Платфоpма сначала медленно, а потом все быстpее побежала назад. Позади остались гpуппки отъезжающих на дpугих поездах, пpовожающие, тюки и баулы, все, что обычно составляет непpеменные атpибуты всех вокзалов. Поезд набиpал скоpость и уносился пpочь из гоpода на пpостоpы полей, лесов, увозя с собой сотни своих pазнообpазных пассажиpов, котоpые тепеpь pаскладывали свои вещи в вагонах, готовясь к утомительному двухсуточному путешествию. Поезд шел на юг...
Поэт Джим Морисон писал: L. A. Woman. Я пишу: L. A. Women. Л. А. — Мои инициалы.
Через одиннадцать дней после того как мы расстались с Энджи, я случайно наткнулся на Джеффа, сидящего за столиком в «Сомбреро Джека». Он был с женщиной, поэтому я постарался свести разговор к «здравствуй — до свидания», но Джефф настоял, чтобы я составил им компанию.
Со мной что-то случилось, сомнений больше нет: я перестал получать наслаждение от своей работы. Видимо, все последнее время во мне накапливался ряд мелких изменений, которых я не замечал, и вот свершился переворот в восприятии.
На часах было 10—00, когда в дверь шикарной новостройки на юго-западе столицы позвонили. Жанна открыла дверь на пороге стояло два молодых человека в синих форменных куртках с надписями «Чио-чио сан — сервис для одинокой девушки» Рядом с ними стояла небольшая коробка размером с маленькое кресло. Визитеры внесли ее в дом, попросили расписаться за доставку и удалились. Жанна знала, что находится в коробке — она сама заходила в тот магазин и выбирала себе подарок, а за экзотическим названием которого скрывался, по большому счету — тривиальный секс — шоп.
Все началось так давно, что мне до сих пор кажется, что это была большая часть моей жизни. Как странно, мне всего 25 а я успела увидеть и почувствовать так много, что не каждая женщина сможет увидеть за всю жизнь.
Молодой человек в зеленой футболке и голубых шортах медленно передвигался среди людской суеты. а его незащищенных руках и ногах солнце прилепило розоватый загар. Восторг первых дней пребывания у моря прошел и уступил место напряженной эйфории длительного безделья. Калейдоскоп пестрого мира существовал вместе и независимо.
Стихи — это не скучно. И они скорее для тебя, чем для женщин бальзаковского возраста и скучных папиков. Потому что тем уже не услышать музыку между рифмованными строками. Ведь стихи — это та же музыка, только чуть более вечная. Однажды, когда в очередной раз захочется больше не жить из-за того, что он пригласил на свидание другую, в сознании побегут строчки Бродского. И тебе снова захочется жить. Чтобы прочесть еще пару стихов. И влюбиться.
Стояло раннее августовское утро. Я как обычно спешил на работу. Вот уже неделю я проходил практику в Областной поликлинике. Сегодня я должен был подменить заболевшую медсестру — мне предстояла работа в клизменном кабинете. Клизменная в нашей поликлинике находится обособленно от других помещений в — подвале. Я взял на вахте ключи, надел халат и спустился в указанный кабинет. Заходя в него, я попал в небольшой тамбур, где стояли мягкие стулья и журнальный столик, а в конце коридора находились мужская и женская уборные. Там же был вход в комнату для процедур. Я зашел туда. Первое, что мне бросилось в глаза — это железная вешалка — стойка, которая использовалась как штатив для клизм. На ней висела синяя «Кружка — Эсмарха» с закинутым на верх шлангом. Я снял «кружку», налил в нее воды и добавил немного мыльного раствора. В это время в дверь постучали.