Глава 3. Утро.

     Тихая мелодия гитары звучит, наполняя комнату. Я очень давно полюбил эту музыку, и сейчас она помогала настроиться на нужный лад. Это смесь надежды, любви, разочарования и боли. Это музыка отчаяния.

     Темный коридор освещен редкими свечами. Свет едва выхватывает из темноты висящую на стене кожаную плеть. В тишине слышно, как я медленно дышу.

Я не видела его уже около месяца, но не проходило и дня, чтобы мы не общались. Ни одно событие в моей жизни, будь то то, как я снимаю трусики или крашу ногти ярко красным лаком не обходилось без его участия. Я подсела на его внимание, как на наркотик. И я хотела его каждый день, каждую минуту. За это время у него накопился целый архив моих интимных фотографий и впервые в жизни меня это совсем не беспокоило. Я знала, что он вернется... Я верила и надеялась на это. И я знала, что он будет трахать меня так, как никто и никогда больше не сможет меня трахать.

     Когда я, наконец, проснулся было уже далеко за обед. Солнце ярко светило на нас. Наполненный утренним возбуждением, я опустился Ольге между ног и ласково раздвинул их. Медленно и почти незаметно, словно дуновение ветерка, я касался ее внешних губ. Я покрывал легкими поцелуями ее лобок, животик и внутреннюю сторону бедер. Постепенно Ольга стала просыпаться и сладко постанывать от приятных ощущений. Я впился поцелуем в ее лоно, водя языком вокруг клитора, а губами целуя ее губы, как будто это были обычные губы и обычный поцелуй. Окончательно проснувшись, Ольга начала поглаживать мои волосы и двигать бедрами навстречу мне.

     Я так и не выяснил до конца, почему эти белые молодые женщины желают себе в мужья иностранцев? Они бесстыдно выставляют себя на глобальной ярмарке невест рядом с тысячами таек, с самого рождения обреченных на проституцию. Впрочем, бесстыдны у них не только женщины. Они бегут целыми семьями, бегут, как от войны. Что они хотят найти в чужой богатой стране? Особенной сытости? Глупцы! Эти добровольные эмигранты, проще говоря — перебежчики, органически не способны вызвать жалость — только естественное презрение. Мне не дано понять, как можно променять скромный домашний ужин на горький хлеб изгнания, пусть даже намазанный толстым слоем шоколада. Но скорее всего им приготовят бутерброд с говном.

     Всем привет, меня зовут Кристина, и мне 23 года. Немного о себе, я зеленоглазая шатенка, со вторым размером груди и упругой попкой, я невысокая, но фигурка у меня красивая и подтянутая, я всегда слежу за собой.

     Я сидела на скамейке в парке. Мой собеседник опаздывал, и я уже начинала подумывать о том, чтобы уйти. Стремное место он выбрал для встречи — скамейка вдали от центральных аллей, с трех сторон окруженная густым кустарником, люди здесь ходят редко, хотя на дворе полдень. За те пятнадцать минут, что я провела на этой скамейке, мимо меня прошли лишь пара мамаш с колясками да проехал один роллер.

     После того случая на заводе мать взяла паузу. То ли от стыда, то ли по собственному желанию, но я больше склонялся к первому варианту. Она стабильно ходила на работу, возвращалась домой, как примерная домохозяйка. Я был очень занят подготовкой к экзаменам и проводил большую часть времени у отца.

     Макс Б. направил свои стопы в сторону парка. Необходимо было немного проветрить голову перед важной встречей. Слишком много событий за последнее время, слишком много причин, слишком много следствий.