Докладчица откровенно халтурила. Это, кажется, понимали все, кроме нее самой. Мало того, что тону ее выступления могли бы позавидовать лучшие няньки в час, когда надо укладывать детей, так еще и материал, который она преподносила за свои собственные наработки, был начисто слизан с недавнего выпуска DentistryToday в вольном, и местами, неточном переводе.

     Виктор открыл программу конференции. Прочитал посредине страницы: О. Козлова. «Внутрикостная анестезия в хирургии жевательной группы зубов». Эта тема ему очень близка, он сам является автором нескольких статей по анестезии. И он, конечно же, мониторил зарубежные издания. Поэтому дама с подходящей фамилией может держать за козлов кого угодно, но только не его.

     Еще раз, от нечего делать, пробежался глазами по программе. Какие-то фамилии были ему хорошо знакомы, какие-то видел впервые. Но особенно порадовало, что после Козловой намечался кофе-брейк. Кофе сейчас был бы очень кстати. Держать отяжелевшие веки с каждой минутой становилось все труднее и труднее.

     Виктор принялся осматривать аудиторию. Несколько человек сидели с закрытыми глазами и упавшим на грудь подбородком. Один из них — из президиума. Эти не дотерпели. Эти Козловой в зачетные очки. Кто-то тупил взгляд на колени. На телефоны и планшеты, листая свежие новости и обмениваясь сообщениями в соцсетях. Зал гудел, как рабочий улей после зимовки, кое-кто уже, не стесняясь, перешел с шепота на просто тихую речь.

     Несколькими рядами ближе к трибуне и немного левее от Виктора сидела девушка. Виктор задержал на ней взгляд. Ему была видна лишь часть ее профиля, но и этого было достаточно, чтобы возникло желание рассмотреть ее детально. Ровный, слегка вздернутый кверху носик. Ямочка на щеке, и тут же — родинка. Глаза немного прищурены, что выдавало в ней близорукого человека, не признающего очков. Гипотезу о близорукости подтверждал немного наклоненный вперед корпус — так она хотела оказаться ближе к сцене. Казалось, она единственная, кто внимал докладчице.

     Но не миловидный разрез глаз и не ровная линия спины, обещающая статную фигуру, приковывали взгляд. Виктора заворожили ее волосы. Густые, они ровными прядями уходили вниз по спине. Стул, на котором она сидела, скрывал их реальную длину. Но они были длинные, вне всяких сомнений. И рыжие. Медно-золотистого оттенка. Корни волос не отличались по цвету от своей остальной части, и это давало большую надежду, что медь — ее натуральный колер.

     Черт возьми, эти волосы не дадут мне покоя до конца дня!

     Ухоженные волосы. Она явно знала им цену. Тяжелые, длинные и густые волосы, они мало кого оставят равнодушным. И Виктор был не из их числа. А совсем наоборот, распущенные волосы — это его фетиш. Это та деталь, которая, по его мнению, если и не воплощала женскую сексуальность, то уж точно играла в ней ведущую, доминантную роль. Распущенные волосы — это демонстрация силы. Женской силы. Превосходства над конкурентками. Это знак «Я могу себе (в отличие от вас) это позволить, я — здорова и хороша!». Длинные, красивые здоровые волосы даже из дурнушек делают заметных барышень. А вот если у тебя на голове копна всклоченных жиденьких и, не приведи господи, немытых волос — шансов нет. И не поможет ни милое лицо, ни длинные ноги, ни даже большая грудь. Уж в этом Виктор был совершенно уверен.

     Подойти бы сейчас сзади, да и зарыться лицом в этот медный отлив!

     Девушка явно почувствовала пристальный взгляд Виктора. Засуетилась, заерзала немного, принялась слегка оглядываться по сторонам в поисках отвлекающего раздражителя.

     Виктор с усилием отвел глаза. Не хотелось так сразу себя выдавать. Но сила ее магнетизма, казалось, сконцентрировалась на нем одном. Она заигрывала и даже провоцировала его, сплетая невидимый и тонкий мостик между рядами. И вот уже Виктор засуетился и занервничал. Посмотрел на часы. До перерыва оставались считанные минуты. А ну как Козлова не впишется в отведенный регламент и продолжит хождения по мукам? Об этом не хотелось даже думать. Непонятно почему, ему вдруг резко захотелось отлить. Слушать об осложнениях местного обезболивания в связи с индивидуальными аллергическими реакциями стало категорически невыносимо.

     На счастье, аллергические осложнения — это последнее, чем хотела удивить Козлова. Председатель поблагодарил ее за «очень содержательное и крайне актуальное» выступление, и объявил перерыв.

     Виктор первым вышел из зала. Широким, энергичным шагом направился к лестнице, игнорируя предложения кофе и чая от официанток в каких-то школьных передничках.

     Вернувшись, он застал полный вестибюль людей. У высоких столиков околачивались группки из двух-трех человек, неспешно потягивая напитки из чашек с фирменным логотипом отеля. Аромат кофе разлился по всему помещению, заставляя сглатывать слюну.

     Виктор подошел к столику с пустыми чашками, порционным сахаром в бумажных трубочках, сливками в маленьких металлических кувшинчиках-сливочниках, и, конечно же, кофейниками, источавшими тот самый приятный аромат.

     Сразу же появилась улыбчивая девушка в переднике, предлагая помочь сориентироваться во всем разнообразии на столе. Виктор учтиво отказался, и соорудил себе кофейку собственноручно и на свой же собственный вкус: кофе и сливки в пропорции один к одному, без сахара.

     С чашкой в руке, Виктор окинул взглядом холл в поисках свободных столиков. Не обнаружив таковых, он намерился пройтись к выходу, как вдруг периферийным зрением заметил тот самый медный оттенок.

     Виктор круто повернулся, чуть не пролив кофе. Таки да! Рыжеволосая чертовка стояла одна (!) у крайнего столика. Она снова очутилась к нему в пол-оборота, зато теперь вся ее фигура экспонировалась в лучшем своём виде.

     Она была довольно высока. И не только не стеснялась этого, но даже наоборот, подчеркивала свой рост туфлями на высокой шпильке цвета игристого белого. Пожалуй, с учетом высоты шпилек, она была вровень с Виктором, ну может ниже всего на пару сантиметров.

     Одета в платье изумрудного цвета, которое в ее случае одинаково уместно смотрелось бы и в офисе, и в ресторане, и в опере. Платье по фигуре, чуть выше колен, держится на тонких бретельках накрест. В правой руке — небольшой клатч. Туфли и клатч — одного цвета, в тон к волосам. Виктору уже нравился ее вкус.

     Стоит уверенно. Одна нога ровная, другая чуть согнута в колене. Немного прогибается в пояснице, чем выгодно подчеркивает округлости зада. Дает собою любоваться.

     Грудь — небольшая, аккуратная. И это не удивительно, редко встречаются высокие барышни с выдающейся грудью. Зато талия и бедра — как под заказ, как надо. Как Виктору надо.

     И снова эти волосы. Они струятся вниз, едва не доходя до талии. Она немного наклонила голову на бок. Со стороны создается ощущение, что это из-за волос. Как-будто они настолько тяжелые, что тянут ее голову за собой.

     Виктор почувствовал приток адреналина. Господи, насколько неуместными иногда оказываются все эти правила приличий и цивилизованного поведения! Не будь их, Виктор взял бы эту самку прямо на этом самом месте, невзирая на окружающих. И взял бы так, что она потом еще б и спасибо сказала.

     Но так, к сожалению, нельзя. Нужны все эти вокруг да около, чтоб очутиться с ней в одной постели. Или на полу. Или в ванне. Или на полке в купе. Да где угодно, лишь бы только с ней. Но ничего, Виктор правила знает. И применять их умеет.

     Он решительной походкой направился к ее столику.

     — Вы позволите? Добрый день.

     — Добрый день, пожалуйста.

     Впервые они встретились глазами. И Виктор даже растерялся немного. Ну ведь не может, просто не может все быть настолько идеально! Медно-рыжие волосы и зеленые глаза! Виктор присмотрелся, и понял, что цвет глаз точно определить невозможно. Вот сейчас они ярко зеленые, а через миг — с каким-то ржавым оттенком. А теперь — и вовсе карие. Такое Виктор видел впервые. То ли глаза попеременно отражали цвет ее платья и цвет волос, то ли это Виктору ...

 просто мерещилось, то ли перед ним стояло неземное существо, завораживая его своей магией, то ли все это происходило одновременно.

     Виктор глубоко выдохнул и хлебнул кофе, чтобы снять это наваждение. Помогло. Немного.

     — А вы знаете, что зеленый цвет глаз встречается наиболее редко?

     — Знаю, только два процента обладают по-настоящему зеленым цветом, но я к ним не отношусь.

     — Да? Отчего же? Мне показалось, у вас именно зеленые глаза.

     — Да, вам показалось.

     Виктору не понравилось такое начало. Как-то глупо все получалось. Надо было менять тему.

     — Как вам выступление Козловой? Вы слушали с таким интересом...

     — Вы заметили?

     — Трудно было не заметить. Вы были единственной, кто смотрел в сторону трибуны.

     — Да, наверное. Я старалась ее понять, но у нее такая вязкая манера преподносить свой материал!

     — И все потому, что это не ее материал. Если вам действительно интересна эта тема — обратитесь к первоисточнику, журнал DentistryToday, февральский номер.

     — Да вы что! Серьезно, что ли? Она просто перевела статью и выдала ее за свою? А если об этом узнают? Это ж обвинение в плагиате!

     — Да понимаете, все упирается в крепость связей с членами ВАК[1]. Если там у нее все в порядке (а это, видимо, так и есть), то чтение зарубежной прессы — это уже большой плюс. Некоторые и на это не способны, а степенями обзаводятся, как Депардье российским гражданством.

     Она не ответила.

     — Подозреваю, на этой конференции вы тоже в числе выступающих? Выполняете обязательную программу при подготовке кандидатской диссертации?

     — Да, я недавно поступила в аспирантуру, и это первая конференция, на которую я подготовила свои тезисы.

     — Ну, значит, у вас все только начинается. Но дорогу осилит идущий, так что дерзайте. А в какой аспирантуре учитесь?

     — А при Институте стоматологии в Н... ске.

     — Надо же, какое совпадение! Я ведь тоже из Н... ска. И, между прочим, кое-кого знаю в вашем институте.

     — Да? Действительно, неожиданно. В Н... ск я недавно переехала, пока мало с кем там знакома. Так кого же вы знаете?

     — Ну, кто ж в Н... ске не знает Артура Атропина, например. Это наш самый видный специалист. Профессор, доктор наук, причем самый молодой в истории института.

     У нее округлились глаза. А рука с кофе застыла на полпути. Она смотрела на Виктора. Не моргая, как будто пытаясь разгадать какую-то загадку, связанную с его появлением у ее столика.

     — Артур Вадимович — мой научный руководитель...

     Теперь настал черед удивляться Виктору. Конечно, он знал, что у Артурчика есть аспиранты. И теперь даже вспомнил, как он рассказывал о своей новенькой, очень талантливой. Это было, когда Виктор заходил к ним поздравить женский коллектив с 8 марта. Артур, как всегда, порхал от одной дамы к другой, засыпая их по пути недвусмысленными комплиментами. Помнится, после очередной бутылки шампанского он принялся взахлеб нахваливать свою новую аспирантку и все удивлялся поразительным у них с ней совпадениям. «Даже не верится», — рассказывал Артур, — «Что это все случайно, просто так. Это, определенно, знак».

     «Вот смотри», — разошелся Артурчик, — «Зовут ее, как меня, но только наоборот, а фамилия — почти такая же, из тех же букв, вроде анаграммы». Но Артур всегда был падок на женщин, поэтому эти игры в слова и анаграммы не сильно занимали Виктора, хотя почему-то отложились в памяти.

     А ведь если он тогда говорил об этой бестии с непонятно какими глазами — то его задор понять можно. Артур Вадимович, а губа у тебя не дура!

     — Прямо череда совпадений! Все-таки тесен наш мир, как ни крути.

     — Да, наверное...

     У девушки все еще не сошла маска удивления, и это ее автоматическое «наверное» лишь подчеркивало, что думала она совсем о другом, пытаясь понять, где и на чем ее хотят поймать.

     А может, это Артур Вадимович его попросил за мной проследить? Как я справлюсь на конференции?

     Виктор с Артурчиком вместе учились. Более того, жили в общаге в одной комнате. Этот на вид ботаник в очках удивительным образом сочетал в себе кутилу и бабника с ученным и карьеристом. Он одинаково прекрасно чувствовал себя и среди студенток — соседок по общаге, и в кругу профессоров и доцентов их факультета. Еще бы, и там и там он был всегда навеселе. Уникальная его особенность заключалась в том, что по внешнему виду Артурчика никогда нельзя было понять, трезвый он, или выпивший. Он садился пить с одной компанией, и когда все уставшие валились с ног, уходил продолжать к другой. Так могло повторяться по несколько раз за ночь, и никто ни разу не видел, чтоб Артурчику было плохо. Наоборот, ему всегда было очень хорошо. И вместе с ним — его окружающим. Он обладал каким-то непостижимым обаянием. Это и не «дай я тебя пожалею», и не «кажется, я тебе завидую». Каждому казалось, что с Артурчиком они лучшие друзья. И общение с ним было такое же — легкое, открытое, по-настоящему теплое. Такая манера коммуникации сквозь круглые стеклышки-очки приносила Артурчику дивиденды на всех фронтах. Девочки ему не отказывали, а профессора прочили стремительную карьеру.

     Собственно, так и получилось. Артур подготовил диссертацию за год. И пока некоторые из наших отстающих все еще пытались получить диплом, Артур уже махал перед носом свидетельством кандидата наук.

     Его с распростертыми объятьями ждали в любой клинике. Но он выбрал преподавательскую стезю. Друзьям своим он так это объяснял: вот вы всю жизнь будете в гнилые рты заглядывать и поломанные челюсти собирать, а я все время буду в окружении молоденьких студенток. И аспиранток, как выяснилось. Лукавил, конечно, так как практика у него тоже была, без этого крупным специалистом стать невозможно.

     Артур стал доктором наук еще до тридцати. Это просто небывалый случай. Рекорд института. А вот с семейной жизнью у него не очень ладилось. Дважды был женат, и дважды жены от него сбегали, не успевая за темпом его жизни. Артур не скрывал от них своих связей на стороне, а какая жена это вытерпит? Но такая уж была у Артура натура — он брал и отдавал с одинаковой легкостью, не задумываясь о последствиях, а просто наслаждаясь каждым моментом отведенной ему жизни.

     Да, все самые яркие воспоминания молодости у Виктора неразрывно были связаны с Артурчиком. Это потом они разбежались в разные стороны. Артур — в науку, Виктор — в создание и становление собственной клиники. Но когда им все же удавалось встретиться — это была программа навынос, виски, водка и шампанское для девочек текло рекой, денег никто не считал, и еще недели две после этого коллеги Артурчика молились, «хоть бы Вити здесь сто лет еще не было».

     Вообще-то, на эту конференцию они договаривались поехать вместе. Виктор любил ездить в командировки с Артуром. Впечатлений после них всегда оставалось на полгода вперед. Но в последний момент Артурчик спрыгнул: «Нет, не складывается. Да и не хочу видеть этих старых пердунов, надоели уже. Пусть вон молодежь катается. Им полезнее».

     Получается, что вместо себя Артур отправил на конференцию вот эту прелестницу, а ему, каков подлец, так ничего об этом и не сказал.

     — А если я вам скажу, что Артурчик, ой, простите, Артур Вадимович — не просто мой знакомый, а давнишний приятель?

     — И что это меняет?

     — Ровным счетом ничего, кроме возможности узнать о своем научном руководителе кое-какие небезынтересные детали.

     Улыбнулась.

     Ну наконец-то!

     Поменяла позу, опустила глаза в свою чашку, снова подняла, снова улыбнулась. Сделала маленький глоток.

     — И, например?

     — Например, вы знаете, что он носит парик?

     Артур начал лысеть еще в ранней юности. К окончанию учебы волос на голове у него практически не было. А те жалкие остатки он брил немилосердно, щеголяя своей лысиной, которую некоторым девочкам так нравилось гладить.

     — Да ладно, он же лысый!

     — Это только так кажется. На самом деле — это парик.

     — Как ... это — парик?

     — Ну вот так, что твоя шапочка для бассейна. А под ней — шевелюра кучерявых волос!

     Она прыснула от смеха. Потом представила своего руководителя, прилежно приглаживающим телесного цвета резинку на голову по утрам, и снова прыснула. Картина, как Артур Вадимович с серьезным видом намазывает шапочку специальным гелем, пристраивает ее себе на макушку и пытается спрятать лезущие из-под нее черные кудряшки, никак не отпускала ее. Она больше не могла сдерживаться, и рассмеялась в полный голос. Потом все же попыталась взять себя в руки и сжать губы, расплывавшиеся сами по себе, помимо ее воли. Эти усилия привели к тому, что слезы покатились у нее из глаз. Она взяла салфетку и кончиком стала их промачивать. Время от времени грудь ее судорожно дергалась, но попытки сдержать смех возымели наконец-то успех, а те накопленные остатки вылились в несколько ровных, почти спокойных смешинок.

     Красиво смеется, мне нравится.

     Благо, современная косметика подобные выходки позволяет. Тушь не потекла ручьями по щекам, хотя глаза, конечно, нуждались в корректировке. В общем-то, ей бы не помешало отлучиться в дамскую комнату и привести себя в порядок, хотя раскрасневшаяся, она выглядела еще привлекательней.

     — Ой, зачем вы это сделали! — девушка продолжала смахивать остатки слез.

     — Толи еще будет! Это ж ты только начинаешь узнавать своего руководителя.

     Возникла неловкая пауза. И тут Виктор сообразил, что нечаянно перешел с ней в разговоре на «ты», и ей это не понравилось.

     — Ой, извините, не хотел вас задеть, случайно вырвалось.

     — Да ладно, я не обратила внимания.

     Еще как обратила, будешь мне рассказывать.

     Виктор отчаянно соображал, как разрулить неожиданную заминку. Он снова вспомнил слова Артура, когда тот рассказывал ему о своей новой аспирантке. «Имя — редчайшее, но зато как у меня, только наоборот. Почти что. А фамилия, практически такая же, из тех же букв, как в анаграмме. Какой-то прямо инь и янь», — Виктор вспомнил, что говорил друг. Вспомнил слово в слово, память редко его подводила.

     Так, сейчас надо мысленно пройтись по списку участников конференции, — у Виктора родился план.

     Еще тогда, в аудитории, проглядывая фамилии заявленных докладчиков, он заметил что-то знакомое. Оставалось только вспомнить — что?

     Перед глазами возникла строчка программы: Р. Тропина. «Современный подход к эргономическим аспектам в практике амбулаторной хирургической стоматологии. Тезисы.»

     Точно! Ведь это как раз тема, которой сейчас занимался Артур Атропин! И вот ведь как получается: Атропин — Тропина! Вот тебе и анаграмма, инь и янь, черт их побери!

     Виктор ликовал, что с ее фамилией удалось разобраться достаточно быстро. Но что делать с именем? Начинается на «Р», это понятно. Много ли мы знаем женских имен на «Р»? Да не так, чтоб уж очень. Имя редкое, и такое, как у Артура, только наоборот. И что же это получается? Рутра? Да нет, бред какой-то, нет такого имени. Но ведь Артур сказал «почти что... «. Ну? Что у нас выходит? Убираем лишнюю букву — и получается Рута!

     Виктор, конечно, слышал песню «Червона рута» в исполнении Софии Ротару, но знакомых с именем «Рута» в его кругу не было. Но ведь не зря же Артур говорил, что имя редкое! Быть, или не быть. Такой шанс выпадает в жизни только раз. Виктор решил рискнуть.

     — Предлагаю эксперимент. Если я угадываю ваше имя — то называю свое, и, как новые знакомые, мы переходим на «ты».

     Делаешь хорошую мину при плохой игре? Да ни в жизни тебе не угадать, как меня зовут! Но, попробуй, почему бы и нет? Лишь бы это не превратилось в жалкое подобие «Угадай мелодии». Угадать мое имя просто невозможно!

     — Попробуйте, — в ее глазах заблестели азартные искорки.

     — Так, у девушки с рыжими волосами и не совсем зелеными глазами и имя должно быть необычное, редкое.

     Заулыбалась.

     — Да, так и есть. Это вы угадали. Но тем сложнее вам придется дальше.

     — Рыжие, рыжие волосы. Почему-то я вижу первую букву «Р».

     Молчит, улыбается.

     — Пожалуй, я сейчас не вспомню ни одного даже обычного женского имени на «Р». Роза? Нет, не похоже. Рита? Но тогда была бы Маргарита. Раиса? Да нет, при чем здесь Раиса. А что, если Рута?

     Улыбка сошла с лица. Оно стало серьезным, как карточный долг.

     — Мы знакомы?

     — Пока еще нет. Но, я так понимаю, я получаю возможность представиться за правильно угаданное имя? И мы переходим на «ты»?

     — Да, вы, ты... Вы угадали... Но это невозможно! Ведь вы... ты, не читаешь ведь мысли!

     — Нет, не читаю, но я читаю программу конференции, и фамилия Тропина сразу мне напомнила об Артуре Атропине. И тема доклада подходящая, Артур сейчас ее разрабатывает. Вот я и решил, что раз сегодня день совпадений — то сейчас им самое место. Я вспомнил, что перед фамилией стояла буква «Р». А имя «Рута" — единственное, что пришло в голову после Розы и Риты-Маргариты.

     — Вам, т. е. тебе, с такими аналитическими способностями надо работать в бюро прогнозов.

     — Москва слезам не верит? Тоже люблю этот фильм.

     — Но вы, да что ж такое, ты! Ты пока еще не представился.

     — Сыграем в обратную игру? Угадаешь мое имя?

     — Ну уж нет. Куда мне до вас, господи, до тебя! Я даже и пытаться не буду.

     — Вот и ладно. Тогда давай знакомиться. Виктор Севастьянов. Стоматолог-хирург.

     Виктор протянул ей руку. Она едва дотронулась до нее своей ладонью. Но успела почувствовать исходившее от нее тепло. И ей стало немного комфортнее. Она прониклась симпатией к этому мужчине.

     Надо же, ему известно имя «Рута»! А ведь чаще всего в ответ на свое имя ей приходилось слышать: «Рута? Первый раз слышу! Что это за имя такое?». Руте захотелось рассказать подробности.

     — Рута — это, вообще-то, литовское имя. А у моей мамы — украинские корни. Еще до замужества она знала, что у нее родится девочка с рыжими волосами. Ей бабка какая-то наворожила. И она заранее выбирала имя для дочки. «Рута» пришлось как нельзя кстати. Ведь «рыжая» по-украински — «руда». А «руда" — «рута" — это звучит, как одно слово. Вот так я и стала Рутой еще до рождения.

     — Интересная история, руда Рута. Еще тот интернационал. Получается, что «Червона рута" — это, фактически, о тебе?

     — Может, и обо мне, не знаю. Только ведь ее не существует, насколько я помню?

     — Червону руту не шукай вечорами? Да, есть там такие слова, но я ведь нашел!

     — Чар-зелье?

     — Нет, тебя. В этом огороде престарелых умников и умниц можно, оказывается, нарваться на такой цветок.

     Смутилась, потупила глаза.

     — Боже, Виктор! Ты глянь вокруг! Никого ведь нет! Это мы тут с тобой заговорились, а перерыв-то давно уже кончился!

     — А у тебя когда доклад?

     — Завтра.

     — Слушай, Рута, а давай сбежим, как в добрые старые студенческие времена?

     Она засомневалась как-то, занервничала, беспокойно осмотрелась по сторонам.

     — И куда пойдем?

     — Да хоть куда! Погода-то позволяет! Ты была раньше в С... ге?

     — Нет, не приходилось.

     — Ну-у-у! Так зачем терять такой шанс увидеть этот прекрасный город, слушая этих маразматиков?

     — Что-то ты не особо лестно о них отзываешься, а сам-то не из их круга?

     — Из их, из их. Но, пока я еще не потерял интерес к зеленому цвету, пока он привлекает меня больше, чем бомонд этих светил науки, предлагаю прогулку по исторической части С... га с бесплатной экскурсионной программой.

     — Но Артур Вадимович...

     — Строго настрого наказал тебе никуда не отлучаться?

     — Нет, но...

     — Но если что — Артура я беру на себя. Так что решайся, под мою ответственность, так сказать.

     По глазам было видно, что она уже приняла решение, но не отваживалась его озвучить.

     — Это твой? — Виктор указал на картонный пакет у столика, из которого выглядывали папки, какие-то распечатки и ноутбук в чехле.

     — Да, не рискнула оставить в аудитории.

     — Вот ... и здорово, не придется возвращаться, — Виктор одной рукой подхватил пакет, а другой взял Руту легонько под локоть и направил к выходу.

     — Ой, я сейчас, мне надо...

     — Попудрить носик? Давай, жду тебя на улице.

     ...

     Когда они возвращались, начинало темнеть. Прогулка получилась действительно романтической. Виктор был прекрасным рассказчиком. Он знал весьма любопытные подробности о местных достопримечательностях. Настолько, что Рута заподозрила, что его родной город — именно С... рг. Каждая история Виктора непременно содержала какой-то пикантный нюанс. Это были рассказы скорее не о местах, а о людях, которые там жили.

     Вечер закончился ужином в ресторане на берегу реки. Разговор давался легко. Ни о чем, и одновременно — обо всем. Эта беседа еще больше их сблизила. Рута разулась и сидела босиком, мечтая о массаже ног — день на шпильках по пересеченной местности давал о себе знать.

     — Где ты остановилась?

     — В Аркадии.

     — А, знаю, знаю. Так это ведь здесь совсем рядом. Пройдемся? Я тебя провожу.

     — Пойдем.

     Рута сунула клатч в бумажный пакет. Сама же взяла туфельки в руку и прямо босиком направилась к выходу. Виктор был очарован. Эта детская непосредственность, с которой она вот так просто шла босиком по вечернему С... ргу, очень подкупала. Но одновременно она вносила некую долю эротики в их нежданное рандеву. Невозможно не любоваться, как босые женские ножки шлепают по еще теплому асфальту. Туфельки в ее руке как бы намекали Виктору, что это только первая часть снятой сегодня одежды, и позже ему представится случай снять с нее кое-что еще.

     Гостиница оказалась даже ближе, чем того хотелось им обоим. Они вошли в холл, и Рута попросила ключ на рисепшине. Виктор автоматически запомнил номер — 256.

     Подошли к лифту. Возникла неловкая пауза. Виктору не хотелось навязываться в гости. Руте не хотелось показаться слишком легкомысленной.

     — Ну, завтра в то же время и в тот же час? Место встречи изменить нельзя? — Виктор нарушил возникшую паузу.

     Улыбается.

     — Да, давай. Пленарное заседание начинается в десять. Можем встретиться там в девять тридцать, успеем кофе попить.

     — Договорились. Ну, пока, до завтра.

     — Пока. Спасибо за экскурсию и ужин в ресторане, — Рута нажала кнопку вызова лифта и двери тут же открылись. Девушка вошла в кабинку.

     Виктор не стал ждать, пока лифт снова закроется. Он развернулся, и пошел к двери-вертушке.

     Он успел пересечь площадь перед гостиницей прежде, чем обнаружил бумажный пакет у себя в руке. Ее пакет. Еще никогда в жизни Виктор так не радовался обыкновенному бумажному пакету. Как бы это не выглядело банально, но пакет — это прекрасный повод вернуться. Ведь в нем — не только ценные вещи вроде ноутбука. В нем — ее клатч, а в клатче — все эти женские штучки, без которых к завтрашнему дню она окажется совершенно не готовой. Вряд ли у нее в номере есть запасной комплект косметики.

     Чуть ли не вприпрыжку, Виктор залетел в холл гостиницы. Нажал кнопку вызова лифта. За дверьми раздались недовольные звуки потревоженного механизма. На этот раз никто не спешил распахнуть двери. Виктор ждал.

     Черт, ну чего же так долго!

     Спустя целую вечность, лифт, наконец-то, приехал. Виктор зашел внутрь и нажал кнопку десятого этажа. Лифт начал подъем, а Виктор гадал, как же его встретит Рута. Очень хотелось, чтоб обрадовалась. И очень не хотелось, чтобы он выглядел, как настырный ухажер. Последняя мысль напомнила ему о шампанском, которое сейчас могло бы быть кстати.

     Хорошо, что я без бутылки. Хорошо, что я не вспомнил о шампанском до того, как вызвал лифт. Тогда б только цветов не хватало, чтобы выглядеть, как убогий герой-любовник. Будет повод выпить — закажем в номер.

     Двери распахнулись, и Виктор в пару шагов очутился возле номера 256. Даже не думая, что он собирается сказать, Виктор постучал в дверь.

     — Ой, привет, как ты тут оказался? — Рута еще не успела переодеться, и стояла перед ним в том же зеленом платье.

     — Совесть замучила, каяться пришел.

     — В смысле? Не поняла.

     — Да вот пакет мне твой запал в душу. Хотел умыкнуть, но быстро спекся, — Виктор приподнял свой счастливый билет, демонстрируя Руте причину возвращения.

     Рута с удивлением уставилась на свои же вещи. На бумаги, на ноутбук, на клатч.

     А ведь больше этого пакета я рада видеть его самого! Надо же, как удачно получилось!

     — Вот это да! А я и не вспомнила о нем даже! Вот утром бы металась, как ужаленная! Спасибо!

     — Пожалуйста, — Виктор протянул пакет Руте.

     Та взялась за веревочные ручки.

     — Ну, чего стоишь? Заходи, раз пришел, — проговорила Рута нарочито сердитым голосом, но закончила фразу искренним смехом довольного ребенка, которому только что вручили долгожданную игрушку.

     Виктора не пришлось просить дважды. С широкой улыбкой он переступил порог номера.

     Рута же стояла с немного смущенным лицом. Но для Виктора это смущение возымело такую притягательную силу, что, не удержавшись, он сделал шаг к девушке, с силой двумя руками сжал ее плечи, прислонил спиной к стене и приник к ее губам.

     Она, поначалу, растерялась. Это мужское бедро, упиравшееся ей в пах, эта крепкая хватка за плечи, это замкнутое пространство маленькой прихожей ее номера, буквально обездвижили ее и не давали возможности отреагировать на его порыв.

     Затем она возмутилась, ей захотелось отбиться от него, оттолкнуть этого наглеца. «Что он себе позволяет!», — кричало ее прилежное воспитание, — «За кого он меня принимает!».

     Рута приличная, Рута культурная, понимала, что так нельзя, что это непристойно. Но Рута живая, Рута настоящая, хотела этих поцелуев, хотела этого натиска, хотела этого мужчину. Женская ее сущность, ее животное начало, торжествовали.

     И она ответила. Расслабившись, она полностью отдала свое тело в его руки. Уронила пакет, обвила руками его шею, прошлась одним коленом по его бедру.

     Виктор почувствовал, как она стекла в его объятия. Он стал широко, надежно упершись ногами в пол. Одной рукой он подхватил ее ногу, провел ладонью вдоль бедра к попе, пальцами осязая ее упругую кожу под платьем, и крепко прижал к себе. Подол ее платья приятно ласкал ему руку, и он в который раз мысленно отметил, что эротические ощущения сильнее, когда женщина одета (пока еще одета), когда можно только догадываться что у нее там, под платьем.

     Виктор пожалел, что на ней не было чулок. Поглаживать женскую ножку в чулках — одно из его любимейших удовольствий. Пройтись кончиками пальцев вдоль бедра, прислушиваясь к этому легонькому потрескиванию, ощущая тонкое покалывание наэлектризованного нейлона — это изысканное наслаждение, это для гурманов, для настоящих ценителей.

     Ах, в какую Лету ты канул, старый добрый ХХ век? Когда женщины ходили в чулках, подвязанных к поясу несколькими резинками. Когда трусики и бюстгальтер скорее служили для привлечения внимания и развития собственной сексуальности, чем несли прnbsp; — единственное, что пришло в голову после Розы и Риты-Маргариты. А ведь больше этого пакета я рада видеть его самого! Надо же, как удачно получилось! остую потребительскую функцию — поддерживать грудь и соблюдать гигиену. Зачем, зачем, вы, женщины, мучаете себя этими узкими полосками ткани, вгрызающимися в тело, и которые все время хочется поправить? Кто вам сказал, что резинки трусов, косо проходящие через половинки попы и заметные сзади, под платьем или брюками — это некрасиво и не сексуально? Это же так волнительно, соблазнительно и эротично!

     Конечно, опытные дамы знают толк в нижнем белье и уделяют ему самое пристальное внимание. Но ведь так хочется лицезреть, а потом срывать все эти прелести и с юного тела!

     Рута целовалась с закрытыми глазами. Так букет ощущений становился богаче. Она прислушивалась к себе, к своему телу, стараясь уловить, осознать всю гамму эмоций и чувств, которые вызывал в ней Виктор.

     Но главное ... — это запах. Когда глаза закрыты, а тела так близки — запах выходит на первое место. Рута обоняла запах Виктора, и он сосредотачивался теплом внизу ее живота. Она улавливала различные нюансы: едва-едва доносился запах его туалетной воды; запах кофе, которым они закончили ужин, все еще был рядом; если постараться, можно было услышать и запах его волос: к характерному аромату шампуня добавлялся запах города, который за целый день успел пропитать их собою. И, наконец, самый сильный, затмевающий все остальное — запах его тела. От него пахло мужчиной, терпким запахом свежего пота, и этот запах дурманил ей голову и будоражил воображение. Хотелось ткнуться носом ему в грудь и вдыхать, вдыхать, ноту за нотой этот блюз, пока ее грудь не наполнится до конца, пока не сделает ее невесомой, и она станет парить над этим мужчиной, и над всем миром, в потоках истинного блаженства.

     Виктор перестал быть самим собою. Это уже совсем не тот уравновешенный, знающий себе цену мужчина, с которым Рута познакомилась за чашкой кофе. Зверь появился изнутри, и он жаждал свежей плоти. Виктор отстранился от ее губ, стремительно опустился на корточки, сунул обе руки под платье и одним рывком стянул с нее трусики.

     Потом так же резко встал, и, ловя своими губами ее губы, принялся судорожно расстегивать ремень и пуговицы на ширинке. Рута опустила руки и стала помогать Виктору избавиться от брюк. Их движения были какими-то рваными, спешными, скомканными, они путались в пальцах друг друга, от чего упрямые брюки никак не сдавались. Страстная эта борьба закончилась лишь тогда, когда брюки вместе с трусами были приспущены ниже его колен.

     Виктор снова забрался ей под платье, приподнял двумя руками за талию и прислонил к стенке. Она обняла его руками и ногами. Ладошками плотно ухватилась за зашеек, ногами обвилась вокруг талии. Он перехватил свои руки ей под попу и стал насаживать на себя. Член, как чужой, никак не попадал в цель. Виктор ухватил его правой рукой, удерживая Руту одной левой, и направил орган в нужное место. Почувствовав успех, он опустил девушку на член полностью, со всего размаху. Член вошел легко, с едва ощутимым сопротивлением, хлюпнув напоследок, а Рута лишь охнула.

     Виктор снова ухватился ей за попу двумя руками и взялся двигать бедрами на всю доступную ему амплитуду. Со стороны могло показаться, что Рута несется на обезумевшем жеребце в какой-то бешеной скачке. Ее оханья становились громче и перерастали в настоящий крик. Виктор, сквозь крепко стиснутые зубы, тоже издавал какой-то хрипяще-мычащий рык.

     Их лица налились кровью, дыхание и пульс участились до своих максимумов. Казалось, они — поршни двигателя, который ушел в разнос и его вот-вот разорвет на части. На счастье, этого не произошло. Лицо у Виктора стало совершенно багровым, на нем вздулись прожилки вен. Он издал низкий, какой-то совсем утробный звук, а потом с облегчением выдохнул.

     Рута разжала ноги, Виктор вышел из нее и опустил на пол.

     — Господи, Витя, что это было?!

     — Не знаю, Рута, наверное, что-то навеяло... , — и они оба смачно рассмеялись.

     — Слушай, а как ты мой номер нашел? — Рута понемногу приходила в себя.

     — Аналитические способности, помнишь? — ответил Виктор, все еще широко улыбаясь. Он подтянул трусы и брюки, и, застегивая ширинку, наблюдал, как Рута поправляла платье. Затем она нагнулась, чуть присев, сжала свои трусики в маленький кулачек, снова выпрямилась и спрятала руку с трусиками за спину.

     — А, конечно, конечно, Шерлок, это же действительно элементарно! — подтрунила Рута, — Ладно, ты проходи, а я сейчас, — девушка юркнула в дверь ванной.

     Разувшись, Виктор вошел к комнату. Чисто и довольно уютно, хоть и без претензий. Стол, стул, тумбочка. Зеркало. Стандартный одноместный номер. А вот что порадовало — так эта широкая кровать. Она занимала большую часть площади. Виктор присел на нее и придавил матрац ладонью, как бы проверяя его упругость и скрипучесть.

     Из ванной донеслось журчание воды, тот самый всем отлично знакомый звук.

     Виктор замер, прислушиваясь. Он вот только что обладал девушкой, которая сейчас сидела за стеной, в шаге от него, но текущий момент имел достаточную интимную силу, чтобы Виктор снова ощутил прилив желания.

     Она не прикрыла до конца двери, поэтому так хорошо слышно.

     Он боролся с желанием встать и посмотреть в приоткрытую щель, чем же занимается Рута.

     Да ну что за детский сад! — Виктор пытался себя образумить, — Никуда она не денется, насмотришься еще сегодня, успеешь!

     Однако мысль, что вот сейчас можно, как школьнику, заглянуть украдкой в женский туалет, не давала покоя.

     Пока Виктор боролся со своей темной стороной, Рута сменила занятие. Об этом сообщил новый звук включенного душа.

     Виктор встал с кровати и подошел к ванной комнате. Дверь действительно была приоткрыта. Он легонько толкнул ее, увеличивая обзор.

     Первое, что он заметил — это зеленое платье на держателе для полотенец. Этот небрежно свисающий предмет женского туалета еще больше залихорадил воображение. Виктор уже не мог остановиться. Он толкнул дверь еще раз и стал в проеме, опершись плечом о дверной косяк.

     Вся ванная открылась, как на ладони. Рута стояла в душевой кабинке. Кабинка имела прозрачные стенки, но горячий пар делал изображение за ними довольно размытым. Виктор видел лишь образ девушки, одни лишь линии ее фигуры.

     Она стояла к Виктору спиной. Казалось, что стояла неподвижно, словно выжидая, когда же горячая вода смоет с нее события проходящего дня. Особенно — последних нескольких сумасшедших минут.

     Рута не понимала, как с ней, интеллигентной во всех отношениях, могло такое произойти. Что заставило ее так бесстыдно отдаться едва знакомому мужчине? Что он о ней подумает? Ладно бы, это оказался случайный незнакомец, которого она видела в первый и последний раз. Так нет же, он — приятель ее научного руководителя. Даже больше, чем приятель, судя по всему. А это значит, что они непременно еще увидятся. Как ей с ним себя вести? А что, если Артур Вадимович узнает? Не повредит ли это ее научной карьере? Нет, определенно все это надо заканчивать, пресечь на корню, не дав возможности окрепнуть этим отношениям. Да и каким, собственно, отношениям? Нет никаких отношений, и быть не может!

     Но он ведь ей понравился! Его манера держаться, вести разговор, его чувство юмора — он, определенно, был в ее вкусе. Ее всегда тянуло к мужчинам постарше, которым уже не надо никому ничего доказывать. К сильным, уверенным в себе мужчинам. А Виктор был сильным, это видно с первого взгляда. Это не только видно — это можно ощущать. Не ему она отдалась, а силе, исходившей от него. Он питал ее своей силой весь день, и совершенно естественно, что эта энергия должна была найти выход. Она просто вернулась назад, к своему источнику. Но как же хочется еще!

     Она снова ощутила напор, с которым он налетел на нее. Как сапсан на голубку, не оставляя никаких шансов уйти, увернуться. Ощутила, как его руки сковали, обездвижили ее тело. Как он проник в нее, открыл ее суть, увидел ее всю изнутри. Как разорвал ее робость, ее комплексы, заставив отдаться ему со всей доступной ей страстью и влечением.

     Рука сама прошлась по телу от груди и ниже, остановившись между ее бедер. Пальцы приникли к лону в попытке сдержать вырывающийся наружу жар. Она ввела средний палец, глубоко, до самого конца. Ладонь плотно, до боли, обхватила внешнюю часть. Она добавила усилий, крепко сомкнув бедра. У нее потемнело в глазах, закружилась голова. Еще немного — и она потеряет сознание, прямо здесь, в этой кабинке. Но нет, рука между ног сделала свое дело. Руту затрясли волны совершенно дикого оргазма. Ноги подкосились, и она была вынуждена обеими руками схватиться за стойку душа.

     Господи, чуть не уписалась! — эта простая и подкупающая своей искренностью мысль развеселила Руту. Она широко улыбнулась и сняла душ со стойки. Ей захотелось немного охладиться. Она повернула ручку ... смесителя в нужную сторону и открыла дверцы кабинки, чтобы выпустить пар.

     Взгляд упал на зеркало, висевшее рядом, над раковиной, и она снова чуть не уписалась. Но уже от неожиданности, стыда, разом накрывшего ее, и какой-то беззащитности, уязвимости ситуации, в которой она очутилась.

     Виктор смотрел на нее.

     Боже, он был здесь!!! И что же он видел? Ну, разумеется, все!!! О, я этого не вынесу! Хотя... Ну, и что? Что с того, что он видел? Чего мне стыдиться? Тела? Ну уж нет, определенно нет. Своих желаний? А у кого их нет? Вон, посмотри на него. Так и стекает слюнями!

     Рута вдруг почувствовала себя хозяйкой ситуации. Да, это она позволила ему себя увидеть. Она даже хотела этого. В конце концов, это она же не закрыла дверь в ванную! Ситуация повторилась. Опять он стоит на пороге, а она решает, входить ему, или нет.

     — Ну, чего стоишь? Хоть спинку потри! — Рута почувствовала упрямую уверенность в себе.

     Вот это да! Вот так кошка! Нет, львица! Ох, рыжая, не в добрый час я тебя встретил!

     — Один момент, — Виктор вспомнил армейские навыки по скоростному одеванию и раздеванию.

     На этот раз избавиться от одежды получилось намного быстрее. Лишь рубашка заняла несколько секунд, а трусы, брюки и носки были содраны в одно движение.

     Виктор переступил порог душевой кабинки.

     Она снова стояла к нему спиной.

     А не так уж и часто ты вначале имеешь женщину, и только потом обозреваешь все ее прелести!

     Виктор вначале просто любовался ее телом, этой атлетичной фигурой, безупречно слепленной неизвестным, но великим мастером.

     Интересно, чему обязан? Гимнастика? Фигурное катание? А может, она танцовщица?

     Ноги длинные, стройные, как у антилопы. Сильные ноги. Выпуклая, подтянутая попа. Спина как будто выточена из гранита. Плечевой пояс развит, мышцы хорошо проработаны. Но совершенно в меру, без излишеств.

     — Рута, да ты прямо, как кавказская пленница! Не только активистка и красавица, но еще и спортсменка! Чем занимаешься?

     — Плавала в школе и в институте. Доплавалась до кандидата в мастера, — Рута немного спружинила на носочках и оттопырила попу, что сделало вид сзади еще совершеннее.

     Ого, плавание плаваньем, но здесь явно не обошлось без гиперэкстензии и приседаний. С отягощением, скорее всего.

     Виктор всегда считал, что плавание — не женский вид спорта, что оно портит женскую фигуру.

     Ну а действительно, где он видел плавчих? Исключительно по телевизору, наблюдая за соревнованиями на олимпиадах и чемпионатах мира. И те девушки в купальниках, нет, скорее в плавательных костюмах, его совсем не привлекали.

     Еще бы, если со спины так и не отличишь, кто перед тобой — девочка или мальчик? Если у них плечи шире, чем у среднестатистического мужика, кому такое надо?

     Но ведь по телевизору показывают чемпионов. А это — спорт великих достижений. Это — не только тренировки. Это — гормоны, анаболики и обезболивающие. Это медали и рекорды ценой здоровья, а, порою, и жизни.

     А перед ним стояло живое опровержение лозунга «Плаванье — не для женщин!». Значит, если без фанатизма, но с должным старанием — это ж совсем другое дело! И фигура нисколько не портится, совсем наоборот, она становится лучше!

     Да, пожалуй, кандидат в мастера спорта — это та планка, выше которой девушке подниматься не стоит. Если она, конечно, хочет оставаться женственной и привлекательной. Теперь Виктор в этом окончательно убедился.

     Но кандидат в мастера — это уровень. Виктор знал, что такое труд спортсмена. Он сам в юности активно занимался и имел первый взрослый разряд по боксу. Травма помешала достичь большего. Он знал, что такое две тренировки в день, одна утром, до занятий, вторая — ближе к вечеру. Он знал, как тяжело сохранять мотивацию, когда твои друзья гуляют, где хотят, а тебе — на тренировку. Когда они по вечерам поют Цоя под гитару, а тебе — спать, иначе завтра утром не встанешь. Когда летом они объедаются мороженным — а тебе нельзя, у тебя режим и диета. Когда руки уже невозможно даже вытянуть перед собой, а тренер орет и заставляет бить по подвесной груше.

     Но зато спорт — это не только и не столько развитие силы и выносливости. Это — воля к победе. Это — ответственность. Это — работа в команде. Это — настоящая дружба, проверенная потом и кровью. Это — решительность. Это, в конце концов, уверенность в себе! Виктор знал наверняка, что без спортивной подготовки он никогда бы не открыл свою клинику. А если бы и открыл — вряд ли бы она стала успешной. Качества, приобретенные именно в ринге, позволили ему стать не просто врачом, а еще и успешным бизнесменом.

     И спорт всегда оставался частью его жизни — дважды в неделю он посещал тренажерный зал, а волейбол по вторникам, теннис по субботам, велосипеды летом и лыжи зимой — это даже не в счет.

     — И какая твоя коронная дистанция?

     — Четыреста метров вольным стилем.

     — Ух ты, я слышал, что это чуть ли не самая тяжелая дистанция в плавании?

     — Да, есть такое. Работать надо активно всю дистанцию, а второе дыхание еще не включается.

     — В беге на четыреста метров те же проблемы.

     — Не знаю, наверное. Я просто выносливая, и мне нравится это ощущение на последнем полтиннике, когда вот-вот в голове выключится свет, когда ты уже ни о чем не думаешь, никого не видишь и не слышишь, не дышишь даже, и гребешь, гребешь к финишу на одной только воле.

     Виктор только сейчас заметил, что волосы Рута заплела в тугой, высокий узел.

     Не хочет мочить, чтоб потом не пришлось долго их сушить.

     Виктора взволновала последняя мысль. Ведь это означает, что Рута готовится к продолжению. И что он, Виктор, явно входит в ее планы на вечер.

     Он приложил свои ладони к основанию ее шеи и прошелся вниз, к лопаткам. Потом перевел ладони ей на плечи, сжал своими ладонями ее руки в слабое кольцо, и тоже провел вниз. Поймал ее ладошки в свои и немного сжал. Она не противилась.

     — Вот мочалка новая висит, можешь воспользоваться, — Рута напомнила Виктору ради чего он, собственно, здесь находится.

     Виктор снял мочалку, сорвал с нее полиэтиленовую обертку и подставил под струи воды. Поролоновая мочалка быстро намокла и отяжелела.

     Виктор провел ней вдоль позвоночника, выжимая мочалку на ходу.

     — Гель возьми, вон на полке стоит.

     — Да, моя госпожа, слушаюсь и повинуюсь! — Виктора забавляли эти властные нотки в ее голосе.

     Он открыл пузырек, вылил на мочалку изрядную порцию и хорошенько все вспенил. Затем, положив одну руку ей на плечо, другой принялся старательно, даже с нажимом, тереть ей спинку. Так моют детей, удерживая их, чтобы не упали.

     Пена клочьями стекала ей на попу, на ноги. Ее было так много, что даже душ не мог с ней справиться.

     Виктор перевел руку с мочалкой вперед. Принялся массировать животик. Она непроизвольно напрягла пресс, и Виктор это почувствовал. Он делал круги все шире и шире, и вот уже мочалка коснулась ее грудей. Рута все также молча давала себя вымыть.

     — Выключи душ, а то вся пена стечет.

     Рута выполнила просьбу, снова без комментариев.

     Когда груди были основательно намылены, Виктор убрал свободную руку с ее плеча и провел ее к левой груди. Он фактически обнял ее сзади. Правой рукой с мочалкой он делал круговые движения по ее правой груди, левая — без мочалки — повторяла все за правой. Он почувствовал, как под его пальцами набухает ее левый сосок.

     Рука с мочалкой снова опустилась вниз, и, как самолет в штопоре, круг за кругом, двинулась к девичей промежности. Он едва успел сделать два круга у нее на лобку, как Рута засмеялась, немного присела, отодвинула таз назад, и со словами «Ой, щекотно!» обернулась к Виктору.

     Он посмотрел ей в глаза, а Рута, шкодница такая, опустила свой взгляд вниз, на его вставший дыбом член.

     — Ого, что это у нас тут происходит! — Рута придала голосу игривый тон, и пощекотала ему пальчиками ... яйца.

     Это ее прикосновение, а заодно и открывшиеся Виктору на обозрение ее груди с сосками в разные стороны, заставили его член призывно покачиваться от сильного возбуждения, а яйца сжались в мошонке и подтянулись к основанию члена.

     — Так, давай, смывай уже! — Рута обернулась и снова включила душ.

     Виктор взял лейку в руку, направил струи на Руту и другой рукой принялся смывать с нее пену. Рута активно ему помогала, в основном — в нижней части живота. Потом обернулась и попросила смыть пену со спины, что Виктор сделал с огромным удовольствием.

     — Ну все, я пошла, а ты давай, тоже тут заканчивай, — Рута одарила Виктора очаровательной улыбкой, чмокнула его в губы и вышла из кабинки. Плотно закрыла за собой дверь.

     Виктор надел лейку на стойку, стал под струи воды и принялся наблюдать, как Рута вытирала себя полотенцем. Сквозь стенки кабинки ему снова были видны лишь ее очертания.

     — Спинку промокнуть?

     — Нет, я сама, ты давай там, не задерживайся!

     Рута обмоталась полотенцем и выскочила из ванной. Виктор, следуя ее рекомендациям, вылил остатки геля из пузырька себе на ладони, растер их до появления пены, и принялся энергично намыливать себя двумя руками. Особенно тщательно прошелся по члену и прилегающим областям.

     Резко крутанул ручку смесителя в сторону с синей пометкой. Вода быстро охладилась и стала ледяной.

     Хорошо, черт возьми! Ух, хорошо! Ох, разорви меня медведь, хорошо!!!

     Смыв остатки пены, Виктор выключил душ. Через несколько мгновений пришло тепло, из-за которого ему так нравилось плескаться в холодной воде. Тело начинало гореть изнутри, а голова становилась совершенно ясной. Ледяная вода умела смывать пустую суету, заставляла по-настоящему чувствовать себя живым.

     Виктор снял полотенце, растерся докрасна, глядя на себя в зеркало. Он любил жизнь, но такие моменты смакуются особо. Он провел замечательный день, вкусно поужинал, принял бодрящий душ. И там, в комнате, его ждет удивительная женщина, какой-то прямо пятый элемент — идеальное существо, так стремительно ворвавшееся в его жизнь.

     Он вышел из ванной голышом и направился в комнату. В комнате горел свет. Рута сидела за столом. Перед ней стояло небольшое зеркальце и она, поворачивая к нему то правую, то левую щеку, наносила на лицо какой-то крем. Заметила Виктора. Обернулась, чтобы встретить его улыбкой. Без косметики, она показалась Виктору еще сексапильней.

     — Ты уже? С легким паром!

     — Ой, спасибо! Только по части попариться — это мы с тобой попозже организуем, обещаю, а пока лишний пар я собираюсь сейчас выпустить, и очень в этом деле на тебя рассчитываю! — Виктор подмигнул девушке.

     Рута рассмеялась, потом подняла руки к затылку, сделала несколько движений — и освобожденные волосы заструились по плечам каскадами рыжего золота.

     Знает, знает мою слабость! Раскусила меня, ведьмина дочка!

     Виктор подошел к Руте, окунул пальцы в волосы чуть ниже затылка, прочесал, как гребнем, аж до кончиков. Девушка запрокинула голову, прикрыла глаза, вверяясь мужской заботе.

     Виктор опустился и ткнулся носом в эту распущенную роскошь.

     — Ножки мне пощиплешь? — промурлыкала Рута.

     — С великим удовольствием.

     Он обогнул стул, подхватил одной рукой девушку под коленками, другой обнял за спину, и поднял. Это было сделано так легко, что Рута поверила в свою невесомость. Мужчина держал ее на руках и она доверчиво прильнула к нему, ощущая себя... защищенной, что ли, безмятежной; как за каменной стеной.

     Виктор развернулся к кровати.

     — Потуши свет.

     — Хорошо.

     С ней на руках он подошел к выключателю. Она щелкнула, и в комнате разом стало темно. Виктор не решался сделать шаг, пока глаза не привыкнут к темноте. И вот постепенно начали проявляться силуэты. Вначале белое полотенце, которое все еще было на Руте, затем — белые простыни, которыми была застелена постель.

     Виктор сделал несколько шагов к кровати, пока не наткнулся пальцем ноги на что-то жесткое. Стиснув зубы, чтобы не выругаться, он аккуратно положил Руту на белое, еще не четкое пятно. Приподнял ее одной рукой, распахнул и вытащил полотенце.

     — Помять тебе пяточки?

     — Да.

     Виктор никогда не понимал эту тягу женщин к массажу стоп. Лично ему прикосновения к ступням были неприятны и вызывали не наслаждение, а щекотку. Но среди женщин он пока не встречал таких, кто бы не любил эту процедуру. Зато он знавал любительниц, которые, с их слов, получали от массажа стоп не меньше удовольствия, чем от секса. Знамо дело, он все понимал — массаж снимает стресс, накопившуюся за день усталость, расслабляет и избавляет от раздражения. Он знал о рефлекторном влиянии нервных окончаний на подошве стопы на состояние человека, знал о корейской системе акупунктуры су джок, сопоставляющей различные органы и части тела человека точкам и зонам на кистях и стопах. Он все это знал и умел применять. И раз это нравится женщинам — он готов предоставить им такую усладу. Волей неволей, он стал мастером, просто гуру мануальной терапии, но больше не лечения ради, а удовольствия для.

     Виктор собрался сделать массаж по высшему классу. Конечно, в идеале нужны ароматические свечи, приглушенный свет, легкая тихая музыка. Всего этого не было. Массажного масла тоже не было, и вот это действительно плохо. По опыту Виктор знал, что лучше всего для целей массажа подходит детское масло «Джонсон и Джонсон», но где ж его взять вот прямо сейчас?

     Ничего, сделаем без масла. И без музыки. С маслом — в другой раз.

     Виктор взял одну из подушек у изголовья кровати и подложил ее Руте под правое колено. Потом сложил полотенце в несколько слоев и подложил ей под пятку. Взял стопу в одну руку, а пальцами другой провел по всем ее частям, словно изучая ее анатомию, проверяя на предмет индивидуальных особенностей, которые могли повлиять на его дальнейшие действия.

     Рута имела стопы греческого типа — самым длинным был второй палец, а большой и третий немного ему уступали. Как раз сегодня, когда они заходили в художественный музей, Виктор рассказывал Руте, что длинный второй палец — это канон для греческой скульптуры, и показывал это на наглядных примерах.

     А чего ж ты мне там, в музее, сразу не сказала, что и у тебя все по античным законам, а?

     Виктор охватил стопу двумя своими ладонями и начал растирать ее внешние края быстрыми, легкими движениями, напоминающими древний способ добычи огня.

     Затем он согнул указательный палец правой руки, и костяшкой стал нажимать, с прокручиванием, на поверхность подошвы, вначале на подушечку под пальцами, затем на свод и закончил на пятке. Как будто сверлил ступню коловоротом. Закончив, он согнул правую руку в кулак и прижал ее к подушечке. Левой же рукой легкими круговыми движениями растирал тыльную часть стопы.

     Потом прислонил оба своих больших пальца ей на большой палец ноги и заскользил вниз волнообразными движениями, стараясь захватить как можно больше площади.

     Рута тихонько постанывала, особенно, когда он делал нажим чуточку сильнее обычного.

     Виктор поочередно, то одним своим большим пальцем, то другим, принялся вязать маленькие петли у нее на ступне. И снова пальцы кружились сверху вниз, от пальчиков к пятке. Особо тщательно прошелся по внутреннему краю. Там палец не кружился, а совершал поступательные движения, он словно гусеницей прополз от пятки к большому пальцу, и обратно.

     Глаза Виктора привыкли к темноте, и теперь даже той узкой полоски света ночного города, которая пробивалась сквозь зашторенное окно, хватало, чтобы вполне прилично видеть.

     Он был сильно увлечен массажем. Настолько, что даже не обращал внимания на обнаженное тело, раскинувшееся перед ним.

     И только когда он вдруг понял, что отчетливо видит не просто каждый ее пальчик, а даже в состоянии рассмотреть узоры их папиллярных линий, Виктор поднял голову.

     Открывшаяся ему картина была восхитительна....  Если в ванной под душем он любовался видом сзади, то сейчас ему открылась Рута анфас.

     Она лежала с раскинутыми в стороны руками. Так любят лежать дети во сне. Так лежат те, кто находится в состоянии комфорта с самим собой и внешним миром. Это поза беззаботности, умиротворения и полного расслабления.

     Ноги были тоже разведены. Не широко, но достаточно, чтобы взгляд Виктора надежно пришвартовался прямо между ними. Он рассматривал довольно высокий, гладенький лобок, соблазнительные складочки внешних губок, за которыми едва-едва проглядывались губки внутренние. С этого ракурса хорошо просматривалась и промежность.

     Ага, тот самый «просак» из фильма «Жмурки». Вот ведь, Никита, ай да, Михалков! Анатомическим атласом огреть бы тебя, чтоб не вносил смуту в народные массы!

     Он рассматривал девичьи привады, а руки продолжали выполнять массаж. Он уже заканчивал с правой стопой, совершая поглаживающие движения от ахиллова сухожилия и до кончиков пальцев, и переходил к левой.

     Сосредоточиться на массаже мешал торчащий колом член — внешний вид Руты поднял бы и у мертвого. Но Виктор не давал пока волю своим животным инстинктам, вначале следовало закончить массаж. Он не терпел халтурщиков, и сам никогда не халтурил. Тем не менее, мысль пройтись по тайным ее складочкам языком дразнила аппетит, заставляя сглатывать слюну.

     Спустя какое-то время массаж был закончен. На губах Руты играла улыбка, как у блаженного подвижника на великий праздник.

     Виктор подтянулся выше, наклонился над лицом девушки и мягко ее поцеловал. Она открыла глаза, обняла его одной рукой.

     — Витенька, как хорошо, как вкусно! Это лучший массаж ножек в моей жизни! Спасибо тебе! — Рута также мягко поцеловала Виктора в ответ.

     — У тебя такие ножки, что я и сам получил удовольствие. Давай-ка на животик, — Виктор немного приобнял Руту, чтоб помочь ей перевернуться.

     Рута послушно выполнила просьбу, хотя не представляла, какое же Виктор готовит продолжение.

     Зато это знал Виктор. Он стал над девушкой на четвереньки и ткнулся лицом ей в волосы. Голова его моталась из стороны в сторону, как у щенка, который ищет мамкину титьку. Он получал свою дозу, как наркоман после долгой ломки. Все перестало иметь значение, кроме рыжего шелка, в который он окунался, казалось, целиком. Он вдыхал запах этих волос, вдыхал запах ее тела. Добираясь в своих стараниях до ее открытой кожи, он целовал ее, лизал, покусывал. Под его атаку попадало то плечо, то шея, то мочка уха — Виктору нравилось все.

     И Руте нравилась эта суета вокруг ее волос. Она подложила руки под голову и закрыла глаза.

     Виктор начал опускаться ниже. Он покрывал поцелуями спину, ласкал языком вдоль позвоночника. Язык дошел уже до его любимой женской черты, той самой, что делит попу пополам.

     За попу он взялся с особой страстью. Эта круглая, упругая, широкая попа заслуживала самого пристального внимания. Он начал помогать себе руками. Пальцы впивались в эту податливую плоть сильно, до боли. Зато языком он прикладывался мягко, нежно, компенсируя причиненную боль. Этот контраст ощущений заставил Руту постанывать. Она двигала попку навстречу его пальцам, навстречу его языку.

     А язык работал все ниже и ниже. И вот, наконец, первое касание дырочки ее попы. Рута отреагировала несколько болезненно, напрягла ягодицы, как бы загораживая путь языку.

     Виктор понял, что такая ласка для нее в новинку. Да уж, далеко не всякому дано испытать сладость этой изысканной ласки. И далеко не всякий готов ее предоставить. Только избранные могли рассчитывать получить ее от Виктора, только самым своим желанным женщинам он дарил такое удовольствие. И Рута как-то сразу вошла в эту элитную группу. Для Виктора это был тот случай, когда главное — доставить удовольствие партнеру, когда именно от этого ловишь основной кайф.

     Виктор широко охватил ее булочки ладонями. Надавил, потом слегка сжал, снова разжал, заставляя мышцы расслабиться. Язык распластал как можно шире и провел снизу вверх. Потом еще, еще, плавными, длинными движениями, как кошка вылизывает своих котят.

     Рута поддалась, не устояла. Она отпустила мышцы, расслабилась, и стала вникать в новые ощущения. А они были очень интересными! Смесь стыда с похотью, прямо какая-то гремучая смесь! Да, она стыдилась того, что делал с ней Виктор. Ведь это был самый настоящий разврат, а она никогда не считала себя распущенной женщиной! Ее последний мужчина, нет, скорее просто ее партнер, с которым она встречалась «для здоровья» и легко рассталась в связи с переездом в Н... ск, никогда и близко не подводил ее к подобным ощущениям и мыслям. Все у них было традиционно и... скучно, да, именно скучно. Все однообразно, ожидаемо и предсказуемо, а поэтому пресно и уныло. А она вот ведь какая, оказывается! Она похотливая, она беспутная, она такая сластолюбка! Стыд ушел, и осталось одно лишь желание, голое, неприкрытое вожделение, готовность принять все, что предложит этот мужчина, и готовность отдать всю себя.

     О, господи, что ты со мной делаешь! Ой, сейчас умру! Ой, нет, не надо, не надо больше, пожалуйста!!! Нет еще!!! Хочу еще, сильнее, о боже, как это вынести?!

     Она стала двигать попой ему навстречу. Виктор ощутил прилив восторга от того, что он разбудил эту женщину и сделал ее своей. Да, в этот миг она не принадлежала никому, даже себе, она была полностью его, и он, как полноценный хозяин, распоряжался ей по своему усмотрению.

     Он властно раздвинул ей ягодицы, максимально полно открывая доступ к нужным зонам. Язык работал не только по дырочке попы. Он начинал свое движение гораздо ниже, там, где она вся истекала соками. Язык захватывал этот нектар и размазывал его по анусу.

     Какая сладенькая, ну настоящая клубничка!

     Единожды попробовав ее на вкус, Виктор уже не мог оторваться. Кончик его языка все глубже проникал в ее основную щелочку, он жалел, что язык такой короткий и не может забраться глубже.

     Указательным пальцем он принялся массировать ее анус. Конечно, это не язык, но все же лучше, чем ничего. Палец скользил легко, но Виктор не стал совать его внутрь. Он понимал, что Рута к этому еще не готова, что этот момент ей будет неприятен. Но легкие надавливания все же совершал, как бы готовя почву для будущих утех.

     Поза на животе не давала полного доступа к клитору. Виктор просунул руку ей под живот и немного приподнял. Она правильно поняла его намерения, так как подтянула коленки, широко их расставила и прогнулась в пояснице, максимально выпячивая свою кису.

     Виктор принялся за клитор. Он лизал его то всей поверхностью языка, то едва касался только кончиком. Он варьировал давление языка на клитор, то прижимая его с силой, от которой Рута вскрикивала, то легко, еле заметно по нему скользил. Он чувствовал, что Рута была на подходе. Она начала ерзать попой, ее уже не устраивали нежные касания языка, она пыталась крепче прижаться к Виктору.

     Виктор согнул средний палец и проник им ей внутрь влагалища. Указательный и безымянный при этом прекрасно разместились на дырочке попы. Совершая поступательные движения средним пальцем, он одновременно нажимал и на анус.

     Все наиболее чувствительные эрогенные точки Руты получали свою стимуляцию. Она почувствовала, как нарастающее тепло обволакивает ее тело, начиная с низа живота. Ее снова посетило чувство невесомости, она как будто проваливалась в этот космос. Ее сознание практически отключилось, она пыталась ухватиться за него руками, но пальцы лишь комкали простынь. Она рассыпалась, разлетелась по своей внутренней Вселенной мириадами звезд. Они то вспыхивали, то гасли в ритме какого-то дикого танца. И вот остались только самые яркие пульсары, только эти мощные вспышки остались доступны для ее восприятия. Они сжимали ее тело в судорогах, пульсировали в ее женской сущности, словно выплескивая все ранее накопленное сладострастие.

     Виктор продолжал лизать ей клитор, хоть это было и не просто из-за рывков, которые ... 

     совершал ее таз. Он почувствовал, как стенки влагалища вначале плотно охватили, а потом начали сжимать его палец пульсирующими толчками. Как он любил такие моменты! Даже больше, чем собственный оргазм. Из женщины, которая бьется в таком экстазе, течет в этот момент чистая, животная энергия, и Виктор на эти несколько секунд становился емким конденсатором, чтобы впитать ее, подзарядиться этой силой.

     Наконец, все прекратилось. Рута сникла, просто сползла на простыни в каком-то бессилии и оцепенении. Ей не хватало сил открыть глаза, даже улыбнуться. И она так и лежала, в полном расслаблении.

     Виктор заметил, как из полуоткрытого рта у Руты потекла тоненькая струйка слюны. И Виктора охватило такое возбуждение, что он снова приподнял ее под животом, поставил на колени, направил член ко входу во влагалище, и одним мощным движением ввел его до конца.

     Затем, положив руки ей на бедра, стал яростно натягивать девушку на себя. Все это вывело Руту из оцепенения. Она оперлась локтями в кровать и принялась подмахивать Виктору. По комнате разлетелись хлюпающие звуки.

     Член ходил в ней легко, ее мышцы, видимо, были все еще расслаблены и не приняли нужный тонус. Но Виктору и этого хватало, чтобы ощущать нарастающую волну приближающейся разрядки. Он не хотел пока кончать, удовольствие стоило продлить.

     Виктор вышел из Руты и лег рядом с ней на спину. Движениями рук помог ей на себя взобраться. Она придержала член рукой и удобно села на него. Начала двигать тазом. Виктор ей никак не помогал. Он просто смотрел на нее, на ее лицо, на груди, на волосы. Он просунул руки ей под попу, словно пытаясь помочь ей двигаться. Но у нее и у самой хорошо получалось, поэтому ладони с попы переместились на ее груди. Он принялся их потискивать в такт ее движениям. Рута выгнулась в спине и запрокинула голову назад.

     Наигравшись с грудью, Виктор наклонил ее корпус к себе. Теперь уже она просто лежала на нем сверху и он сам стал двигать бедрами. Руками же гладил ей спинку, переходил на попу и снова возвращался вверх.

     Ему самому захотелось очутиться сверху. Он легко, не выходя из нее, перекатился на бок, а потом подмял ее под себя. Она раздвинула ножки, он же поддел ее руками под коленками. Она могла запросто закинуть ноги ему на плечи, но не стала этого делать.

     Движения Виктора стали медленными, протяжными. Погружаясь в нее на всю глубину, он задерживался там немного, а потом поддавал еще, чтоб совсем уже до конца. Каждая такая фрикция сопровождалась ее низким, гортанным стоном.

     Он имел ее качественно, очень основательно. Он знал, что может продолжать так долго, регулируя степень своего возбуждения скоростью работы. А Рута опять была очень высоко. Чтоб не улететь совсем, она цеплялась за Виктора своими коготками, оставляя у него на спине заметные следы.

     Виктору захотелось кончить. Он вышел из девушки и стал на колени вплотную к ее лицу. Говорить ничего не пришлось. Рута сама приподняла голову и обхватила его член губами. Чтобы было удобнее, она облокотилась на левую руку, а правой стала надрачивать член у себя во рту.

     Виктор больше не сдерживался, наоборот, он ловил каждый приятный момент и складывал в свою копилку наслаждений. Когда она наполнилась, он обнял Руту за затылок и принялся размашистыми движениями всаживать ей в рот. Ее ладошка на основании члена служила своего рода тормозным кольцом. Еще несколько движений, и Виктора прорвало.

     Рута отстранилась от неожиданности. Еще никогда ей не кончали в рот. Часть спермы полетела мимо, залипая на губах, на щеке и на носу. Виктор перехватил ее руку на члене и еще передернул еще несколько раз. Остатки спермы потекли вниз по головке.

     Рута ощутила вкус спермы во рту. На удивление, он оказалась вполне нейтральным. Ну, может, слегка солоноватый и совсем чуточку терпкий. Рута еще раз прокатила сперму по языку, стараясь уловить все вкусовые нюансы. На удивление, обнаружила отчетливый вкус грибов.

     Да это просто какой-то сливочно-грибной соус! Еще хочу!

     Рута сглотнула то, что было во рту, и принялась облизывать член, собирая язычком остатки спермы. Сказал бы ей кто сегодня утром, что ближе к ночи она будет облизывать член ради остатков спермы — получил бы коленом в пах. Но пути господни неисповедимы, и факт был в том, что закончив с членом, Рута пальцем смахнула сперму с лица и с удовольствием его обсосала.

     — Ну, Рута, ну сладкая ты девочка! Ой не зря зеленые глаза твои цвет меняют! Ты та еще плутовка! — Виктор рассмеялся, затем нагнулся к Руте, поцеловал ее в лоб и рухнул на спину в полнейшем удовлетворении. Теперь уже он принял позу морской звезды, раскинув широко и руки и ноги.

     — А ты тоже ничего, горазд за щеку спустить! — Рута подыграла Виктору в оценках ее, как любовницы. — Я в туалет. А ты тут лежи и не подглядывай больше! — девушка встала с кровати и пошла в ванную.

     Виктор и не думал. Никакая сила сейчас бы не подняла его с кровати. Ему ни за что не хотелось нарушить это благостное состояние после хорошего секса.

     Вернувшись, Рута обнаружила Виктора с руками под головой и закрытыми глазами. Она расправила скомканную в его ногах простынь и накрыла мужчину. Сама легла рядом, на бок, плотно приткнувшись к нему попой и обернувшись простыней. Она думала об этом мужчине, но не решалась озвучить свои мысли.

     Однако сдержаться не смогла:

     — Витя, а ты женатый?

     — У-м? Что? Давай спать уже...

     — Я говорю, у тебя жена есть?

     — Всему свое время, Рута, всему свое время...

     Что это означало? Она терялась в предположениях. Свое время чему? Рассказать ей о жене? Или свое время жениться? Или так он намекал ей, что ее время уже прошло? История получалась незаконченной... Хотя — это и хорошо, что он ничего не сказал. Ведь и так понятно, что женат, скорее всего. ( для всех) Даже если и не носит обручального кольца. Мужчина в его возрасте, в его статусе, да и просто, такой мужчина — нет, не может быть холостым. Ну, а скажи он ей об этом сейчас? Рада была б она это услышать? Лежала бы сейчас до утра с открытыми глазами, полностью растеряв все краски и эмоции сегодняшнего вечера. Нет, все-таки он прав: всему свое время.

     Рута закрыла глаза и тут же провалилась в глубокий, безмятежный сон.

     [1] Высшая аттестационная комиссия