     Они были похожи с Альбертом до безобразия. И с Альбертом, и с Альбиной Ланс очень красиво смотрелся в паре! Порой им даже говорили об этом на улице. Но говорили это в основном продвинутые и современные, большинство же ортодоксального гетеросексуального населения смотрело на них с лёгким, а порой и с не очень лёгким недоумением. Идеалы, взгляды на жизнь, пристрастия — всё совпадало в них настолько, что порой Лансу казалось, что он смотрится в Альберта, как в зеркало. А Альбина... Но обо всём по порядку.

     Они познакомились на кинологической выставке возле ринга афганов. Альбина недавно пережила смерть своего, у Ланса тоже недавно его платиновый Крис умер от интерита. Им обоим больше всех понравился бело-серебристый кобель в стальной маске, он и стал победителем в классе юниоров. Альбина подошла поздравить хозяина призёра. Было видно, что седовласый джентльмен, хозяин Флоренса, как звали победителя, относится к собаке, как к своему сыну, полностью очеловечивая её, и он был несказанно рад титулу, завоёванному его любимцем. Стоило Альбине, одетой в чёрную кожаную «косуху» и такие же брюки и сапоги-"казаки», с белой гривой по плечам, подойти к Флоренсу, как тот, не обращая ни малейшего внимания на хозяина, водрузил передние лапы ей на плечи и ткнулся носом в её платиновые волосы, практически полностью совпадающие по цвету с его окрасом.

     — Вы извините нас, — обратилась Альбина к несколько смущённому хозяину, — просто мы с вашим красавцем почувствовали друг в друге родственную душу.

     И в этот самый момент из толпы появился Ланс, оправившийся от первоначального шока. Он видел Альбину и Флоренса со спины и не мог поверить в то, что это не Альберт и Крис. В руках у парнишки был фотоаппарат. В голубых обтягивающих джинсах и такой же водолазке, пепельная грива забрана в хвост, тонкий, стройный, тоже чем-то напоминающий Флоренса. Он извинился перед хозяином, коснулся узкой ладонью шелковистой шерсти афгана и обратился к Альбине:

     — Простите мою наглость, но я думаю, что Вы не будете возражать, если я подарю Вам несколько фото с этим чудом?

     Альбина взглянула в огромные голубые глаза пацана под длинными пушистыми ресницами и поймала себя на мысли, что она находится под впечатлением одновременно от юноши и от собаки. Флоренс долго не хотел расставаться с Альбиной, и ей пришлось употребить всю подвластную ей энергетику, чтобы красавец афган всё-таки вернулся к своему хозяину. А Альбина с Лансом ещё долго гуляли по выставке. После закрытия Альбина позволила себе пригласить юношу в небольшой уютный ресторан и взяла инициативу в свои руки. Выяснилось, что она оперуполномоченный в звании капитана, Лев по гороскопу, всегда добивается поставленной перед собой цели и является (он тогда не понял, что она говорит об этом неслучайно) Одинокой Волчицей по жизни, предпочитает юных метросексуалов и может даже допустить наличие сексуального опыта с юношами у своего потенциального фаворита, но с бабами — никогда!

     — Вы знаете, — сказал он ей тогда, — я не знаю, почему, но я чувствую, что Вы владеете чем-то, неподвластным окружающим, у Вас какой-то необъяснимый свет в глазах.

     Тут она посмотрела на него в упор, и он опустил взгляд, затем продолжил:

     — От Вас веет какой-то необычайной силой, и знаете, — он жестом попросил разрешения налить ей шампанского, она ответила кивком, и бокал наполнился, — мне кажется, что я мог позволить бы Вам всё. Мне только восемнадцать, но, как мне кажется, Вы не обижаетесь на мою откровенность. Вы достаточно волевая и опытная женщина, даже не совсем женщина, я бы сказал. Так что я, как и тот афган Флоренс, который не хотел возвращаться от Вас к хозяину, я в Вашей власти, — он опустил глаза, и длинные ресницы отбросили тень на его лицо.

     Она улыбнулась, молча достала из пачки сигариллу. Парень чиркнул зажигалкой. Глядя на её платиновые волосы и едва заметные, общие с Альбертом черты лица, он вздрагивал при каждом вздохе. В зале горели свечи, зеркальные стены и потолки отражали их с четырёх сторон. Альбина закурила, и Ланс с восхищением заметил, какие у неё изящные чувственные пальцы, длинные заострённые ногти с элементами светской хищности. Рука была изящной, но сила в ней чувствовалась даже в том, как она держала сигариллу — твёрдо, уверенно. «О Господи! И тут совпадение!» — чуть не вырвалось у него вслух. Сигариллы «Кэптэн Блэк» — их любимая с Альбертом марка!

     — Ну, во-первых, — ответила она ему, — мне не за что на тебя обижаться, и то, что ты заметил мой опыт, это для меня скорее комплимент ...

 с твоей стороны. А насчёт силы... Да, ты прав — я не совсем человек, вернее, я человек, но с некоторыми экстра-возможностями. Но знаешь, буду с тобой откровенна... Я не хочу, чтобы тебе потом было больно, очень больно. Ты говорил о возрасте. Открою тебе секрет: я предпочитаю именно юных метросексуалов, — тут она посмотрела ему в глаза, правда недолго, потому что знала: долго её взгляд выдержать очень трудно. — Ты помнишь Экзюпери? — вдруг спросила она его.

     — Да, конечно, это мой любимый автор. А что именно?

     — Помнишь, Змея говорит Маленькому Принцу, когда он попадает на Землю: «Ты чист и явился со Звезды». Ну, так вот, — сказала она не то чтобы жёстко, но с нажимом. — Запомни. Я по жизни — Одинокая Волчица, и даже если я допущу тебя к себе, придёт время, и я уйду, а тебе будет больно, поверь, я знаю, о чём говорю.

     Тут Ланс (а надо сказать, что юноша, несмотря на свою утончённость и романтизм, был далеко не робкого десятка, тоже не из числа «земных») поднял бокал и произнёс:

     — Оставить меня — это Ваше право, в любой момент, когда пожелаете, но... кто не рискует, тот не пьёт шампанского!

     — Ну что ж. Ты сам этого захотел, — улыбнулась она. — Брудершафт?

     У Ланса закружилась голова. Вот так же всё начиналось и с Альбертом.

     — А теперь обещай, что ответишь на мой вопрос, — продолжила она.

     Он согласно кивнул.

     — Ты недавно потерял любимого, я это вижу. Расскажи мне про него. И ещё, давай сразу на «ты».

     Ланс опустил потемневший взгляд.

     — Да, ты права. Он был практически твоим тёзкой. Его звали Альберт, и он был очень похож на тебя, кстати, тоже владел ясновидением. Познакомились мы с ним благодаря Крису, моему покойному афганчику. Я гулял с псом в парке, когда ко мне подошёл Альберт. У Криса на него реакция была примерно как на тебя у Флоренса, я даже заревновал. И понеслось... Нас так в районе и звали — «святая троица»: я, Крис и Альберт. Мы были неразлучны. Сколько раз нам приходилось стоять спина к спине против воинствующих гомофобов, и далеко не всегда с ущербом для себя! Нашу первую ночь я не забуду никогда. С тобой ведь можно откровенно? — Альбина кивнула, и Ланс продолжил.

     Мои были в отъезде, и я пригласил Альберта к себе на ночь, хотя, в общем-то, мы никогда не скрывали от наших родителей своих отношений и ориентации, и они в конце концов приняли всё, как есть. И вот первая ночь после прогулки с Крисом по вечернему городу. Я приготовил куриные грудки в кляре под острым соусом, родители оставили нам бутылку «Шардоне». Ужин при свечах. Мы оба были в обтягивающих джинсах и водолазках, я в серебристо-серой, а Альбертик — в сиреневой. В моей комнате, тоже в сиренево-голубых тонах, с обилием мягких игрушек и эзотерических репродукций по стенам, стояла широкая двухспальная кровать, настоящий «траходром». Мы включили диск нашей любимой певицы Далиды. Бархатный грудной голос заструился по комнате. Мы с Альбертом обнялись, двигаясь в такт музыке. Он нежно коснулся моих губ, и у меня перехватило дыхание. Это был мой первый поцелуй. Наши руки прошлись по спинам, легли на крепкие ягодицы друг друга. «Я люблю тебя», — вырвалось одновременно у нас обоих. Это было какое-то волшебство.

     Каким-то образом, сами того не замечая, мы остались в одних стрингах, я — в тёмно-синих, Альберт — в бирюзовых. Наше девственное естество рвалось из них на свободу. Альберт опустился передо мной на одно колено, аккуратно потянул стринги вниз, обнажая мой член, нежно коснулся его губами. Из моей груди вырвался сдавленный стон. Он прошёлся языком вверх по стволу, играя яичками, и его безукоризненно наманикюренный пальчик вошёл в мою ещё девственную, но при этом уже готовую ко всему попку.

     — Милый, — прошептал я, — пожалуйста, возьми меня!

     Альберт потянулся за заранее приготовленным лубрикантом, но я остановил его.

     — Не надо. Возьми меня так...

     — Нет, солнце, — прошептал Альберт. — Ты мне слишком дорог, чтобы я лишил тебя девственности без подготовки. Хорошо, значит, обойдёмся натуральным средством.

     Он увлёк меня на кровать и мягко уложил на живот, покрывая мою спину поцелуями, опускаясь всё ниже и ниже, и вот его нежный чувственный язык уже скользнул в ложбинку между моих ягодиц, проникая в самое сокровенное. Я не представлял, что такое возможно. Это была ласка нежного юноши, становящаяся от этого только более нежной и трепетной.

     — Я готов, — прошептал я.

     Альберт чмокнул меня в ягодицу, нежно шлёпнул по другой, и шепнул:

     — Тогда становись, оленёнок.

     Я и так был готов ко всему, плюс виртуозная прелюдия Альберта... Он вошёл в меня осторожно, медленно, и мне совсем не было больно. Потом мы вошли во вкус, и вот уже на всю квартиру раздавался скрип «траходрома». Кончили мы одновременно, растворившись друг в друге. Потом мы лежали обнявшись, и волосы Альберта светились в свете ночника платиной, вот как сейчас твои, Альбина.

     — Ну что? — чмокнул я Альберта в нос. — Как насчёт того, чтобы теперь тебе побыть оленёнком?

     — Я только «за», — прошептал Альбертик, зарываясь лицом в мои волосы.

     И тут третий член нашего тандема, Крис, так долго деликатно наблюдавший за происходящим со стороны, дал о себе знать. Он внаглую завалился к нам на кровать, явно будучи недоволен недостатком внимания к своей далеко нескромной персоне. «Что это вы тут, парни, делаете? — говорил он нам всем своим видом. — И какого хера вы не уделяете внимания мне, такому замечательному псу?»

     — Вспомни говно — вот и оно! — рассмеялся Альберт, целуя Криса в нос.

     Я тоже обхватил наше четвероногое детище за шею и поцеловал его в шелковистую шерсть. Крис получил должную порцию ласки и оставил нас одних. Теперь в активе был я. Я ответил Альберту той же нежностью и теми же ласками, что получил от него, он тоже давно ждал этого и раскрылся мне сразу. И в этот раз оргазм тоже настиг нас одновременно. Потом мы продолжили нашу оргию в джакузи с кокосовой пеной и заснули только на рассвете. Год мы были все вместе, неразлучная «святая троица», не стало же их в один день, Криса и Альберта. А я остался...

     Голос у паренька дрогнул. Альбина мягко накрыла его хрупкую ладонь своей сильной рукой с длинными ногтями, и его сразу же обдало тёплой животворной волной.

     — Спасибо, — прошептал Ланс.

     — Что было дальше, солнышко? — мягко спросила она.

     — Дальше? Крис тяжело заболел. Интерит. Мы с родителями угрохали бешеные деньги на лечение, но афганчику становилось только хуже. Альберт практически переселился ко мне, и мы по очереди дежурили с ним ночами рядом с Крисом. Но в один из вечеров Альберту пришлось уехать по делам, а афганчику стало совсем плохо. Я позвонил ему на смарт и осторожно, стараясь не говорить о самом худшем, сказал, что сейчас он нужен нам с Крисом. Я не сказал ему, что он может уже не успеть, но Альберт всё понял. Незадолго до этого родители подарили ему мотоцикл, роскошную фиолетово-серебристую «Хонду», и понимаешь, Альбина, он сорвался к нам на байке. Я сидел на кровати рядом с Крисом. Голова тяжело дышащего афганчика лежала у меня на коленях. Беспокойство нарастало, и я уловил идущую от Альберта тревожную ментальную волну, мы всегда чувствовали друг друга на расстоянии. Тишину взрезал резкий звонок смартфона. Уже уходящий пёс вдруг заволновался, дёрнулся и открыл враз прояснившиеся глаза. Аппарат высветил номер Альберта. У меня бешено заколотилось сердце.

     — Здравствуйте. Это Ланс? — спросил меня незнакомый напряжённый мужской голос.

     — Да, — ответил я упавшим голосом.

     — Вас беспокоит капитан Орлов, — представился мужчина. — Вам знаком Альберт Макаров?

     Уже понимая, что с Альбертом случилась трагедия, и зная, что именно скажет мне капитан, я взял себя в руки и проговорил абсолютно спокойным, мёртво-механическим голосом:

     — Да, знаком. Это мой близкий друг. Что с ним случилось?

     — Он погиб, — чуть дрогнувшим голосом ответил капитан. — Примите мои соболезнования. Вам нужно будет приехать ... на опознание.

     Крис вдруг протяжно взвыл.

     — Хорошо, — не меняя интонации, всё тем же механическим голосом ответил я. — Я пишу адрес морга.

     Не забыв поблагодарить капитана за информацию, я, как подкошенный, опустился на кровать рядом с Крисом. В уши мне ударила звенящая тишина. Я обхватил афганчика за шею и с ужасом понял, что Крис не дышит. «Мы должны были похоронить тебя с Альбертом, а теперь мне придётся хоронить вас обоих», — пронеслось у меня в голове. Я не плакал, нет, слёзы просто не текли. Я элементарно застыл. Нужно было ехать на опознание. Морг находился в старинном парке. Меня встретил тот самый капитан Орлов — обаятельный высокий кареглазый брюнет, стройный, широкоплечий, спортивный и очень деликатный и вежливый.

     — Здравствуйте, Ланс, — протянул он мне сильную ладонь, и я понял, что он удивлён крепким рукопожатием моей узкой ладошки. — Ваш друг умер у меня на руках. Он сказал, что Вы его ждёте, что у Вас умирает Ваша любимая собака. И ещё... — капитан немного замялся. — Я понимаю, это очень личное. Он просил передать Вам, что он очень любит Вас. Вернее, любил.

     Было видно, что капитан, несмотря на свою явную традиционную ориентацию, довольно толерантен к геям.

     — Как Вас зовут, капитан? — спросил я.

     — Олег... Николаевич. Можно просто Олег, — представился тот.

     — Спасибо Вам, Олег, — тихо сказал я. — Как это произошло?

     — Он очень спешил к Вам и не вписался в поворот, — ответил капитан.

     Затем было опознание. Я собрал всю свою волю в кулак. А когда санитар откинул простыню, я увидел спокойное лицо Альберта, его сомкнутые глаза, длинные ресницы, даже чуть заметный румянец на щеках, как будто он жив, вот сейчас откроет глаза и скажет: «Пойдём домой! Нас там Крис ждёт». Но нет. Не откроет. Не скажет. И Крис уже не ждёт... Знаешь, Альбина, они и похоронены в одном месте. Криса мы с родителями кремировали и похоронили урну с его прахом в одной могиле с Альбертом, на Троекуровском кладбище. Вот такая у меня история. Я даже не думал о том, что когда-нибудь обращу на кого-нибудь внимание и буду вот так сидеть в ресторане и даже улыбаться. Спасибо тебе за это, — Ланс опустил свои длинные ресницы.

     — Не за что, солнышко. Наша встреча неслучайна, — проговорила Альбина.

     — Знаю. Чувствую, — шёпотом ответил Ланс.

     И вот их первая ночь. Альбина понимала, что эту ночь парень должен запомнить на всю свою жизнь. И хотя Ланс уже не был девственником, в эту ночь он терял невинность в гетеросексуальном плане, несмотря на то, что секс с Альбиной, учитывая её ориентацию и наклонности, нельзя было назвать традиционным. Её сильные, накачанные, но в то же время изящные руки ласкали юношу с такой нежностью, что Лансу казалось, что его душа отделяется от тела и летит к звёздам, кружится и замирает в Млечном пути наслаждения. Для неё не было запретных зон, запретных мест, запретных тем. Возможно было всё. Да, это был высший пилотаж!

     Несмотря на свою изначальную ориентацию на парней, Ланс мечтал об этом, он мечтал о женщине её образа и подобия. При жизни Альберта они говорили на эту тему, и выяснилось, что тому тоже нравится такой типаж. Они не исключали даже шведской семьи с таким индивидом, но вот только при жизни Альберта этого так и не произошло. Это случилось с Лансом только теперь, и сейчас он был готов на всё ради Альбины. Но только ли сейчас, в данный момент, или вообще отныне? Вот в чём вопрос. А она, у себя на службе хладнокровный, жёсткий капитан, профи и спец, способный заткнуть за пояс не одного мужика, сейчас буквально взорвалась фонтаном нежности. Они резвились на широкой роскошной постели, Альбина покрывала его нежную грудь поцелуями, покусывая соски и опускаясь всё ниже и ниже. Дойдя до самого главного, она обхватила сильной изящной ладонью его напряжённое естество, приблизила к нему своё лицо и дотронулась моргающими ресницами до его нежной обнажённой головки, одновременно вводя длинный изящный палец в приоткрывшийся, уже готовый ко всему анус юноши.

     — Пожалуйста... возьми меня. Я уже готов. Есть чем?

     — Разумеется, — улыбнулась Альбина, доставая из ящика столика кожаный лиловый футляр.

     — Страпон? — зарделся парнишка, догадавшись о его содержимом.

     — Именно, — улыбнулась в ответ Альбина.

     Ланс принял соответствующую позу.

     — Оленёнок, — нежно прошептала Альбина, и это слово резануло Ланса бритвой по сердцу, ведь так называл его Альбертик.

     «Ох, Альберт, Альберт! Ну почему тебя нет сейчас с нами?» — Артур подавил уже было готовый вырваться из него стон.

     — Вспомнил его? — прочитала его мысли Альбина, уже ничуть его этим не удивив.

     Он уже начал привыкать к тому, что общается с таким же паранормом, каким был Альберт и каким является он сам.

     — Да, — честно ответил Ланс. — Как жаль, что его сейчас нет рядом с нами, вы бы понравились друг другу.

     — Я в этом не сомневаюсь, но... Смерть самых лучших выбирает и дёргает по одному, — процитировала она Высоцкого.

     — Ладно, моя Королева, не будем о грустном. Возьми меня! — и Ланс уже не удивился тому, что прелюдия Альбины оказалась не менее откровенной и нежной, чем в своё время ласки Альберта.

     Альбина вошла в него осторожно, но вместе с тем решительно, и уже через минуту они потеряли счёт времени.

     — Я кончаю, милая, — услышала она его приглушённый голос.

     Попка юноши сокращалась, пульсируя.

     Какое-то время они просто лежали рядом, наслаждаясь ароматом друг друга. От Альбины пахло «Ультрафиолетом», от Ланса — «Фаренгейтом». Оба аромата были в стиле унисекс.

     — Можно, я сейчас попробую то, чего у меня ещё никогда не было? — прошептал Ланс, намекая на гетеросексуальный контакт.

     — Конечно, солнышко, — и Альбина мягко перевернулась на спину.

     Ланс начал покрывать поцелуями её не совсем женское тело с едва заметной, но в то же время крепкой и накачанной грудью, уделяя особое внимание соскам, опускаясь всё ниже и ниже. Его нежный язык скользнул в её промежность, и из груди молодой женщины вырвался стон. Никто из прежних любовников Альбины, несмотря на её далеко нехилый интимный опыт, не доставлял ей такого удовольствия. Куннилингус Ланса был нежным, слегка неопытным, но от этого только более прелестным и трепетным. Он вошёл в неё медленно, аккуратно, переживая и смакуя каждый момент коитуса. Затем они вместе набрали темп движений. Акт был долгим и страстным, и волна оргазма накрыла их одновременно. Потом они разглядывали друг друга, как будто только что увидели.

     — А теперь, солнышко, — услышал Ланс страстный шёпот Альбины, — возьми меня сзади.

     Ланс ожидал чего-то подобного. Он произнёс:

     — Теперь оленица — ты.

     — Именно. Я хочу тебя, — услышал он.

     Альбина приняла соответствующую позу, открываясь Лансу. Парнишка скользнул языком в ложбинку между упругих ягодиц. Это был первый гетеросексуальный римминг Ланса, в котором он превзошёл сам себя, и когда пульсирующий анус Альбины обхватил его юный эрегированный член, Ланс поймал себя на мысли, что наслаждение от этого контакта даже перекрывает даже некоторые моменты секса с Альбертом. Они кончили одновременно, улетев куда-то к звёздам. Его пепельная грива покоилась на её плече.

     — Я... люблю тебя! — как гром среди ясного неба долетел до неё его прерывистый шёпот.

     «Стоп! — сказала она себе. — Ты обрекаешь его на мучения, если не на гибель». Она чуть-чуть отстранилась от него, её глаза вспыхнули фосфоресцирующим огнём, и она прикрыла их, чтобы не испугать парня, потом взъерошила его светло-пепельную гриву своими длинными фиолетовыми с серебристыми блёстками ногтями.

     — Знаю, — грустно и почему-то немного хрипло произнесла она.

     И нежно проведя ладонью по его пылающей щеке, Альбина добавила:

     — Чувствую. Но... Не губи себя, мой милый, не надо. Ты хочешь в кабалу? Я ведь деспот. Мне надо или всё, или ничего.

     — Для тебя я готов на всё!

     — Знаю. Но дело не только в этом. Я одиночка, потому что ... у меня рисковая работа. Я не могу гарантировать тебе, что смогу быть с тобой так часто, как ты того захочешь, а уходя утром на службу, я не смогу сказать тебе, когда вернусь, и вернусь ли вообще, — она усмехнулась, — по крайней мере живой. Более того, ты говорил, от меня идёт какая-то необъяснимая сила. Ты проницателен, мой дорогой. Кто ты по гороскопу?

     — Скорпион.

     — Да... Нетипичный ты Скорпион. Обычно этот знак стремится брать, а ты так самозабвенно отдаёшься. Ну ладно, это отступление. Так вот о силе. Я действительно ей владею. И это не только умение видеть и чувствовать неподвластное большинству, но и необходимость для того, чтобы идти своим путём, не сворачивая с него, в жизни, дружбе, любви, Вечности и Пространстве.

     — Но ведь ты же видишь! — прошептал он. — Я тоже не один из «них».

     — Да, милый, вижу и поэтому тем более не хочу обрекать тебя на страдания. Понимаешь, не хочу. Ты (только не обижайся) напоминаешь мне Фреда, моего погибшего афгана. На меня пошли с ножом, а он опередил меня на доли секунды и бросился наперехват. Спасти его не удалось. Я не хочу, чтобы ты брал на себя мои удары, как Фред. Я не имею права идти по трупам, понимаешь? — и она встряхнула его за плечи, может быть, даже резче, чем рассчитывала.

     Он вздрогнул. Тогда она прижала парня к себе и запустила ладони в его пепельную гриву, затем сказала:

     — Не обижайся на меня, хорошо?

     — Я не обижаюсь. Если бы я был на месте Фреда, то поступил бы так же, как он... Альбина, отведи мне определённое место в своей жизни, хоть ненадолго. А потом, как только ты захочешь послать меня подальше, просто скажи мне об этом, просто скажи, и я уйду. Я обещаю. Я не буду искать встреч, звонить, приходить к тебе, я просто уйду — и всё. Но только, пожалуйста, не сейчас. Дай мне немного времени, хотя бы чуть-чуть. Хорошо? — и Ланс как-то абсолютно трогательно ткнулся ей в плечо. — Хорошо?

     — Хорошо, — ответила она ему.

     А внутри неё боролись два чувства. Первое — она понимала, что придёт время, и боль разрыва с ней Ланс может и не вынести. И второе — в ней просыпалось то чувство, которому не было в её жизни места по определению. Она привыкла к боли и одиночеству настолько, что перестала их ощущать. «Адаптировалась», — смеялась она над собой. Но вряд ли она хотела так жить. Однако выбор был сделан, и она шла своим путём твёрдым размеренным шагом. Она летала по ночам, и это не строчка из песни, это факт из её жизни. Она летала где-то на грани жизни и смерти, и даже тут она была одиночкой. У неё были свои звёзды, своя Луна, своя радуга и свой мир. Неоднократно многие колдуны и так называемые маги пытались вступить с ней в альянс, но ей это было не нужно. В случае с Лансом Альбина решила сделать исключение из правил и подарить ему месяц, тем более что в этот период она могла уделить ему время: у неё начинался отпуск.

     Этой ночью юноша так и заснул, плотно прижавшись к ней, уткнувшись ей в плечо, как преданный волчонок. А она так и не сомкнула глаз, просто лежала, обнимая его и наблюдая за мерцающими отблесками горящих свечей на стене, лежала и думала. О нём. О себе. О них двоих. О своём пути. И ещё о том, как сделать так, чтобы живое сердце внутри неё не схлестнулось в смертельной схватке со стальным образом снаружи, а также о том, что вопреки всему они должны были встретиться. Только вот во что всё это выльется? Не для неё — тут всё понятно, для него.

     Ланс учился в художественной академии и делал большие успехи. Даже любимый стиль живописи и художник у Альбины и Ланса оказался один — фэнтэзи, Борис Валеджо. И она, Альбина, прекрасно осознавала, что у парня большое будущее, и что она не вправе ставить это будущее под удар. А с другой стороны, иной раз ей хотелось выйти на улицу, туда, где молодые лейтенанты отдавали ей честь, видя её в форме, а подростки с восхищением провожали её взглядами, когда она шла вся в чёрной коже со своим платиновым афганом, а потом вихрем проносилась мимо них на мотоцикле, выйти, распахнуть чёрную косуху, одетую на голое тело, и крикнуть всем: «Видите, я тоже живая! Что, не ожидали? Тогда смотрите!»

     И вот настало утро. Первый раз в жизни Альбина изменила своим принципам и, облачившись в сиреневый пеньюар, подала Лансу кофе в постель. Все прежние любовники Альбины сами оказывались утром перед ней с подносом. В полупрозрачном светло-лиловом пеньюаре и фиолетовых босоножках с серебристыми пряжками в виде ракушек, с лёгким, едва заметным макияжем в сиренево-голубых тонах она была неотразима. Подавая Лансу кофе, она в шутку набросила ему на шею газовый шарф и поинтересовалась у парня:

     — Ну, и какой у нас сегодня пол?

     — Женский, — принял он её игру, а потом признался, — а знаешь, меня часто за девушку принимают.

     — Ну, так это же замечательно. Я люблю женственных метросексуалов, особенно девственников в гетеросексуальном плане.

     Тут он лукаво взглянул на неё, и она добавила:

     — И уже не девственников тоже.

     — Ну слава богу, — произнёс он, — а то я подумал, что уже не представляю для тебя интерес. Я знаю, что ты любишь пройтись по первому снегу, а я ведь уже не...

     — Но следы-то на снегу остались мои, — услышал он в ответ. — Ты был до меня девственником, значит, и останешься им для меня навсегда.

     — Правда?

     — Правда, — ответила она ему с поцелуем.

     — Я...

     — Спокойно, — перебила она его. — Обойдёмся без сантиментов.

     — Хорошо, — опустил он глаза. — Но всё равно...

     — Я знаю, — она провела рукой по его щеке. — И этого уже достаточно.

     — Хорошо, — повторил он.

     — Давай договоримся на будущее, — решила расставить точки над «i» Альбина. — Я знаю, даже слишком хорошо знаю, как ты относишься ко мне, а ты знаешь, как я отношусь к тебе, — она говорила не то чтобы жёстко, но твёрдо и уверенно.

     — А как? — вдруг напрямую спросил Ланс, глядя на неё в упор. — Как ты относишься ко мне? — и тут же, испугавшись своей смелости, опустил глаза.

     — Я знаю, — продолжал он. — Ты дала мне месяц. У тебя отпуск. Я для тебя лишь развлечение, забава, смазливое девственно-голубое развлечение. Вассал на час, — грустно улыбнувшись, добавил он, перефразировав известную пословицу. — Так ведь?

     Она не дала возможность ему продолжить, просто взяла его ладони в свои и произнесла:

     — Ты даже не представляешь, насколько сильно ты ошибаешься.

     В ответ он прильнул к ней, и, обняв его, она задумчиво, обращаясь как бы сама к себе, процитировала «Маленького Принца» Экзюпери:

     — Да, когда даёшь себя приручить, потом случается и плакать.

     — Ты это о ком в данный момент? — заглянул ей в глаза Ланс, чуть приподнявшись на локте.

     — Не все вопросы нуждаются в ответах, — отрезала Альбина, и уже совсем другим, спокойным и мягким тоном она добавила. — Ты услышал от меня столько откровений, сколько не слышал их никто и никогда. Знаешь, одна голливудская звезда говорила: «Я скорее обнажу своё тело, чем душу». Вот и я придерживаюсь того же принципа.

     — Но ведь главного глазами не увидишь! — решил ответить словами из сказки Экзюпери Ланс.

     — Я рада тому, что ты это понимаешь. Ну, так что, мы с тобой договорились? — улыбнулась она.

     — Твоё слово, Королева, для меня закон.

     Поцелуй, которым наградила Альбина Ланса за его ответ, как казалось ему потом, длился бесконечно. На следующий день Альбина сделала Лансу подарок: со своим коллегой она договорилась насчёт проведения занятия с парнем в милицейском тире. Восторгу парнишки не было предела, к тому же он показал неплохой результат: с расстояния 25 метров 5 из 10 в десятку. Альбина стояла рядом и улыбалась.

     — Здравия желаю, капитан, — подошёл к ним начальник тира. — А ты верна себе, — он посмотрел на Ланса.

     Тот немного покраснел, опустив пистолет.

     — Да брось ты, пацан, — Игорь (так звали начальника) по-дружески положил ему руку на плечо. — Мы знаем нашего капитана и имеем представление о её вкусах. Вы хорошо вместе смотритесь — ... просто экстра-класс.

     Ланс и Альбина переглянулись, улыбнулись.

     — Ладно, майор, — с лёгкой издёвкой произнесла Альбина, — ты мне молодого человека не смущай, а лучше дай ему побаловаться со «Стечкиным». С «Макаром», как ты видишь, он уже подружился.

     — Как скажешь, капитан.

     В стрельбе юноша делал успехи, чем, в свою очередь, не мог не порадовать Альбину.

     — А мы ещё сюда придём? — спрашивал её разгорячённый пацан по дороге домой.

     — Надеюсь, — отвечала Альбина, хотя в данный момент в голове у неё стучало совсем другое.

     С каждым днём она всё больше и больше привязывалась к этому неискушённому, тонко чувствующему, нежному и дерзкому одновременно созданию.

     В этот день он получил стипендию плюс премию победителя в конкурсе «Магия и эзотерика в современном искусстве». А так как юноша был способен не только создать образ на бумаге, но мог ещё и вдохнуть в него свою энергию, то есть реально сделать изображение живым, в том, что Белый Единорог выдержал серьёзную конкуренцию и стал победителем, не было ничего удивительного.

     Ланс выслушал поздравления, поблагодарил всех и вышел на улицу. Он знал, на что потратит полученные деньги. Полдня поисков — и вот в шестом часу он уже звонил в дверь квартиры любимой. Правда, видно его практически не было, потому что в левой руке у парня была большая игрушка — белый афган в полный рост, а в правой — огромный букет сиреневых роз сорта «Аква». Сколько магазинов он объездил, ища именно этого афгана, да и розы любимого цвета Альбины найти тоже было делом не из лёгких. Альбина умела сдерживать свои эмоции и делала это всегда, но в данный момент это стало сложным делом даже для неё.

     — Первым твоим шагом стало то, что ты научился читать мои мысли, юный паранорм, — с трудом сдерживая чувства, произнесла Альбина, а Ланс стоял, расплывшись в счастливой улыбке.

     — А вторым? — спросил он.

     — Вторым, как я вижу, стало то, что ты научился угадывать мои желания с 99-процентной точностью.

     — А почему не со 100-процентной? — ещё шире улыбнулся Ланс.

     — А это чтобы ты не зазнавался. Чтоб служба мёдом не казалась!

     — Так я уже на службе? — спросил он полушутя и тут же, посерьёзнев, добавил, обращаясь одновременно и к Альбине, и себе. — А на какой? Уже на постоянной, или я всё ещё контрактник на месяц?

     Сам от себя того не ожидая, он вдруг опустился на колени к её ногам и произнёс:

     — Я готов служить тебе, Королева, готов служить вечно. Ты же знаешь...

     Она не дала ему продолжить, просто подняла его с колен и на какое-то мгновение опустила лицо в сильно и одновременно тонко пахнущий нежно-лиловый букет.

     — Посмотри на эти розы, — сказала она ему.

     Он опустил глаза.

     — А теперь на стебель каждой из них.

     — Шипы, — тихо произнёс он.

     — А что будет, если сжать руку чуть сильнее?

     — Появится кровь, — грустно усмехнулся Ланс.

     — Правильно. Знаешь, мой милый, не бывает роз без шипов.

     — Пока ещё твой милый, — печально произнёс Ланс.

     В голубой обтягивающей водолазке и таких же джинсах, он стоял в проёме двери прямо напротив окна, прижимая к себе афгана, и розовый закат отбрасывал мягкие отблески на его длинные пепельные волосы.

     — А вы с ним похожи, — дотронулась Альбина до собаки, а потом, едва касаясь, провела рукой по груди Ланса.

     — Я знаю. Мы с Альбертом были копиями Криса, — всё так же тихо произнёс юноша. — Знаешь, Стальная Леди, если бы я был собакой, то только афганом.

     — Аналогично. Я тоже никогда не забуду Фреда и отождествляю себя с собакой этой породы. Не зря мы с тобой познакомились рядом с рингом афганов на выставке. Помнишь слова в той самой сказке для взрослых, — и она процитировала Экзюпери. — «У меня останется твой барашек. И ящик для барашка». Только вот Флоренсу — давай назовём его так в честь того юниора-победителя, благодаря которому мы с тобой познакомились, — Ланс кивнул, и Альбина продолжила, — ему не нужен намордник, и мы можем не беспокоиться: он не съест розы, подобно сказочному барашку.

     — Да, Флоренсу не нужен намордник, — чуть слышно подтвердил Ланс.

     — Так. Всё. Время шипов ещё не наступило, — как можно безмятежнее произнесла Альбина, отбирая у Ланса афгана и увлекая его за собой в спальню, где находился альков пастельных тонов в стиле «ампир».

     Несмотря на её далеко немаленький опыт в амурных делах, до встречи с Лансом на шикарной широкой кровати Альбины редко кто-либо появлялся, но ведь она жила по принципу: «Целовать — так королеву (в её случае — достойного вассала), воровать — так миллион», и поэтому на оформление спальни она обратила особое внимание. Альбина увлекла Ланса за собой, дурачась и смеясь, они упали на постель, и женщина вдруг поймала себя на мысли, что она, будучи вдвое старше Ланса, чувствует себя его ровесницей, настолько хорошо им было вместе.

     Наряду с этим в мозгу у неё стучало: «Какого чёрта? Почему я постоянно должна блокировать свои и его чувства?» Но это говорило почти что уже любящее вопреки всему сердце. А разум отвечал на этот вопрос так: «Ты понимаешь, что это невозможно. У тебя свой, только твой путь, и ты не имеешь права тянуть его за собой. Он ведь пойдёт, ты это видишь и знаешь, и переступит через всё, в том числе и через себя, только бы быть с тобой. Но судьба уготовила ему большое будущее, и очень сомнительно, что он добьётся всего, чего может достичь в своей жизни, оставшись с тобой. Он и так уже растворился в тебе. А представь, что будет, если тебя вдруг не станет (например, шальная пуля на задержании)? Что тогда с ним произойдёт? Перерезанные вены?! Нет. Это ты таскаешь свою смерть за собой на привязке, как на поводке, как правильно сказал один экстрасенс». Ей вдруг вспомнилась строка из песни Высоцкого: «Но лопнула во мне терпенья жила, и я со Смертью перешёл на «ты». Она давно вокруг меня кружила, побаивалась только хрипоты». Альбина усмехнулась такому диалогу «себя с собой» и продолжала думать: «Он должен жить, обязательно должен, и ты не вправе ставить его судьбу под удар».

     Они лежали в постели. Шёлковые подушки были отброшены к стене, белоснежный Флоренс устроился на них, как живой, и, казалось, совсем не стесняясь, наблюдал за происходящим. А Альбина играла с волосами Ланса, скользила своей платиновой гривой по его нежной юношеской груди и остановилась только тогда, когда поняла, явственно осознала, что это если и не последний, то один из последних их интимных контактов. «Перед смертью не надышишься, — подкинула она себе шпильку. — Остановись, мгновенье!» — чуть не вырвалось у неё вслух. Ланс многому научился у неё, но, тем не менее, откровенность его ласк не утратила той самой первозданной «голубой» девственности. «Да, — подумала она. — Воистину, ты останешься для меня девственником навсегда. О, если бы... Но... Стоп! И вообще, пока горит шальной рассвет, о дне грядущем не мечтай!» И она с головой отдалась тому чувству, которое проснулось в ней, зная, что утром (этим ли, следующим ли) придётся положить его на плаху.

     Они уснули под утро, растворившись друг в друге и, казалось, успев осознать, что такое счастье. «Остановись, мгновенье!» — как будто повторяла, глядя на них, полная Луна, отбрасывая радужные круги на звёздный небосклон.

     Их разбудил резкий звонок смартфона Альбины. Ланс, ничего не понимая, открыл глаза, услышав, как Альбина, выругавшись, тянется за трубкой своего серебристого аппарата. Увидев, что он тоже проснулся, она поспешила успокоить его:

     — Не волнуйся. Это, наверное, служба, — и не ошиблась.

     — Здравствуй, капитан, — услышала она голос полковника, своего непосредственного начальника.

     — Помяни чёрта к ночи, — Альбина была «вежлива», как никогда, но полковник знал Альбину давно, знал и ценил.

     — Понимаю, — ответил он. — Ты уж извини, но труба зовёт.

     — А конкретнее, Леонард Арнольдович? — спросила Альбина, окончательно опускаясь с облаков на землю.

     — Капитан, это не телефонный разговор,... 

      скажу только одно: серьёзное, рискованное и опасное задание, и ты — самая подходящая кандидатура для его выполнения.

     — Ясно. Когда мне нужно быть на службе?

     — Вообще-то у тебя ещё отпуск, поэтому чётких рамок я не ставлю, но скажу, как есть: чем раньше, тем лучше.

     — Хорошо. Я буду через полтора часа.

     — Договорились. Удачи тебе. И извини за прерванный отпуск.

     В трубке запиликали гудки отбоя, а Альбина молча застыла с телефоном в руке. Ланс, замерев, смотрел на неё во все глаза, боясь нарушить молчание. Он внимательно слушал её разговор с полковником, ещё не всё до конца понимал, но очень тонко всё чувствовал. — Это всё? Конец? — через какое-то время чуть слышно выдохнул он.

     — Ланс, милый мой, — она мягко посмотрела ему в глаза. — Давай сейчас мы не будем ни о чём говорить. Я свяжусь с тобой, обязательно свяжусь, тогда мы всё и решим.

     — Но... Ведь всё уже решено? — теперь уже Ланс смотрел на неё в упор. — Если собаке решили отрубить хвост, то нужно это делать одним ударом, а не по кускам. Так ведь, капитан? — он назвал её так впервые.

     — Так, — согласилась она. — Но всё равно, мы с тобой ещё обязательно должны поговорить, — продолжала она, за считанные минуты успев надеть форму и теперь пристёгивая портупею.

     — Хорошо. Как скажешь, — и Ланс, стараясь сделать это незаметно, обнял Флоренса, наивно полагая, что Альбина не увидит его слезы, которая так и осталась на морде афгана.

     Затем юноша, в считанные секунды взяв себя в руки, уже улыбаясь (какой ценой!) повторил:

     — Как скажешь, капитан.

     — Ну вот и хорошо. Я подброшу тебя до школы, — предложила она.

     — У меня сегодня выходной. И потом... Ты не обидишься? — последовал отрицательный кивок Альбины, и Ланс продолжил. — Мне нужно побыть одному.

     Он, как бы сам того не желая, потянулся к ней губами, она ответила ему, а потом, оторвавшись от него, произнесла:

     — Ты только обязательно приходи, ладно?

     — И пока трепещется чувство обречённое, бьют часы старинные в стане палачей, «я люблю» мне слышится, но полоска чёрная провела границу, ты теперь — ничей.

     — Твоё? — вопрос Альбины относился к услышанным ею стихам.

     — А ты как думаешь? — вопросом на вопрос ответил Ланс.

     — Я думаю, что твоё.

     — Правильно думаешь.

     — Ладно, одевайся. Сам знаешь — время на пределе, а опоздать я не могу себе позволить.

     Она сознательно не выразила ему своё резюме по поводу услышанного. Во-первых, она действительно не ожидала от него такого зрелого мировосприятия, а во-вторых, это задержало бы их дома ещё на неопределённое время, чего, естественно, она не могла допустить. Он быстро оделся и стоял теперь перед зеркалом, расчёсывая свою светлую гриву и забирая её в хвост, а Альбина, любуясь его отражением, думала: «Господи! Ради всего святого! Помоги ему не сломаться! Вот уж воистину — романтика стихов и проза жизни».

     «Ну, вот и всё, — думал Ланс, глядя вслед уносящемуся вдаль серебристому джипу Альбины. — Прощай, колдунья!» Ему вдруг вспомнились уроки магии, астрологии, эзотерики, весь тот волшебный мир, который открылся ему благодаря ей. Просто так ничего не бывает, и если бы Ланс был не способен увидеть и понять это, он бы ничего не увидел и не понял, но в этом случае она навряд ли обратила бы на него своё внимание. Затем ему вспомнился Единорог, увиденный им в полнолуние в хрустальном шаре Альбины, которого позже он воспроизвёл на бумаге и стал победителем конкурса.

     — Молодой человек, вам нехорошо? — услышал он как бы издалека густой женский голос бархатистого тембра.

     — Что? — переспросил Ланс и, сделав над собой усилие, вернулся на «грешную» землю. — Нет, благодарю Вас, всё в порядке, — улыбнулся он пожилой, но интересной, если не сказать больше — красивой женщине, даме с императорским пекинесом цвета топлёного молока, который ластился к Лансу так, как может ластиться собака лишь к человеку, которого хорошо знает и любит. Ланс опустился на корточки перед псом. Тот счастливо завилял пушистым хвостом, и розовый язычок крохотного полувоздушного существа в считанные секунды прошёлся вдоль и поперёк по лицу юноши.

     — Да, — опять услышал Ланс грудной бархатистый голос дамы, — Лаки обычно очень недоверчив к посторонним и позволяет себя гладить лишь избранным.

     Ланс поднял глаза. Элегантные лаковые туфли на каблуках, стильный лёгкий плащ серо-голубого цвета, благородная седина с едва заметным сиреневым оттенком, холёное моложавое лицо. Ланс улыбнулся несколько смущённо и произнёс:

     — Меня вообще любят собаки.

     — Самое главное — это то, что ты любишь их, — заметила дама, — особенно афганов, — и она улыбнулась парню, видя, как тот старается не показать своё удивление её осведомлённостью.

     — Да, Вы правы, афганов особенно, — подтвердил Ланс.

     — А ещё ты недавно похоронил своего любимого и собаку, как раз афгана, и только что расстался с Женщиной Своей Мечты. Тебе сейчас очень больно.

     Ланс уже понял, что его собеседница не простой человек, а так как для него это не было чем-то сверхъестественным, он вскинул на неё свои небесно-голубые глаза и сказал:

     — Да, и тут вы не ошиблись. А что ещё вы можете сказать обо мне?

     — Дай мне свою руку, Ланс, — сказала ведунья, назвав его по имени.

     Ланс протянул ей узкую ладонь. Она взяла её обеими руками, гладкими, молодыми и прохладными. Ланс почувствовал нечто, похожее на электрический разряд.

     — Вы всё равно будете вместе, — произнесла она. — Пройдёт время, я не скажу тебе, сколько именно, и она найдёт тебя, друг мой. Она — Одинокая Волчица, но ты — Волчонок, который достоин стать её Волком и быть рядом с ней.

     Рука Ланса похолодела, по ней прошла дрожь. Новая знакомая чуть сжала его кисть в своих ладонях и взглянула ему в глаза своими, серо-стальными, уверенными, слегка светящимися тем самым огнём, которым иногда горели глаза Альбины.

     — Она любит тебя, дружок, — услышал он. — Вы пройдёте огонь, воду и медные трубы, вы пройдёте все круги ада, но вы всё равно будете вместе. Вижу это и предрекаю.

     Ланс почувствовал, какая сильная и добрая энергия идёт от его новой знакомой.

     — Правда? — спросил он.

     — Правда, — ответила ему дама. — Помни о том, что я тебе сказала.

     Ланс стоял, держа на руках Лаки, и молочно-розовый пёсик прильнул к нему всем своим невесомым, крохотным тельцем.

     — Ну, вот и Лаки так считает, — услышал юноша. — А сейчас нам пора.

     — Можно узнать Ваше имя, мадам?

     — Я ответила бы далеко не каждому, но тебе скажу. Меня зовут Моргана, — и дама легко подхватила пекинеса.

     — Спасибо Вам, Моргана.

     — Не за что, Ланс. Ты достоин счастья, и твоя женщина тоже. Хотя она не совсем женщина, психологически она двупола, и ваши отношения — это скорее отношения двух геев. Вы обязательно будете счастливы, — тут рядом с ними затормозила бирюзово-голубая «Вольво», и дама с пекинесом скрылись в салоне машины.

     В этот день Ланс прошёлся по дорогим его сердцу местам, где они бывали вместе с Альбиной. Ему очень хотелось верить всему сказанному таинственной знакомой с пекинесом Лаки, но он слишком хорошо знал Альбину и её принцип: не менять своих решений. Но пока что он, как заколдованный, шёл по Старому Арбату. Где-то глубоко внутри него ему слышался какой-то нелепый симбиоз эстрадных песен: «Снова ночь, и я опять один. Я брожу среди пустых витрин. Повторяют губы как в бреду: больше не приду, больше не приду». «Какая чушь, — усмехнулся Ланс. — Она ведь предупреждала тебя. Ты не можешь упрекнуть её в нечестности. Ты обещал ей прийти, и ты должен это сделать, даже зная о том, что это последняя ваша встреча. Правда Моргана... « Но Ланс почему-то был уверен в том, что Альбина не изменит своего решения, несмотря на пророчество колдуньи с пекинесом Лаки. Он сделал над собой ещё одно усилие и спустился в метро.

     Шёл первый час ночи, вагон был полупустой. Ланс опустился на сидение, посмотрел на стену напротив и обомлел: с рекламного листа на него смотрел белый афган, как бы говоря: «Не грусти, я с тобой». Под плакатом была голубая надпись: «Заведи себе Друга». «Ну здравствуй, Флоренс, — мысленно улыбнулся Ланс. — И всё равно, несмотря ни на что, спасибо тебе за этот месяц. Ведь если бы не ты... « За разговором с воображаемой собакой он не заметил, как пролетело время.

     — Станция Битцевский Парк. Поезд дальше не пойдёт. Просьба освободить вагоны, — объявил чётко поставленный голос.

     Парень вздрогнул, вернулся к действительности, снова посмотрел на плакат и вышел из поезда.

     Путь к дому Альбины лежал через тенистый парк. Ланс напоминал себе натянутую струну. Его шаги были чёткими и какими-то механически размеренными. Сам не зная почему, он вдруг остановился, постоял минуты три и вдруг, как бы очнувшись, увидел, что он стоит под раскидистым клёном, под которым Альбина в первый раз поцеловала его по-настоящему, когда они возвращались из ресторана. Ланс опустился на скамейку под деревом. «Я не могу. Ты должен. Я не могу», — спорил он сам с собой. Он просидел под клёном до рассвета и в пятом часу утра пешком ушёл домой, так и не найдя в себе сил для последней встречи. Он ничего не ответил встревоженной матери, просто молча прошёл в свою комнату.

     Прошла неделя, и Ланс понял: он не может больше находиться в этом городе, где каждая мелочь напоминает ему о ней. Всё. Хватит. И он решил уехать. Уехать, исчезнуть, скрыться, переждать этот период, справиться с ним, чтобы затем регенерировать и жить дальше. У родственников как раз есть свободный дом в деревне. И Ланс исчез из города...

     Юноша вернулся к действительности и ощутил себя стоящим под полной Луной на просёлочной дороге. «Я один в Вечности. Я один в Вечности. Вся моя жизнь — смена картин, лишь смена картин... Она любит тебя. Вы пройдёте все круги ада, но всё равно будете вместе», — вдруг отчётливо зазвучал в мозгу Ланса голос Морганы. Затем, вибрируя, этот голос зазвенел, перерождаясь, перерастая в рёв мотора мотоцикла.

     — Нет! Не может быть! — зашептал, даже закричал шёпотом Ланс, осознавая то, что этот гул принадлежит мотоциклу Альбины.

     Полная Луна осветила чёрный силуэт с белыми развевающимися волосами. В глазах Ланса перемешались шок и бешеная радость, а «Хонда» резко затормозила рядом с ним. Казалось, что Альбина спустилась к нему на чёрных крыльях ночи. Она резко спрыгнула с мотоцикла и оказалась рядом с ним. Они стояли, обнявшись, под полной Луной, и в первый раз за последние десять лет по лицу Альбины текли слёзы. Ланс был в шоке.

     — Я никогда и никому не говорила этих слов и думала, что не скажу их никогда. Но... Я люблю тебя, мой милый, и я не хочу тебя терять!

     У Ланса от счастья пропал дар речи, а в мозгу стучало только одно: ведунья Моргана была права! Лунная радуга осветила их, слившихся, растворившихся друг в друге, серебристым сиянием. И луна, и звёздное небо, и вся Вселенная понимали сейчас одно: они будут, обязательно будут вместе, вопреки всему, даже если им придётся пройти все круги ада.