Подумать только... раньше я могла
К тебе навстречу мчаться без причины
И отдаваться — словно в первый раз...
На свете не было прекраснее мужчины.

     Подумать только... как кипела кровь!
Какие страсти бушевали на постели!
Тела сливались наши вновь и вновь
И на стенах любви играли тени.

     Самым сложным оказалось справиться с веревками. А потом дождаться, чтобы поросшие бурьянами поля вдоль дороги сменились реденьким перелеском.

     Так об этом пишут газеты. Газеты всегда правы.

     Под ликами молился на коленях,

А сегодня год.
Год, как прошел ураган-ветер-шторм в моей жизни, который сломал-взбаламутил и разбил о берег жизни... мою жизнь. Имя у него Максим. Человеческое и вполне привлекательное, для меня точно.
Это имя и сейчас тает на губах, именно тает, как лёд под лучами солнца. А ещё обжигает. Он единственный мужчина, который оттолкнул меня, мою страсть, желание и всё мое женское начало, так тянущееся к нему...

     Давно я знала тебя синеглазенький, как же ты был хорош, тогда..
Ах, да женат... И дитё, маленькая девчушка с твоими глазами.
А потом всё сломалось у тебя. Развод, тёлки, пьянки...
И мы встретились. Изрядно похудевший, чуточку замученный после смены, ты посмотрел, и, кажется, я тогда уже сказала «да».
Мы говорили всю ночь, о твоих проблемах, о твоих женщинах, о твоей семье и о тебе неудачнике.
Ты действительно такой, ведь моей любви хватило бы на двоих, а ты испугался.

     — Просыпайся, радость моя — тепло прошептал на ухо Димка
(ага, прям таки собрала все силы и оторвала своё грешное тело от кровати... хрен)
— Хорошо, зай. А наши уже проснулись?
(под «нашими» следует понимать наших друзей — семейную пару... его невестку и кучу детворы. В гости приехали, тк у друзей дом на море, а сейчас сезон)

     Автомат как по мановению волшебной палочки взметнулся к плечу:

     Он сидел в кресле с высокой спинкой с закрытыми глазами, почесывая когтистой рукой увенчанный рогами лоб. Прямо на деревянном полу у его покрытых густой черной шерстью ног сидела обнаженная девушка и, преданно глядя в его равнодушное лицо, старательно насасывала покрытый такой же шерстью член. Обычно Господин терзал этим оружием ее нутро, вырывая из горла мольбы о пощаде и крики боли. Но сегодня он был не в духе, поэтому ей приходилось царапать губы и щеки о жесткую шерсть. Уж лучше бы трахал, думала она, в очередной раз вылизывая ярко-розовую, как у собаки, головку.

     Мучаясь жесточайшим и беспощадным похмельем, на крыльцо избы села Разпиздяйлово вышел поручик Ржевский. Одет он был в потертые гусарские чикры и исподнюю рубаху. Волосы были всклочены, на ноге один сапог, но как и полагается лихому гусару, при сабле и с торчащими усами.

     (Авторские права защищены нотариально. Это так... для любителей таскать чужое.)