Как Лев Толстой перед сношеньем

     Хуй вытирает бородой,

     Вот этим маленьким вступленьем

     Начну рассказ нескромный свой.

     I

     Зима была ебать какая...

     Кричали царские гонцы,

     Что, мол, дворяне из Валдая

     Пообморозили концы.

     Конечно, о таком морозе

     Пиздеть сподручней в блядской прозе,

     Но я хочу в стихах сказать —

     Как выйдешь во поле поссать,

     Так примерзает хуй к одёже,

     Не оторвать, ебёна мать,

     А брызги, падая, звенять...

     Нет, летом ссать куда надёже.

     В ту зиму только тот тащился,

     Кто по утрам в постель мочился.

     II

     В один из дней мороз крепчал...

     Мороз... А ну его к хуям!

     В тот день в Москву гусар въезжал —

     Поручик Ржевский — зверский хам.

     Гусак высокого полёта

     Не мог он суток без залёта,

     И постоянно на Кавказ

     Его ссылал царь-пидорас.

     Но Ржевский — падла — болт могучий

     На царску службу забивал.

     Что делал? Да хуи валял!

     И водку пил, верблюд ебучий.

     Да, посильней, видать, царизма

     Талант большого похуизма.

     III

     И вот, съебавшися с Кавказа,

     Припиздил Ржевский в стольный град.

     И хоть бы хуй ему, зараза!

     И до пизды ему всё, гад!

     Навстречу, бля, кузен Болконский

     С женой своей — пиздою конской.

     «Здорово, чмо! Хуй тебе в рот!»

     «Мон шер ами, привет, майн готт!

     Пойдём со мною друг бесценный

     К Ростовым. Граф Ростов-амбал

     На всю Москву устроил бал.

     А ты, бля, хуй с горы — военный,

     Ну, а военные всегда

     Там, где есть бабы — господа.

     IV

     Хуяк! И принято решенье —

     Друзья отправились на бал.

     И Ржевский скорого сношенья

     Уже симптомы ощущал.

     А на балу народа — тьмища.

     Какие мерзкие еблища:

     Графини — сучки, проститутки;

     Князья — ебучие ублюдки —

     Все собралися на халяву,

     И все, как свиньи, обожрались,

     Все обрыгались, обосрались.

     Кормил Ростов гостей на славу.

     Мазурку заиграли в ложе

     И заплясали эти рожи.

     V

     Лакеи пьяные в перчатках

     Мадамов тискают в углах,

     Поэт народный — Пушкин Сашка

     Расплылся в собственных соплях.

     А вон и Дельвиг — хуй с очками

     И гувернантами-качками,

     И охуевший от поносов —

     Михал Василич Ломоносов.

     Пердели, суки, прямо в ухо,

     Когда плясали, ну и бал!

     Ужимками всех заебал

     Заезжий пидор — Пьер Безухов.

     А Ржевский захотел в парашу,

     И тут увидел он Наташу...

     VI

     Наташа — божие творенье,

     Чтобы ебать уже готова.

     Прошу пардон и извиненья,

     Пока о ебле ни пол-слова.

     Семнадцать лет! Глаза большие —

     Пиздец, огромные какие!

     Какие губки, зубки, щёчки

     И ушек розовые мочки.

     А талия у ней какая,

     А жопа — это не сказать!

     Это, брат, надо осязать,

     Рукой по ней передвигая.

     На что не глянешь — всё не мелко,

     Но главное, что девка — целка.

     VII

     «Ну, заебись, — подумал Ржевский,

     Забыв, что сильно срать хотел.

     Пиздык! К Наташе оробевшей

     Хуярит он сквозь тучу тел.

     В вопросах блядства Ржевский — сноб!

     Кого уже только не ёб —

     Графинь, княгинь, простых крестьянок

     И извращенок-лисбиянок.

     А, если с жару, если с пылу,

     От удовольствия сопя,

     Он выеб сельского попа

     И генеральскую кобылу.

     А хуем целку поломать —

     Да как два пальца обоссать!

     VIII

     Мужской напор пол любит слабый —

     Так Ржевский издавна считал.

     «Мадам! А я бы вам... А я бы!» —

     И из рейтузов хуй достал.

     Наташа член как увидала —

     В глубокий обморок упала.

     И у поручика — регресс,

     Какая ебля, если стресс.

     Урок вам — будущие хамы:

     Чтоб в затрудненье не попасть,

     Не смей при людях хуем трясть!

     На Ржевского косились дамы —

     Раз с голым членом среди залы

     Всё ясно — озабочен малый!

     IX

     На Ржевского все, как на рыжего:

     «Вы, сударь, — хам! Вы — распиздяй!»

     Ростов, за дочь свою обиженный,

     Сказал: «Мудило, уезжай!»

     Заправив болт в рейтузы снова,

     Взял Ржевский на прощанье слово:

     «Я всех вас видел на хую!

     Я всё сказал! Пардон, адью!»

     Сей миг оставим сцену эту,

     Надев тулуп свой из овечки,

     Поручик, стоя на крылечке,

     Кричит: «Карету мне, карету!»

     Домой приехал, ох, невесел

     И деньщику пизды отвесил!»

     X

     Всю ночь ему Наташа снилась...

     А когда утром пробудился

     Одна лишь мысль в мозгах носилась:

     «Блядь буду, кажется, влюбился!

     Ведь не ебал ещё ни разу,

     А как уже люблю заразу!» —

     Подумал Ржевский, яйца тря.

     «Эх, пропадать, так не зазря!

     Уж, раз такое положение,

     Любовь такая, хоть усраться,

     Придётся, видно, извиняться

     И делать, на хуй, предложение.

     А как женюсь, я вам скажу,

     Вот тут я ей и засажу!»

     XI

     «Лука, деньщик! Давай-ка шубу

     И запрягай коней скорей!

     Да шевелись, а то, блядь, в зубы

     Получишь, ёбаный еврей!»

     За то Лука был часто бит,

     Что Ржевский был — антисемит.

     Он не любил жидов, цыган,

     Хохлов, китайцев и армян —

     От них бывает только вред.

     Ещё он негров не любил

     И Пушкину ебло набил.

     Что делать, Ржевский был — скин-хэд.

     И вечно с битым был еблищем

     Деньщик его — Лука Мудищев.

     XII

     Лука Мудищев — жид до гроба.

     О нём сказать не примену

     И подчеркнуть хочу особо

     Интимной жизни сторону:

     Природой одарён был щедро —

     Имел он хуй длиной пол-метра.

     И ни одна, простите, блядь,

     Луке не рисковала дать,

     Предпочитая удаляться.

     А он был чист и непорочен,

     Но сексуально озабочен.

     Ну, хватит над Лукой смеяться,

     Он — генетический урод.

     Здесь непричём его народ.

     XIII

     К Болконскому примчал поручик,

     В дороге прикупив цветы.

     «Эй, князь, пора вставать, голубчик,

     Поехали со мной в сваты!»

     «К кому?» — «К Ростову графу.

     Я дочь его — Натаху

     Решил сосватать за себя,

     Чтоб охуеть потом, ебя!

     А ты сейчас в большом почёте,

     Был сватом у государя.

     Тебя ж там не прогонят зря»

     «Ростов же нынче на охоте», — 

     Князь вспомнил, натянув штаны.

     И в лес рванули дружбаны.

     XIV

     А граф Ростов, вьебенив чарку,

     С утра всегда он был таков,

     На кухне выебав кухарку,

     Затеял травлю на волков.

     Волков травить — не хуй сосать!

     Тут надо что-то понимать.

     Собак граф не кормил три дня —

     Охота — это не хуйня!

     Собрались быстро домочадцы:

     Сынок, Наташа и супруга,

     А вместе с ней её подруга.

     И вот уже по лесу мчатся...

     За ними лай стоит и гам,

     Видать, пиздец пришёл волкам.

     XV

     Зимой в лесу совсем хуёво.

     Мороз ебучий — это раз,

     Грибов и ягод нету, к слову,

     И снег по яйца, пидорас.

     Собаки сгинули в снегу...

     Гав-гав и больше ни гу-гу.

     Волков не видно ни хера —

     Заёб прошёл — домой пора.

     Зимой в лесу темнеет сразу,

     Быстрей, чем болт у вас встаёт.

     Вдруг солнце на хуй уебёт

     И, блядь, ищи его, заразу.

     И для сравненья: в этом мраке

     Темнее, чем у негра в сраке.

     XVI

     Наташа плачет — страшно стало,

     А граф и сам, блядь, перессал,

     Закутал в шарф своё ебало,

     Ну, думает, пиздец настал.

     Тут Петя — сын его — корнет

     Заметил вдруг какой-то свет.

     Среди деревьев что-то светит.

     Наверно, волк, — подумал Петя.

     Сынок по папе был — мудак,

     В штаны от страха наложил,

     А там в лесной избушке жил

     Старик-сувровец — чудак.

     Уже седой, но полон сил,

     Лесничий день и ночь дрочил.

     XVII

     В тот вечер, запалив лучину,

     Отпиздив колом свою лайку,

     Решивши разогнать кручину

     Достал хрыч старый балалайку.

     И начал что-то петь про клитор,

     Он был народный композитор.

     Вдруг — страшный стук, ломают двери.

     Неужто охуели звери?

     Мелькнула мысль у патриота.

     А то охотники мои,

     Замёрзли, падлы, как хуи,

     Погреться была им охота.

     Все влезли в избу к старичку,

     Чтоб наебениться чайку.

     XVIII

     Согрелись быстро эти гости,

     Тут граф заметил балалайку.

     «А не размять ли нынче кости,

     А ну, хрен старый, поиграй-ка».

     Какая музыка была —

     Графиня кипятком ссала.

     Наташа тут пошла плясать,

     Да ловко как, ёб её мать.

     Вот, блядь, талант, так уж талант.

     А юбка как взлетает

     На ножки взгляд бросает

     Наш охуевший музыкант.

     Вдруг двери с треском растворились —

     Болконский с Ржевским объявились.

     продожение следует...