— Ну и покажи мне своего будущего мужа. — сказал Женька

     Я приподнялась над диваном, дотянулась рукой до древнего, почти антикварного серванта и вытащила фотографию, которая занимала почетное место между стеклами.

     Женька принялся серьезно ее рассматривать, морща лоб, отчего его лицо приобрело такое выражение, как будто он решает сложную задачу на толчке.

      — Дохлый какой-то: — Наконец выдал он — Ты же говорила, что любишь больших мужчин.

      — Сам ты дохлый. Я где-то читала, что у каждой женщины в подсознании живет образ ее отца, как идеального партнера.

      — Да, я тоже много всякой дряни читал

      — Ой, какие мы умные, какие начитанные. Ничего, что я здесь голая?

      — Ничего, ничего. Я много всякой дряни видел.

     Я немедленно вскочила, дабы красиво удалиться. Но, ввиду того, что я лежала у стенки, то скакать мне предстояло через весь диван и через большого Женьку, а потому, он без труда поймал меня за ногу, отчего я шмякнулась на его широкую грудь, чуть не проехавшись носом по ковру. Красивый уход оскорбленной дивы серьезно смазался.

     Женька затащил меня на диван и придушил подушкой. Я куснула его за палец, вырвалась, но была вновь поймана за ногу при попытке пересечь лежащее на пути тело.

     Под руку попался ушастый плюшевый заяц, подаренный мне на день рождение еще в общаге и путешествующий теперь со мной по Москве. Зайцем я и треснула Женьку по лбу.

      — А ты, между прочим, его видел. И не надо делать вид, что не узнаешь.

      — Быть того не может.

      — Помнишь, когда вы с Катькой пришли в первый раз? Помнишь, парня, который сидел на балконе, когда ты мне лекцию по астрономии читал? Так вот, это был он.

      — Не помню. Не помню, что б кто-то сидел на балконе. А уж разговаривать с тобой о звездах, по-моему, никому не придет в голову.

     Еще удар зайцем.

      — А что ты будешь делать, если он сейчас придет? — Пугаю я Женьку.

      — Я не гордый, я и с балкона спрыгну.

      — Ты и не храбрый, тут первый этаж.

      — Ах, так. Хорошо. Я не шевельнусь, даже трусы не одену. Проходи, скажу, тезка, давай знакомиться. Общая тема для разговора у нас уже есть.

     Проблема состояла в том, что Женька считался официальным другом моей университетской подружки Катьки. Как говорится, не одна была бутылка выпита вместе и не одна ночь потрачена на беседы о том, какие мужики сволочи и какая женская дружба сильная вещь. Осложнялась же проблема тем, что я собралась замуж. В районном московской загсе лежало заявление, из которого следовало, что некий молодой человек, по иронии судьбы — тоже Женя, и я, желают сочетаться законным браком.

      — А ты, что будешь делать, если Катька зайдет в гости по старой привычке?

      — Я? Ну ты, милый, задачи ставишь. Не знаю, наверно, провалюсь под землю. Или тоже брошусь с балкона, только заберусь повыше.

      — Интересно, как это будет выглядеть. Ты поднимешься на последний, девятый этаж, позвонишь в дверь к незнакомым людям, тебе откроют с вопросом, что вы, девушка, хотите, а ты молча проследуешь через квартиру, на глазах у изумленных хозяев начнешь отдирать заклеенную на зиму балконную дверь.

      — Нет. Я культурно попрошу у них разрешения броситься с их балкона.

      — А они скажут, да — да, пожалуйста, конечно, проходите. Можете посмотреть журналы, пока наш дедушка отклеит балконную дверь.

      — А с чего ты взял, что они еще не отодрали дверь? На улице июнь.

      — А с чего ты взяла, что они ее отодрали? И вообще, что ты имеешь ввиду под словом «отодрали»?

      — Ой, какой ты нудный! Боже, какой ты нудный!

     Женька наклоняется надо мной, его широкие плечи бывшего профессионального спортсмена закрывают мне весь потолок и я не успеваю, как это часто бывает, поймать мысль о том, что люстру бы надо протереть влажной тряпкой.

      — Да, я нудный. Да, такой я нудный. — Шепчет он, целуя меня в шею именно так, как я люблю. — И я буду тебя сейчас нудно трахать

     Удивительно, как некоторые индивидуумы мужеского полу умеют обслюнявить всю шею, не доставив при этом никакого удовольствия. Нет, Женька не такой. Женька — отличный любовник. С ним хорошо, он умный и все понимает.

      — Если ты будешь делать это нудно, я усну.

      — Ради бога. — шепчет Женька. — Я буду представлять, что занимаюсь некрофилией.

     Я глажу его плечи, которые сейчас заслоняют от меня мир, опускаю ладони по рельефному торсу и забираюсь руками под простынь, которой мы укрыты в честь жаркого московского лета.

     Господи, за что же ему бог дал такое тело! Оно настолько гармонично сложен, что пока он принимает душ в моем крохотном, так называемом санузле, я всегда усаживаюсь на крышку унитаза, и подобрав коленки к подбородку, смотрю. Женька ржет, пошло просит потереть спинку, брызгается мыльной мочалкой, но я не поддаюсь на провокации. Сижу в старенькой футболке с рисованными кошками, как правило, еще без трусов — и смотрю.

     Женька красив весь, я имею ввиду, что у него красивый, пропорциональный член. Это не шутки, мужские достоинства тоже бывают разные — красивые и не очень, трогательные и смешные, солидные и легкомысленные. Это совершенно не имеет значения в процессе любовного акта, но с эстетической точки зрения радует, как произведения искусства, выполненные самой природой. Не помню, кто и с чего вдруг сказал, что женщины любят ушами, а мужчины глазами. Любой наезд на уши, а особенно фразу «я тебя люблю», сказанную в первую же ночь близости, я не переношу на физиологическом уровне. Я даже прекратила отношения, собственно, так и не начав их, с одним, может быть очень неплохим человеком, после такого реверанса с его стороны. Картинки же впечатываются в мой мозг, как длинные ногти в растаявшую на солнце шоколадную плитку. Дело не в абсолютной красоте. Просто, я люблю глазами, я вижу красоту и сексуальность в довольно обыденных вещах, в том, как мужчина двигается, в выражении лица, когда читает, в том, как спадают на лоб его волосы, когда он наклоняется. Женька, к примеру, крайне сексуально протирает лобовое стекло своего «Москвича». Несколько раз он подвозил меня до работы с заездом на заправку, где протирал тряпкой окна. Простое такое действо. Вы, дорогие читательницы, никогда не обращали внимания на то, как ваш муж или любовник это делает. Посмотрите, а вдруг это не только мой «пунктик», вдруг вы, приглядевшись, захотите своего постылого мужа прямо на заправке. Мужчина, как правило, не подозревает, что вы за ним наблюдаете, потому физиономия у него в момент вытирания стекла крайне серьезна, даже брови сдвинуты к переносице, взгляд проходит сквозь женщину, сидящую в это время на переднем сидении автомобиля, не задерживаясь. Может быть, это все очень глупо, но я нахожу сию картину крайне будоражащей воображение и странно сексуальной.

     Женька целует мне шею, плечи и шершавой ладонью гладит живот, бедра и ноги, кажется, стараясь запомнить руками форму моего тела. Ироничное, немного высокомерное выражение постепенно уходит с его лица, взгляд перестает фокусироваться на деталях. Когда желание возрастает, другие человеческие ощущения теряют остроту и значимость.

     Я выгибаюсь навстречу его руке, слыша собственное дыхание в воцарившейся вдруг тишине. Женька прижимается небритой щекой к моей груди и начинает, как кот тереться о нее. Почему глупые женщины не любят легкую мужскую небритость? Это же так эротично и так возбуждающе действует на кожу. И еще, конечно, хорошая мужская шевелюра. Это моя слабость.

     Я запускаю пальцы в Женькины волосы, где они немедленно теряются и исчезают.

      — У тебя есть сердце. — Он чуть приподнимает голову и я вижу его лицо: его темные добрые глаза, его чуть ...

 неправильной формы нос, его тонкие губы, неверно трактуемые в физиономистике, как признак вредности характера; и все это представляется мне столь прекрасным, что в глубине души шевелится страх.

      — А ты думал, его нет? — Я провожу ладонью по его лицу.

      — Я не знал. — Он опять прижимается ухом к моей груди. — Но сейчас я слышу, что оно бьется.

      — Это потому, что я живая.

      — Нет, это потому, что ты хорошая. — Женька приподнимается надо мной, глядя прямо в глаза и: кажется я вскрикнула.

     Я люблю момент начала любви почти так же, как и момент ее высшей точки. Нет, не закрою глаза: Ну почему мужчины делают это с открытыми глазами, имея удовольствие видеть лицо партнерши в процессе, а женские глаза предательски закрываются. Или, может быть, это не у всех, может быть это только у меня.

     Сколько раз я усилием воли пыталась сдержаться, но меня хватало на три, максимум пять секунд. Исключительно до того момента, когда в глазах мужчины появляется животная агрессия, которой инстинкт женщины повелевает не перечить, и живущая в подкорке мазохистка опускает веки и эгоистично отдается.

     ****

      — Ну что ты меня теребишь, как плюшевого мишку? — Женька попытался увернуться от накатившей на меня нежности и сползти на пол, к пакету с апельсиновым соком, живущему рядом с диваном.

      — Нет ничего прекраснее лика мужчины, который только что тебя хорошо трахнул. — Засмеялась я, вцепившись ему в коленку.

      — Лики у святых. — Поправил Женька, пытаясь выдернуть ногу из моих объятий, — святые безгрешны, а то, чем мы занимаемся есть грех, ибо не освящено церковью.

      — Ты хочешь трахнуться в церкви?

      — Богохулка.

      — Бого: чего?

      — Маньячка какая-то! — Женька все же вырвался. — Во влип!

      — Я? Да я, можно сказать, жертва! Ты меня обольстил, соблазнил и воспользовался минутной слабостью.

      — Минутной? — Женька, усевшись на ковер, принялся пить сок прямо из пакета. — Если мне не изменяет память, ты мне совсем поспать не дала в нашу первую встречу. И потом, не надо ля-ля. Никто тобой не пользовался, надо было меньше «Сангрии» хлестать.

     Зазвонил телефон, я не успела достойно ответить на вражеский выпад.

     Это звонил Женечка.

      — Привет, родная.

      — Привет. — Слова на секунду застряли в горле, но потом, ничего — выбрались. — Ты что не спишь в такую рань?

      — Я сегодня мать к зубному возил. Только что вернулись. Захотел услышать твой голос.

      — Хочешь, я тебе спою?

      — Только не это! — Женечка засмеялся — Все, что угодно, только не это

      — Твои родители в эти выходные уезжают на дачу? — Я стояла голая в прихожей, наблюдая, как Женька делает вид, что сосредоточенно смотрит телевизор. Даже включил его.

      — Да, слава богу. За тобой заехать?

      — Давай. Я попробую слинять с работы пораньше. Я позвоню с Дмитровки.

      — Хорошо. Я уже начинаю ждать. Целую тебя.

      — Я тебя тоже, Женечка.

     Я положила трубку. Женька пялился в телевизор с таким видом, как будто не сидел голый посреди комнаты, разложив свое хозяйство тут же, на ковре, а изучал некий серьезный вопрос в ленинской библиотеке.

      — Интересно? — подсела я к нему.

      — Да. — неопределенно сказал Женька. — Можно вопрос?

      — Ну?

      — Ты его любишь?

      — Ты уверен, что нам надо обсудить это?

     Женька промолчал. Он не ответил нет, но не сказал и да.

      — То-то же. — Я выждала несколько секунд. — Мне с ним хорошо, как дома под одеялом. Он классный, мне все девки завидуют. И потом, это моя жизнь, это мое дело. Разберись лучше с Катериной. Она ко мне на работу сегодня зайдет плакаться.

      — А что у нее случилось?

      — Кое-кто ей нервы мотает.

      — Да ну? — Женька оторвался от телевизора. — И кто бы это мог быть?

     Слава богу, улыбается, слава богу, переключил кнопочку у себя в голове. Этого еще мне не хватало — выяснять отношения накануне собственной свадьбы с потенциальным мужем своей собственной лучшей подруги.

      — Ладно, я в отличии от некоторых, не вмешиваюсь в личную жизнь своих любовников.

     Я показала Женьке язык и ускакала в ванную, успев закрыть дверь на крючок до того, как он попытался ворваться следом. Как только я, по своему обыкновению, резко вывернула кран, в физиономию мне ударила струя воды. Железная кишка душа подпрыгнула от напора, грохнулась пластмассовой головой в ванную и завертелась, как змея, орошая хозяйские коврики. У Женьки есть один серьезный недостаток — он НИКОГДА не переключает смеситель на кран, чем раздражает меня неимоверно. Причем, я уже ему неоднократно указывала на этот недостаток — безрезультатно. Если бы это был мой Женечка, я б ему всю плешь проела. А тут, вроде, чужой человек, детей не крестить, что называется, вот и молчу через раз.

     ***

     С любимым Женечкой мы встречались уже года два. Если быть точной — один год и восемь с половиной месяцев. Мы привыкли друг к другу, сроднились, можно сказать. Имевшая место страсть переросла в спокойные добрые отношения. Я и решила, что уже вышла из того периода, когда в сексе снимаются тормоза, когда забываешь, где ты находишься и кто человек, который рядом с тобой. Я даже в глубине души предполагала, что слегка поостыла и уже не получится у меня ощутить былое страстное желание. Именно страсть, а не любовь или потребность во флирте.

     И тут, когда вопрос о будущей свадьбе с Женечкой был уже практически решен, на горизонте появился Женька. Я не помню точно, когда я поняла, что в любом случае, рано или поздно это произойдет. Помню только, что эта мысль вжилась в мою голову довольно быстро. Когда у людей возникает обоюдное желание заняться любовью, они начинают при разговоре смотреть прямо в глаза друг другу. Вернее, один начинает, а второй подхватывает этот взгляд, если желание обоюдно. Не знаю, стоит ли заносить это утверждение в фолианты по психологии полов, но, по-моему, это верный знак.

     Голова совершенно пошла кругом, от напускной сдержанности и осторожности не осталось и следа. Причем, когда мы встретились с Женькой в первый раз, у меня, что называется, ничего не шелохнулось. Была тривиальная пьянка на квартире, которую я снимала. Случилась она, как большинство таких мероприятий, совершенно спонтанно. Я ждала только моего Женечку, с которым намеревалась провести выходные в тишине и идиллии. Он пришел с другом, которого я видела впервые и бутылкой «Мартини», с которым была хорошо знакома. Потом подтянулась Катя, снимавшая квартиру в том же районе, со своим новым ухажером. Это и был Женька. Я помню, мы сидели на балконе в ободранных, как большинство мебели в сдаваемых московских квартирах, креслах и выпендриваясь друг перед другом, упражнялись в острословии. Приход Катьки с новым человеком придал нашим посиделкам новый импульс. Соответственно, пошли еще и за водкой.

     Пока ребят не было мы с Катькой курили, а Женька слонялся по квартире.

      — Ты читаешь «Космополитен»? — Спросил он, бросив взгляд на бардак, процветавший буйным цветом на кухонном столе уже неделю. — Да. Классный журнал.

      — По-моему, полное дерьмо. — Пожал плечами Женя.

      — А ты, откуда знаешь? Ты его тоже читаешь?

     Надо же быть таким невежливым, просто хамом каким-то, честное слово! Первый раз в доме и уже прется со своими глубокомысленными замечаниями.

      — Нет, Катя его очень любит.

     Катька, сидевшая тут же, радостно захихикала, как будто он отвесил ей гусарский комплимент, а ... не сказал гадость, причем в третьем лице.

     Женечка с товарищем вернулись, спиртное было разлито, вечер продолжился привычным образом и я забыла про неприятные выпады нового гостя. Вскоре Катерину пришлось снести в койку. Не вынесла трепетная душа алкогольной смеси. Друг Женечки, имя которого я не запомнила, впрочем, как и внешний облик, удалился в ночь. Мы остались на балконе втроем, Женечка, правда, что-то притих.

      — Какие звезды яркие. — Сказала я, что б хоть как-то прервать неловкую тишину.

      — А ты знаешь, где Большая медведица? — Вдруг спросил Женька.

      — Нет.

     Смутные сомнения зашевелились в моей душе. Где-то это уже было: Ах да, это же чудный фильм «Безымянная звезда»! Герой начинает свой половой акт с героиней с того, что показывает ей созвездие «Большой медведицы». Знаю я эти подходцы! Это как с хиромантией. Если малознакомый мужчина с многозначительным видом предлагает Вам погадать по руке, знайте — он Вас хочет трахнуть! Сто процентов! Проверено не единожды. Это не хиромантия, это херомантия на самом деле. Наука, знаете ли, такая.

      — Знаю. — Сказала я, нервно пытаясь выскрести сигарету из полной пачки.

     Этого еще не хватало. Мой дорогой и любимый Женя тихо дремал в кресле напротив. Этот конь педальный сейчас зажмет меня прямо перед закрытыми глазами будущего мужа.

      — И где она? По твоему мнению.

     Даже в темноте было видно, как мерзко он ухмыляется. Сам, небось, нажрался, а делает вид, что умничает круче всех.

      — Там: — Я кивнула влево.

      — Там, если я ничего не путаю, у вас овощной магазин.

      — Нет, — я, наконец, выцарапала сигарету, осталось найти зажигалку. — Ты сам ничего не знаешь, овощной магазин у нас справа.

     Женька вдруг вышел с балкона. Я замерла в некотором недоумении. Что бы это значило? То ли этот дурак столь нежно организован, что обиделся, то ли он совсем не хотел погадать мне по руке. Женечка начал похрапывать в кресле. Меж тем, Женька вернулся с зажигалкой.

      — Смотри сюда, следи за рукой. — Сказал он, в качестве приманки, используя необходимую мне зажигалку. — Белую медведицу очень просто увидеть. Смотри, вот первая звезда, очень яркая. Вернее, она не совсем первая: Дальше, следи за рукой или если тебе так удобнее, за зажигалкой в моей руке. Дальше идет собственно, ковш, о котором все знают.

     Не могу сказать, что он ко мне прижался, но то, что у него в штанах присутствует эрекция, я ощутила своей задницей немедленно. Женька водил зажигалкой по небу, от одного знака зодиака к другому, сопровождая свою экскурсию комментариями, а я мучительно пыталась понять определенно, есть все же у него эрекция или мне показалось. Прижиматься было неудобно, да и, собственно, зачем. Но узнать правду хотелось страшно. Наверное, Женя закончил лекцию по астрономии, потому, что отступил на пару шагов. Я чуть не отпрянула вслед за ним.

      — Прикуривайте, барышня. — Он поднес огонек к сигарете, которую я все еще держала губами, — Да, кстати, овощной магазин у вас все-таки слева. Справа, Аленушка, у вас овощной ларек.

     Естественно улыбнулся и ушел в квартиру, к Катьке. Сцена из бульварного романа! От длительного пребывания без цели, сигарета прилипла к верхней губе и при первой же попытке вынуть ее изо рта, чтоб выдохнуть дым, куснула кусок кожи. Я вскрикнула, Женечка на кресле всхрапнул. Он скрючился вбок, ему явно было неудобно, но пьяный Морфей цепко держал моего будущего супруга в своих липких лапах. На глаза попалась облезлая короткорукая швабра. Почему-то мелькнуло желание стукнуть ею спящего Женечку.

     ***

     С Катериной у меня были сложные отношения. Когда-то, когда мы учились в университете и жили на одном этаже, мы, можно сказать, дружили. Нас было четверо самых ярких девчонок в студенческой общаге того времени. Не то, чтобы мы были красавицы, но каждая из нас в отдельности была неординарным человеком, а вместе мы были просто замечательной командой.

     Потом Катьку понесло. Ее взяли на телевидение, причем на первый канал, в довольно престижную программу. Правда, платили, как и всегда на первом, мало. Отсутствие денег и взыгравшее самолюбие принесли свои неприятные плоды — Катька стала банально завираться. Она придумывали невероятные истории про телевизионных людей, про свои знакомства со знаменитостями, про не существующих поклонников с громкими фамилиями и даже про наезды некой мафии с целью заполучить имеющиеся в ее распоряжении разоблачительные видеокассеты. Короче, полный бред. Врала Катька так самозабвенно и искренне, что начинала верить сама. Временами хотелось просто дать ей по роже, но доказать вранье было трудно, да и не хотелось тратить время на такую фигню. Впрочем, по натуре своей Катерина была незлоблива и ее вранье никому не причиняло вреда. К тому же, я помнила ее милой заводной девчонкой и смотрела на новые выкрутасы снисходительно.

     Сегодня Катька была мрачна. Одежда соответствовала настроению — вся в черном, в длинной до пят юбке и крепко обнявшей ее грудь, кофточке. Она мрачно курила, взгромоздившись на высокую барную табуретку в рекламном агентстве, где я работала последний год.

     Я взяла себе кофе с лимоном и подсела к ней.

      — Ну, чего у тебя случилось? Что за сопли в телефонной трубке?

      — Ты знаешь, у меня такое чувство, что у него кто-то есть. — Катерина выпустила сигаретный дым на мою новомодную блузку с размытыми треугольниками.

      — С чего это ты взяла?

     Это была ошибка. Следовало сказать что-то вроде: «Да ты что, да вряд ли, он так тебя любит». В таком духе. Я же, по сути дела, заинтересовалась не самим фактом, а тем, как она это смогла вычислить. Впрочем, Катька не обратила внимания. Я, жуткая перестраховщица, как всегда напридумывала себе сложнее, чем все есть на самом деле.

      — А как ты своего дожала до женитьбы?

      — Видишь ли, у него уже был один законный брак. Он уже не боится.

      — А вчера опять попыталась завести разговор о том, что можно было бы и оформить наши отношения. В конце концов, ведь практически ничего не изменится. Он и так уже живет у меня. Просто будут у нас эти набившие оскомину штампы в паспортах.

     Интересный народ, мужчины. Живет у Катьки, а мне говорит, что дома. Причем, мне совершенно все равно, и я даже ни разу его не спрашивала. Нет, надо проявить инициативу, чтоб обязательно наврать. Не понимаю.

      — И чего он? — я поймала себя на мысли, что мне бы хотелось услышать грустную историю о том, как Женька в грубой форме сообщил моей подружке, что на ней конкретно он никогда не женится.

      — Ты же знаешь мужиков: ни да, ни нет. Переводит разговор на другие темы.

      — А ты?

      — А я опять за свое.

      — А он?

      — Вообще замолкает.

      — Нда: Как он неоригинален.

      — Что мне делать, ты же типа умная, подскажи.

      — Вот именно, типа умная. Никто, Катька, не знает ответов на такие вопросы. Мы не знаем, почему нам интересно с одними людьми, а с другими — не интересно. Хотя, может быть, те другие гораздо образованнее и интеллектуальнее. Мы не знаем, почему мы не хотим картинных красавцев и трясемся от одной мысли о каком-нибудь уроде. Так же, Катерина, мы не знаем, почему одни из них нам делают предложения, а других, при всей большой любви, под пистолетом в загс не приведешь.

      — Да уж. — Согласилась Катя. — Я, кстати, тебе удивляюсь. Я бы, наверное, не согласилась на брак с разведенным мужчиной, тем более, если у него есть в бывшей семье ребенок.

      — Ерунда. — Я тоже вытащила сигарету, — Ты помнишь, сколько у меня было мужиков? Если предположить, что я была замужем хотя бы за каждым третьим: Знаешь,...  столько не живут.

      — Но ты же не завела детей!

      — Ну а он завел. Ему было 18 лет, когда он женился. И потом, у него чудесная дочь, я с ней знакома. Очень любит лошадей. Представляешь, все девочки любят кукол, а эта — лошадей. Игрушечных и вообще. Сейчас к куклам Барби стали делать таких длинноногих лошадей с гривами. Я ей такую купила, вроде от папы.

      — Ага, купила вроде от папы: — Катька ухмыльнулась. — Ты еще на воспитание возьми.

      — Будет необходимость — возьмем. — Этот разговор, и Катькина стервозность, взявшаяся вдруг, стали меня напрягать. — Но, думаю, не понадобится. У нее хорошая мать.

      — А чего же он тогда с ней развелся?

      — Да потому, что козел молодой был. Катерина, прекрати выделываться, как будто ты хуже, чем есть на самом деле.

     Катька поджала губы и замолчала.

     «Все-таки я сука» — такая простая мысль пришла мне в голову, когда я смотрела в окно, на уходящую к метро Катерину. Ведь у меня есть Женечка, а Катьке вечно не везло, если разобраться. Ведь мне ее Женька, хотя он и хороший человек, совершенно не нужен. Ан, нет! Вот сидела я, пила свой кофе, курила свой «Вог» с ментолом, а в голове, нет-нет, да и промелькнет ревнивая мысль. Все-таки бабы — стервы. Даже такие милые, как я. А все мужики — сволочи. И блядуны. Даже такие спокойные и верные, как: Интересно, а у Женечки кто-то есть?

     ***

     Женька «появился» у меня одним похмельным майским утром, чем меня же весьма удивил. Я попыталась приподнять голову над подушкой. От висков к середине лба немедленно метнулась резкая боль, задержалась на переносице и обхватила голову железным обручем. Тут помню, тут не помню. Помню, мы с Женькой, парнем моей подруги Кати пили вино «Сангри», помню, брали такси, помню, Женька помогал мне снять туфли. А потом — не помню:.

     На кухне что-то шипело и, судя по звукам, брызгалось жиром на мою свежевымытую плиту. На колченогом столике, который мы с Катькой предпочитали называть журнальным, стояла чашка кофе. Вероятно, это и было то пресловутое кофе в постель, о котором так много все говорят. В дверном проеме появился Женька в домашних шортах моего Женечки. Интересно, как он в них смог влезть? Шорты натянулись до скрипу и рельефно обрисовали комплекс мужских достоинств своего гостя.

      — Ты ешь по утрам яичницу с сыром? — Деловито спросил Женя, из чего я сделала вывод, что он лазил в моем холодильнике.

      — А что ты там вообще делаешь?

     Готовлю завтрак. Твой кофе у же остыл, можешь убедиться в это пальцем.

     Какого фига, вообще?! Встал раньше меня, облазил весь холодильник, наварил кофе, как герой-любовник и теперь еще гадит на моей плите. Слишком много о себе возомнил.

      — Я по утрам не люблю кофе, у меня потом изжога.

     Кофе воняло на весь дом, я облизнулась на чашку, но выдержала мерзостную физиономию и гордо отправилась в ванную. Но почему приходится терпеть мужчин еще и утром. Вечером они так милы и симпатичны, а с утра, они просто мешают заняться своими делами. Чертов алкоголь. Если бы российский народ реже напивался, то рождаемость была бы на порядок ниже. Я уверена, что девять десятых всех детей — дети праздников и вечеринок.

     Я открыла кран, в морду мне ударила сетка воды из душевой кишки. Причем, воды холодной. От неожиданности я чуть не свалилась на унитаз, крышка которого, теперь почему-то была поднята вкупе с сидением, как будто тут живут люди, писающие стоя. Во время своего краткого, более-менее прилично завершившегося, полета, я успела произнести длинную фразу, построенную при помощи узкого пласта лексики, именуемой в лингвистике нецензурной бранью. После этого, не тратя времени на одевание халата, я выбежала в комнату и свершила действие, которое не делала еще никогда: я просто так выгнала человека из квартиры. Надо отдать Женьке должное, он молча, очень быстро собрался и ушел.

     Наконец, можно было спокойно принять душ, выпить кофе, съесть яичницу и пойти на работу.

     Это было, как несложно догадаться, первое общее утро у нас с Женькой.

     Потом я мучилась угрызениями совести за собственную грубость. А через неделю Катька с Женькой пришли в гости на чай, и Катька выглядела такой счастливой, что вместе с радостью за подругу, в темных глубинах моей души вдруг шевельнулась ревность. Кроме того, я совершенно не помнила, как мы с Женькой трахались, а потому, получалось, что он вроде со мной спал, а я с ним нет. Короче говоря, мы встретились еще раз. И еще раз. И встречались почти месяц довольно часто, хотя мы с Женей к тому времени уже подали заявление о браке.

     ***

     С папой и мамой будущего мужа у меня еще не сложились отношения. Я списывала это на непродолжительность знакомства и не тесное общение. По крайней мере, ничего против нашего решения пожениться не было сказано с их стороны и недовольство моим лимитным происхождением еще не прорисовалось. Что касается последнего, то я ждала. Основой для ожидания послужила экстравагантность поведения жениной мамы. Судя по всему, она была стервь еще та, и к тому же не блистала умом и сообразительностью. Однажды, в присутствии гостей, картинно восторгаясь моей быстротой накрывания непритязательного стола, она остановила меня за подбородок (что само по себе сильно раздражает) со словами: «Ну, как вам моя хохлушечка?». Гости, предварительно принявшие на свои волосатые чиновничьи груди, одобрительно зашумели. Мне захотелось продемонстрировать зубы для полноты картины. В другой раз, когда мы с Женечкой заехали буквально на полчаса и он полез в холодильник в поисках бутерброда, мама, нахмурив свой узенький лобик, процедила сквозь зубы: «Женя, ты же знаешь, что хлеба на бутерброд нет, я же не знала, что ты с гостями приедешь». Хочу уточнить, что кроме меня, будущей родной снохи, Женечка никого в дом не привез. Я промолчала, будущий муж не обратил внимания. Зато мама хорошо выглядела на свой возраст и Женечка предполагал, что имела любовника. Даже предполагал, кого конкретно. Женин папа был тенью, о нем я пока мнения не имела.

     Как мы и договорились с Женечкой, я звонила ему всю вторую половину нудного рабочего дня. Увы, безрезультатно. Трубку никто не брал, но ввиду того, что у меня был ключ, как у будущего члена семьи, я поехала самостоятельно, на метро.

     Воспользоваться ключом мне не пришлось, Женечка уже был дома и жарил блины. Причем, не вульгарные оладушки, а тонкие, на всю сковородку блины, в которые можно заворачивать все, что под руку попадется. У меня никогда не получались такие. Мои выходили либо толстые, как недоношенные пироги, либо расплывались на сковородке подгоревшими дырявыми недоразумениями. Женечка же готовил виртуозно, если был в ударе. Он у меня вообще умничка, если не считать приступов самолюбования, иногда случающихся. Но, кто без недостатков? Я, лично, так вообще, еще тот подарок.

      — Проходи, проходи. — Женечка заторопился на кухню. — У меня тут процесс. Я решил, что если уж не смог за тобой заехать, то надо хоть подготовиться к встрече.

     Посреди стола стояла роскошь — открытая баночка красной икры.

      — Ты опять в материных закромах рылся? — Осенила меня страшная мысль.

      — Все в порядке. Этих закромов на две жизни хватит.

      — Жень, я думаю, что ты поступил неправильно.

      — Все в порядке, я тебе говорю. И прекращай вести себя так, как будто ты в глубоких гостях. Тебе здесь жить. — Он дотянулся до меня и чмокнул в щеку.

     Нда. Мне здесь жить, что самое неприятное в этом браке. Я, разумеется, голосую за съем квартиры, но коренному москвичу этого не понять. Зачем платить деньги за чужое в хреновом состоянии, если свое, привычное с детства, гуляет бесплатно. А то, что для второй половины твоя семья никогда не будет настоящей семьей, а останется более-менее знакомыми, но чужими людьми, ... 

     с которыми насильственным над собой образом ей придется делить бытовые и не только интимности, этого он понять никогда не сможет. Тут Женечка неоригинален. Дома я могла бы сказать что-то вроде: «Папа, отстань от меня с этой икрой, иначе я ее всю выброшу в окно», а тут буду молча слушать причитания по поводу дороговизны и расточительности и копить в себе отрицательную энергию.

      — Как работалось? — Женечка был явно в добром расположении духа.

      — Как обычно — скучища.

      — Уходи ты из этого агентства. Реклама — это явно не твое.

      — Интересная мысль. Я, честно говоря, не знаю, что мое. Да и уходить, я думаю, надо не «от», а «к».

      — Вот и просидишь там до пенсии.

      — Пенсии у нас с тобой, Женечка, не будет, судя по официальной зарплате, из которой идут отчисления в пенсионный фонд. В старости мы будем нищие.

      — Ладно, давай кушать. Пенсия скоро, надо успеть наесться впрок. — Женечка водрузил финальный блин на натюрмортную горку подобных же, и поставил чайник.

     Вообще-то, я люблю пищу, которая дорого стоит и считается деликатесом, но к с красной икре весьма холодна. Обижать Женечку не хотелось, потому пришлось затолкать в себя два блина, чувствуя, как на зубах лопаются склизкие рыбьи яйца, брызгая вязким содержимым и обволакивая, как болотная жижа, невинные сладкие блинчики.

     После ужина мы трахались прямо на кухне, на жестком маленьком коврике у стола, куда меня завалил пылкий Женечка с необузданным, после блинов желанием. Я подметала волосами хлебные крошки, сжимала ногами Женечку и теплые ласковые волны тихого блаженства пробегали по моему телу от пяток к голове, вымывая мысли о нищенской старости, о Женьке и о грядущих неприятностях совместной жизни с родителями.

     ***

      — А что ты сделаешь, если узнаешь, что я тебе изменяю?

      — Я вызову его на дуэль.

      — Нет, я имею ввиду, ты меня бросишь или нет?

      — А ты что, собралась мне изменить? — Женя набычился, от чего его физиономия приобрела немного нелепый вид. Слишком уж неестественны для него, вечного весельчака и души компании, такие гримасы.

      — Нет, конечно. — Странно, вру и даже угрызений совести нет.

      — А почему спрашиваешь?

      — Так, просто интересно.

      — Ты смотри мне. — Женя состроил грозное лицо. — Не вздумай.

      — Ты тоже смотри мне. Есть такая мудрая мысль: если ты трахаешь чью-то жену, то помни, что в этот момент кто-то может трахать твою.

     Женя засмеялся и, нагнувшись ко мне, почти по-дружески чмокнул в щечку. Все-таки он очень самоуверенный человек. Но, рядом с ним мне беззаботно и тепло, как на пляже. Я удобно устроилась у стенки, за женечкиной спиной, с журналом, который стянула из его сумки. Это был новый «Плейбой»; мой будущий муж ежемесячно приносил свежие номера с работы.

     Женечка болел за футбол, время от времени поворачиваясь ко мне и увлеченно комментируя события, я ему поддакивала, с открытого балкона шла приятная вечерняя прохлада. Из бабушкиных часов выехала облезлая деревянная кукушка и сообщила, что до конца ненавистного матча осталось всего минут двадцать. Я мысленно пообещала кукушке подкрасить клюв карандашом для век, купленным за страшные деньги. Девки в «Плейбое» подобрались неудачные, с какой-то милитаристской темой. Из журнала выпала маленькая фотография.

     С фотографии на меня смотрела чудесная пара — высокий худощавый юноша с развевающейся на ветру шевелюрой офигительных черных волос и коротко стриженная рыжая девушка с одухотворенным лицом. Молодой человек обнимал девушку за плечи, да, собственно, правильнее было бы сказать за грудь. На фотографии стояла дата — прошлые выходные. В юноше я признала своего Женю.

     ***

     Женька сидел напротив, попивал пиво, и щуря один глаз от солнца, смотрел на меня. По его лицу бегал солнечный лучик. Лето, все же, установилось теплое и ласковое без весеннего холода и изнуряющей жары. Мы сидели за столиком с витыми ногами в открытой кафешке, что у станции метро Площадь Ногина.

      — Однако, ты строга. — наконец сказал Женька. — Мужик перед тобой так унижался, а ты, стрвь, не простила.

      — Я же еще и стрвь! Ты б его раньше пожалел, когда ко мне на чаек напросился.

      — Ну, ладно, ладно, не кипятись.

      — Ты когда на Катьке женишься?

      — Никогда.

      — Почему это? Чем она тебя не устраивает?

      — Всем устраивает. Но я на ней не женюсь, это я понял сразу.

     Женька прищурил глаз, пытаясь разглядеть мою физиономию сквозь солнечного зайца.

      — Вот на тебе, может и женился бы. — Он взял мою руку в ладони и спрятал ее от себя.

     Что-то следовало ответить. Поблагодарить за оказанное доверие и сказать, что я думаю, что мы действительно могли бы составить неплохую пару. И это не было бы ложью, я действительно так чувствую. И морально-этическая сторона, а именно, отношение Катьки к этому факту не было бы решающим. В таких вопросах, если быть честным, увы, никто никогда не принимает решения исходя из морально-этических догм. Да и к тому же, я теперь свободна, а Женька не чувствует себя связанным обязательствами. Но: я ничего не сказала. Не знаю, почему. Наверное, это называется «не судьба».

      — Мне пора. — Прервал Женька наше обоюдное молчание.

      — Пока.

      — Интересный ты человек. Прежде чем убрать свою руку из чужих ладоней, обязательно их пожмешь.

      — Ты меня идеализируешь.

      — Нисколько. — Женька наклонился за сумкой. — Я тебе позвоню.

      — Позвони.

      — Я тебе завтра вечером позвоню.

     Женечка, собравшийся уже уходить, притормозил.

      — Конечно, позвони.

      — После восьми?

      — После восьми.

      — Ты будешь дома?

      — Помнишь моего плюшевого зайца? Если меня не будет, то он возьмет трубку.

     Я улыбнулась и отгородила свои глаза темными очками.

     Женечка помахал рукой и зашагал в сторону метро.

     Я откинулась на плетеную железную спинку стула, сняла очки и осмотрелась. Кафешка была довольно мила, мои новые, цвета беж туфли, купленные себе же в подарок после нервного потрясения с неудавшимся браком, выглядели сногсшибательно, за столиком напротив сидел невысокий, коротко стриженный молодой человек и читал моего любимого Довлатова. Завтра начальник слезно обещал выплатить зарплату, из-под стола возникла пушистая лупоглазая кошка и, заурчав, потерлась головой о мои голые красивые ноги. Я вдруг потянулась, изогнув спину и запрокинув назад руки. Обычно я себе такие вольности в общественных местах запрещаю. Но сейчас мне было наплевать, потому что я чувствовала, что у меня все хорошо, я молода, умна, образованна и сексуальна. И уверена в себе, потому что у меня все получится. Особенно в таких туфлях. А Женечка? Значит, тоже не судьба. Ну что я могу поделать, если не получилось простить? Ну, не получилось! Изменить получилось, а простить не получилось, и не собираюсь я тратить свои лучшие годы на обдумывание, почему так, и что за великая психологическая тайна в этом зарыта.

      — Девушка, Вы забыли очки на столике.

     Коротко стриженый юноша, отложив книгу, уже шел ко мне, протягивая очки и улыбаясь.