Я только успел переступить порог собственной квартиры, как на моей шее тут же повисла радостно воркующая жена.

      — Ты сегодня так рано, милый! — ее голубые глаза радостно блестели.

      — Что? Опять не угодил? Поздно прихожу — плохо, рано — тоже нехорошо...

      — Ну, что ты, дорогой! Не привычно как-то. Так рано ты еще никогда не приходил...

     Поцеловав жену и заодно ущипнув ее за упругую ягодицу, я отстранил прильнувшую к моему телу ее аппетитную грудь, так заманчиво и многообещающе проглядывающую в глубоком разрезе вечернего платья и, не успев спросить о причине такого необычного наряда, тут же встретился взглядом с шикарной, лет тридцати, блондинкой выше среднего роста, с тонкой талией, зелеными глазами, маленьким курносеньким носиком и алыми, полными, слегка на выкате, растянутыми в заманчивой улыбке губами. Жена перехватила мой взгляд и, увидев девушку, тут же представила ее.

      — Знакомьтесь. Это моя новая, и как я думаю, самая близкая подруга.

      — Николай Иванович, — протянул я руку, а та тут же подставила свою явно для поцелуя.

     Я слегка прикоснулся губами к теплой, мягкой ладошке гостьи, искоса глянув в ее слегка зауженные глаза. Они смотрели на меня изучающее, словно раздевали, отчего мне стало как-то не по себе.

      — Маринелла! — ответила гостья и тут же отвела в сторону свой пристальный взгляд.

      — Редкое имя, — заметил я.

      — А у меня все редкое, кроме, разве что волос на голове, — засмеялась она, откинув в сторону упавшую на ее глаза пышную соломенного цвета копну, явно демонстрируя ее красоту.

     «Маринелла, Маринелла?», — это имя закрутилось в моей памяти, но мой собственный «компьютер» что-то не находил его. А ведь в нем за мои тридцать семь накопилось порядочное количество женских имен.

      — Ник, я оставлю тебя на часик с гостьей. Мне надо сгонять на рынок. Твоя тачка здесь?

      — Вон. Под окном...

      — А ты пока займись Маринеллой. Покажи ей свои курсантские фотки...

      — Хорошо, — ответил я, а сам подумал: «Показать бы ей мой член, было бы больше толку».

     Женушка ускакала, а мы, усевшись на диван, стали разглядывать альбом. Вдруг на одной из страниц я увидел девушку, поразительно похожую на гостью, но ту звали Машей и встречались мы с ней очень давно, когда я курсант Высшего Военно-Морского училища в Питере встретил ее на одном из наших вечеров танцев. Я тогда только перешел на второй курс и встречался с этой девушкой, которая слыла честной и не идущей на контакт с незнакомыми мужчинами. Мне было неплохо ходить с ней по театрам и выставкам, но было жалко просиживать драгоценное время, отпущенное курсанту на ограниченное сроком увольнение в город, в душном кинотеатре, не имея права даже дотронуться до ее руки, которую она тут же отдергивала, шипя, как змея: «Ты что?! Люди кругом...

     Маше тогда, видимо, очень хотелось выйти замуж, поэтому она очень старалась казаться честной девушкой, не идущая на контакт с мужчинами. Тогда она все время удерживая меня на определенной дистанции, но рядом сидящая сейчас женщина, глядя на ее фото, о чем-то задумалась, устремив свой взгляд куда-то в прошлое. Она вдруг положила свою руку на мою, поддерживающую альбом, и тихо спросила:

      — Теперь узнал?

      — Кого? — я похолодел, поняв, что далекая Маша и рядом сидящая Маринелла одно и тоже лицо.

      — Да, Маша. Но какими судьбами ты оказалась здесь?

      — Как и многие из моих подруг. Вышла замуж за одного из ваших курсантов, ставшего затем офицером, и судьба забросила нас в ваш гарнизон.

      — Ты вспоминала ту нашу последнюю встречу?

      — Конечно? Первая любовь...

      — Да, ее и мне не забыть никогда...

     ... Тогда был теплый осенний вечер. У нас в училище был вечер танцев. После длительного и бесполезного ухаживания за Машей я танцевал с одной из девушек, плотно прижимая ее к себе.

     Она безоговорочно положила ладонь на мой погончик на плече, позволив моим рукам обнять ее за податливую талию и прижать ее трепетное тело к моему, изнывающему по женскому телу. У меня, молодого юноши, еще не было ни одного полового контакта с женщиной, я мастурбировал регулярно, по нескольку раз в сутки. И влечение на некоторое время отпускало меня, но стоило только увидеть аппетитный женский зад, как сразу член в штанах становился по стойке смирно.

     Объявили белый танец, и все девушки бросились приглашать понравившихся им кавалеров. Я видел, как Маша приближается ко мне и решил улизнуть от танца. Но она уже была рядом и сама положила руку на мое податливое плечо. Мы медленно плыли в звуках тягучего танго, предпочитая топтаться почти на месте. Решив в последний раз испытать на прочность ее честность и порядочность, я быстро вставил свою коленку между ее ног и стал, будь что будет, натирать ею это желанное девичье место. К моему удивлению, она не оттолкнула меня, как прежде, а, прищурив глазки, балдела, сжимая и разжимая мою коленку своими ляжками. Мы так и топтались на месте, пуская «слюни» в штаны. Желание трахнуть ее неодолимо росло с каждым движением, но сделать это было практически невозможно, так как наше «трение» друг о друга происходило на глазах у всех танцующих. Впрочем, на наш «секс на месте» никто не обращал никакого внимания, занимаясь тем же. Но более хитрые и проворные пары прятались за оконными шторами и целовались в засос. Бывало, что наиболее смелая девушка затаскивала своего кавалера в женский туалет, и тогда в одной из кабинок раздавались охи и ахи под гогот девиц, распивающих в фойе туалета вино, а то и водку. Начальство, несомненно, знало про эти «шалости» питерских девиц, видимо испытавшее тоже в свои молодые годы, и смотрело на это с пониманием. По крайней мере, патруля у двери с буквой «Ж» не выставляло.

     Маша продолжала строить мне глазки, видимо напуганная возможностью меня потерять. Она видела, как предыдущая партнерша по танцу вжималась в меня, целуя, втихаря, в шею и терлась об меня так, что была пора ее юбке задымиться. Маша увела меня в другой конец зала, где я усадил ее в кресло. Она сидела, продолжая сжимать мою ладонь своей маленькой ладошкой. Иногда она поднимала глаза, которые были похожи на виноватые глаза собаки, нашкодившей в доме хозяина. Я понял, что теперь она согласится на все. Мне хотелось переспать с ней, но жениться на ней после этого почему-то не хотелось. Видимо тут возникало чувство строптивого жеребца, не желающего, чтобы его раньше времени заарканили, а она уже смахивала на молодую кобылку, готовую подставить свой аппетитный зад этому жеребцу. И тут в моей голове родился гениальный план обмана этой, как мне казалось, простушки. Улучшив момент в следующем танце, шепнул ей на ухо, словно невзначай, что «Цепи Гименея, несомненно, имеют привлекательную сторону», и напросился на встречу у нее дома. Она просияла, словно солнышко, покинувшее тучу.

     В следующую субботу я летел к ней домой на крыльях любви. Сердце замирало в груди, а в висках стучало: «Скорей! Скорей! К желанному телу!».

     На мой звонок дверь открыла высокая полногрудая девица. Она чем-то походила на Машу, только та была более миниатюрной, а эта, казалась, вышибалой из ресторана. Тут же выяснилось, что она — старшая сестра.

      — Проходите, — хмуро насупила брови она, ощупывая мою фигуру оценивающим взглядом.

     Как оказалось, они жили в коммуналке, вдвоем в маленькой комнатке, где стояли две узкие кровати и тумбочка между ними. В ногах коек стояло по табуретке. Эта комнатка напоминала купе вагона, в котором я ездил в отпуск к матери в Севастополь.

     «Да. Тут не разгонишься», — подумал я, понимая, что мое познание сексуальных тайн моей девушки явно под угрозой срыва. Маша, видимо, тоже почувствовала перемену в моем настроении.

      — Присаживайтесь....

 

      Сейчас будем пить чай, — сказала сестра и включила плитку, стоящую на тумбочке, на которой громоздился старомодного вида чайник.

      — Спасибо. Я тороплюсь. Просто пришел сообщить, что...

      — Ну, почему же? Ехали почти через весь город, чтобы сообщить, что не придете? Сейчас выпьем чайку, и я уйду на дежурство... Тут вам никто не помешает, — заверила она, бросив на Машу осуждающий взгляд.

     Она действительно скоро ушла, и мы, обнявшись, стали целоваться. У Маши были необыкновенно нежные руки. Когда она обвивала ими мою шею, то мне казалось, что это легкий ветерок ласкает меня. Ее мягкие, податливые губы, пахнущие фиалкой, покорно принимали мои поцелуи и предательски дрожали, когда моя нетерпеливая рука, проникнув под ее трусики, легла на то место, о котором я мечтал, мучаясь по ночам.

     Она работала секретарем у начальника стройтреста, и ее пальчики если и стучали, то только по клавиатуре компьютера. Шеф был однолюб. Его занимала только его стервозная, дражайшая половина, что было на руку молоденькой секретарше, к которой шеф не питал сексуальных чувств сам и не позволял другим. Выходило так, что в моих руках дрожала от нетерпения девственница.

      — Не надо... , — стонала она, но еще сильнее прижимала своей дрожащей ладошкой мою ладонь к тому месту, на котором та лежала. Ее тонкий язычок уже проник в мой алчущий рот и устроил в нем настоящую борьбу с моим языком. Затем она стала просто высасывать и глотать все, что еще можно было высосать из моего рта. Затем она, трясясь, словно в ознобе, расстегнула мои брюки и мигом сдернула их с меня. Трусы уже были влажными, но это не смутило скромную, честную девушку. Она ухватилась своими маленькими, нежными пальчиками за мой член и стала медленно, но настойчиво мастурбировать. Ее трусики тоже становились совсем мокрыми.

      — Не надо... Прошу тебя... , — постанывала Маша, сползая с кровати на пол и занимая позицию напротив моего члена. Ее губы надвинулись на моего «Бойца», язычок принялся щекотать дырочку, затем девушка стала заглатывать поочередно мои яички. Было чертовски приятно, но назревала угроза быстрого оргазма, чего я никак не мог допустить, представ перед этой страстной девушкой этаким хиляком быстро-спускальщиком.

     Мой двадцатисантиметровый «Мальчик» готов был уже «расплакаться», сбросив свои «слезы» прямо на трусики девчонки, чего она явно не хотела. Я вскочил, приподнял ее с пола, повалил на кровать и, задрав ее руки к голове и опершись своими руками об ее руки, пытался загнать своего разгоряченного «Бойца» в ее изрядно помокревший «Окоп», работая тазом. Но это никак не удавалось, пока она не помогла направить его своими маленькими пальчиками в нужном направлении.

      — Ах! Что я делаю?! Я же — девушка, — шептали ее губы, покрывая мое лицо отчаянными поцелуями. — Не загоняй его далеко... Пожалей меня...

     Но я был бы и рад пожалеть ее невинность, но какая-то неведомая доселе мне сила так прижала мой таз к ее едва покрытому волосиками лобку, что что-то внутри у нее лопнуло и там сразу потеплело.

      — Ой! — ухватилась она своими руками за мои тощие ягодицы и стала с такой силой продолжать насаживать их на себя, что я побоялся, что она сломает свои тонкие руки.

     ... Мы бились в бешеном трансе минут десять, и наконец, долгожданная струя ударила в ее лоно, гася пожар в жерле этого сладостного вулкана. Меня еще била мелкая дрожь, но она уже сталкивала мое тело в сторону и, схватив чашку с остывшим чаем, стала заливать им свою щель.

      — Зачем ты это делаешь? — удивленно вытаращил глаза я.

      — Не хочу раньше срока стать мамой, — ответила она.

     Она убежала в туалет и долго не возвращалась, а я лежал, курил и анализировал ситуацию. Я часто слышал, как друзья «трудились», ломая целки, но мой член вошел достаточно свободно, что стало для меня полной неожиданностью. Ведь пацаны в классе упивались рассказами о том, как трудно было брать «на абордаж» девственницу, как гнулся член, упершись в девственную плеву, а тут все произошло быстро и достаточно мягко.

     Вскоре ее появление рассеяло мои сомнения. По ее унылому виду я понял, что все-таки взял девственницу «на абордаж». Я притянул ее к себе и стал целовать в губы. Она принимала эти фальшивые поцелуи, не отвечая на них.

      — Ты сделал меня женщиной, — тихо прошептала она, вытирая мое тело в местах контакта влажным полотенцем, и вдруг заплакала.

     Но я, почему-то, все же, не был уверен в этом. Мне казалось, что до меня тут кто-то другой поработал, а все, что было — просто инсценировка. В голове шевельнулась мысль: «Вот теперь она попытается меня заарканить».

     Так и случилось. При очередной встрече, едва я намекнул, что на втором курсе еще рановато жениться, как она объявила, что беременна и о тех последствиях, которые меня ждут, в случае отказа. Я предложил ей засвидетельствовать сей факт у врача, на что она бросила сквозь зубы: «Перебьешься!».

     На этом и закончился мой первый роман. Вскоре я снова увидел эту честную девушку в нашем клубе, где она томно закатывала глаза, обнимая очередного курсанта. Но для меня это уже был пройденный этап. Я познал женщину, и ничего не имел против, если это еще сделает кто-нибудь другой. И теперь, взирая на рядом сидящую красавицу, понял, что так и получилось.

      — Ну чего мы сидим? Пора готовиться к столу, — встал я. — И где это моя половина так запропастилась? Пора бы уже и дома быть...

      — Зря ждешь. Она не приедет...

      — Как так?! Это почему же?

      — Сейчас она в кровати с моим благоверным...

      — Не может быть! Ты что-то путаешь, милая...

      — Это ты путаешь, милый. Ты тогда зайцем убежал от меня, а между прочим, зря. Я тогда такого пацана родила, весь в тебя. Ему уже пятнадцать. Сходство стало весьма заметным. Мой дурак потребовал анализ ДНК. Вот заключение. Биологический отец — ты, — выложила она передо мной официальный документ.

      — А как же ты пробу на ДНК у меня взяла?

      — Чудак. Твоя помогла. Разве трудно взять мазок слюны изо рта у спящего мужика?

      — А у тебя есть его фотография?

      — Конечно, — она вытащила из сумочки красочное фото. Я перелистал альбом в обратном порядке, возвращая время в мою юность, сравнил. Фото были идентичны. На том и другом на меня смотрели одинаковые, нахальные детские рожи.

      — Ну, а дальше что?

      — Мы с твоей все решили: пора восстановить справедливость и вернуть мужа жене, а отца — сыну. У вас все равно нет детей...

      — И твой согласился?

      — Конечно. Он получает в собственность красивую бабу и к тому же без детей.

      — А он у тебя кто?

      — Твой новый начальник...

      — А-а-а? — протянул я и понял, что как я не старался избежать западни, но все-таки попалс

      — Тогда раздевайся, — предложил я Машке (нынешней Маринелле).

      — Мне нечего снимать. Весь гардероп на мне, — засмеялась она и своими миниатюрными пальчиками стала стаскивать свое сверхмодное платье, под которым были только белые чулки с черными подтяжками.

      — Ты все правильно расставила по своим местам, — сказал я, вставляя своего «Молодца» в знакомое отверстие.

      — А ты как думал? Я же честная девушка...