Первой мыслью было пойти в милицию. Пускай они там дальше сами разбираются, кто и почему держит в рабстве двух девчонок. В том, что их всего две, я сильно сомневался. На съезде присутствовали как минимум десять девушек-сетевиков — все, как на подбор, молодые, симпатичные, разодетые по-деловому сексуально: в обтяжечку, на каблучках, с декольте. Сладкие конфетки для жирных котов.

     Страшная картина подпольной секты постепенно вырисовывалась в моём сознании. Раз в неделю девушки сдают выручку. Они выстраиваются в ряд со спущенными штанами и юбками. Стянутые к коленкам колготки, трусики ограничивают шаг. Их голые животики, попки, лобки блестят, смазанные кремом. Анжела говорит, крем для того, чтобы не чесалось. Гладкие вагины плотно зашиты стальными пружинами, замочки болтаются спереди, вдетые в клитор. Пчёлки работали всю неделю, чтобы заслужить отдых. Безразличный клиент сношал их в попки и в рот — ведь так хочет любимый парень, вымышленный Хозяин несуществующей игры в доминацию. Они врали налево и направо, выкручивались, как могли, чтобы усыпить бдительность клиента, успокоить его тревоги, заставить его тратить больше. Ведь им нравятся такие отношения. Хозяин требует траха на стороне, и они рады стараться. Обслуживают мужиков-покупателей, опыляют пестики, раз за разом снимая нектар. И не беда, что вагина зашита. Ведь есть ещё попка — заветный запретный плод, который при должной разработке функционирует ничуть не хуже. «Даже лучше, — думает клиент. — За анал берут больше. А тут всего полтинник, и на часы никто не смотрит». Девушка приходит со своей смазкой в сумочке, выкладывает товар на стол, куляется в кресло. Чистая продажа. А трах в попку с окончанием в ротик — это личное дело каждой Сабы, заигравшейся в подчинение.

     «Если бы девушки хотели, они бы сами заявили в милицию», думал я.

     Но даже если бы они не могли заявить, была ещё одна причина, по которой я неохотно рассматривал вариант с милицией. Дело в том, что я активно косил от армии. Активно — значит меня искали.

     ***

     В воскресенье вместо Анжелы неожиданно пришла Злата.

     — Анжела заболела, — хмуро бросила чернявая красавица, снимая бежевое приталенное пальто.

     — Как? — я топтался перед ней в прихожей, не зная куда девать руки и что предложить. Большая девочка обещала по телефону, что придёт, вместо неё припёрлась суровая девочка. Я хотел обсудить варианты, заготовил речь, аргументы.

     Злата проигнорировала мой вопрос и, заглянув в зал, устало спросила:

     — Вам одну пачку или две? — окинула презрительным взглядом старую секцию, телевизор. — Похоже, одну, здесь ведь никого больше нет? — она прошла вперёд к дивану, развернулась, вызывающе расправила плечи. На ней был чёрный брючный костюмчик в полоску. Она ненавидела меня всеми фибрами души. Её глаза метали молнии, отстранённый взгляд говорил об одном: «Давай закончим с этим поскорее, мудила».

     Но она стояла в той самой хорошо знакомой мне позе Анжелы, как бы говоря: «Можешь брать меня, как хочешь. Только постарайся не порвать одежду и не причинить боль».

     Медленно приближаюсь к пантере с банкнотой в руке:

     — Я хочу, чтобы ты разделась. Полностью. И легла на диван.

     Злата Бабич недоверчиво хмурится, поджимает губы:

     — Ну как скажешь.

     Она заезженная, затраханная дистрибьюторша модельной внешности. Уставшая даже в воскресное утро. Вялые движения, с которыми она снимает с себя одежду, — так заключённые женского пола готовятся к походу в баню. Наконец она остаётся абсолютно голой. Идеальное стройное тело слегка сутулится под гнётом печали, безучастный тоскливый взгляд скользит по стенам в знак протеста. Золотой замочек торчит из клитора, как брошка из пупка, как бегунок ширинки. Стальной прут змеиными кольцами стягивает детскую вагину красавицы. Она — малышка с детскими грудками, детской попкой, ножками и большой взрослой обидой, затаённой глубоко в душе. Покупателю скучно. Он уже приглашает друзей потрахаться с чокнутой бдсм-щицей, ведь так хочет какой-то Хозяин. Чужие игры до добра не доводят. Они пускают секси-деточку по кругу. Даже к лучшему, что её пизда зашита, думают они. Не нужно париться, куда воткнуть хер. Пускай Хозяин ебёт её в удовольствие, сегодня они будут сношать её в оставшиеся дыры. Она ведь работает не за деньги, называет себя Рабыней, любовь движет этой сучкой. Так получай же унижение и доминацию, мы научим тебя ценить удовольствие, сука. Твой Хозяин усцытся кипятком, когда узнает, как мы затрахали тебя здесь впятером, по очереди сменяясь сзади каждые две-три минуты, чтобы не вызвать преждевременной разрядки. После нас любое прикосновение Хозяина покажется тебе райским наслаждением, любой оргазм, подаренный им, сделает тебя счастливейшей сукой на свете.

     — Тебе нравятся такие отношения?

     — Да, — Злата по-лягушачьи складывает ножки, поджимая коленки к груди.

     Я уже завязал ей глаза шарфиком, чтобы осуществить задуманное. Бабич морщится, руками растягивая смазанные ягодицы в стороны, готовится к приёму гостей. Воронка сфинктера пугливо втягивается, окольцованная пися, грубо заштопанная калёным, со спичку толщиной, прутом, непроницаема — девочка может только помочиться сквозь складки половых губ.

     Я прикладываюсь к этим складкам губами, вылизываю калёную пружину, чтобы усыпить бдительность, растопить лёд в нашем молчании. Девочка вздрагивает, напрягается всем телом, не сразу успокаивается, мой язык ни на йоту не продвинулся внутрь, но, очевидно, малышке очень приятно, кажется, на бледном личике появилась тень улыбки. Я не знаю, о чём они говорили с Анжелой. Не знаю, знает ли она, что я знаю. Злата ничего не сказала, когда сняла трусики, представ передо мной во всей красе.

     — Ты тоже Рабыня? — я сделал вид, что удивлён.

     — Да, — она кивнула без доли смущения.

     — У вас с Анжелой один Хозяин?

     — Нет, разные, — Злата сердито поправила заколочку, достала из сумки тюбик со смазкой. — Ты будешь минет или сразу в попу?

     — В попу, ложись на диван. Можно завязать тебе глаза шарфиком, а то я стесняюсь?

     И вот она лежит передо мной с завязанными глазами, готовая к анальному спариванию, а я ласкаю её, как могу. Оттягиваю замочек ртом, заигрываю руками с пружиной, пальцы массируют заштопанную зону вагины. Девочке приятно, она выгибает спину, сосочки набухли. Вряд ли она рассчитывала на такое обращение. Теперь придётся подождать.

     Вытягиваю из-под дивана огромные кусачки, позаимствованные у брата, работающего на СТО. Консультация с ним по поводу взлома миниатюрных замков не прошла даром. Отомкнуть японский замок булавкой не получится. Спартак устал освобождать рабов.

     А я нет!

     Миниатюрный, с ноготь величиной замочек, с выгравированным иероглифом, позолоченный, замер в опытных руках мастера. Главное не промахнуться и не перекусить клитор, иначе не видать мне распахнутой вагины как своих ушей. Девочка заорёт от боли и убежит, она и так напряглась, когда узнала про шарфик. Сейчас лежит подо мной неподвижно, ждёт пока я начну трах в попу.

     — Щёлк! — калёный стержень толщиной со спичечную головку с трудом поддаётся напору двухзубого монстра.

     «В кусачках главное рычаг, — звучат слова брата в голове. — Чем ручки длиннее, тем рычаг больше».

     Злата подпрыгивает, срывает шарфик с глаз.

     — Что? Что ты наделал! — изумлённо смотрит на огромные кусачки.

     Я сижу перед ней на коленках, с эрегированным членом в презервативе — надо же было как-то отвлечь внимание. Тыкался в неё всё время, пока работал.

     — Ты вообще понимаешь, что мне теперь за это будет? — она в ужасе проговаривает по слогам. Нервно накрывает лицо двумя руками, тяжело вздыхает. — Ну кто тебя просил, а? Скажи, — смотрит на меня убийственным взглядом, яростно метая искры из влажных глаз. — Ты что думаешь, самый умный?

     Мой член быстро теряет твёрдость, опадает, презерватив морщится, сползает. Я улыбаюсь, как дурак, изобретатель атомной бомбы.

     — Можешь валить всё на меня, — нарушаю непродолжительную тишину. — Не знаю, сколько у тебя времени, но пока ты здесь, можешь помастурбировать, если хочешь. Я тебе мешать не буду, — мне обидно, чертовски обидно. Улыбка сползает с лица. Поднимаюсь, надеваю шорты, майку, выдвигаюсь на кухню.

     — Дима, постой, — она останавливает меня в двери властным нежным голосом. — Ты что-то знаешь?

     Оборачиваюсь, встречаюсь с ней глазами:

     — Нету никакого Хозяина. Ты занимаешься этим, потому что тебя заставляют, — завершаю фразу уничижительным взглядом. Я жесток, нет пощады неблагодарным рабам.

     — Это не совсем так... — она боится, пристально изучает меня, прежде чем продолжить врать: — Хозяина действительно нет, но меня никто не заставляет.

     Хмыкаю с ухмылочкой:

     — Тогда почему ты этим занимаешься?

     — Так лучше продаётся.

     — А замки для чего?

     — Парням нравится.

     Я молчу, скептически ухмыляюсь.

     — Понятно, — понятно, что выкрутилась. — А мне нравится без замка. Но меня никто не спрашивал.

     Она впервые расплывается в изумрудной улыбке.

     — Мне тоже нравится без замка.

     Я бы мог долбать её вопросами до бесконечности, пытаясь вывести на чистую воду. Она вся в своём вранье одно сплошное противоречие. Но она боится, её можно простить. Кого я не смогу простить, так это Мюллера.

     — Хочешь, поласкаю тебя там?

     Она улыбается и неожиданно краснеет.

     — Конечно хочу.

     Подхожу к ней, сажусь рядом. Вместе вынимаем сломанный замок и пружину. Её пальчики дрожат, руки опали, она вся горит. Я не знаю от чего, от страха, от возбуждения. Подушечки стали такими холодными. Я целую её нежно в губы, она обхватывает меня за шею.

     Медленно покрываю её детское тело нежными поцелуями, опускаясь всё ниже. Сосочки наливаются бурой темнотой. Злата выгибает спинку в пояснице, её горячее тело извивается в руках. Я целую животик, сползаю к лобку. Чернобровая красавица приоткрывает ротик, облизывает губки, закусывает нижнюю губку, наши глаза встречаются. Когда мой язык находит растянутый распущенный клитор, я знаю, что она вся в моей власти.

     Злата оградилась стеной от работы, на работе нет места эмоциям. Только не сейчас. Я медленно привожу её в чувство, вывожу алфавит языком.

     А — взгляд дикой кошки полон мольбы

     Б — она умоляет не останавливаться

     В — вся дрожит

     Г — будто электрошок пронзает её тело

     Д — она хватает меня за волосы

     Е — детские бёдра до боли стискивают голову

     Ж — самая длинная буква, самая вкусная

     З — Злата — это её буква, на ней она громко кончает.

     Яростно сражается со мной до последнего, пытаясь вырваться, раздавить голову, ускользнуть в страну грёз. Дикий кошачий вопль, бесконечный, протяжный, переходящий в стон, сопровождает непомерно затянутый оргазм. Она сильная, чертовка. Если бы я не был в два раза больше, то вряд ли удержал бы.

     Я лежу со складкой клитора во рту, Злата как будто потеряла сознание, только иногда шевелит рукой, приоткрывая веки. Более сытого выражения лица я не видел в жизни.

     — Теперь я понимаю, почему Анжела заболела, — медленно щебечет она, наблюдая за мной. — Вы опасный человек, Дима Черненко.

     Я растягиваюсь в улыбке. У нас ещё время, чтобы проверить данное утверждение.