Все тамбуры в поездах, вне зависимости от классности вагонов, поездов, направлений одинаково холодны, сиротливы и пахнут долбанами. Этот запах, как его не вытравляй, стойко держится за металлические стенки, полы. Через два-три часа он вновь появляется, как не отмывай, как не насыщай воду добавками, воздух аэрозолями. Или так просто пахнет дорога? По которой мы все движемся, как в жизни, отдельно, каждый со своей конечной точкой? Только в дороге ты знаешь, практически всегда, куда ты движешься, а в жизни, поди угадай, куда придёшь? Так думал я, стоя в тамбуре, давая возможность соседям по плацкартному вагону номер шесть накапливаться для высадки на станции. Остановка короткая — всего шесть минут, а тут нужно выгрузиться, ничего не потеряв, и загрузиться в вагон новыми пассажирами всё ещё не знающих где какой вагон остановится. В конце этой очереди стояла девушка, спокойно и даже безучастно наблюдавшая за всем этим. Я отметил про себя, что такая юная девушка, с такими ножками, соблазнительно обтянутыми легинсами, путешествует в такие дали одна, да еще в плацкартном вагоне. Это говорило, что она не из робкого десятка.

     Моя поездка обратно в город случилась внезапно. Обустройство в избе, в которой не жили достаточно долгое время дело занятное. Купленные в Верхнем топор, пила, рубанок, гвозди, молоток, гвоздодёр, пассатижи были очень и очень кстати. Завершив ударный труд в субботу в бане по-черному, которая укрылась от глаз в самом конце этого небольшого островного хуторка, я прилёг отдохнуть, но внутри меня тонкой болью мелькнула мысль «надо обратно». Сев на постели, я подождал немного, а вдруг это просто от усталости что-нибудь болит. Но мысль усиливалась. У меня обычно так — чувство опасности не возникает, но приходят мысли. И лучше к этим мыслям прислушиваться. Поэтому, утром в воскресенье, захватив документы и переправившись на берег, я дёрнул через лес к Суковке, которая оказалась достаточно большой деревней с красивым названием, совершенно противоположным своему прозвищу. Правда, договариваясь о подвозе на станцию, я понял, почему там, в глубинке этого бескрайного леса называли эту деревню именно так. Но как бы ни было, через трое суток я поднимался в лифте в свою квартиру на девятом этаже, соображая, что в первую очередь надо сделать.

     В квартире кто-то был. Женские тапочки, пальто, куртка, сапоги, какая-то косметичка на зеркале, календарь с дурацкими мотоциклами, а также шумела вода в ванной. Вытащив травматический пистолет, я проскользнул в большую комнату, откуда мог контролировать всё — комнаты, коридор, кухню. В доме была только эта женщина. Я сел на кресло, прикрыл травму полой куртки, и стал ждать, когда эта русалка накупается. Она, не подозревая о моём присутствии, весело что-то напевала в ванной, перекрывая шум воды. Девочка, лет восемнадцати, не больше, если судить по голосу. Так решил я наслаждаясь её голосом. А что мне оставалось делать? Врываться в ванную — «Всем стоять! Криминальная полиция! Выходить с поднятыми руками?» Смешно.

     Она вышла из ванной в полной расслабленности — голая, с башенкой полотенца на голове. Потирая глаза, прошла мимо меня к большому зеркалу, переехавшему из спальни в большую комнату. Мда, фигурку я её оценил, но с возрастом промахнулся — её лет двадцать пять или около того, наверно. Она спокойно посмотрела в зеркало, отыскивая у себя на лице что-то её одной важное, а потом потянула баночку с кремом. В туже секунду баночка со звоном ухнула по полу, она рванулась бежать, но сжалась, прикрывая руками извечные женские ценности — грудь, фигурно выстриженный лобок.

     — Вы кто? — Она схватила воздуха, увидев, что я сижу на кресле, потирая ствол пистолета о колено.

     — А вы? — Я криво усмехнулся. Такой белой женщины я не видел. Помимо того, что кожа у неё белая, так и страх ещё сильнее выбелил её. — Мне впору задавать вопрос — кто вы, что вы тут делаете, как попали сюда!? — Я чуть утяжелил голос. — Ответы дать можете?

     — Я? — Она, увидев своё отражение в стекле горки, большой любви моей бывшей, сжалась ещё сильней. — Я?

     — У вас на голове полотенце, которым вы можете закрыться и сесть. — Посмотрим, как вывернется. Мои слова немного успокоили её. Отвернувшись, она стянула полотенце с головы, бросая взгляды на меня через плечо. Обернувшись, женщина села на диван как модель, чуть на краешек, свернув ноги в одну сторону. Ну, что же. Она не лишена чувства стыдливости, не хочет демонстрировать бёдро, выглядывающее между расходящимися краями полотенца, прикрывает грудь, низ живота, прижимая полотенце рукой. Вторая рука держалась за подлокотник. На случай, если ей потребуется ускорение при бегстве от меня.

     — Меня зовут Татьяна. — Она остановилась.

     — Да? — Я делано удивился. — И это всё?

     — А вы кто?

     — Тут вопросы задаю я! — Строгость в голосе придавила её. Видно не очень-то её жизнь трепала. — Я хозяин этой квартиры и имею право, прежде чем прибить на месте или сдать полиции, знать кто в моём доме моется, вешает дурацкие мотоциклы! И забрызгивает пол кремом!

     — Я уберу. — Кусая губы, она металась глазами, словно искала что-то спасительное, то, что поможет решить эту возникшую ситуацию.

     — Конечно. Кто бы сомневался. Как вы попали сюда?

     — Я? — Мда, она совсем не в адеквате.

     — Кофе делать умете? — Я спрятал пистолет.

     — Да.

     — Оденьте халат, идите на кухню и приготовьте кофе. Себе и мне. Ведь вы ещё не завтракали?

     — Да. — Она с трудом поднялась, удерживая полотенце на себе.

     — Я вас провожу.

     — Зачем? — Удивление было неподдельным.

     — Что бы у вас не было соблазна, вернувшись из спальни, прыснуть мне в лицо какой-нибудь гадостью и убежать. — Я кивнул ей — иди в спальню. — Ведь, тогда я вынужден буду стрелять в вас. — Она подобралась. — А я выстрелю, не сомневайтесь.

     В спальне было всё по-прежнему, только вот бельё было другим. Что было хорошо. Не хватало, чтобы и моим бельём пользовались!

     История была и грустная, и смешная. Смешная, так как вломился я в частную жизнь девушки по имени Татьяна и своего партнёра. В моё отсутствие ему ничего не пришло в голову лучшего как поселить эту безквартирную приезжую красавицу, бывшего администратора какого-то модельного агентства в мою квартиру. Видите ли за квартирой присмотреть. А грустное в этой в ситуации было то, что девка, выдравшись из своего какого-то муховска, где подрабатывала чёрт знает чем, тут устроилась администратором в модельное агентство. Хотя самой ей надо было устраиваться моделью. А когда в очередной раз хозяина арестовали за свои криминальные пристрастия в виде продажи девочек куда-то там дальше Беларуси, агентство приказало всем долго жить, растворившись вместе с деньгами, паспортами и ещё всем тем, что было в столах работников. И в этот момент появился партнёр, пристроивший на такую прекрасную работу. За что и получает плату в виде секса.

     — А куда мне деваться? — Она кусала губы, сдерживая себя. — Обратно к себе? Ну, не могу я там больше! Не могу! — Слёзы навернулись, пробежали к краям глаз.

     — Мда, понятно. — Кофе она умела варить. — Мама научила варить?

     — Да. — Она смахнула слёзы, краешком мизинца. — Она была такой кофеманкой. Искала рецепты, из журналов выписывала. Даже книжку такую составила с рецептами.

     — Это называется хобби. — В голове внезапно, как чёрт из табакерки, выскочил план. Давно у меня не было возможности получить компромат на партнёра. Жена у него девочка родителей, от которых лучше держаться подальше. Если что, ему точно резьбу навернут, а потом зашлифуют. И это надо было использовать. Так!

     — Слушай, а хочешь квартиру? Однокомнатную. На окраине, но свою? — У меня всегда так. Делаю тут же, не втягиваясь в длительную осаду, если существует такая возможность.

     — Зачем? — Гм, вопрос поставлен верно.

     — Он тебя очень любит в виде строгой дамы? — Хлыст, латексная юбка, замеченные в спальне меня толкнули в этом направлении, послужив запускным механизмом всей афёры. ...

 — Да? — Она закивала головой, не поднимая её. Стесняется? — Ну-ка! Быстро! Одевайся!

     Да, она в этом была просто великолепна! Даже мне захотелось прижать к себе такую строгую госпожу. А уж партнёру, постоянно испытывающему интерес ко всему передовому и подавно. Что же, решено!

     — Мне нужна запись ваших утех. А также фото. Хорошего качества. — Я постучал по столешнице пальцем, останавливая вопросы, конечно же, появившиеся у неё. — Аппаратуру дам. После получишь квартиру.

     — Гарантии? — Она вскинула голову, пылая лицом.

     — Гарантии? — Насмотрела американских фильмов. — Ты сама. Сделаешь как надо, получишь, нет — ничего не будет. Вернее, будет. Поездка обратно к себе. Я устрою. Поняла?

     — Поняла. — Она отвернулась. Да, я использую тебя. Цинично, открыто, но честно. Ты сделала работу, получила оплату. Не сделала работу, ничего не получила.

     — Кстати, на лицо продаётся такая вот маска. — Я провёл по лицу. — Купи. Потом никто не сможет опознать. — Глаза её сверкнули непонятным мне блеском. — Всё! То, что я был тут никому. Проболтаешься. — Она замотала головой. — Вот, правильно. — Я вытащил оставшуюся похудевшую пачку. — Тебе на прокорм, маску. Мобильный дай?

     Я просмотрел эту запись через два дня, отдав документы Татьяне. Лёжа в кровати в пустой квартире, которая теперь по документам принадлежала Татьяне, я наслаждался картинкой. В спальне голый партнёр с поводком на шее, поскуливая как собака, тёрся о ноги голой Татьяны, прикрывавшей лицо маской.

     — Плохой мальчик! — Какой у неё говор! Специально «хегает» подводя, что она украинка. Молодец! Ей бы в актрисы! Хотя с таким телом лучше всего в жёны! Одни бёдра вызывают желание стащить одежду с себя. — Лизать! Ну?

     — Слушаюсь, госпожа. — Он подполз к ней, завозился между её ног, устраиваясь.

     — Плохой мальчик! — Хлыст легонько ткнул ему в плечо. — Служить!

     — Да! — Он вскочил, вытянулся, мелькая торчавшим членом.

     — А это что такое? — Она ухватилась за член, потянула на себя. — А где яйца? — Вторая рука обхватила машонку.

     — Да, так! — Он засеменил на месте, вытягиваясь. — А теперь хлыстом, по заду.

     — Гавно! — Она схватила хлыст. — Ныть? — Удар был не сильным, но звучным. Партнёр расплылся в улыбке. Он, вообще, находился в такой эйфории, что создавалось впечатление, что без наркотиков тут не обошлось.

     — В позу! — Она ткнула его коленом, роняя на пол. — Поворачивайся!

     — Ты чего?

     — А ты думал всё время будешь целкой у меня ходить? — Тут программа пошла как-то совершенно по новому сюжету. — Раком! Быстро!

     — Как, раком? — Он мялся, стоя на коленях. — Как?

     — Молча! — Она извлекла откуда-то пояски с торчавшим черным фаллосом. — Будешь у меня сучкой.

     — Но я ведь! — Он попробовал подняться, но она села ему на спину.

     — Ты будешь! — Она легла ему грудью на голову, обхватила руками за шею. — Я так хочу! Тебя трахнуть! Не одной же мне тут сукой быть?

     — А? — Как-то ошалело сказал партнёр. — Ты хочешь меня трахнуть, как я тебя трахаю?

     — Да, чтобы ты был мною, а я тобою. — Она потянула его обратно в позу. — Только погоди. — Она стала надевать эту сложную комбинацию ремешков.

     — Я тебе помогу. — Он бросился помогать, обцелововая ей живот, бедра.

     Он визжал как женщина, взбрыкивая, умоляя не останавливаться. Татьяне же драла его как мужик, с силой насаживая чуть волосатую задницу на это произведение генитального искусства западных мастеров, сама получая, судя по её всхлипам, удовольствие. Ну, да. Там на этом конце фаллоса есть такая подушечка, которая давит на клитор, отсюда и такая реакция. Время шло, он стонал, она стала тоже стонать в такт ему. Тихо вскрикнув, она оттолкнула его, опустилась на пол, придерживая себя за живот. Кончила. Всхлипывая, партнёр встал, пошатываясь, потянулся к Татьяне, сидевшей на полу. Через пару минут облизывания, шумного посасывания, он кончил, с трудом удерживаясь на подгибающихся ногах. Она с полным ртом, довольно смешной вид, выбежала из кадра, оставив его лежать на полу, поглаживающего себя по заду, несколько минут назад ещё принимавшего фаллоимитатор. Мда, крепко ты теперь у меня сидишь. Теперь главное для меня вовремя и в подходящее время использовать это материал.

     В дверь позвонили. На пороге стояла Татьяна с чемоданами. Так быстро?

     — Я там уже не могу. — Она не смотрела в глаза.

     — Проходи. — Пробовала открыть своим ключом, а тут я. Цепочка не пустила.

     — Туалет где?

     — Там, в конце коридора.

     Она быстро навела порядок. За неделю сидения в этой квартире я порядок поддерживал, но только женщина способна тут же загнать всё по своим местам, согнать мусор из углов, встряхнуть кухню, наполнив квартиру запахами готовящейся еды. Всё в руках у неё так и горело. Я и почувствовал, что такое женщина. Действительно, почувствуй разницу.

     — А кровать одна? — Вечер наплыл на нас, треплющихся обо всём кроме как о том, что было и что будет. Только теперь она решилась. Я же, прекрасно понимая, что будет дальше, не предпринимал никаких действий.

     — К сожалению. — Поправив волосы, уже отращённые в путешествии, сидении на острове, я откинулся на спинку стула. Сытый, чуть пьяненький от полбутылки красненького. — Но! — Я поднял палец. — Двухспальная.

     — Гм. — Лицо её чуть заметно дёрнулось. — Мне не привыкать.

     — Спать на двухспальных? — Что-то мне так и хотелось подковырнуть её именно сейчас. Не знаю почему, но хотелось. Плохо это, не очень правильно по отношению к ней, себе, ситуации, но хотелось.

     — Нет. — Она встала, стала убирать посуду со стола. — Трахаться с мужиками.

     — Брось! — Я взял её за руки. — Это потом. Пошли!

     — Пошли. — В комнату она входила как в камеру.

     Мы улеглись на кровать, поверх покрывала, одеяла. Подоткнув под спину подушку, я протянул ей пульт.

     — Смотрел? — Она взяла пульт осторожно, словно оттуда мог выскочить таракан. Женщины почему-то боятся козявок.

     — Раз посмотрел. Отличная игра. — Я хмыкнул, она же завозилась с поясом на своих джинсах. — Особенно твоё украинское «гхе».

     — Ладно. — Она неожиданно для меня села, посмотрела мне в глаза. Нет, секса сегодня не будет.

     — Знаешь, что? — Я положил её руку на плечо. Да, жалко, вот так отпустить такую вот женщину. Но я ведь не садист. Так, только учусь. — Ну, его этот секс. Это должно приносить радость, а ни тебе, ни мне он радости не принесёт.

     — Давай. — Она замерла, чуть приспустив джинсы, открывая полоску трусиков красного цвета. — А почему? — Извечное желание женщины знать. — Не хочешь?

     — Давай, просто поваляемся, посмотрим телевизор. — Я взял пульт. — Просто ничего не делая?

     — Давай. — Бедняжка не знает, что делать с джинсами, застёгивать или нет.

     — Да, брось. Давит же, когда застёгнуты. — Она кивнула. Конечно, давит, джинсы-то в обтяжку, подчёркивая стройные ножки. — Расслабься!

     — Можно переоденусь?

     — Валяй! — Я откинулся вновь на подушку, защёлкал каналами. Она побежала в ванну. Мда, женщины они всегда женщины.

     Из неё она вышла красавицей в изящной пижаме, вызвав внутри меня небольшую революцию (не путать с поллюцией!). Я подумал, что был слишком опрометчивым и пересмотрел свои взгляды на остаток вечера. Она улеглась под одеяло, посмотрела фильм «Пятый элемент», под который и заснула, оставив меня в возбуждённом состоянии. Ну, не в сильном возбуждении, но в приподнятом. Лёжа рядом со спящей женщиной, плавившей меня теплом своего тела в темноте квартиры, я слышал, как кто-то под окнами никак не мог справиться с сигнализацией машины, кто-то ругался на лестничной площадке, сбегал вниз по лестнице, топоча как слоны. Мда, прекрасное место для житья. В какой-то вот такой момент она нырнула ко мне под руку, прижалась. А я не стал ничего делать. Хотя очень хотел. Утром, когда встающее солнце хмуро влезало в подслеповатые окна многоэтажки, она, ни говоря и слова, запустила руку под резинку трусов, нащупала стоящий член. Подержав ... 

     его немного горячими пальцами, она откинула одеяло, приспустила мои трусы. Ох! Как же она это делала! Истосковавшийся по женской ласке член рвался вперёд, толкая её язык в такт биения моего сердца. Я гладил по шёлковой ткани куртки пижамы, чувствуя горячую её спину, наслаждаясь этим моментом, совершенно не желая прекращать такое наслаждение и переходить к другому виду отношений. Сделала это она. Оторвавшись, она расстегнула курточку пижамы, бросила на пол. Туда же полетели штанишки, выпуская наружу её желание.

     Оседлав меня сверху, Татьяна сначала водила головкой по волосикам, губкам, а потом резко села на член. Я охнул. Туннель был таким узким, а член с таким трудом протискивался вверх, что мне невольно вспомнилась та, с метеостанции. Взъерошив свои короткие волосы, Татьяна наклонилась ко мне, не прекращая качаться на мне вправо-влево словно пытаясь сесть поглубже.

     — Ты хороший. — Она целовала моё лицо. — Ты хороший.

     — Нет. — Я ловил её губы — бархатные, сочные губы, трепетно отвечавшие на мои прикосновения. — Я очень плохой.

     — Нет. ОХ! — Это мои руки нырнули между половинок попки, коснулись нежных губок, плотно державших мой член. — Не останавливайся!

     Она отдавалась мне с таким азартом, что я не заметил как наступил день. Мы не вылезали из кровати, погружаясь всё дальше и дальше, открывая всё новые грани друг друга. Она очень любила, когда её нежно теребили языком по маленькой «сладкой пуговке», как она сама это называла. Она любила позу сверху, и чтобы обязательно мужчина пощипывал её попку. Но не сильно, не до синяков. И очень хотела, чтобы кончили в неё, но каждый раз, чуть не плача, она выскальзывала из-под меня, принимая в рот рвущуюся на волю сперму. Беременность, да ещё в такой ситуации, когда работа не светит, нет родных, знакомых это страшное событие. Так она сказала и распласталась на мне, вернувшись из ванной. А презерватив, даже сверхтонкий, не даёт таких ощущений, как контакт с живой тканью. Она, сказав это, обняла мой член, зажав ладошками, поцеловала в вялую головку. Тот сразу ответил, как примерный мальчик, зашевелившись в её руках. Короче, из кровати мы встали к вечеру. А на следующий день мы обнялись, как родные люди, и расстались. Я пошёл в мир, встречаться с партнёрами, получать свои деньги, давать заказы, что мне нужно в своей жизни, а она осталась в квартире. В своей квартире, с небольшой суммой в долларах. Всей наличностью, что была у меня. Покрытие зеленью всех моих утех, а также качества выполненной работы мой дополнительный бонус ей. Честно же говоря, мне жалко было её оставлять. Этот город прожуёт её и выплюнет, как сотни, тысячи других, если Татьяна не станет стервой. Что-то сделать с нуля можно лишь двумя путями — став стервой либо войдя в сговор с кем-то уже имеющим власть, деньги. И первый, и второй способ обычно кончаются не очень хорошо. Но, такова жизнь, таков выбор. Я его сделал в своё время, а теперь, вот, пожинаю плоды таким вот душевным разладом. И бросить дело не могу, и делать что-то не могу. (Специально для — ) Измена жены поставила точку во всём. И, может быть, внутри я её где-то понимаю — такого барсука как я выдержать очень и очень трудно.

     Теперь же, стоя в тамбуре, я невольно поймал себя на мысли, что зима катит в глаза. Именно так, как в той басне Крылова. А я та стрекоза с небольшой поправкой, что у меня есть где жить и на что жить.

     — Стоянка поезда пять минут! — Проводница, очень напоминающая Чурикову из фильма «Шырли-мырли», протиснулась сквозь баулы, чемоданы, людские тела. — Побыстрее! Поезд не будет ждать!

     — Совсем озверели! Скоро по минуте будете стоять! — Ворчание подталкивало её в спину, и если бы могло, то наделало бы в ней громадные дырки.

     — Я что ли это решаю? — Она выглянула в стекло двери, определяясь с местоположением перрона. — Начальник поезда и график! Так, перрон справа! — И полезла ко мне.

     Так получилось, что перрон оказался значительно ниже ступенек и я плюс ещё один мужичок небольшого роста, но с сильными руками, принимали выбрасываемые тюки, чемоданы, рюкзаки, спрыгивающих людей. Поэтому, когда мне в руки ухнула с подножки та девочка, я даже улыбнулся. Повезло! Такая пушинка, такая вкусно пахнущая девочка, с такой приятной на ощупь грудью. Я не специально, ну, так получилось, а она не возражала. Не прижми я её к себе, полетела бы на рельсы, а там и ноги бы переломала! Состав загудел трубой иерихонской, проводники засуетились, заталкивая на подножки одиноких пассажиров. Одна мука эти промежуточные стоянки у всяких там полустанков! Ни тебе условий, ни тебе культурного пассажира!

     Подхватив чемодан, рюкзак я пошёл в здание вокзала искать попутный транспорт. Обязательно какой-нибудь да будет. Если бы кто сейчас меня остановил, открыл бы чемодан, выпотрошил бы рюкзак, то пришёл бы сначала в изумление, а потом стал бы звать милицию с полицией, а также всех сотрудников местного ФСБ. В чемодане, рядом со станцией спутникового телефона, кучей бабок в трёх валютах, лежал пистолет Стечкина, целая куча всяких баночек, пачечек и всякого барахла. В рюкзаке пачки патронов, неубиваемый, несгораемый короб под документы, два ножа в кожаных ножнах и две вот таких бутылок коньяка и виски. Решил порадовать Вовича. Для Ирины вёз большой платок, а для Марии припас несколько комплектов белья как постельного, так и нижнего, которое помогала покупать Татьяна. Я не удержался и встретился с ней перед отъездом. О чём напоминало мне томящееся от усталости тело и засос внизу живота как метка клеймения, красовавшаяся чуть выше паха, на внешней стороне бедра. Так сказала она, отпрянув от меня, «моя метка и теперь каждая женщина будет знать, что я была с тобой». Уж не повелась ли она на меня?