Пёздные войны. Эпиздот второй

     Была двоюродная — стала родная

     Как я уже говорил, у тёти Вали была дочь, моя двоюродная сестра Татьяна. Учились мы в одной школе, в параллельных классах. Танька — хорошая, добрая девчонка, но, как отзывались о ней подруги — « не от мира сего». Она не курила, не пила, не имела постоянного парня, зато много читала и хорошо училась, но эти качества в девичьих компашках не котировались. Фигурой Танька пошла в мамашу: маленькие титьки, зато шикарная, ласкающая взгляд жопа. Как-то прихожу к тёте Вале, ну, сами знаете зачем, а та уехала на 2 дня в деревню. Встретила Таня, пригласила в квартиру, и сели мы с ней чай пить, да музыку слушать. А я при деньгах был — папашины корешки ему грев на зону передавали, ну и мне перепало кое — что.

     Татьяна, — говорю, — что мы, как дети, давай вина выпьем, завтра выходной, в школу не идти.

     — Что ты, что ты, Саша, не пью я, да и мама ругаться будет.

     — Насчет твоего «не пью», мне сестра рассказывала, как ты у кого-то на дне рождения нажралась, а тётя Валя будет только через 2 дня.

     — Ну, не знаю...

     Когда девчонка говорит таким тоном, что не знает, она уже на 90% согласна, но ломается, чтобы не потерять лицо перед чужими людьми.

     — Тань, ты меня-то чего стесняешься? Мы ведь брат с сестрой, помнишь, как в детстве дружили, целовались и не только...

     Танька покраснела. Был у нас в детстве, классе во втором эпизод. Поехали мы в деревню к деду с бабкой. Вечером вся родня уселась за большой круглый стол, уставленный бутылками с мутным самогоном, а нас отправили играть на сеновал. Мы с сестрой там бесились и, незаметно для себя, уснули в уголку, прижавшись друг к другу, а проснулись от тихих голосов. Было уже темно, но сквозь дырку в крыше светила луна, и была видна следующая картина: моя мама лежала на сене, а дедушка, её отец, целовал её и задирал ей юбку. Мама не сопротивлялась, а наоборот, приподнимала задницу, чтобы деду было удобнее. Вот юбка с блузкой отлетели в сторону, и нам стали видны мамины толстые ляжки и сиськи с большими торчащими сосками. Дед привстал, стянул с себя штаны и, улёгшись между маминых ног, стал ритмично поднимать и опускать задницу, а мама в это время стонала и охала.

     — А что это они делают? — поинтересовалась Танька.

     — Ебутся, — ответил я и почувствовал, как в штанах зашевелилось.

     — А это как? — не унималась сестра.

     — Погоди, сейчас уйдут, я тебе покажу, как.

     Вскоре мама взвизгнула и забилась под дедом, а он тут же застонал, задёргался и слез с неё, натянул штаны, мама поправила юбку и блузку, и они ушли. В то время я уже был просвещен в вопросах взаимоотношений полов благодаря интенсивной ебле пьяных папаши и мамаши, которые нас с сестрой выгоняли на кухню, а сами при открытых дверях шоркались.

     — Значит так, снимай платье и трусы!

     — Это ещё зачем?!

     — Ты же видела, они голые были, по — другому не получится.

     — Тогда ты первый снимай!

     Я снял треники с трусами, и перед Танькиным носом проявился во всей своей красе пацанский писюган, небольшой, но полустоячий. Она, как завороженная, не отрывая взгляда от представшей перед ней картины, медленно задрала платье и приспустила голубые рейтузики, обнажив гладенькую девичью письку. Мы легли рядом и начали ощупывать друг у друга половые органы и неумело, по-детски целоваться. Я залез на сестрёнку и начал тереться своим писюганом об её щёлочку.

     — Тебе приятно? — спросил я сестру.

     — Ага, — ответила она и вздохнула.

     — А знаешь, девчонки у парней ещё его сосут, сам видел. А мужики женщинам письки лижут. Давай, попробуем?

     Я взял Таньку за голову и начал наклонять вниз, пока хуёк не провалился в приветливо открытый ротик. Она несколько раз засосала его, как чупа-чупс, и выплюнула.

     — Он у тебя солёный и мочой пахнет, не буду...

     — Я натянул штаны, поднялся и пошёл в дом, на ходу сказав:

     — Тогда и я у тебя не буду! Ещё попросишь!

     Воспоминания махом пронеслись в голове, хуй начал шевелиться в штанах, а сестра, сделав серьёзное лицо, словно решившись на что-то, отправила меня за вином. Выпили, закусили яблоками, выпили ещё и Татьяну развезло. Она внимательно посмотрела на меня и вдруг спросила:

     — Саша, а ты давно мою маму пользуешь?

     Я, аж, поперхнулся и уставился на неё.

     — Тебе кто это сказал?

     — Никто не говорил. Я со школы как-то раньше пришла, открыла дверь ключом, зашла и услышала, сам знаешь что. Вы в зале на диване лежали, меня не заметили, а я тут же выскочила.

     Вот это спалился!! Я покраснел, как девица и промямлил:

     — Понимаешь, Таня...

     — Всё я понимаю! Мама уж сколько времени одна, по ночам дрочит больше меня.

     Да, признание, которое дорогого стоит! Вперёд, на мины!

     — А ты-то чего письку трёшь?! Молодая девчонка и не найдёшь себе друга?

     — Не хочу я никого. Все только лапают, да под юбку лезут, а мне другого надо.

     — Чего?

     — Ни чего, а кого. Я понимаю, что это неправильно, стыдно, но я тебя, Саша, люблю.

     Сестра закрыла глаза ладонями и разревелась. Ну, что мне оставалось делать? Подошёл, обнял и стал гладить по волосам, как маленькую.

     — Ты заешь, как я тебя к мамке ревную, ей — всё, а мне ничего!

     — Не плачь, дурочка. Я тоже к тебе неравнодушен с детства, сама знаешь.

     Таня уселась на диван, который неоднократно скрипел от моих « игр» с её матерью, я сел рядом, и положил руку ей на колено. По прерывистому дыханию понял, что она созрела, и, что или сейчас, или никогда.

     — Ты уже с кем-нибудь это делала?

     — Ты что, конечно нет! Я хочу, чтобы ты меня всему научил.

     Учитель из меня — как из говна — пуля, но смелость города берёт, и руки начали исследование девичьего тела с грудей — аккуратных холмиков. Только пальцы дотронулись до соска, сестра прижалась ко мне всем телом и умело начала целовать, раздвигая язычком мои зубы. Ну, тут уже я не выдержал, стал срывать с неё одежду! Два голых тела перевернулись на диван, Таня прошептала:

     — Помнишь, как в детстве я выплюнула? Сейчас не выпущу!

     Было бы предложено, а мы завсегда не против. Я подвёл залупу к её губам, и вот тут-то оказалось, что хуй мой даже в рот с трудом влазит, а как же я эту целку ебать-то буду — порву, на хрен. Но все мысли убежали куда-то, когда я почувствовал губы на стволе, а язык — на залупе. Сосала она неумело, но старательно: захлёбывалась слюной, задыхалась, но всё же старалась пропихнуть член поглубже в горло — видиков насмотрелась. Я нежно гладил Таньку по голове, прижимая её всё сильнее к своему волосатому, но кончать ей в рот не собирался — нельзя с первого раза, а то захлебнется или обрыгается. Вытащил я своего бойца, подрочил маленько и окатил Таньку, как из брансбойта. Досталось всем частям тела: сперма блестела в волосах, стекала с носа, смачная капля залепила глаз, а уж на сиськах и животе набралось два озера — молочно-белых, перламутрово переливающихся. Танька открыла незалепленый глаз, а я, обмакнув палец лужицу, стекающую к лобку, поднёс его ко рту сестрички.

     — Попробуй на вкус.

     — А мамка пробует?

     — Она не пробует, она отсасывает до последней капли.

     Танька высунула розовый язычок, слизнула сгусток, проглотила, а потом неожиданно для меня, собрала спущёнку с живота и выпила, как кисель.

     — А ничего, вкус непривычный, но не противный.

     — Беги в ванну, мойся, ты вся обтруханная.

     Пока она плескалась, я подумал, что сам-то разрядился, а девчонка так и осталась с чесоткой в пизде. Ну, да ладно, поможем. Пошёл я на кухню, вымыл хуй в раковине, вытер вафельным полотенцем и улёгся обратно. Сестричка появилась в махровой простыне, скинула её и легла рядом. Я приподнялся на локте и оглядел обнаженное тело. Всё на месте: грудки в кучку торчат по сторонам, дразня глаз розовыми пухлыми сосками, животик плоский, пиздёнка подбритая, в капельках воды. Вот она-то мне и нужна! Стал я Таньку целовать в засос, наминая ей ладонью сиську, потом спустился на шею, ключицу и вцепился губами в розовое полушарие, а рука уже орудовала между половых губок. Сестра закрыла глаза, прерывисто задышала и начала гладить меня по голове, а я уже орудовал языком у неё на лобке, раздвигая щёлку и пытаясь обнаружить клитор. Вот и он, красавец, торчит наружу, как хуёк маленький, давай знакомиться! Я взял этот кусочек плоти в рот и начал обрабатывать его языком, а с Танькой в это время творилось что-то неописуемое! Она елозила жопой по простыне, утробно рычала и сжимала мою голову ляжками, норовя раздавить её, как орех, но вскоре вытянулась, завизжала и забилась в глубоком оргазме, орошая своими соками белые простыни и моё лицо. Член мой стоял солдатиком, залупа аж дымилась, и сестра, отойдя от сладких судорог, схватила его рукою и начала гладить и подрачивать.

     _ Саша, Сашенька, я люблю тебя, хотя понимаю, что это неправильно, но ничего поделать с собою не могу!

     Она перевалилась на меня и начала целовать в губы с какой-то исступленностью, жадно и крепко, а сама в это время тёрлась о хуй пиздёнкой со щетинкой коротеньких волосиков. Оторвавшись от лобзаний, прошептала на ухо:

     — Он у тебя такой большой, просто огромный, но я не боюсь, вставь в меня, пожалуйста, я хочу!

     А я раздумывал, поглаживая Танькины ляжки и касаясь пальцами мохнатки, которая, кстати, опять поплыла и увлажнилась. А, будь, что будет!

     — У мамки крем какой-нибудь есть?

     — У меня есть « Детский».

     — Неси.

     Таня соскочила, открывая обзор на свою симпатичную попку, и через секунду вернулась, сжимая в ладони металлический тюбик, отдала его мне, а сама улеглась и раздвинула ноги, как на осмотре у гениколога. Аккуратно раздвинув ей губки, я обнаружил вход в пещерку наслаждений, выдавил крем и обильно смазал дырочку снаружи и внутри, чувствуя пальцем целочку. Затем обмазал со всех сторон свою залупу, подвёл к дырочке и стал потихоньку вводить. Сначала пизда никак не хотела подпускать друга к себе, но потом сестра расслабила нижние мышцы, и хуй помаленьку начал входить, пока не наткнулся на преграду. Не раздумывая я сильно нажал и почувствовал, как член продолжил победоносное шествие среди узких, скользких стенок. Таня замычала, закусила подушку, а из глазполились слёзы.

     — Больно? — с тревогой спросил я.

     — Больно, но ты продолжай, не останавливайся.

     Я осторожно начал двигаться в ней, и уже через минуту слёзы высохли, щёчки зарумянились, и попка сестры начала двигаться навстречу моим яйцам. Долго находиться в приятном, тесном плену я не смог и кончил сестре на живот, вовремя вытащив писюган. Снова было озеро спермы, смешанной с кровью, у Тани не ляжках тоже виднелись кровяные подтёки, и она быстро убежала в ванную. А я лежал и думал, что же мне теперь со всем этим делать: с тёткиной похотью, Танькиной любовью? Но, как говорили древние: « Не бери в голову, бери под мышку — легче нести будет». Вот так и поступим, древние, они мудрые были.

     (продолжение следует)