Сразу предупреждаю, что рассказ не претендует на 100%-ную достоверность, хотя и основан на реальных событиях, произошедших с нами. Как и любое «литературное произведение» (да простят мне мою наглость называть свои перлы «литературным произведением»), он не лишён некоторой доли вымысла.

Хозяйка по обыкновению привязала меня к специальному поручню и направилась в магазин. Изящная титановая цепочка поводка тянулась от поручня к моей шее, на которой была присоединена к широкому кожаному ошейнику. Я расположился в тени магазина и ждал, опустив взор к земле. С ленцой глянул за золотые часы на запястье — подарок хозяйки — и, отметив позднее утро, продолжил разглядывать лакированные носки своих дорогих туфель.
— Привет! Давно тут стоишь? Твоя хозяйка тоже не берет тебя в магазин, оставляет у входа? — вдруг донесся до меня дерзкий, нагловатый, с хрипотцой голос.
Я оглянулся и увидел неподалеку ту, что обратилась ко мне. Выглядела она весьма удручающе. Застиранное летнее платьице, спутанные волосы, босые грязные ноги. Видно, что когда — то она была довольно красивой, но потом, вероятно, попала не в те руки. На фоне ее я выглядел очень элегантно: дорогой костюм, аксессуары, серебряные запонки, золотые часы, ошейник из мягкой кожи и блестящая хромированная цепочка поводка.
Она тоже была привязана к тому же поручню, однако в отличие от меня на ней был грубый капроновый ошейник, выгоревший на солнце, от которого на шее были видны кровавые потертости и ссадины. От ошейника шел такой же замызганный капроновый ремень, в середине завязанный узлом. Кроме всего прочего привязана она была на самом солнцепеке, без возможности спрятаться в тень.

     Первый день в качалке пошёл на удивление легко. Безразличие окружающих, так расстроившее её поначалу, теперь играло ей на руку. Настасья чувствовала себя немного одиноко в этой занятОй толпе, но, с другой стороны, была полная свобода: только ты, лишний вес и тренажёр. Не зная, с чего следует начинать, Настя залезла на освободившийся велотренажёр и настроилась на езду до упада. Поигравшись с настройками, она получила от тренажёра среднее сопротивление и поехала. Ехала Настасья долго, сначала резво, потом сквозь усталость, затем исступлённо, а потом, впав в какой-то транс, ехала почти бессознательно. Очнулась настя от острого ощущения тошноты, хотя с утра она выпила только стакан воды. Сойдя на землю, Настя только сейчас ощутила сосущую усталость в мышцах и, покачнувшись, чуть не грохнулась на колени. Удержавшись, Настя почувствовала себя увереннее, но тут же её ждало новое испытание — в глазах стремительно темнело. Быстро потеряв представление, где верх, а где низ, Настасья замерла, в надежде, что вскоре это пройдёт. Стало страшно. А лёгкое прикосновение вкупе с негромким «Девушка, с вами всё в порядке?», вызвало головокружение и приступ тошноты, для победы над которым Насте даже пришлось зажать рот рукой. Крепкие руки тут же обняли её за плечи и потянули вниз. Настасье пришлось послушно присесесть, несмотря на занывшие колени и поплывшие перед глазами звёздочки. В голове стало жарко, но стучавшее без умолку сердце чуть успокоилось. Тошнота потихоньку отступала, пятнами окружающее пространство возвращалось в норму и Настя различила лицо, участливо смотрящее на неё. Это был молодой, гладко выбритый парень, с мягкими чертами лица и русыми волосами, собранными на затылке в обрубленный хвостик. Это настя разглядела потом. А с самого начала она увидела глаза. Небесно-бирюзовые, темнеющие к краю, с отслаивающейся радужкой, раскрывающейся подобно розе, они полностью поглотили Настю, лишили её дара речи. Больше не чувствуя дискомфорта, Настя пялилась в эти глаза.

     Утро для меня началось с того, я случайно раскинула руку под одеялом и попала ею на стоящий ствол спящего Романа. Я отдернула от неожиданности руку, разбудив его резким движением. Роман спросонья открыл глаза и сообразив, где он находится, обнял меня со словами: «А ты мне сейчас снилась». Я сказала ему, что я об этом догадалась, но ничем помочь не могу. Откинула одеяло и пошла умываться.

     Был в моей жизни период когда я в такси на своей машине работал. И вот несколько пикантных случаев хотелось бы поведать. Может чуточку приукрашу, не судите строго! Было хорошее и плохое...

     Можешь представить себе ситуацию?

     Утром Виктор принял душ, надел спортивный костюм и спустился на клубный этаж в фитнес-зал. Там немного размялся и встал на беговую дорожку. Затем заглянул в ресторан, где ему собрали завтрак, съесть который он рассчитывал, уже вернувшись в квартиру.

     В зеркалах большого светлого холла появилось отражение троих высоких мужчин. Твёрдой походкой они шли к лифту. Один из них, тот, что шёл впереди, самоуверенно улыбнулся своему отражению: это была улыбка превосходства над окружающим миром. Дорогой костюм отлично сочетался со статной фигурой этого молодого бизнесмена. За его правым плечом — еще более молодой референт с толстой папкой и портфелем в руках. За левым — подтянутый седовласый мужчина средних лет, являющийся главным юридическим консультантом фирмы. Остановившись у дверей лифта, они смотрели прямо перед собой и одновременно с этим чувствовали сияние на лицах друг друга. Хотя сияние, в большей степени, было сдерживаемым: внешне ничто не выдавало восторга этих людей. А восторгаться было чему: только что они подписали окончательный контракт на выгодных для себя условиях, отобрав у конкурентов большущий лакомый кусок.

     Алёна встретила нас в прихожей внешне удивленно: «А я думала, что вы подольше погуляете». Я подыграла ей и спросила, кто еще дома. Она ответила, что Александра на занятиях по танцам, а Рома у себя в комнате. Раздевшись полностью у себя в гостевой, я постучала к Роману, не имея в голове при этом ровно никакого плана действий:

     — Театр — место атмоферное и требующее от актеров своих ритуалов священодействия, — продолжила Инга, — взять хотя бы, к примеру, гримерку. Это ведь своего рода духовное чистилище актера перед выходом на сцену. Именно в гримерке он должен оставить свои страхи перед исполнением роли. И не стоит пробуждать эти оставленные ранее страхи непочтением к чистилищу. Актер должен заходить в свою гримерку обязательно с левой ноги, а зато на сцену — только с правой ноги. Иначе ему не справиться с тревожностью из-за того, что в гримерке откроется «ящик Пандоры» прежних страхов.