Неисчерпаемой теме — любви между мужчиной и женщиной — посвящена эта фантастическая повесть

     По тропинке, ведущей к заброшенной баньке, шла совершенно голая де-вушка. Лунный свет играл блестками в ее распущенных волосах, доходивших до пояса, а заросли крапивы то обнажали, то вновь скрывали ее стройные ноги. Словно вылитая из серебра, она прошла так близко, что я успел заметить, как вздрагивала при ходьбе упругая девичья грудь.

     Свернув с тропинки, она словно растворилась в благоуханном аромате теп-лой июльской ночи. Скрипнула дверь баньки. Все смолкло.

     Я лежал у потухшего костра, боясь неосторожным движением выдать свое присутствие. Как невыразимо хороша была девушка! Мне хотелось бежать за ней, прильнуть к окну баньки, чтобы еще раз увидеть ее обнаженной, но я не мог сделать ни шага. Одновременно с восторгом на меня нахлынуло чувство не-изъяснимой тревоги. В девушке было что-то от оживших восковых фигур. Му-рашки пробежали по спине. Леденящий душу страх полз по лесной поляне, как газ без цвета и запаха проникал в каждую клетку моего существа. В лесу что-то происходило, и это касалось меня.

     Вдруг вспышка, похожая на молнию, осветила окрестности. Я замер, ожидая раскатов грома. Но все было тихо и недвижимо. Лишь на потемневшем небо-склоне вспыхнула новая звезда. Я готов был поклясться, что еще полчаса назад ее не было. Слабый мерцающий свет звезды размыл напряженное ожидание че-го-то, унял страх, но оставил холодную печаль вселенского одиночества.

     Я взял себя в руки, зажег фонарь и еще раз перечитал записку, которая привела меня в эту мрачную пустошь:

     «20 ПОЛНОЧЬ ТАМ ЖЕ ЗАБРОШЕННОЙ БАНЬКЕ».

     Я взглянул на часы. Они показывали полночь. Двадцатое июля. Но это была не Элла.

     Все произошло здесь, на этом самом месте, ровно месяц назад. Я вспомнил волнистые волосы Эллы, ее большие голубые глаза северянки с раскосым азиат-ским разрезом, ее тонкую талию и маленькую круглую попку, не самой безуко-ризненной формы, но лихо затянутую в бывалые студенческие джинсы.

     В тот день мы остались в туристском лагере одни. Она попросила меня наколоть дров для старой баньки, построенной невесть кем возле лесного ис-точника. Родник бил в самом центре бани, отчего воздух в ней был необычайно свеж и сладок. Подкладывая дрова в огонь, я представлял, как Элла войдет сю-да, снимет свой розовый халат, под которым не будет надето ничего, сядет на эту замшелую прохладную скамью, подставит грудь и шею ласковому теплу очага. Потом она повернется к огню спиной и снова лицом, позволяя теплым струям касаться ее пушка и нежной девичьей кожи. А я вопьюсь в нее глазами сквозь закопченное банное оконце. Я встал и носовым платком протер стекло. Пододвинул бадью под самое окно, чтобы, потянувшись за водой, она оказалась прямо напротив меня. Я хотел ее видеть.

     Когда она вошла в баньку, я уже притаился в своем убежище, прильнув к окну. Девушка легко скинула халат. Больше на ней ничего не было. Манящей матовой белизной вырисовывалось тело. Она повернулась к бадье, подошла к ней, встав против оконца во всей своей прелести. Я почувствовал томную, бо-лезненную и сладкую конвульсию в своем теле, на какую-то секунду перехвати-ло дыхание, часто-часто забилось сердце. Она попробовала пальчиком воду. И тут заметила меня. Но вместо того чтобы вскрикнуть, она зачерпнула пригор-шню теплой ключевой воды и брызнула себе на грудку. Я видел, как заблестели серебряные капельки на ее коже, потекли вниз вдоль всего девичьего тела и ос-тановились, повиснув бусинками в самом низу живота, на ее пушке. Она сжала ножки, и бусинки покатились дальше. Девушка, потупив глаза, разжала ножки, замирая от желания и смущения, чуть коснувшись своего тела, смахнула щекотные капельки на пол и, озорно улыбнувшись, посмотрела сквозь стекло мне пря-мо в глаза.

     В следующую секунду я был в баньке. Мы упали на мокрый дощатый пол. Я впился губами в ее маленькую мокрую грудь... Она напряглась и, изгибаясь навстречу мне, отдавалась сосредоточенно и самозабвенно.

     Вдруг пушечным выстрелом ударила дверь! В проеме стоял здешний егерь, влюбленный в Эллу. Элла выскользнула из-под меня, шмыгнула к выходу. Губы егеря дрожали, огненно-рыжые волосы сбились набок. В руке он сжимал топор. Я стоял перед ним, и чувство собственной вины не давало мне воли к сопротив-лению. Он мог сделать со мной все, что угодно. Но он меня не тронул, с его прикушенных до крови губ сорвалось только одно слово — месть. Швырнув то-пор в угол, он бросился вслед за Эллой. «Месть!» — донеслось до меня еще раз уже из-за двери.

     В этот же вечер Элла уехала из лагеря. А позже пропал егерь. Я не стал до-пытываться, что с ним стало. Знал только, что он погиб при весьма странных об-стоятельствах. Я с ожесточением гнал мысль о том, что стал невольным винов-ником его смерти. Но она снова и снова вползала мне в душу, вызывая чувство стыда, угрызения совести и подспудный суеверный страх.

     Неудовлетворенное мужское чувство возвращало мои воспоминания к заброшенной баньке. Сколько раз, задыхаясь в сладострастном сне, я видел зовущую обольстительную Эллу у чана с теплой родниковой водой. В памяггь врезалась каждая черточка ее лица, каждый изгиб ее тела. Но проклятье! Каж-дый раз, когда я пытался прикоснуться к ней, появлялся егерь. Таинственная ис-тория исчезновения сделала его образ зловещим и мрачным настолько, что, увидев его во сне, я каждый раз просыпался с криком и потом до самого утра мучался в постели, желая и боясь уснуть. Я ждал его мести, но был не готов ее принять, потому что начатое с Эллой не успел довести до конца.

     И вот эта записка! Я обнаружил ее на письменном столе в своей закрытой на ключ комнате. Как она могла сюда попасть? Это возбудило подозрения. Ни-кто, кроме Эллы и егеря, не знал о заброшенной баньке. Егеря не было в жи-вых, это я знал определенно. Значит, записку могла написать только сама Элла? Нет, что-то здесь было не так.

     Прежде чем отправиться в эти дебри, на стоянку, покинутую лагерем, я не-сколько раз решал для себя ни в коем случае этого не делать. Но стоило немно-го расслабиться, дать волю воображению, как передо мной возникало страс-тное, обжигающее воспоминание, которое мучало меня по ночам, и я понимал, что приеду сюда несмотря на все дурные предчувствия.

     Может быть Элла, подобно мне, мучается НЕСВЕРШИВШИМСЯ. Может быть ее так же, как и меня, влечет к этой теплой родниковой воде, сладкому запаху папоротников и дурмана, — говорил я себе, стараясь унять одолевавшие меня сомнения.

     В конце концов я оказался здесь в условленный день и час, изнывающий от страха, неудовлетворенного желания и надежды все повторить с Эллой.

     Я ожидал чего угодно. Я готов был встретить здесь пропавшего егеря, ко-варную западню, но никак не то, что увидел. Прекрасная лунная девушка пере-черкнула то, что было со мной прежде. Я с удивлением понял, что больше не хочу видеть Эллу. Ее кривоватые ноги, раскосые глаза, грубые плечи резко контрастировали с прекрасными формами лунной красавицы. Теперь, после встречи с ней, обладание Эллой не доставило бы мне большой радости.

     Я дрожал и цепенел от восторга от одной мысли, что сейчас девушка пой-дет обратно. Я не мог надеяться на обладание ею, я хотел увидеть ее хотя бы еще раз. Но она не шла. Тогда я снял обувь и, осторожно нащупывая каждый су-чок, который мог предательски хрустнуть под ногами, пошел к баньке.

     Чем ближе я подходил к чернеющему в кустах строению, тем громче коло-тилось сердце. От сознания того, что сейчас я снова увижу прекрасную девушку голой, пересыхало в горле. А что если она не одна, что если я увижу, как чужой мужчина обладает ею в баньке? Я сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. От этой мысли кровь бросилась в виски. Для чего же еще могла идти в баньку нагая красавица.

     Лишь постояв несколько минут я успокоился настолько, что смог идти даль-ше. Поражаясь своей змеиной ловкости, я прополз вдоль стены и оказался в убежище. Оконце светилось. ...

 Чуть дыша я прильнул к стеклу. Банька была пуста! На холодном, давно не топленном очаге стояла восковая свеча. Она горела на удивление ярко. Язычок пламени был словно вылит вместе со свечой. Но где же девушка? Она не могла исчезнуть. К баньке вела единственная, проложенная в кустах тропинка, с которой я не сводил глаз, продраться же сквозь дебри напря-мик не смог бы даже человек в плотной одежде, а ведь она была совершенно нага...

     Преодолевая страх, я крадучись вошел в баньку. Коснулся камней очага — они были холодными. Струйки воска от горящей свечи бежали по ним, образуя причудливые узоры. Внезапно пламя свечи качнулось, горячая струйка воска змейкой сбежала вниз. Изогнувшись, она застыла белыми восковыми буквами. МЕСТЬ — прочитал я. Свеча вдруг вспыхнула ярче. Дощатая дверь баньки, за-скрипев, приоткрылась. Сквозняк коснулся моего лица. Я замер. В баньке кто-то был. Огонек свечи дернулся и угас. Стало темно. Чувствуя, как подкашиваются ноги, я шагнул к скамье, осел, повалился на нее. Злым ночным глазом смотрела в оконце незнакомая звезда. Ее свет холодил мозг, причинял мне почти физиче-скую боль. Но я не мог оторваться от нее. Я смотрел на звезду широко раскры-тыми глазами, чувствуя, как вместе с этим светом вливается в меня первоздан-ный звериный ужас.

     Но вдруг свет потускнел. Легкое белоснежное облачко, посеребренное лу-ной, закрыло небесное око. Прохлада коснулась моего разгоряченного лба. Уто-ляющий душу покой стал овладевать мной. Желания и неминуемые их спутни-ки — страхи — приглушило нечто похожее на музыку. Но это были не звуки, а гармония каких-то струй. Они приподняли меня над влажной шероховатой скамьей, и я словно завис, обласканный струями, свитыми из прохлады и тепла, согревающими холодные глубины мозга и охлаждающими разгоряченное вооб-ражение. Умиротворенный и успокоенный, я уснул крепким сном. Я не мог ви-деть, как невидимая рука нагнула ветви кустарника, закрыв окно баньки.

     Проснулся я, когда яркий луч солнца ударил мне прямо в лицо. Я припод-нялся на скамье. События минувшей ночи я готов был воспринять как сон, но разжав кулак, я увидел прилипшую к ладони маленькую восковую букву «м». Это был не сон. Мне опять стало не по себе. Почему вместо Эллы появилась лунная девушка? Как удалось ей бесследно исчезнуть? А этот символ мести еге-ря? Я еще раз внимательно осмотрел восковую букву. Сомнений быть не могло. Это действительно была буква, четкая, словно отлитая на типографской машине. Я достал из кармана блокнот и вложил между страницами злополучный кусочек воска. Я огляделся, ища глазами свечу, но она бесследно исчезла. Ужас прошед-шей ночи снова овладел мной — я готов был бежать из этого страшного места. Но желание увидеть лунную девушку было сильнее. Сознавая, что этого нельзя делать, я решил остаться.

     Той же, вьющейся в зарослях крапивы тропинкой я пошел к озеру, минуя свою оранжевую палатку. На берегу разбежался и кинулся в прозрачную утрен-нюю воду, усыпанную солнечными зайчиками. Я поплыл к густой стене тростников, испытывая то странное удовольствие, которое дает только купание без одежды. Уже подплывая к тростникам, я перевернулся на спину, взглянул на бе-рег...

     В легком розовом платье по прибрежному песку шла ОНА! Я скрылся в тростнике, встал на дно, оставив на поверхности воды лишь голову. Девушка ог-лянулась вокруг и, убедившись, что поблизости никого нет, разделась догола. Солнце осветило ее прекрасное тело. Я не ошибся — она была совершенством.

     Есть женщины, пригодные только для разговоров или только для постели. Эту достаточно было видеть. Один вид ее волновал больше, чем целые ночи с другими. Я смотрел на нее радостными, изумленными глазами.

     Теперь я видел больше, чем ночью. Не только ее тело и грудь, я видел все. Девушка медленно пошла в озеро. Мои глаза были почти на уровне водной гла-ди. Я хорошо видел, как вода покрыла ее колени, потом поднялась выше по го-лой ноге, прохладной щекотностью коснулась ее пушка. Девушка испуганно за-мерла на миг. Но тут же, звонко засмеявшись, бросилась вперед и поплыла быс-тро и грациозно. Потом она вышла на берег и не вытираясь легла на песок, рас-кинув ноги и положив голову на руки. Ее и моя нагота, разделенные лишь зана-весом условности, казалось, объединила нас заговором цветущего дурмана и первобытных инстинктов, но в действительности это был железный занавес, пре-одолеть который я был не в состоянии.

     Стараясь не шуметь, я поплыл к ней. С каждым движением все отчетливее вырисовывались мельчайшие подробности ее тела. Выйдя на берег, я торопливо оделся и едва дыша приблизился к девушке. Она лежала на песке в той же позе, прекрасная и нагая. Почувствовав меня каким-то женским чутьем, она накинула халат и чуть привстала. Наши глаза встретились. Какие глаза! Нет слов, которые могли бы описать их. Нет художника, способного изобразить их. Глядя в них, мне хотелось смеяться и плакать.

      — Не бойтесь, — сказал я, отлично понимая, что настоящая красота не нуж-дается в защите, она сама повелевает силой.

      — Меня зовут Дан, — проговорил я, едва ворочая своим, словно окостенев-шим языком.

      — Дан? — произнесла девушка, разглядывая мое лицо, голос ее был ласков и мелодичен, как пение птиц, — первый раз слышу такое странное имя.

      — Это уменьшительное от фамилии, — сказал я.

      — Лили, — девушка протянула мне изящную руку.

     Это прикосновение сделало меня смелее, но все равно до самого конца дня я не смог преодолеть своего косноязычия и угловатой неловкости. При этом я даже не смел подумать о физической близости с Лили.

     Целый день мы купались, ели малину, пили ключевую воду, которую я при-носил в глиняной кружке из родника в старой баньке. Мы были первожителями Земли. С восторгом и удивлением я смотрел на мир ее глазами, обнаруживая красоту там, где еще недавно скользил, ни на чем не задерживаясь, мой равно-душный взгляд. Меня радовали причудливая форма облаков и пляска трясогузки на разомлевшей от влаги и тепла колоде, трепетный аромат только что открыв-шегося цветка. А когда я перехватывал несмелый, милый взгляд Лили, обращен-ный на меня, сердце трепетало жаворонком и я был ближе к счастью, как ни-когда еще в моей прошлой жизни. Часы промелькнули как минуты, и только когда солнце начало садиться, я понял, что настал вечер.

     Голубая палатка девушки стояла неподалеку от моей, почти на самом бере-гу озера. Я хотел ночевать на куче ветвей у ее входа, но Лили настояла, чтобы я вернулся к себе. Я нехотя подчинился.

     Солнце садилось. Верхушки самых высоких сосен еще видели свет, но вни-зу, в зарослях крапивы, уже царил полумрак. Я лежал на земле, чутко прислу-шиваясь к голосам дебрей. Я не мог ни о чем думать, кроме Лили. Я был упоен ею. Мне не надо было напрягать память, я отчетливо видел, как она, обнажен-ная и прекрасная, входила в озеро, как вода покрывала сначала ее колени, по-том поднималась выше по голой ноге, прохладной щекотностью касалась ее пушка, как девушка замирала на миг от этого прикосновения... Я понял, что люб-лю ее полнокровной земной любовью, ее стройные ноги, каждую ложбинку и выпуклость ее тела, пышные льняные волосы, ее голос, ее глаза... Мне не нужны были обычные для влюбленных годы размышлений и самокопания. Очарование и совершенство Лили ускорили, сжали этот процесс до считанных часов. Мне было хорошо, и я ни о чем не желал думать.

     Лишь теперь, ближе к ночи, чувства потеснились, давая место мыслям. Мне пришло в голову, что я напрасно ни о чем не расспросил девушку. Ведь я ничего до сих пор не знал о ней — кто она, откуда и что привело ее сюда? Тогда, на за-литых солнцем земляничных полянах, где царило добро, это нисколько не зани-мало меня. Сейчас же, слыша невнятные звуки отходящего во власть тьмы и зла леса, я подумал, что было непростительной ошибкой не выяснить все это. Ведь стоило ей внезапно уйти, забрав палатку, и у меня не было бы ни единого ... шанса отыскать ее.

     Все темнее становилось вокруг, и палатка девушки, такая незащищенная, погружалась во мрак. А над старой елью, там же, где и вчера, снова лютым ноч-ным оком зажглась звезда. Я ощущал ее липкие холодные лучи, вызвавшие вче-ра тот отвратительный страх. Но сегодня все было иначе. Я боялся не за себя, а за Лили.

     Стало совсем темно, и я явственно ощутил близость враждебных сил, ко-торые вступили в свои права. Тихо зашуршал папоротник, над лесом всплыла луна, такая же яркая и холодная, как и в прошлую ночь.

     Ровно в полночь я услышал осторожные шаги. По тропинке, ведущей к баньке, залитая лунным светом, словно подсвеченная изнутри, шла совершенно голая Лили. И опять в ее движениях было что-то от оживших восковых фигур... Неведомая сила влекла ее к старой баньке. Почувствовав неладное, я, не таясь, пошел вслед за ней. Завернув за угол баньки, я увидел черный сгусток, прилип-ший к тускло освещенному окну. Войдя внутрь его, я на секунду ослеп. Что-то сдавило мне горло и начало душить меня, пытаясь опрокинуть на землю. Я ста-рался сорвать с горла вцепившиеся щупальца, но мои руки беззвучно проходили сквозь сгущающуюся тьму. Внезапно я почувствовал, как щупальца сползли с моего горла. Как раз в этот момент мимолетное кочующее облако закрыло звезду.

     Я снова дышал. Припав покрытым испариной лбом к стеклу, я увидел слабо освещенную баньку. Свеча стояла на том же месте, где и вчера. На скамье, где когда-то сидела Элла, была Лили. Пышные волосы чуть касались обнаженной гру-ди, а стройные ноги и голые бедра лишь угадывались в полумраке. Внезапно пламя свечи заколебалось. Отворилась дверь баньки, и на пороге появился егерь! Он был в той же клетчатой рубашке, без брюк. Усмехнувшись, он подо-шел к Лили... Широко открытыми глазами она неотрывно смотрела на него. Егерь нагнулся и, подхватив ее под колени, положил на скамью. Лили послушно раздвинула ноги...

     Я кинулся к двери. Рванул. Застучал. Она была заперта. Я принялся исступ-ленно бить ее!

      — Лили! Лили! — исступленно кричал я.

     Наконец дверь подалась, и я ввалился в баньку. Она была пуста! Лишь в закопченное оконце, словно насмехаясь, смотрела злая ночная звезда. Я вспомнил слезы на глазах егеря застигнувшего нас с Эллой. Разве ему было не боль но Может быть это и есть обещанная месть? Но разве можно сравнить его влюбленность в Эллу в эту вертлявую сороконожку, с моим чувством к Лили? Мою боль с его болью? Но откуда взялся егерь, которого давно уже нет на све-те? Куда исчезли они потом? Мои разум не находил объяснения этому Галюцинация? Бред? Или я схожу с ума?

     Не знаю, как долго я плутал в лесу, прежде чем ноги сами вывели меня к палатке Лили Я сел поодаль на старый, иссохшийся пенек и обхватил голову ру-ками в своем безутешном страдании.

      — Дан! — услышал я тихий, мелодичный голос.

     Полог палатки приоткрылся, и изящная девичья рука поманила меня к себе. Сгорая от стыда и ревности, я пошел к ней.

     Палатка была наполнена прозрачным малиновым светом, исходившим от невидимого светильника. Внутри она оказалась небольшим, но очень уютным за-лом Лили лежала на чем то, покрытом шелковистой тканью с узорами, против нее лежала открытая книга. Она была такой же, как днем, ничто не напоминало в ней ожившую восковую куклу.

      — Тебе плохо Дан? — ласковые руки девушки легли на мое плечо. Я ненавижу тебя Лили и презираю себя-поражаясь своей смелости, выпалил я.

      — Что случилось Дан?

      — Ты знаешь, Лили.

      — Дан, ты должен мне рассказать все, слышишь? И ничего не утаивай, это очень важно-Лили легко обняла меня и погладила по голове-Ну, пожалуй-ста.

     Срывающимся от волнения голосом, стараясь не смотреть ей в лицо, я рас-сказал всё.

      — И ты в это поверил, Дан? — Лили нежно погладила меня по щеке.

      — Но я же видел!

      — Глупый, глупый Дан — она вдруг улыбнулась и прижалась ко мне, крот-кая и очаровательная.

     Куда делись мои мучительные переживания.

      — Знаешь, как мне было плохо, Лили? — я уронил голову на её плечо.

      — Думаешь мне приятно то, что было у вас с Эллой?

      — Ты знаешь об Элле? Но тогда еще не было тебя, Лили.

      — Я уже была Дан.

      — Почему же я тебя не знал?

      — Ты не замечал меня Поверь, когда тебя не замечают, делается еще больнее.

      — Лили, ты для меня больше чем жизнь, — неожиданно для себя я поцело-вал ее и замер, пораженный своей дерзостью.

      — Хочешь, у нас все будет точно так же, как у вас с Эллой? — прошептала она.

     Я не поверил своим ушам. Неужели это возможно7 Я помчался к заброшенной баньке не чувствуя под собой ног. Вбежав, наполнил тяжелую бадью водой. Потом яростно дул в огонь торопя его перескакивать с ветки на ветку. Наконец блаженное тепло согрело отсыревшие стены, заструилось над разогретыми камнями очага. Я окатил шероховатые половые доски водой и остановился не в силах представить прекрасную Лили лежащую, подобно Элле, на этом полу.

     Я вышел на улицу Было облачно и тихо — так, что отчетливо слышался шорох ползущих в папоротниках гадов «Нет, этого не может быть, — шептал я — Неужели это случится? Неужели Лили будет сейчас моей, здесь?"Я завернул за баньку, напряженно ловя каждый звук Наконец послышались легкие, торопливые шаги Она торопилась! Она тоже ждала этой минуты! Скрипнула дверь, и я увидел, как в баньку вошла Лили. Она легко скинула халат и повернулась ко мне совершенно голая и обворожительная Она зачерпнула пригоршню теплой родниковой воды и брызнула себе на грудку. Я увидел, как заблестели серебряные капельки на ее коже и, поблескивая, потекли вниз, вдоль всего девичьего тела и остановились, повиснув бусинками в самом низу живота, на ее пушке. Она сжала ноги, и бусинки покатились дальше. Девушка, потупив глаза, разжала ножки и, замирая от желания и страха, смахнула щекотные капельки на пол. Озорно улыбнувшись, она подняла голову и посмотрела сквозь стекло мне прямо в глаза

     О, какие это были глаза! Через несколько мгновении мы уже лежали на полу баньки, я целовал восхитительную грудь Лили и чувствовал, как сливаюсь с ней в одно существо. Она напряглась и, изгибаясь навстречу мне, отдавалась со-средоточенно и самозабвенно Но в этот момент она неожиданно отстранила меня.

      — Дан, ведь с Эллой так не было? — она отстранила меня — Не обижайся Лили встала с пола, и я ополоснул её согретой ключевой водой, поцеловал в мокрые губы. Она оделась. Близость с Лили в форме неудовлетворенной мужской страсти еще более подогрела мое чувство к ней.

     Эту ночь мы решили провести в ее палатке. Я лежал на спине, откинув руку, а очаровательная головка девушки покоилась на моем плече.

      — Ли, теперь ты моя? — спросил я, купаясь в водопаде её светлых шелко-вистых волос.

      — Я своя, — прошептала она в ответ.

      — Скажи, Элла твоя подруга?

      — С чего ты взял?

     Я вспомнил, как уверенно повторила она жест Эллы, плеснув воду себе на грудь.

      — Ты знала о нас такие подробности, которые не мог знать никто, даже этот. Ты давно его знаешь?

      — Молчи, глупенький, — она положила пальчик на мои губы.

     Я сдернул шелковистую ткань. Лили лежала передо мной вся обнаженная. Я нагнулся и поцеловал ее мягкую розовую пяточку, потом нежные ароматные колени, погладил девушку и поцеловал еще, чуть выше коленей и наконец по грузился в невыразимо сладостное, самое сокровенное, что есть у девушки, и тут же почувствовал, как мое тело, слившееся воедино с ее, забилось в экстазе любви, и он не кончался, напротив, нарастал, подобно прорвавшемуся вулкану. Эти конвульсии переходили от меня к ней и обратно, сотрясая и исступляя нашу плоть.

     Наконец я очнулся. Я ... лежал не открывая глаза, наполненный ощущением счастья Лили была моей Любимая, несравненная Лили Вся моя прошлая жизнь казалась теперь никчемной и жалкой. Я вышел из сырого и темного подвала, на-селенного мелкими человеческими страстишками — жаждой славы, денег, власти, к единственному сокровищу мироздания — любви. Вся моя дальнейшая жизнь представлялась ясной и счастливой, потому что в ней была Лили.

     Я чуть слышно позвал ее Девушка молчала Я повернулся Постель была пуста.

      — Ли! — позвал я громче.

     Но лишь шум ветра в оцепенелом ночном лесу был мне ответом. Мне стало жутко

      — Ли! — кричал я изо всей силы, предчувствуя недоброе. Но лес молчал.

     Я бросился к баньке, рванул ее дверь на себя. Банька была пуста. Но отку-да-то тянуло сквозняком. Я повернулся к двери, она была плотно закрыта, к ок-ну — стекло цело. Но я явственно ощущал сквозняк, он дул из дальнего, застав-ленного облупившимися жердями угла. Чиркнув спичку, я отодвинул жерди и увидел за ними лаз из двух отодвинутых в сторону досок. Нагнувшись, я вылез с обратной стороны старой баньки, сплошь заросшей крапивой и кустарником. Здесь была протоптана незаметная со стороны потайная тропа. Я пошел по ней с величайшей осторожностью. Вдруг впереди возник большой серебристый диск со светящимся прозрачным утолщением в центре, в котором горел свет. И хотя никогда раньше не видел ничего подобного, сразу понял — это была летающая тарелка!

     С некоторой опаской я подошел к ней вплотную. Дотронулся до металла обшивки и тут же отдернул руку — он был обжигающе холодным. В пилотской кабине что-то заурчало, и она осветилась тем же малиновым светом, который горел в палатке Лили. Я поднял глаза и увидел пульт, состоявший из множества разноцветных огоньков, похожих на стаю светлячков. За пультом сидела моя Ли. Она была в серебристом скафандре и шарообразном прозрачном шлеме.

     Я похолодел: моя Ли-инопланетянка! Я стоял перед ее летающей тарел-кой, чувствуя, как кровь отхлынула от лица.

     Все кончено. Лучше бы я попал в тюрьму. Даже пожизненное заключение оставляло надежду. По крайней мере я бы знал, что мы ходим по одной земле, дышим одним воздухом.

     Глухая черная бездна, сотни световых лет, разделяющих наши миры, легли между нами. Это была разлука, большая, чем смерть. Еще день-два, и этот про-клятый аппарат унесет ее в небытие. И я никогда больше не увижу свою Лили!

     Внезапно я услышал душераздирающий волчий вой. Не сразу до меня до-шло, что это вою я сам. Я обнял сосну и стал в отчаянии биться об нее головой.

      — Прощай, Лили. Прощай!

     Вернувшись в палатку, я решил осмотреть вещи Ли, чего никогда не позво-лил бы себе сделать при других обстоятельствах. Среди вещей, о назначении ко-торых я мог только догадываться, была одна, не оставлявшая сомнений в ее на-значении. Полированная рукоятка. Широкий внушительный ствол и оптический прицел выдавали в ней оружие большой разрушительной силы. Бластер — дога-дался я. Я вышел наружу, сунул его под корень ветвистой старой ели и вернулся назад.

     Через несколько минут появилась Лили. На этот раз от нее повеяло не сног-сшибательными инопланетными духами, а земным запахом грибов и свежей ма-лины. Раздевшись, она юркнула ко мне в постель.

      — Что с тобой? — девушка коснулась губами моего разбитого лба.

     Я привстал, нежно обнял ее и, глядя в ее прекрасные глаза, прямо спросил:

      — Лили, ты инопланетянка?

     Она удивленно вскинула брови, но тут же овладела собой:

      — Рано или поздно ты должен был это узнать.

      — Почему же я понимаю ваш язык?

      — Для нас это не проблема, Дан.

      — Что привело тебя на нашу Землю? — спросил я как можно спокойнее.

      — Понимаешь, Дан, лететь стоит лишь за тем, чего у тебя нет и чего тебе ужасно хочется.

      — Значит за мечтой?

      — Пожалуй. На нашей планете есть все — утонченные искусства, совершен-ства техники. Но нет на ней восхитительного цветка, который есть на вашей мо-лодой планете и больше нигде. Этот цветок — любовь. Знаешь, как в других мирах происходит зачатие? В стационаре, с помощью медицинских инструментов, с одной целью — получить плод. И если по какой-то причине это не удается, все расстраиваются. Очень прозаично, правда? У вас иначе. Влюбленные не думают о плоде, любовь отпочковалась от беременности, деторождения, поднялась над физиологией и стала таинством.

     Еще девочкой я читала в наших книгах, что земная любовь — самое сладос-тное и самое горькое из всех чувств, какие только есть во Вселенной. И я мечта-ла испытать это колдовство сладости и горечи.

      — Значит, ты прилетела за любовью?

      — За мечтой, Дан. И здесь я встретила тебя... — она так нежно посмотрела на меня, что на какой-то миг я забыл о неизбежной разлуке.

      — Во мне нет ничего особенного, Лили, — смущенно пробормотал я.

      — И это восхитительно, именно это поражало меня в детстве, как можно полюбить человека и не знать, за что? Просто за то, что он есть. Я не верила, что такое бывает. Но случилось же!

     Лили, ласковая и прекрасная, прильнула ко мне, и я почувствовал свежий аромат ее дыхания.

      — Пережив первую влюбленность в тебя, — продолжила девушка, — я испила из горькой чаши, я узнала, что такое ревность. Я была в баньке, когда вы с Эллой...

     Девушка вдруг порывисто отвернулась от меня:

      — Это было ужасно, я ходила как сумасшедшая по лесу. Противный! — она вдруг чмокнула меня в щеку. Я покраснел: — Но ведь и ты не осталась в долгу...

      — Я читала, что измена — лучшее лекарство от ревности. Но оказалось, что это не так.

     Мне стало еще хуже...

      — А этот егерь... — начал было я.

      — Молчи, — перебила меня Лили. — Тогда я решила стать на время Эллой. Повторить все то, что у вас было, и в той же баньке. А сейчас я поднялась на вершины блаженства, недоступные рациональному разуму жителей нашей пла-неты. Я люблю, Дан, — она пылко расцеловала меня.

      — Лили, когда ты должна лететь?

      — Не позже завтрашнего утра, Дан.

      — А как же я? Я умру без тебя, любимая!

      — Дан, я знаю, я преступница. Я виновата перед твоим и перед своим ми-ром. Я не должна была этого делать. В наших книгах написано, что землянин по-гибает от любви к инопланетянке, его сознание парализует мысль о космиче-ской бездне, а сердце не выдерживает разлуки. Поэтому ваша планета объявле-на заповедником.

      — Чтобы сохранить цветок? — горько усмехнулся я.

      — Космическая полиция не дремлет. То, что вы принимаете за НЛО, их пат-рульные корабли. Их много.

      — Что они с тобой сделают, Лили, если обнаружат?

      — Об этом даже не хочется говорить, Дан. Это намного хуже вашей смерт-ной казни. Меня расщепят на атомы.

      — А что сделают со мной?

      — Ты под охраной заповедника, тебя не убьют, но сотрут из памяти все, связанное со мной.

      — А если мне легче умереть с мыслью о тебе, чем жить с обрубленной памятью?

      — Они никого не спрашивают, Дан. Я знаю, мне не следовало прилетать сюда, ломать твою жизнь, любимый.

      — Знаешь, Лили, я как-то задумался, что хорошего было в моей жизни, ка-кие ее моменты я хотел бы пережить дважды? Я думал, наберутся месяцы, а оказалось — всего двадцать минут. Из них три с Эллой. И еще кое-что, о чем ты не знаешь. Вот и все. Остальное не стоит того, чтобы о нем вспоминать. А с то-бой я уже столько часов. Это больше, чем отпускается простому смертному. Нет, Лили, что бы ни случилось, ты не должна упрекать себя...

     Я не закончил. Вспышка, более яркая, чем молния, озарила ... 

     окрестности.

      — Это они! — Лили до боли сжала мою руку.

      — Бежим!

     Мы выскочили из палатки. Высоко в небе над нами завис конусообразный предмет. Медленно и зловеще вращаясь вокруг своей оси, он шел на посадку. Вдруг он испустил яркий изумрудный луч. И тотчас у меня отнялись ноги. Я сто-ял как каменное изваяние у подножия большой ели, прижимая к себе трепещу-щую Лили. Корабль бесшумно опустился на грунт, подминая под себя тонкие деревца. Открылся люк, из него вышли трое инопланетян. Они оторвали от ме-ня Лили и пристегнули её к высокому белому штативу. Старший из инопланетян поднял над головой светящуюся в темноте книгу, поднес ее к бледному лицу Лили, что-то прошептал. Я понял, что это приговор. Однако вместо того чтобы смотреть в книгу, девушка повернулась ко мне — это был прощальный взгляд, полный любви и муки.

     Все трое отступили на несколько шагов, в руках одного из них появился бластер. Точно такой же, как тот, что я спрятал под елью. Инопланетянин навел его на Лили. Сделав невероятное усилие, я выхватил из-под корневища припря-танное оружие. Нажал спуск. Вспыхнул яркий пучок света. Все трое мгновенно превратились в рой искрящейся серой пыли. НЛО вздрогнул и пошел на меня. Я снова нажал спуск. Луч вошел в НЛО, и он начал разваливаться. Я не отпустил курок до тех пор, пока инопланетный корабль не стал тучей светящейся пыли, которую ветер понес в глубину леса. Тогда я бросился к Лили, освободил ее от пут и, подхватив на руки, понес к старой баньке.

      — Лили! — шептал я, целуя лицо потерявшей сознание девушки. Пригоршня холодной родниковой воды привела ее в чувство.

      — Зачем ты это сделал, Дан? Они всесильны. Нам не уйти от них. Теперь будет только хуже, — Лили заплакала.

     Мне стало так нестерпимо жаль девушку, что я позабыл о своих собствен-ных страданиях.

      — Лили, пока эти руки сжимают оружие, тебе нечего бояться. Идем в твой корабль.

     Мы прошли сквозь потайной лаз и скоро оказались в летающей тарелке. Та-кая миниатюрная снаружи, она оказалась настоящим дворцом внутри. Мы про-шли в спальню Лили. Я опустился на кровать, покрытую тканью с непонятными мне рисунками, открыл жалюзи. Прямо против иллюминатора, высоко в небе, стояла та ночная звезда.

      — Лили, почему она так светит? Девушка тоже подошла к иллюминатору:

      — Это наш злой гений, Дан, спутник-шпион, который выследил меня.

      — Почему же они не схватили нас сразу?

      — Скорее всего они собирали обвинительный материал.

      — Какая мерзость!

      — Эта штука — их последнее достижение. Она способна даже вмешиваться в ход событий. Она не единственный наш враг. — Лили нажала незаметную голубую кнопочку, и на стене вспыхнул экран. На нем маленькими золотыми бусин-ками светилось множество точек.

      — Это их корабли, Дан. Скоро они будут здесь, — в голосе девушки послы-шалось отчаяние.

      — Сколько у нас времени, любимая?

      — Чуть больше трех часов.

      — Сто восемьдесят минут, если разделить их на те двадцать, которые мне хотелось бы пережить дважды, сколько будет?

      — Девять.

      — Девять жизней, Лили, это же много! Забудь обо всем и обними меня. Падая в мои объятия, Лили успела нажать какую-то кнопку. Свет в спальне померк, стены отодвинулись, растворились. Послышался тихий плеск воды. Он становился все явственнее, все звонче. Где-то далеко заблеяла овца, пролетел шмель, новые и новые звуки вплетались в ткань ласкового летнего утра. Наконец я увидел дощатый мостик на берегу, окруженный белыми и желтыми кувшинка-ми. Юная, гибкая девушка в длинной бордовой юбке полоскала белье, пышные пшеничные волосы и голубые глаза делали ее похожей на маленькую лесную фею. Это была Лили и не Лили. В ней было что-то знакомое, но не до конца.

      — Лили, — я несмело окликнул девушку, — ты была такой раньше?

      — Поцелуй меня, Дан, — застенчиво попросила девушка. Я обнял ее, положил на мостик. Левой рукой приподнял подол ее длинного выгоревшего платья. Обнажилась стройная девичья нога, не тронутая загаром, я поднял подол до самых плеч и покрыл поцелуями ее свежее, благоухающее тело.

      — Не надо, Дан, нас могут увидеть, — прошептала девушка. Но тут же бессильно уступила моим ласкам. Её ножки свесились в воду по обе стороны мостика. Упало, поплыло вниз по течению выстиранное белье. Я на-гнулся к самому лицу девушки и, глядя в ее немигающие прекрасные глаза, спросил:

      — Тебе хорошо?

      — Да.

      — А сейчас?

      — Еще лучше.

     Мое нетерпеливое, дающее сладость и боль существо отвердевало в ней, и она это чувствовала. Мы поднимались, напрягаясь и извиваясь в объятиях, к вер-шине страсти и вдруг спустились с нее в сладостных судорогах, полных неги и расслабленности. Все кончилось, а мне было так же хорошо, как и в самом нача-ле, и это было простым и верным признаком настоящей любви.

     Я обнял девушку, и мы долго сидели на мостике, опустив ноги в воду. Стай-ки серебристых мальков щекотали наши ступни, а водная гладь отражала нас, даря на память бесконечное множество ярких цветных «фотографий», обрам-ленных белыми лилиями.

      — Лили, я думал, инопланетяне — яйцеголовые существа, похожие на насекомых. Вы ни чем не отличаетесь от нас. Почему это?

      — Большой глупый муравей Дан спросил — почему в нашем лесу все му-равьи похожи?

     Мы рассмеялись. И тут послышался громкий требовательный голос:

      — Лили! Лили! — звала пожилая женщина. Девушка вскочила и, забыв о белье, бросилась вверх по тропинке. Я остался сидеть на мостике, чувствуя, что вокруг что-то меняется. Сначала до меня долетел горький запах полыни, потом к нему прибавился вкус дыма, я услышал стук копыт и лошадиное ржание А потом над всем этим, заводя жгучим степным ритмом, зазвенел бубенец-гибкая темноволосая танцовщица плясала у костра, обвитого словно огромной серой змеей кольцом кочевников В такт танцу на змее вздрагивала чешуя из кольчуг и пластинок панцирей, взбле-скивали кривые сабли и наконечники копий.

     Как чувственно танцевала девушка! Как нежна была ее кожа и очарователен овал лица Каждое движение рук и обнаженного живота заставляло затаить ды-хание Сильный порыв ветра, объяв девушку, так плотно прилепил шелковые ша-ровары к телу, что все ее прелести проступили наружу И тут ударил ливень «Змея» распалась Танцовщица на мгновение осталась одна.

     Я вонзил шпоры в бока коня, и он вынес меня в круг Схватив девушку, я поскакал прочь Несколько стрел пронеслись, обгоняя нас Дробью застучали подковы погони На скаку я посадил девушку перед собой — лицом к лицу Со-рвал с нее шелк и потянул ее на себя Бешено вздымался конь, и при каждом его прыжке девушка все плотнее вжималась в меня И вдруг какая-то сила рва-нула нас Мы упали на что то мягкое Я увидел под собой ее дивное лицо «Ну, любимый, ещё!» — она обвила меня своими руками, прижала к себе и мы од-новременно впали в судорожный экстаз, целуя и лаская друг друга Но я уже знал, что со мной Лили.

      — Лили, зачем ты так, ведь я люблю только тебя!

      — Ты опять не узнал меня, глупенький.

      — Ты так изменила внешность.

      — Женщина должна быть загадочной, иначе ее надолго не хватит. А разве ваши земные женщины не меняют прически и наряды?

      — Наверное, ты права, Лили, если бы это было в их власти, они охотно по меняли бы и свои черты.

      — Я рада, что тебе хорошо со мной, любимый.

      — А тебе, Лили?

      — Это даже не передать словами.

      — Скажи, Лили, а с ним тебе было так же хорошо, как со мной?

      — Не можешь забыть. Дан?

      — Меня это мучает, Лили.

      — Я сделала это, не только чтобы заглушить ревность. Он охотился за то-бой как дикий зверь Он жаждал мести Он обещал оставить тебя в покое, если я соглашусь. Я пыталась предупредить тебя.

      — Те восковые буквы?

      — Да. Но это ничего не дало. У меня остался выбор-уступить или убить его. И я уступила.

     Я не узнал свои голос, он стал вдруг глухим и суровым.

      — Хочешь, я скажу честно? Лучше бы он убил меня Впрочем, еще не изве-стно, кто кого?

     Я отстранил девушку.

      — Ты меня не любишь? Ну, Дан, любимый, прости.

      — Лили, я люблю тебя» Именно поэтому мне и больно, — я снова привлек девушку к себе.

      — А разве ты не изменил мне с этой танцовщицей?

      — Лили, ты колдунья, ты всегда такая разная, мне никогда никто не будет нужен кроме...

     Резкий, будоражащий звук оторвал нас Друг от друга.

      — Что это, Лили? — не понял я.

      — Сигнал тревоги, — девушка коснулась пульта.

     В темноте обозначились стены НЛО приблизились сжав пространство каюты Вспыхнул экран То что было золотистыми бусинками стало силуэтами боевых кораблей

      — Это конец Прощай любимый — девушка пылко поцеловала меня в губы.

      — Лили неужели нет ни одного шанса?

      — Есть но это самоубийство Нажми сюда, — Лили испуганно закрыла лицо руками.

     Я рванулся к красной кнопке, прикрытой аварийным стеклом.

      — Не делай этого Дан это самоуб — девушка не успела договорить. Разбив стекло, я нажал кнопку, и летающая тарелка с сумасшедшим ускоре-нием рванулась прямо на полицейские корабли.

     Очнувшись я увидел над собой любимое лицо Лили.

      — Все хорошо милый мы прорвались — она ласково трепала меня по во лосам.

      — Где мы Ли?

      — В безопасности.

      — Куда летим?

      — Не знаю но теперь это неважно нам некуда спешить. Впереди годы — и может быть в конце пути мы встретим голубую планету, которую тоже назовём Землей.

     И пусть у нее не будет трех Лун и двух Солнц, как у твоей родной Земли, но возможно у неё будут такие же высокие горы тенистые леса и прозрачные ключи.

     Там мы найдем место цветку любви который несем в своих сердцах.

      — Мы обязательно наидем такую планету любимая и начнем новую, со всем другую жизнь.

      — Дан давай на счастье придумаем себе новые имена.

      — Чтобы забыть все плохое что было в прошлом?

      — Да.

      — Хорошо Тебя назовем Евой.

      — А тебя Адамом.

      — Что это значит любимая?

      — Ничего просто красивый набор букв.