— Впервые колдунья была замечена за выполнением своих дьявольских обрядов в ночь на полнолуние после Рождества сего года. Я попрошу Джакомо, сына мельника, рассказать, что он видел...

      — Ваше преосвященство, я видел все так же хорошо, как теперь — вас и почтеннейшую публику. Она... Она сидела на берегу реки...

      — И что же? Продолжай, сын мой...

      — Она, с позволения сказать... выла...

      — Что?!

      — Она выла, ваше преосвященство, глядя на Луну...

      — Потрудитесь объяснить получше, сын мой.

      — Она сидела на берегу реки без... то есть... она...

      — Ну же!

      — Она сидела на берегу голая, ваше преосвященство, и выла, глядя на Луну!

      — Вы расслышали какие ни будь слова, она подавала какие либо знаки небу или земле?

      — Не знаю... Не помню... Мне стало так страшно, что я убежал домой, едва услышав эти звуки...

     «... Как же, убежал ты, сучонок...», — Она облизала разбитые губы — «А кто дрочил за кустом, мешая моему разговору с небом? Ты только потом припустил наутек, когда я позвала тебя к себе, чтобы ты не мучался понапрасну... Господи! Поскорее бы все кончилось... Но не раньше, чем я снова увижу Его... Я должна...»

      — Преподобный Бартоломео, расскажите нам, что произошло месяц назад в вашем монастыре...

      — В нашем, ваше преосвященство, в нашем...

      — Хорошо, в нашем монастыре. Так что же случилось тогда?

      — Вы ведь сами изволите помнить...

      — Сейчас я спрашиваю вас, брат мой, и потрудитесь ответить на мой вопрос...

      — Да, да, конечно... Эта... Эта женщина постучалась к нам в ворота... И... И...

      — Продолжайте же! Вы ведь славитесь красноречием среди нашей паствы!

      — Она постучалась к нам, взывая о помощи, закутанная в рубище и стоя на коленях...

      — И вы впустили ее?

      — Ее впустил не я, а брат...

      — Хорошо. Он еще расскажет нам, зачем он это сделал. Что было дальше?

      — Она прошла на кухню, и оставалась там около часа... Мы не торопили ее. У нее, ваше пр... преосвященство, был очень изможденный вид...

      — И?

      — Я не знаю, что она подмешала нам в питье, но спустя полчаса все братья почувствовали себя одержимыми дьяволом...

      — Дальше.

      — Она вышла к нам в трапезную и...

      — И?

      — И...

      — Ну же!

      — И танцевала на столе... А мы... мы...

      — Брат мой, куда исчезло ваше красноречие?

      — Мы хлопали в ладоши и пели вместе с ней, ваше преосвящ...

     «Да, да... Расскажи еще, что было потом... У тебя ведь неплохой буравчик, мой добрый хряк! Недаром ты так красноречив! Помню, помню твою потную задницу, которой я старалась не касаться руками, когда ты сопел мне в ухо... Если бы только ты, ваше преосвященство, не осрамился тогда на глазах у всей подгулявшей братии! Что я не сделала тогда с твоей ветошкой, чтобы она развернула свой узелок?... Кабы мне это удалось — была бы сейчас цела и невредима... Цела и невредима... Господи! Ну хоть на час, хоть на минуту, приведи ко мне Его! Я же должна сказать ему...»

      — Почтенная Лукреция, расскажите нам, как ведьма околдовала вашего сына!

      — ...

      — Что же вы молчите, добрая женщина? Почему вы все молчите? Или эта... Это адское отродье подшило вам языки?..

      — Мой сын... Мой... сын...

      — Не плачьте. Когда, как не сейчас, вы сможете поквитаться с этим порождением мрака?

      — Это не вернет мне моего мальчика, ваше преосвящ...

      — Но это покарает убийцу!

      — Она не убивала его, ваше прео... Вы ведь знаете, что он повесился сам, и я по сей день хлопочу, чтобы его разрешили перенести на христианское кладбище...

      — Что вы говорите? Вы норовите оправдать ведьму, которая приворожила к себе вашего сына и довела его до гробовой доски?

      — Нет, ваше пр... Он... Он...

      — Ну же!

      — Он просто любил ее. А она была к нему равнодушна.

     «Да. Бедный мальчик, как я просила его не делать глупостей! И как он старался не делать их... До последнего... До последнего... Не надо было ласкать его тогда, в хлебном амбаре... Да ведь я и не ласкала... Просто позволяла ему делать все, что заблагорассудится... Почему я должна отвечать за то, что ему заблагорассудилось так полюбить меня... Почему... Господи! Ну где же Он? Я должна успеть сказать ему, что...»

      — Высочайшим повелением духовного суда мы приговариваем ведьму к испытанию водой. Будучи брошена в оковах в воду, она либо утонет, и тогда мы погребем ее, как благочестивую женщину, либо всплывет, и тогда мы подвергнем ее казни без пролития крови на медленном огне. Аминь!

     «Не всплыву я. Ой, не всплыву... Ты, может, и всплыл бы, кусок говна в рясе, а мне не удастся... Что я вам сделала? Я всегда любила, и, если Он был далеко, я любила того, кто ближе... Кто смеет упрекнуть меня в этом? Ты, похотливый злобный старик? Или ты, прыщавый дрочила? Не вам ли досталось то, о чем вы мечтали своими бессонными ночами? Так за что же меня так ненавидеть? За что убивать меня? За что убивать меня, не дав напоследок поговорить с любимым? Куда вы спрятали Его? Я устану ждать его на небесах... Я ведь должна сказать Ему, что у старухи Марты...» * * *

     ... И все-таки, им удалось встретиться еще раз. Когда Ее несли топить, Он держал ее за ногу. Не за ту, пальцы которой так любил целовать, а за вторую, которую прежде нежно называл Горничной... Горничной при Хозяйке... Процессия двигалась медленно, горели факелы, булькали молитвы, но Ей было не до этого. Все оставшиеся силы Она тратила на то, чтобы не раскрыть рта и не сказать Ему, что у старухи Марты уже третий год живет смешной курносый мальчишка... © Mr. Kiss, Сто осколков одного чувства, 1998—1999гг