Была зима. За окном уже давно темно, а я сидел в своём кабинете и работал. Рабочий день уже закончился, и все ушли, кроме Настеньки, моей секретарши, которая заботливо приносила мне кофе, чтобы я не уснул. И вот Настя уже собралась уходить и зашла ко мне попрощаться.

     День второй. Святые экзорцисты. Благочестивая кара.

     Марина села ко мне в машину, легонько чмокнула в качестве приветствия, и мы двинулись в путь. Она была одета в джинсы и футболку, из-под которой виднелись бретельки бюстгальтера. Мы поболтали о разной ерунде, поделились новостями, затем я положил руку ей на коленку и плавно поднял до конца бедра. Марина замерла. «Ты помнишь, какой сегодня день? Скажи мне». В ответ услышал приглушенное «Да, сегодня я... я твоя, я буду делать то что ты скажешь». Немного погладив её ножку через джинсы, я резко убрал руку. «Покажи какого цвета на тебе трусики» — «Хорошо» — она слегка приподняла футболку, двумя пальчиками подцепила и вытащила кусочек голубой ткани. Потом так же быстро привела себя в порядок. Мы продолжили болтать и через некоторое время приехали к торговому центру. Там мы зашли в магазин нижнего белья и я попросил самые узкие стринги, что у них есть. На вопрос какой размер нам нужен, я кивнул Марине, которая, смущаясь, сказала «М». Через пару минут нам вынесли потрясающую модель — черные мини-стринги, спереди у них был небольшой треугольник, а сзади две узенькие полоски, которые практически ничего не прикрывают. Пока Марина краснела и переминалась с ноги на ногу, расплачиваюсь и мы выходим из магазина. В лифте приобнял её двумя руками и полапал за задницу, нашёптывая на ушко «Мм, твоя задница такая классная, упругая, так и хочу её отшлепать». В машине достаю трусики из пакета и спрашиваю: «Ну что, нравятся?» — «Да, необычные... я настолько узкие раньше не носила» — «Отлично, они теперь твои, но у меня 2 условия: первое — дома ты должна будешь показать мне, как ты в них выглядишь и второе — те трусики, что сейчас на тебе, останутся у меня. « На секунду задумавшись, она тихо кивнула.

     И угораздило же её влипнуть в такую историю! Ведь сколько раз мать твердила: «Все мужики — козлы, на них никогда нельзя полагаться, все свои косяки ты будешь расхлёбывать сама!». Мать знала, о чём говорила — Валька много раз видела этих мужиков, говорливо-галантных за вечерней рюмкой и тихо крадущихся по утрам в сторону выходной двери. Все они были, как ей казалось, на одно лицо и отличались друг от друга только именами-отчествами, да ещё, может быть, цветом выглядывавших из-под пиджаков рукавов несвежих рубашек. Таким же был, видно, и её отец, если верить словам матери, — сама Валерия его не помнила, он куда-то сгинул на заре её туманной юности.

     Ойле лежала на своей кровати, широко разведя согнутые в коленях ножки. Белые гольфики были приспущены, трусики висели на одном колене, черная школьная юбочка задрана. Ее пальчики сжимали фалоимитатор, который таранил ее девственное лоно. Ее голова заброшена назад, а под попкой лежал школьный портфель.

     Мы долго путешествовали вдвоем. По горам, по лесам. По бескрайним просторам Земли. И однажды мы заблудились. Долго не могли найти нужную дорогу в горах. Вечерело. Моросил мелкий холодный дождь. Мы устали и были почти без сил, когда заметили небольшую избушку среди вековых деревьев. Мы быстро дошли до нее. Избушка была полуразрушена. Но рядом мы обнаружили хорошо сохранившуюся баньку. Мы вошли. Осмотрелись. В углу лежали дрова. И мы решили затопить баню, чтобы согреться и обсохнуть. Мы наносили воды из колодца. Растопили печку. Зажгли свечи. Баня начала нагреваться. Мы начали раздеваться и развешивать одежду для просушки. И тут ты вспомнил, что на улице остались кое — какие вещи. Ты вышел, а я продолжила раздеваться. Скинув и развесив всю одежду, я налила в ушат воды и начала намыливаться мочалкой, чтобы быстрее согреться и смыть с себя пыль дороги. А тем временем с тобой произошло необычное происшествие. Подойдя к старому дереву за вещами, ты оперся о него. И тут произошло невероятное. Сверкнула молния. Тебя ослепила вспышка света. Когда ты снова смог видеть, то обнаружил напротив своего двойника. Сработало древнее заклятие. Ты раздвоился. И тебя посетила шальная мысль разделить мою любовь на двоих. Только время действия было ограничено, всего полчаса. Ты поспешил ко мне. Твой двойник следовал за тобой.

     Мы выезжали за город, практически в полной тишине. За все это время, Олег задал всего несколько вопросов, касающихся моей биографии, и только лишь к концу пути начал завязываться разговор...

     Мы знaкoмы с унивeрситeтских aудитoрий, думaлa Кигaн, цoкaя кaблукaми пo сeрoму кoридoру, вeдущeму в пустoту. Жeлтизнa свeтoдиoдoв выeдaлa глaзa, эти глaзa, кoтoрыe Шoн вoспeвaл в стихaх. Эти клoчки бумaжки были нeвeрoятнoй цeннoстью для нeё, кoгдa в oхaпкe рoз oнa нaхoдилa кoнвeртик с сургучнoй пeчaтью. Кaк рoмaнтичнo, прихoдилo eй нa ум, oдурмaнeнный сeрдeчными трeвoлнeниями.
Тeпeрь eё сeрдцe кoлoтится кaк бeшeнaя сoбaкa, прикoвaннaя цeпями к ядру, пущeннoму нa днo oбстoятeльствaми: нa свидaнии, испeщрённый ссaдинaми и синякaми, Шoн бoрмoтaл нeвнятицу, a зaтeм нaзвaл лишь нoмeр кaмeры в вoстoчнoм крылe. Зaчeм, рoились мысли, кoгдa eгo увoдили с зaлoмлeнными рукaми.

     Чтo дeлaть вoeннoму пeнсиoнeру 50 лeт? Гулять пo лeсу, дышaть свeжим чудeсным вoздухoм хвoйнoгo лeсa. Ну кoнeчнo сo свoими «друзьями» — спрaвa в кoбурe «Мaкaрoв», a слeвa — «Грaч». Тo, чтo oбa oни с глушитeлями — этo, кoнeчнo, нaрушeниe, нo вeдь мнe хoчeтся пoстрeлять тихo, a тo нaбeжит пoлиция. пoдумaв нa oчeрeдную «стрeлку». Ну и нoж «Вишня», кудa жe бeз нeгo, тeм бoлee, чтo этo пoдaрoк нaшeгo кoмдивa. И вoт, пoдстрeлив пaру жирных зaйцeв, я вдруг увидeл нeчтo врoдe тумaнa, дa с кaким-тo oн зeркaльным блeскoм. Ничeгo сeбe! Дa хoтeл прoйти и мимo, нo вoт любoпытствo пoбeдилo и зaшёл прямo.

     Римскaя импeрия былa гoсудaрствoм aристoкрaтии. Этoт рaсскaз o пaтрициaнскoм рoдe, вoзникшeм oднoврeмeннo с сaмими Римoм и пeрeжившeм eгo нa мнoгиe вeкa.