Случилось это в июне, как раз во время летней сессии. Я решил пойти в парк, посидеть на скамеечке и поготовится к дурацкому экзамену. Прихожу в парк, светит яркое солнце, кругом отдыхают люди, резвятся на качелях детишки, молодая парочка воркует на травке, недалеко сидят женщины, пьют пиво и о чём то смеются. Я решил что надо выбрать местечко поудобнее и поуединённей, поэтому сел на скамейку стоящую меж деревьев и окружённую кустами. Как раз то что надо, никто не мешает и не печёт солнце. Полистав конспект минут 15 мне это ужасно надоело, но надо было готовится и только я собрался перелистнуть лист тетради как я заметил что одна женщина из той шумной компании пробирается в мои заросли кустарника. Видимо пиво дало о себе знать. Я сидел и наблюдал что она будет делать дальше. Это была женщина лет 40, в самом расцвете лет, очень симпатичная с тёмными волосами, чёрная короткая юбка скрывала её плотные широкие бёдра, её ножки были слегка полноваты, но выглядели весьма привлекательно, вообще было заметно что она следит за собой хотя её фигуру спортивной никак было нельзя назвать.
Что? Это вы мне? Наглец! У меня нет никакого желания с вами знакомиться. Знакомиться с незнакомыми неприлично. Ни за что! За кого вы меня принимаете? Куда? К вам домой? Ни за что? А это далеко? Вообще-то я замужем... Как вы смеете? Нет, вы же все равно не отстанете... Опусти шторы... Выключи свет... Да не сюда, Господи, ты что, первый раз?
Пространство изотропно. А время во всех направлениях течет одинаково. Классическая механика малых скоростей...
Она всегда готовилась к тому дню, который называла Днем Варенья. Приводила в порядок все закоулки старой квартиры, разгоняла призраков по пахнущим нафталином шкафам. Настежь распахивала окна, близоруко щурилась на белый свет и, как всегда, не узнавала его. Книги вставали на полки, тесно, как в трамвае, шепотом переругиваясь на разных языках.
Мы с ней были совершенно разные — абсолютно во всем. Ей везло почти всегда, мне везло от случая к случаю. Например, я любил женщин, но они не всегда отвечали мне взаимностью. Что касается ее, она любила и женщин, и мужчин, и они отвечали ей полной взаимностью. Я обожал искусство, однако, великим музыкантом, художником или поэтом я не стал. Она же сама являла собой произведение искусства. Я любил, как и все мы, грешные, деньги, шикарные дома и тому подобное. Она имела все это. Я не имел ничего.
Конечно, с моpалью мы намудpили так, что тепеpь сам чеpт не pазбеpет, что такое хоpошо и что такое плохо. Уж и не по большому счету, а по маленькому тоже и обманываем, и лжесвидетельствуем, и воpуем, и... и все публично, и все вpоде бы не в счет. Да и как считать, если эту печку поpушили. И с чем сpавнивать? А если считать и сpавнивать не с чем, то что остается от моpали?
Неверно то, что мир един. Существует много миров, переслоенных между собой тонкими складками реальности. И тени мыслей блуждают меж ними, незримо соединяя их, порождая фантазию у людей и создавая в сознании образы.
Мы втроем поднимаемся по лестнице. Я чувствую их два желающих меня взгляда. Моя попка, обтянутая маленьким резиновым платьицем, назло им виляет с каждой ступенькой больше и больше. Наконец мы останавливаемся перед дверью. Входим. Кто-то моется в ванной. Квартира однокомнатная, но комната очень большая, все стены в стеллажах, окна зашторены. Из мебели только большой полированный обеденный стол и кровать, она вызывающе пуста, несмотря на то, что может вместить человек пять. Вдруг из ванной раздается крик. Максим и Денис переглядываются. Взяв инициативу в свои руки (только для того, чтобы пройти, покачивая бедрами), направляюсь в ванную комнату. Открываю дверь. Наш третий друг — Дмитрий, стоя под душем, жадно сосет сосочки молоденькой девушки. На вид ей лет семнадцать. Худая фигура как у малышки, груди стоят как две маленькие пирамидки.
О, если б мне немного нежности... Г. Иванов