Однажды, в своем почтовом ящике она нашла чужое письмо. Письмо, похоже, повидало виды, оно было без обратного адреса, все в почтовых штемпелях, потертое и помятое, кто-то даже надорвал его. Как оно попало в ящик — это оставалось загадкой. Придя домой и раскрыв его, с первых строк, она поняла, что писал мужчина, писал о своей любви, о том, что потерял ее, письмо было пропитано грустью, тоской и нежностью. Это и заставило погрузиться ее в далекие воспоминания...

     Меркуриус сидел в глубине комнаты на своем любимом уже изрядно изветшалом кожаном кресле и напряженно о чем-то думал. Рядом стояла полу полная бутылка коньяка, по всему видно, что парень успел к ней изрядно приложиться, тут же нарезанный лимон и два бокала. Молчание длилось несколько минут и Усаги казалось игра в молчанку уже никогда не закончится, как парень оживился, поднял голову и проговорил:

     Мы мчались по ночному городу, рассекая влажный, холодный воздух. До сознания начало доходить, что произошло и чем это все могло закончиться. Я обнимала Харуку и благодарила Бога, что она оказалась там. Мы остановились у здания нашего общежития, подруга помогла слезть с мотоцикла, но ноги подкосились, сильные руки Хару не дали упасть на землю, она взяла меня на руки и начала подниматься по ступенькам. Увидев грязное и окровавленное тело, подающее слабые признаки жизни, вахтерша потеряла на минуту дар речи, да и Хару похоже была ошеломлена разглядев при ярком свете помещения наиболее полную картину события.

     Поглощенные друг другом девушки не могли заметить парящего в воздухе человека, прямо напротив их окна. Лица видно не было, а тело скрывал длинный кожаный плащ. Волосы, подстриженные в стиле «каре» и заинтересованный блеск глаз освещенных вспышкой молнии...

     ПО ЛУННОЙ ТРОПЕ: Родительские грехи

     Лена нежно гладила его член, он прижал её к себе, впился поцелуем во влажные губы. Повернул её на спину, готовясь удовлетворить рвущееся желание, и... проснулся. Да, это был всего лишь сон. Сладкий и приятный.

     Двое стоят на крыше их одежду развевает ветром, они смотрят друг на друга и улыбаясь целуются, нежно, но постепенно появляется страсть, она была в платье, а он в рубашке, девушка медленно растёгивает ему пуговички на рубашке, а он смотрит на неё с тигриной страстью и когда она всё же снимает рубашку, он с быстрым рвением накидывается на неё и страстно, властно целует, двигая руками по спине, опускаясь руками медленно на попку, ягодицы, целует её шею, мочки ушей и губы, она заводиться. У неё уже прерывистое дыхание... он трогает руками её грудь... сжимает, то сильно... то нежно... через платье... Берёт второй рукой низ её платья и снимает его через вверх

      — На улице холодает, может быть, пойдем в Отель? — предложил я, присев на скамейку. В моем голосе слышалось неподдельное волнение, трепет. — Он ведь тут, недалеко, всего несколько миль пешего ходу по заросшей лесной тропе. Там хорошо, там тепло, там расслабляющая атмосфера, там... Постой! Разве ты не веришь мне, друг? Помнишь, ты спрашивал, как он называется, так вот я узнал. Solitude — так он называется! Ну, вспомнил? Да вспомнил, ставлю пять к одному, что вспомнил, по глазам видно. Не мог не вспомнить. Ты был там, черт подери. И она была там. Такое нельзя забыть. Вспоминай, вспоминай, только не торопись... Это удовольствие надо растянуть...

     Татьяна входила в квартиру первой, подобрав пышную юбку и прижав кринолин, чтобы протиснуться в дверь. Вообще-то она думала что Никита внесет ее на руках в их семейное гнездышко, как это было принято в кино и книгах. Но Никиту самого вносил на руках свидетель и стремительно нес на брачное ложе, так как «ноша» была невменяемой.

     Осенний вечер, отель «Solitude», комната 102.