«Жене скажи что пошёл к любовнице

     Любовнице, что ушёл к жене...

     А сам на чердак: «И учиться, учиться и учиться!».

      Молох

     
Вечерний разговор

     Уходя, я чувствовал, что что-то не так. Нет, она была ласковой и довольной, но ощущалось в ней какое-то противоречие. Честно говоря, я небольшой знаток этого вида секса. У меня был один случай в практике. Я его решил, но тогда клиентка сама знала и была готова к нему.

     Поэтому, придя домой, я набрал номер и позвонил. На том конце провода меня узнали и были мне рады. Постепенно разговор перешёл в нужное русло, и я изложил свои сомнения и попросил совета.

     — (Смешок). И что же ты сказал, когда уходил?

     — Что приду завтра в это же время...

     — (Опять смех)! Ты как был джентльменом, так и остался. Ничего тебя не берёт. Вот что значит воспитание...

     — Да что я сделал не так? — заволновался я.

     — Всё! Ты не поставил перед ней установку. Ты не показал ей её место, когда ты рядом... И я не удивлюсь, если тебя завтра на порог-то не пустят!

     Сказать, что я был огорошен довольно мягко. Но исправить сейчас уже ничего было нельзя.

     — Моли бога, если ты мне всё правильно рассказал, и запомни, она признала в тебе господина! Если ты со всем справишься, то приводи её вечером ко мне в ресторан. У нас завтра выходной и никого не будет. А в подвале я оборудовала хороший «спортзал» для таких игр. Я помогу тебе, как когда-то ты помог мне.

     — И сколько это будет стоить? — я заволновался.

     — Половина твоего гонорара или я заберу её себе!

     — На половину гонорара я согласен, — тяжелый вздох, — но второе... Как ты это себе видишь?

     — А вот это не твоё дело! Но если получится, то ты первый узнаешь. Да и возьми к ней мой подарок! — (смешок в трубке и звуки отбоя).

     Новая встреча

     Как это ни странно, но она ждала меня. Правда, дверь открыла не сразу, но это мелочи. Я с удивлением осмотрел её наряд. Да-а... Ещё та штучка. Нет, я не ожидал, что она будет встречать меня обнаженной, но и такого не предвидел. Полная холодность во взгляде и темно-синий деловой костюм, не оставляющий никаких лазеек для фривольности! Пиджак почти до горла, застегнутый на все пуговицы. Под ним блузка без выреза, но с воротничком и галстук. Довольно свободные брюки и туфли на высоком каблуке.

     Беря инициативу в свои руки, я недовольным голосом сказал:

     — Ты телепат? Что-то не помню, чтобы я говорил, что мы идём в ресторан. Но в любом случае это после трёх вечера.

     — (Она растерялась, но быстро взяла себя в руки). Кофе или коньяк?

     — Коньяк и чашечку черного сладкого кофе, — и, не дожидаясь приглашения я, отодвинув Лену в сторону, прошёл на кухню, неся в руках длинный сверток.

     — И тебе здравствуй! — растерянно донеслось вслед.

     Когда она зашла в кухню я, развалившись, сидел в кресле.

     — А ты не торопишься! — ледяным голосом произнёс я, — где мой заказ?

     — (Она засуетилась, теряя самообладание). Сейчас. Уже подаю...

     — Тебе не кажется, что ты перешла границы? — строго произнёс я.

     — Нет. Ты ничего не велел... — с дрожью в голосе прошептала она, вспоминая вчерашнее.

     Пока она наливала кофе и разливала коньяк, я развернул сверток. Оторвавшись от своего занятия, она сначала с удивлением, а потом с дрожью уставилась на стек. Офицерский стек, изготовленный на заказ и подаренный мне Марией.

     — (Я со свистом взмахнул им). Это будет получше твоей плеточки...

     — Нет...

     — Да! Да! Да! — повторил я нараспев, — сейчас выпью кофе и мы поговорим... А теперь давай кофе и сядь! — приказал я.

     — Ты же...

     — Господин! — перебил я её, я для тебя Господин!

     — Ну, Господин... ты же не будешь меня наказывать? — прошептала она, бледнея.

     — А почему нет? Ты не считаешь, что провинилась?

     — Нет... То есть да... Не надо... — она, всхлипнула буквально рухнув на стул и расплескав мой кофе.

     Вот теперь ты меня ещё и без кофе оставила... — констатировал я.

     Продолжение укрощения

     Я достал сигарету, закурил, потом не спеша, смакуя, выпил коньяк. Она сидела, с ужасом смотря на меня. На глазах навернулись слёзы. Уверен, что это не от предстоящей боли. К любой боли можно привыкнуть и даже получать от неё удовольствие. Страх! Вот альфа и омега подчинения. Именно он причина слёз и ужаса в её глазах.

     — Раздевайся, — коротко приказал я.

     — Что-о-о? — она недоуменно посмотрела на меня, — зачем?

     — Мне что десять раз повторять? Раздевайся сучка!

     — Что ты себе позволяешь? — выдохнула она.

     — Ты что уже всё забыла? Встать! — удар хлыста пришелся по бедру.

     Вскрикнув, она вскочила, и путаясь в пуговках и застежках, стала раздеваться.

     — Быстрее. У тебя мало времени — тридцать секунд. За каждую лишнюю секунду получишь добавку!

     Самое худшее, когда тебя торопят — спешить. Возможно, она и успела, но спешка её погубила. Конечно, за тридцать секунд она не успела раздеться, зато успела приспустить брюки. Вот туда по ягодице и пришёлся следующий удар.

     — Ой! Больно! — на ягодице разгорался алый след.

     — Конечно, больно! Для того и наказывают, — пояснил я, размахиваясь опять.

     Она наклонилась, пытаясь стащить брюки не снимая обуви. Я ударил сверху. Хлыст изогнулся: по спине, ягодицам и достал до бедра.

     — Больно... — уже взвыла она.

     — А мне не было больно? Когда ты меня так встретила? — опять свист хлыста и стон.

     Лена упала на колени плача и моля простить её. Я без размаха стеганул её поперек спины.

     — Терпи... — опять взмах, свист, но бить я не стал, — ты поняла?

     — Да мой Господин. Я поняла мой Господин. Я больше не буду мой Господин... — затараторила она, спасаясь от наказания и вытирая выступившие слёзы.

     Не слушая, её я приказал:

     — Кофе. Где мой кофе?

     — Сейчас господин! — она вскочила и бросилась к плите, — я сварю свежий...

     — Нет!

     Она остановилась и недоуменно посмотрела на меня. А я, достав из свертка маленький кружевной фартучек в лучшем случае размером с тетрадный лист, и протянул ей:

     — Надень его, и какие-нибудь чулки... Но так, чтобы было красиво и вызывало желание, — потом шлепнул её по голой ягодице и прибавил, — вперёд! Время пошло!

     Она улыбнулась и бегом отправилась наряжаться.

     Кофейная баталия

     Я цедил вторую рюмочку коньяка и попыхивал сигаретой, когда зашла она. Вернее, не зашла, а возникла. Судя по её виду, она умылась и нанесла свежий макияж.

     Выглядела она бесподобно. Белый кружевной передник доходил только до лобка. Который перерезала тонкая вертикальная ниточка волос... Черный чулки с почти прозрачным геометрическим узором удерживались тонким поясом того же цвета. А ещё она нацепила лифчик. С неглубокими чашечками, которые поддерживали её большие и мягкие груди. Ничего, не скрывая, но выставляя всё напоказ. Большие светло-коричневые эрегированные соски смотрели в разные стороны. Она, как бы светилась изнутри говоря:

     — Смотри, какая я красавица!

     — Ну вот! Опять, — я скривился, хотя далось мне это нелегко.

     — Что? — вспыхнула она.

     — Я приказал тебе надеть лифчик? — с укором спросил я.

     — Нет... Но я подумала...

     — Ты... Подумала? — мои брови взлетели, вверх выражая полное недоумение, — подумала что?

     — Так красивее... — еле слышно прошептала она...

     — И будет за что наказать! — закончил я за неё, — и ты права. Подойди ко мне повернись спиной и наклонись.

     — Да-а-а... Мой Господин... — прошептала Лена, меняясь в лице.

     Она медленно подошла, развернулась и наклонилась, упершись руками в спинку стула. Её ягодицы подрагивали, а следы от стека ярко алели на светлой коже.

     — Я не хочу, но должен тебя наказать.

     — Да Господин... — в голосе звучал страх.

     Протянув руку, прикоснулся к рубцу. Она вздрогнула, но смолчала. Я нежно провел по мягким ...

 

     ягодицам и запустил руку между ног. Под пальцами хлюпнуло. Там было горячо и влажно. Она текла от желания и похоти. Мои пальцы проникли в мокрую глубину и она, выгнув спину, застонала. Запах женщины, влажные тактильные ощущения, атмосфера покорности и вседозволенности. Завела меня до предела. Мой член стоял как влитой. А желание было одно — засадить в это лоно «по самое не хочу»!

     — Ты просто похотливая сучка!

     — Да мой Господин!

     — Мне тебя выдрать?

     — Да Господин.

     — А, может, ещё и оттрахать?

     — Конечно, мой Господин! — голос дрожал от желания, а попка стала двигаться, старательно насаживаясь на мои пальцы.

     Я Господин!

     Я шлепнул по прекрасной попке, но она даже не вздрогнула. И только красное пятно от пятерни говорило о случившемся. Я бросил окурок от сигареты прямо в недопитую рюмку встал и расстегнул брюки. Потом одной рукой стащил их вместе с трусами. Мой фаллос, даже не покачнувшись, уперся в её промежность, которую только что покинула рука.

     — Ох-х... — облегчённо выдохнула Лена, почувствовав, как член уперся в неё.

     — Ну? — съехидничал я.

     — Давай! Хочу! Ну, пожалуйста, Господин! — просила она.

     — Ты ведь похотливая, сексуально озабоченная сучка, — продолжил я, — скажи, что ты хочешь!

     — Трахаться! Давай меня как шлюху здесь прямо в кухне... Накажи за непослушание, но дай насладиться твоим красавцем...

     Она произнесла это низким грудным голосом, так что мурашки желания побежали по коже, и я вошел в её лоно. Нет, скорее всадил туда член сразу и до конца. Остановился. Это первое мгновение всегда прекрасно, сколько бы раз я его ни проделывал. Чувство, когда чужое, но всегда такое близкое тело подстраивается под тебя, где надо съёживаясь, или наоборот растягиваясь... Чувство победы — наконец-то закончены такие нужные, но оттягивающие действие прелюдии... А потом такое захватывающее простое действие: вперед — назад; быстрее, ещё быстрее или медленнее... А опытная женщина, ещё и помогает подмахивая! Руки вцепились в податливые ягодицы, терзая мягкую плоть. Мошонка шлепает о бедра, когда я со всей дури врезаюсь в неё. Чуть нагнуться и вот уже можно ласкать груди, покачивающиеся в такт нашим движениям. А она, удерживаясь одной рукой за стул, второй ласкает бугорок клитора, тихо шепча:

     — Да! Ещё! Как хорошо милый!

     Не дав ей насладиться моментов и сбив накатившую страсть, я покидаю её лоно. Она затихает, каменея...

     — Что... Почему ты остановился?

     — А не слишком ли тебе хорошо? Шлюшка! — шепчу я её, в ухо, схватив за волосы.

     — Да... Нет... Хочу ещё... — уже в полный голос кричит она, вырываясь и стараясь податься назад, к тому, что ходило в ней, доставляя наслаждение.

     Я шлепаю её по обнаженным ягодицам. Просто рукой. Но как! С оттяжкой всей ладонью, так что у самого заныла отбитая ладонь.

     — Да! Ещё! Накажи... — визжит она.

     Второй шлепок никак не слабее первого. Она уже не кричит. Из её глаз катятся слезы, и он тихо всхлипывает подвывая.

     — Я плохая, плохая... Накажи меня!

     — Накажу после, — тихо шепчу я, опять врезаясь в её лоно.

     Удар бёдер об ягодицы, шлепок мошонки и я снова со всей мощью вхожу в неё. Вперёд до конца, так что головка достает до матки, назад вполовину и опять мощно вперед. Я чувствую, как там внутри что-то сминается от моих ударов.

     — Вот! — кричит она и её начинает, корёжит оргазмом.

     — Не сметь! — с силой, до побеления сжимаю её груди...

     — У-у-у... Ох-х-х... — подвывает она, когда спазмы выкручивают её прекрасное тело.

     Я чувствую, как ритмично почти в такт с моими движениями запульсировала вагина, обжимая мой двигающийся орган. Долго я точно не выдержу. Ускоряюсь. Да сейчас!

     — Давай! Я кончу в твой рот!

     — Да! — Она падает на колени, поворачивается лицом ко мне и первая самая мощная струя ударяет в её лицо.

     Один глаз залеплен, сперма течет по носу и губам, а она, открыв рот, обхватывает мою «соску». () Вторая струя бьёт в горло и Лена проглатывает всё. Потом третья и четвертая. Но это уже остатки. И мало и без напора. Но она всё равно языком проходит по всей головки и стволу, слизывая и проглатывая «лакомство». Когда я замираю, она начинает слизывать мой «подарок» с лица. Где, может, достаёт языком, а остальное собирает пальцем и отправляет в рот, вкусно причмокивая при этом. И без того потёкшая от слёз тушь, смешанная со спермой, разрисовывает её личико страшной гримасой. Она не стала некрасивой, нет. Она стала страшной, но красивой и эта красота как от дьявола. Я беру её за подбородок и поднимаю лицо вверх:

     — Ты моя! Моя раба...

     — Да мой Господин. Я вся твоя. Я к твоим услугам Господин!

     — Всегда и везде!

     — Да мой Господин! Всегда и везде! — она улыбается, сверкая белыми как снег зубами.

     От этого её маска становится страшней и притягательней. Я с внутренним содроганием и восторгом смотрю на эту женщину. Одновременно страшную и красивую.

     — И что я с ней буду делать? — вдруг возникает в голове вопрос, — ведь я просто выполняю работу, для которой меня наняли...

     Она с восторгом и обожанием смотрит на меня. Скрывая возникший испуг, распоряжаюсь:

     — Давай. Теперь помой меня. У тебя хорошая ванна. А потом собери и приведи в порядок мои вещи. В три мы идём в ресторан.

     Она уже поняла, что отвечать можно только на вопрос и потому молчит. Встала и повела меня в спальню. Там в душе вымыла каждый кусочек моей кожи, с вожделением поглядывая на мой аппарат, но, не решаясь кроме мытья ничего с ним делать.

     — Молодец! — похвалил я её, — тебе то же стоит умыться, а я полежу, может, усну. Иди, занимайся, чем велено. Разбудишь если что в час.

     Она вышла, а лег и почти мгновенно провалился в сон. Тяжелая в раздумьях ночь и психологическая борьба с Леной вымотала меня. Да и жар, с каким я брал её, давал о себе знать...