Посвящается любви во всех её проявлениях

     Однажды, размышляя над тем, как провести предстоящий вечер, Андре заходит в близлежащий бар, чтобы выпить чашечку кофе. Там к нему подсаживается симпатичная девушка, которая предлагает продолжить знакомство и просит принять участие в важном для неё мероприятии. Соглашаясь выполнить просьбу, главный герой не подозревает, что эта встреча неожиданно и бесповоротно изменит всю его дальнейшую жизнь...

     Последние занятия завершились, и Андре, преуспевающий студент школы искусств Тулейнского университета, шёл по залитой солнцем улице, одновременно испытывая чувство свободы и лёгкой неприкаянности. Его тёмные короткие волосы развевались на ветру, открывая красивое, с правильными чертами, лицо. Глаза тёмно-серого цвета, рост выше среднего, стройная спортивная фигура... Его внешность словно была создана для обложек журналов, если только немного изменить стиль одежды. Одет он был скромно, в джинсы и рубашку тёмного цвета. Со вкусом, но не броско. Андре всегда был опрятен и аккуратен — он привык ухаживать за собой, хотя акцент на внешности не делал. В свои двадцать два это был уже вполне взрослый человек, знающий, чего хочет в жизни.

     До выпускного экзамена оставалось полтора месяца, и юноша размышлял, провести ли их в Новом Орлеане либо вернуться на это время домой, как поступало большинство его сокурсников. Родом он был из небольшого городка Харви, расположенного в 3, 53 мили от места его учёбы. Впрочем, сейчас там его никто не ждал. Родители решили устроить себе второй медовый месяц и отравились в путешествие. Они прожили вместе двадцать пять лет и ни разу за это время всерьёз не ссорились. Андре всегда удивлялся их способности ладить друг с другом, впрочем, и к сыну они относились благожелательно, ни к чему не принуждая и ни в чём его не ограничивая.

     Когда юноша изъявил желание изучать искусствоведение, они без колебаний дали согласие оплатить его учёбу в университете, ни на мгновение не подвергая сомнению сделанный ним выбор. Выбор этот был основан на непреодолимой страсти юноши ко всему истинно прекрасному. Сложная душевная организация и удивительно утончённый вкус позволяли Андре безошибочно определять степень подлинности произведений искусства и совершенно не выносили фальши. Всегда самой большой мечтой его было повидать за свою жизнь как можно больше по-настоящему замечательных творений, прикоснуться к предметам старины, приблизиться к полотнам великих мастеров.

     Наиболее живой интерес у юноши вызывали живопись и скульптура, а также антиквариат. Вероятно, пристрастия эти достались ему от прадеда. Тот в своё время держал антикварную лавку и относился к своему занятию весьма трепетно. После его смерти лавка была продана, и многочисленные реликвии разошлись в различных направлениях. Уцелела только одна небольшая картина неизвестного художника, судя по всему, принадлежащая эпохе раннего Ренессанса. Местами она была повреждена и давно нуждалась в реставрации. Картина эта изображала то ли человека, то ли ангела — лицо было сияющим, взгляд загадочным, а за спиной угадывалось что-то наподобие крыльев, хотя полотно было настолько стёртым, что это могли оказаться вовсе и не крылья, а тёмные силуэты каких-то людей, находящихся на заднем плане. Если долго на неё смотреть, силуэты словно оживали, казалось, ангел вот-вот придёт в движение и сотворит неожиданное волшебство. Обрамлена картина была в тяжелую раму с позолотой, украшенной резьбой в виде изящных роз на тонких извилистых стеблях и диковинным орнаментом, сложно поддающимся описанию. Юноше очень нравился этот предмет. Глядя на него, он совершал мысленное путешествие в прошлое, представляя, кем мог оказаться художник, какой замысел он вложил в своё произведение, и как удалось ему создать образ настолько живым. Выбирая будущую профессию, молодой человек уже точно знал, с каким видом деятельности будет связан его жизненный путь. Благо, отец и мать нисколько не возражали.

     Андре любил своих родителей и был им благодарен за всё, но в последние пару лет всё же ощущал по отношению к ним некоторую отчуждённость. Возможно, он просто повзрослел, или виной тому были расстояние и время, проведённое вдали от дома. А может быть, отчуждённость вызывали не родители, а место, где протекала его юность и где осталась Саманта — девушка, с которой Андре встречался на протяжении более трёх лет. Он был уверен, что временное расставание никогда и ничего не изменит в их отношениях. Но через год после отъезда юноши Саманта сообщила, что предлагает ему остаться с ней просто друзьями. Сама она поступила учиться в местный колледж и там познакомилась с парнем, обучающимся на параллельном курсе. Он каждый день находился рядом с ней, и девушка предпочла ожиданию его общество.

     Возвращение родителей должно было состояться только через одиннадцать дней. Андре совсем не хотелось приезжать в их отсутствие, и он склонялся к мысли задержаться на это время в Новом Орлеане...

     Завтра большинство студентов разъедется по домам, и юноша останется предоставленным самому себе, что же касалось сегодняшнего вечера — предполагалось два варианта.

     Первый заключался в том, чтобы пойти на вечеринку, которую устраивал его приятель, можно даже сказать, друг по имени Джон. Этот парень никогда не бывал серьёзным, жил, ни о чём особо не задумываясь, и не упускал ни одной возможности познакомиться с привлекательной девушкой. Серьёзных отношений он, впрочем, ещё не имел, и его это нисколько не печалило. На самом деле, Андре всегда с недоумением относился к рассказам парней о том, что им удавалось завести стремительное близкое знакомство с девушками, которое впоследствии не имело продолжения. Подобные истории его нисколько не привлекали и не восхищали. Саманту он больше не любил, но вместе с этим чувством как бы завершился тот период его жизни, который называют отрочеством. А новых, взрослых отношений ему пока что не хотелось. Пример родителей был скорее исключением, чем правилом, и Андре это понимал. И всё же он уже приходил к мысли, что был бы не прочь познакомиться с девушкой, не слишком серьёзной и не слишком легкомысленной, с которой можно было бы ощущать себя комфортно и говорить обо всём на свете. Иногда у него завязывались отношения, которые, впрочем, вскоре оказывались для Андре неинтересными и обычно не заходили далеко. В отличие от Джона, он искал чего-то более содержательного и осмысленного и был осторожен в своём выборе.

     Если он решит пойти на эту вечеринку, Джон не оставит его в покое и будет всячески навязывать ему общество слегка выпивших, развеселившихся девиц, среди которых обязательно найдёт себе новую подругу.

     Наверное, дружба Джона и Андре не могла бы состояться, если бы не одно обстоятельство: Джон отлично разбирался в искусстве и антиквариате. Он был великолепным собеседником и настоящим ценителем подлинных предметов старины. Настолько же разборчив он был в данной теме, насколько неразборчив в вопросах личных отношений. Противоречивый и обаятельный, он веселил Андре своими шутками и постоянно пытался вовлечь его в любовные авантюры. Однако тот предпочитал ограничиваться увлекательными беседами и совместным посещением музеев и библиотек.

     Второй вариант мало отличался от первого: другая вечеринка у другого приятеля-сокурсника, менее любвеобильного, но совершенно равнодушного к искусству, хотя и получавшего при этом довольно высокие оценки по всем дисциплинам, но не питавшего ни малейшего интереса к изучаемому предмету.

     Можно было также просто остаться у себя в комнате и провести вечер в одиночестве, но этот вариант был ещё менее привлекательным для парня, чем первые два.

     До вечера, впрочем, оставалось ещё около четырёх часов, и у Андре было время подумать над выбором.

     Размышляя на ходу, юноша поравнялся с небольшим заведением — баром, который работал круглосуточно и манил к себе прохладой полупустых в это время суток помещений. Немного поколебавшись, Андре вошёл в него и заказал себе чашку кофе. Он ...

  сел за один из свободных столов и сделал несколько глотков.

     В этот момент юноша ощутил на себе пристальный, исполненный интереса взгляд. Он поднял глаза — через два столика от него, с правой стороны у стенки, сидела девушка и внимательно смотрела на Андре. Она нисколько не смутилась от того, что он заметил её внимание. Девушка не была красавицей в классическом смысле этого слова. Живые карие глаза, чёрные ресницы, смуглая кожа, тёмно-каштановые вьющиеся волосы... Она была среднего роста, немного широка в кости, но вполне миловидная. «Симпатичная и какая-то забавная», — подумал Андре. Он улыбнулся ей, и карие глаза девушки сверкнули радостным приветливым блеском. Она широко улыбнулась в ответ и без промедления, словно только того и ждала, взяла свой бокал с коктейлем, в мгновение ока оказавшись около столика, за которым сидел юноша.

     — Не против, если я присяду? — спросила она и, не дожидаясь ответа, уселась за его стол.

     — Да, конечно, присаживайся, — ответил Андре уже сидящей девушке.

     — Меня зовут Мари.

     — Я Андре.

     — Красивое имя. Почему ты скучаешь один?

     — На самом деле я раздумываю, как провести предстоящий вечер.

     — Уже есть варианты?

     — Я приглашён на две вечеринки, но мне не слишком хочется туда идти.

     — Я собираюсь в одно место. Там назначено мероприятие, в котором я принимаю участие. Можешь составить мне компанию?

     Андре любовался движениями девушки, её мимикой. Она словно вся светилась изнутри, и голос её был приветливым и тёплым. Однако действовала новая знакомая уж слишком решительно.

     — Что за мероприятие?

     — Думаю, ты на таком ещё не бывал. Тебе должно понравиться.

     — Ты говоришь загадками. Я не привык соглашаться не зная на что.

     — Предпочитаю показать тебе круг своих интересов, чем рассказывать о них на словах. Скучать там точно не придётся. Я на машине, подвезу тебя. Или ты боишься общества слабой девушки?

     — Нет, конечно, не боюсь. Но меня никто туда не приглашал. Возможно, я буду лишним на этом мероприятии.

     — Я тебя приглашаю. И лишних там нет. Пожалуйста, поедем со мной. Мне не хочется идти туда одной.

     Андре испытывал сомнение. Что-то подсказывало ему, что не следует сопровождать Мари. Но испытующий настойчивый взгляд блестящих карих глаз одержал верх. Нельзя ведь всегда быть серьёзным! Ему вдруг захотелось, вопреки обыкновению, окунуться в авантюру, подобно Джону. К тому же не хотелось отпускать Мари. Хотя, скорее, это она не отпускала его.

     Андре встал.

     — Хорошо, пойдём. Надеюсь, ты не приведёшь меня в общество сатанистов, — пошутил он.

     — Сатанисты ненавидят человечество. Я же, наоборот, всегда отстаиваю права и интересы людей.

     Андре, не понимая до конца, что и зачем он делает, удивляясь сам себе, последовал за Мари. Но отступать было как-то неловко, да и поздно. Он сел в машину, успокаивая себя тем, что такая миловидная девушка действительно не может представлять никакой опасности для него. К тому же, приятно было хотя бы раз просто отдаться течению обстоятельств, лишь догадываясь о том, что может ожидать его там, за поворотом. Особенно если этими обстоятельствами управляла Мари.

     Ехали они по направлению к центру. По дороге девушка напевала какой-то безмятежный мотив. Наконец, она припарковала машину на пустой улице и жестом пригласила Андре выйти.

     — Дальше слишком людно, и будет проблематично найти место для парковки.

     В конце улицы раздавался какой-то неровный гул.

     — Что это?

     — Сейчас увидишь.

     Чем более они приближались, тем гул становился сильнее. Это были голоса людей, которые, впрочем, трудно было разобрать из-за многочисленности и разрозненности выкриков и фраз.

     — Что там происходит?

     Они свернули за угол и оказались на широкой площади перед муниципалитетом. Площадь была заполнена людьми молодого возраста, по виду — студентами. Они митинговали, размахивали транспарантами и свистели.

     — Вот мы и пришли.

     — Зачем мы здесь?

     — Я тебе потом объясню смысл происходящего, а пока просто поддержи моих друзей.

     Андре, прежде чем он смог опомниться, всунули в руки какой-то транспарант.

     — Извини, но я не...

     Слова его заглушил неожиданный резкий звук. Со всех сторон раздались полицейские сирены. Люди тут же стали разбегаться в разные стороны.

     — Зачем ты меня сюда привела? — несколько возмущённо обратился юноша с вопросом к Мари, но вместо ответа услышал: — Беги! — и через несколько секунд её фигура уже была метрах в двадцати от него.

     Она уносилась прочь вместе с остальными.

     Андре бросил транспарант на землю, так и не прочитав его содержания, не успев понять цель и смысл происходящего. Он мог ожидать чего угодно, но только не такого развития событий.

     Всё произошло в считанные доли секунды. Желая выбраться из толпы, юноша попытался продвинуться в сторону той улицы, с которой его сюда привели. Внезапно Андре ощутил на своём плече руку полицейского.

     — Вот, ещё один размахивал транспарантом, думал сбежать.

     — Послушайте, я здесь ни при чём. Я даже не знаю, для чего эта демонстрация. Меня пригласили сюда, не объяснив, что здесь происходит! — но его никто не слышал.

     На запястьях щёлкнули наручники, и через минуту юноша уже оказался в полицейской машине, направлявшейся в участок.

     В его голове не укладывалось происходящее. «Кошмар! Вот так история! Как это могло получиться? — думал он. — Как такое могло произойти со мной? Ничего, я всё объясню, меня поймут и отпустят. Никогда больше не стану знакомиться в барах и не приму ни одного сомнительного приглашения. Хоть бы об этом не узнали мои родители».

     Юноша оказался в участке, наполненном полицейскими. Все его попытки объясниться пресекались на корню. Каждый был занят своим делом, и никто не обращал на Андре никакого внимания.

     Наконец, один из копов подошёл и воззрился на него тяжёлым неодобрительным взглядом. Это был пожилой мужчина среднего роста, плотный, с проседью в волосах. Казалось, он был уставшим, и присутствие парня ему досаждало.

     — Опять эти неформалы! Ведите его в мой кабинет.

     На кабинете висела табличка с именем полицейского. Джек Бариссон — так его звали. Оказавшись в небольшой душной комнате, юноша набрал в лёгкие воздух, приготовившись говорить, в надежде, что его наконец-то выслушают.

     — Будем оформлять? — обратился с вопросом полицейский к другому, стоявшему за спиной Андре.

     — Они уже достали. Может быть, устроим ему экскурсию в городскую тюрьму? — отозвался высокий темноволосый мужчина лет сорока.

     Андре не поверил собственным ушам. Без суда, без адвоката? В тюрьму всего лишь за то, что держал в руках транспарант?

     — Послушайте, — начал он и тут же испытал резкую боль в области рёбер.

     В руках полицейского мелькнула дубинка.

     — Молчи, если не хочешь ухудшить свою ситуацию.

     Насколько юноша понимал, его, максимум, могли задержать за нарушение общественного порядка и поместить в камеру предварительного заключения, предоставив возможность связаться с родными и нанять адвоката. Но в тюрьму... Что же здесь происходит?

     Полицейские многозначительно переглянулись.

     — Он зарегистрирован?

     — Пока нет.

     — Нужно будет всё оформить, чтобы оправдать его отсутствие. Ведь могут хватиться.

     — Я этим займусь... Парень был задержан за активное участие в демонстрации против властей. От права на звонок отказался, вёл себя агрессивно и был помещён в камеру предварительного заключения до выяснения обстоятельств.

     — Всё верно. Оформляй бумаги и вези его... А он симпатичный. На этот раз ребята Энджела будут особенно довольны.

     Андре открыл было рот, чтобы потребовать объяснений и соблюдения своих прав, но, вспомнив, к чему привела его предыдущая попытка заговорить, осёкся. Он ощутил себя попавшим в западню. Водоворот событий, словно бурлящая горная река, подхватил его и стремительно понёс к обрыву.

     Полицейский,...   нанёсший ему удар, жестом предложил следовать за ним. Проходя через коридор, юноша хотел закричать, воззвать о вмешательстве и помощи к другим работникам участка. Интуитивно он понимал, что с ним собираются совершить что-то незаконное и ужасное. Но, как назло, в этот момент в коридоре никого не оказалось.

     Происходящее не укладывалось в голове. Плохо соображая, Андре вошёл в указанный кабинет. Несколько минут полицейский заполнял какие-то бумаги, затем протянул их бедняге.

     — Подпиши здесь.

     — Я не буду подписывать, не читая.

     Полицейский подошёл к Андре и осуществил резкий захват сзади. Боль пронзила мозг юноши.

     — Будешь.

     В глазах Андре потемнело. Наконец, его отпустили и подтолкнули к столу.

     — Бери ручку и подписывай.

     Прерывисто дыша, непослушными руками он взял бумагу и оставил свой росчерк пера, понимая, что в этот момент подписывает себе приговор.

     — Вот и хорошо.

     На запястьях Андре вновь щёлкнули наручники.

     — Теперь пошли за мной. Не бойся, тебе понравится.

     Подобную фразу за сегодняшний день Андре слышал уже второй раз. Но нравилось ему это всё меньше. Да и произнесено это было тоном, не обещающим ничего хорошего.

     — И не вздумай что-нибудь выкинуть. Если попытаешься подать голос, останешься здесь на гораздо больший срок. Вчера в наш участок пришли сведения об убийстве двух человек. Подозреваемый — парень твоих лет. Ты ведь не хочешь, чтобы против тебя случайно нашлись улики?

     Последняя надежда на попытку обратиться за помощью покинула Андре. Но он всё же отметил, что в прозвучавших словах присутствовала оптимистическая нотка: «Если попытаешься подать голос, останешься здесь на гораздо больший срок», — значит, его не собираются удерживать тут слишком долго. Так зачем же и куда его ведут?

     Юношу усадили в машину. Там уже находился пожилой полицейский. Он расположился на переднем сидении рядом с водительским местом. Второй коп сел за руль, и машина тронулась, увозя Андре навстречу необратимым событиям.

     Машина остановилась перед зданием городской тюрьмы. Полицейский (тот, который был помоложе) вышел из машины и долго о чём-то говорил по телефону. Затем он подошёл к авто и приказал юноше:

     — Выходи!

     Андре вышел. Двери машины захлопнулись.

     — Желаю приятно провести время! — услыхал он вслед себе.

     Оказавшись за тюремным ограждением, юноша словно попал в другое измерение. Казалось, что кто-то снимает кинофильм с его участием и ему досталась чья-то чужая, очень странная роль. Пройдя через двор, они вошли в тёмно-серое мрачное здание. На входе их уже ожидал человек, по виду, тюремный надзиратель. Полицейский передал ему Андре, и тот, не говоря ни слова, повёл парня вдоль узких коридоров, мимо тяжёлых металлических дверей, ведущих в камеры с заключёнными. Наконец, он остановился подле одной из них. Тюремщик извлек ключ, щёлкнул им в замочной скважине, отодвинул засов, и дверь со скрипом отворилась.

     — Парни, для вас сюрприз! Посмотрите, кого я привёл. Развлекайтесь!

     Андре освободили от наручников и втолкнули в помещение. Дверь за ним тут же захлопнулась, словно создавая непреодолимую преграду, напрочь отделившую юношу от внешнего мира, от всей его прошлой жизни.

     Помещение, в котором он оказался, представляло собой продолговатую комнату с каменными стенами. Слева от него находились нары, на которых сидя и полулёжа расположились люди — восемь человек. Это были мужчины в возрасте примерно от тридцати до пятидесяти лет. У некоторых из них были длинные волосы, и все они были одеты по-разному — кто-то в кожаные штаны и жилеты, кто-то в шёлковые рубашки, джинсы, футболки с надписями через всю грудь. Андре никогда раньше не доводилось бывать в подобных местах, но его, несмотря на шоковое состояние, удивил тот факт, что заключённые не были одеты в специальную тюремную одежду. Насколько он понимал, это являлось нарушением правил, хотя и не самым большим, с каким ему довелось столкнуться за сегодняшний день.

     Справа располагались двери, ведущие, вероятно, в санузел, впереди была выступающая стена с ещё одной дверью, сбоку от которой находился высокий металлический стеллаж непонятного назначения. На нём стояла пара кружек и больше ничего. «Странная планировка помещения», — подумал Андре и сам себе удивился — о чём только он думает, да и о чём вообще можно сейчас думать, что делать и как выбраться из всего этого.

     Юноша словно очнулся. Он увидел, что несколько человек поднялись с нар и двинулись ему навстречу. На их лицах играли ухмылки. Андре вжался спиной в дверь, от которой ещё не сделал ни шагу. Горло его сдавило, и он не мог издать ни звука; кроме того, он не имел представления, что уместно говорить в данной ситуации.

     К нему приблизился мужчина лет сорока с лишним. Он имел длинные чёрные волосы, мускулистые руки и был достаточно высок ростом. Мужчина осмотрел Андре сверху донизу и провёл рукой по его щеке.

     — Куколка, — произнёс он.

     Андре бросило в жар. Он, наконец, понял, зачем его сюда привели; не понял, по какому праву, каким образом, но понял, зачем.

     — Послушайте, — начал он сбивчивым голосом, — я здесь оказался случайно. Пожалуйста, извините, я не хотел.

     — А мы как раз хотели, — ответил ему другой, более молодой, блондин, и все засмеялись, окружая Андре плотным кольцом.

     — Как тебя зовут, красавчик? — спросил его черноволосый.

     — Андре, — ответил юноша.

     — Красивое имя.

     Эта фраза, как и обещание, что ему понравится, прозвучала уже который раз за этот бесконечный, фантастически нелепый и ужасный день.

     — Да и сам он ничего, — добавил ещё чей-то голос.

     — Давай знакомиться ближе, — произнёс блондин и скользнул рукой вдоль тела Андре.

     — Прошу вас, не трогайте меня. Я гетеросексуал, я не могу.

     Уже несколько рук потянулись к юноше. Он прижался к дверям настолько, насколько мог, но отступать было некуда.

     — Откройте, выпустите меня! — закричал он и забарабанил кулаками по железу. — Я ни в чём не виноват!

     Ему никто не ответил.

     — Зачем же так кричать? — к нему уже залезли под рубашку.

     Дыхание мужчин, начавших возбуждаться, Андре ощущал на своей коже. Его бросило в дрожь, в ногах он ощутил внезапную слабость.

     Вдруг отворилась дверь, расположенная в противоположной стене. Оттуда вышел мужчина со слегка вьющимися недлинными светлыми волосами. Возрастом он был около тридцати пяти-сорока лет, ростом — выше среднего. Одет мужчина был в расстёгнутую на груди шелковую рубашку вишнёвого цвета и тёмные джинсы.

     — Оставьте его! — приказал он бархатным обволакивающим голосом, при этом тон был не терпящим возражений.

     Все мгновенно расступились и оставили Андре в покое. Мужчина неспешно направился к юноше. Двигался он плавно и бесшумно, походка была грациозной, а взгляд — пристальным, пронзающим насквозь. Он подошёл к Андре и посмотрел ему в глаза. Андре почувствовал, что его словно пригвоздили к месту этим взглядом. Тёмные очи незнакомца были глубокими, словно ночь, и таили в себе ощутимую силу. Этот взгляд был чем-то похож на взгляд удава, однако почему-то успокаивал. Андре судорожно вздохнул с небольшим облегчением.

     — Как тебя зовут? — спросил мужчина спокойно и повелительно.

     — Андре, — выдавил из себя юноша.

     «Только не говори, что у меня красивое имя», — подумал он и снова удивился своей способности думать, да ещё и острить, пускай мысленно, в подобной ситуации.

     — Как ты здесь оказался?

     — Меня пригласили поучаствовать в демонстрации, не объяснив, что и зачем происходит. Я не успел ничего понять, как появилась полиция, и меня арестовали, — с момента появления полицейских впервые Андре кто-то слушал, и он, наконец, получил возможность высказаться и объясниться.

     — Зачем же ты пошёл туда?

     — Меня пригласила девушка. Она не говорила, что за мероприятие там намечается, просто попросила поучаствовать и сопроводить её.

     — Видишь,...   все неприятности от женщин. Будет тебе урок. А что же твоя подруга, её тоже арестовали?

     — Нет, думаю, она успела сбежать. Она мне и не подруга вовсе, мы лишь сегодня познакомились и я о ней ничего, кроме имени, не успел узнать.

     — Ты всегда делаешь всё, о чём просят незнакомки?

     — Нет, в первый раз и, думаю, в последний.

     — Что в последний — это точно.

     Андре немного успокоил этот разговор. У него появилась надежда, что он наконец-то нашёл вменяемого человека, и тот поможет ему выбраться из этой нелепости.

     — Меня зовут Энджел. Если ты пойдёшь со мной, тебя здесь больше никто не тронет. Если хочешь — можешь остаться, познакомишься поближе с парнями. Выбирай — они или я, — Энджел протянул руку, приглашая жестом и взглядом за собой.

     Надежда Андре обрушилась, он окончательно понял, что попал в западню. Его взгляд и мысли метались от толпы готовых разорвать его заключённых к Энджелу.

     — Я не гей! — умоляюще произнёс он.

     — Ничем не могу помочь. Решай!

     Андре посмотрел налево, в сторону столпившихся возбуждённых мужчин, ожидающих его ответа, и буквально шарахнулся к своему сомнительному спасителю. Преодолев себя, он взял его за протянутую ему навстречу руку.

     — Правильный выбор, — произнёс Энджел и повёл юношу за собой.

     Руки у Энджела были чистыми, ухоженными, прохладными и приятными на ощупь. Он сильно сжал ладонь Андре, и парню оставалось только послушно идти следом, тем более что желание удалиться от толпы новоиспечённых знакомых в данный момент было сильнее всего.

     Они вошли в ту же дверь, из которой Энджел появился, и оказались в небольшой прямоугольной комнате. В центре её стоял круглый стол со стульями, под левой стенкой располагался тёмного цвета шкаф, в правом дальнем углу находилась узкая кровать. Возле входа, справа, была ещё одна дверь, ведущая в соседнюю комнату. Дверь была приоткрыта, и Андре увидел там красивый продолговатый стол со стоящим перед ним диваном, край широкой кровати, а в конце комнаты — ещё какие-то двери. Одной стены не было — и без того просторное помещение сразу переходило в следующее. Всё это имело вполне жилой вид.

     «Куда я попал? И тюрьма ли это?», — подумал юноша. Но вели его сюда тюремными коридорами — в этом не было сомнений. Всё было так странно и непонятно, но сейчас Андре более всего беспокоил тот факт, что он оказался один на один запертым с неизвестным ему человеком, по всей вероятности, нетрадиционной ориентации, и находится полностью в его власти. Страх накатил на Андре новой волной, и юноша прижался уже к другой двери, боясь сделать хотя бы один шаг.

     — Не бойся, — сказал Энджел, — я не трону тебя сразу. Успокойся, проходи, садись за стол.

     Он отстранил юношу от двери, слегка обнял за спину и легонько подтолкнул к столу.

     — Ты много пережил за сегодня, тебе нужно расслабиться.

     С этими словами Энджел подошёл к шкафу, извлёк из него два бокала и бутылку виски. Он плеснул прозрачную жидкость в них и подал один из бокалов Андре.

     — Выпей!

     Андре принял виски непослушными руками, но пить не стал. Сейчас они с Энджелом осушат эти бокалы, а что он захочет сделать после?

     — Не бойся, не думай о том, что будет потом, — словно прочитав его мысли, изрёк Энджел. — Я же сказал, что сразу тебя не трону. И никто другой без моего разрешения не прикоснется к тебе здесь. Я вижу, ты устал, и просто хочу помочь тебе расслабился. Если бы я решил тобою овладеть, мне бы не был нужен алкоголь — достаточно позвать на помощь пару ребят, и ты бы никуда не делся. Но я не хочу так поступать, и тебе нечего пока бояться. Отдохни, выпей виски и расскажи о себе. Чтобы ты успокоился, обещаю ничего сегодня с тобой не делать. Давай!

     С этими словами Энджел протянул свой бокал, и Андре, наконец, ответил встречным движением. Стекло тихонько звякнуло, юноша поднёс к губам обжигающую жидкость. Только сейчас он понял, как его мучит жажда. Он судорожно проглотил содержимое и перевёл дыхание. Речь Энджела немного его успокоила. Этот человек говорил внушительно и авторитетно, и почему-то Андре не сомневался в том, что его словам можно верить. В юноше одновременно возникало странное сочетание страха и доверия. Противоречить казалось невозможным — если Энджел хочет, чтобы он успокоился, значит, нужно успокоиться.

     Андре, наконец, овладел собой и последовал совету — не думать о том, что будет потом. Обещание, что его сегодня никто не тронет, вызывало ощущение относительной безопасности; в конце концов, выбора у него не было. Алкоголь согрел его тело, напряжение мышц постепенно ослабло. Энджел вновь наполнил бокалы.

     — Вот так уже получше. Расскажи, чем ты занимаешься и как сюда попал.

     — Я студент университета. Сегодня закончились последние занятия, через полтора месяца у меня выпускные экзамены.

     — Что ты изучаешь?

     — Искусствоведение.

     — Интересный предмет. Почему ты его выбрал?

     — Я мечтал об этом. Мне всегда нравилась живопись и скульптура. Я надеюсь, что при такой профессии смогу увидать много прекрасных вещей. Иметь возможность прикасаться к оригиналам шедевров — это счастье.

     — Я тоже в некотором роде являюсь ценителем искусства. Я оказался в тюрьме за незаконную торговлю картинами и антиквариатом — осуществлял их вывоз из страны. Мои покупатели — очень богатые люди, коллекционеры. Некоторые вещи, впрочем, я сохраняю для себя. Не люблю расставаться с предметами, которые мне нравятся. Лучшие из них должны оставаться моими.

     Вполне культурная беседа приобретала живой характер. Была затронута тема, очень близкая Андре. В нём непроизвольно зажёгся интерес.

     Энджел, оказывается, как и его прадед, торговал подлинниками. Пускай незаконно, но он прикасался ко всем этим вещам, видел их вблизи и обладал ими. Андре посетил множество музеев. Вместе с Джоном они объездили наиболее знаменитые из них. Дрезден, Лувр, Эрмитаж — разные страны они посещали только с одной целью. Но экспонаты строго запрещалось трогать руками, приближаться к ним. Андре всегда завидовал работникам музеев, которые смахивали пыль с бесценных полотен. Он завидовал реставраторам, общавшимся с картинами настолько близко, как никто другой. И вот перед ним человек, не только видевший, но и владевший подобными вещами.

     — Ваши картины конфисковали?

     — Только одну из них. Я переправлял её во Францию вместе с небольшой партией антикварной посуды.

     — Что это была за картина? — Андре так увлёкся, что стал задавать вопросы и свободно участвовать в разговоре.

     Он забыл о ситуации, в которой оказался.

     — «Портрет молодого человека».

     — Это же Рафаэль! Его полотно считалось пропавшим бесследно!

     — Оно довольно долгое время находилось в частных руках.

     — Искусство должно принадлежать всем, чтобы люди могли наслаждаться им.

     — Это то же самое, что никому. По-настоящему владеть — значит, владеть безраздельно. Ты бывал в музеях?

     — Я объездил почти все, доступные мне.

     — И тебе было достаточно простой экскурсии?

     — Нет, мне хотелось большего.

     — Существует много людей, готовых платить за большее миллионы. За любовь к искусству! — Энджел поднял свой бокал.

     Андре поддержал тост, и новая порция обжигающей жидкости потекла по его горлу.

     — Ты, наверное, голоден. Скоро принесут ужин. Как же такой человек, как ты, культурный, образованный, оказался замешан в выступлениях против властей?

     — Я уже говорил — меня пригласила девушка. Она не сказала, куда мы идём.

     — Ты в неё влюбился?

     — Нет, не успел. Мы были знакомы менее часа.

     — Ты любишь девушек?

     — Любил одну. Но это было давно.

     — Что же случилось?

     — Я уехал учиться в другой город, она не стала ждать меня.

     — Она совершила большую ошибку. Как давно это было?

     — Три года назад.

     — И что же, с тех пор у тебя никого не было?

     — Нет.

     — А сегодня ты решил изменить ситуацию и познакомиться?

     — Мари мне ...   понравилась. Я не думал, что так выйдет.

     — Видишь, как бывает. Но всё, что ни делается, делается к лучшему, так ведь говорят?

     Андре вспомнил, где он находится, и беспокойство вновь охватило его.

     — Зачем меня привезли сюда — это же незаконно?

     — Закон покупается и продаётся. Я в состоянии оплатить все незаконные события, происходящие в этой тюрьме.

     — Что со мной будет?

     — Через пару недель тебя выпустят. Всё оформят так, как будто ты находился под следствием. «Свидетели» этому будут, документы на отказ от звонка и от адвоката ты подписал. С виду всё законно. Доказать, что находился здесь, ты не сможешь. В ближайшее время ты останешься моим гостем. Сегодня ты много пережил и устал, поэтому я дам тебе возможность отдохнуть. А завтра мы познакомимся по-настоящему.

     — До меня ведь здесь кто-то бывал?

     — Неоднократно.

     — И задержанные таким образом ни разу не подали жалобу на незаконные действия, произведённые с ними?

     — Наши полицейские умеют убеждать. К тому же, вдобавок к их убеждениям я прилагаю вполне приличную сумму в качестве компенсации. Ещё не было ситуации, когда кто-то отказался молчать. Все поступали разумно. В противном случае их бы ожидали крупные неприятности.

     — Ты развлекаешься таким образом? — Андре сам не заметил, как перешёл на вольную форму общения.

     — Верно догадался. Если бы ты отказался пойти со мной, тебя бы заставили это сделать. А потом ты оказался бы в соседней комнате, с парнями.

     — Ты собираешься после отправить меня к ним?

     — Нет. Это зависит от тебя. Если будешь правильно себя вести, останешься только со мной. Мне бы не хотелось отдавать тебя на растерзание этим ребятам. Ты мне понравился. К тому же у нас, оказывается, есть общие интересы.

     — Если ты можешь подкупить полицейских, почему не организовал посещение парней соответствующей ориентации? Зачем тебе натуралы? Я ведь не гей и не хочу этого.

     — Большинство из них не интересны мне. Если бы я обрёл того человека, который мне нужен, я бы не желал приглашать ни геев, ни натуралов. А чего ты хочешь, ты можешь и сам не знать. В любом случае, хочешь или не хочешь, ближайшие дни ты проведёшь здесь.

     — Это место не похоже на камеру.

     — По схеме здесь находится дополнительная душевая, раздевалка и комната отдыха для работников тюрьмы, а также небольшой склад. Пришлось кое-что перепланировать, поменять обстановку. Согласно официальной версии, эти помещения находятся на ремонте. Доступ к ним имеет только ограниченное количество людей. В случае проверки я выхожу отсюда в камеру к ребятам, мы переодеваемся в форму для заключённых, а вход в это помещение закрывается стеллажом, стоящим возле моей двери. Никто не догадывается, что за ним может находиться.

     — Я сразу обратил внимание на свободную форму одежды, не типичную для этого места.

     — Ещё одно исключение, которое начальник тюрьмы сделал для меня. Казённая одежда удручает.

     — Если ты так богат и можешь всё купить, почему не купил себе свободу?

     — В это дело замешано ФБР. Я признан виновным в контрабанде. Деньги здесь не помогут. Срок сократили, как могли. Через шесть месяцев я освобождаюсь.

     — Сколько же тебе дали?

     — Четыре года. Это лучшее, чего смог добиться для меня адвокат. Прошло уже три с половиной.

     В соседней комнате раздались какие-то звуки и шаги.

     — Ужин принесли. Пойдём.

     Энджел встал из-за стола, Андре поднялся за ним. Много чего прояснилось, но перспектива оставалась нерадостной.

     Они вошли в соседнюю комнату. На столе стояли белоснежные тарелки с ароматными стейками, бутылка коньяка и фрукты.

     Андре был очень голоден. Он сел за стол на удобный диван тёмно-бордового цвета, на некотором расстоянии от него расположился Энджел, предусмотрительно соблюдая дистанцию, чтобы юноша мог спокойно поужинать. Они выпили коньяка и принялись за еду. Ещё никогда у Андре не было такого аппетита. Он хватал содержимое тарелки жадно, как зверь, несмотря ни на ситуацию, ни на находящегося рядом сотрапезника.

     Внезапно юноша ощутил сильную слабость. Усталость и шок дали о себе знать. Энджел помог Андре встать.

     — Я проведу тебя в душ. Там ты найдёшь все, что нужно. Переоденься и ложись спать. Ничего не бойся.

     Голос Энджела был заботливым, почти ласковым. И как этот человек мог собираться принудить его к чему-либо? Но сейчас он просто хотел помочь ему, и юноша последовал в душевую, доверившись этим словам и ничего не опасаясь. Всё же он закрыл двери на защёлку и убедился, что нигде нет дополнительных дверей, которые могли бы к нему привести.

     Душевая была просторной, чистой, с красивыми умывальниками и санузлом. На вешалке находился белоснежный махровый халат, на полке стояли гели для душа, средства для бритья, кремы, новые чистые бритвы, несколько видов туалетной воды, зубные щётки — все, что нужно для ухода за собой. Андре принял душ, привёл себя в порядок и надел махровый халат, идеально подошедший ему по размеру. Он взял свою одежду, не зная, что с ней делать, и, поколебавшись, открыл дверь.

     — Оставь одежду в корзине для белья. Ты получишь её обратно после стирки.

     Андре так и поступил. Ноги его уже подкашивались.

     — Тебе пора спать. Спи и ни о чём не думай, — мягко приказал Энджел.

     Андре уже и не мог ни о чём думать. Глаза его закрывались сами собой. Он лёг на предложенную ему постель и почти сразу погрузился в глубокий, беспробудный сон. Постель была широкой и мягкой, простыни и подушки — белого цвета. Словно большая колыбель.

     Энджел сидел на диване напротив и смотрел неподвижным пристальным взглядом на Андре, будто пытаясь увидеть в нём что-то, понятное лишь ему одному. Затем он подошёл, бесшумно поправил одеяло и выключил свет.

     Андре проснулся, и первым, что он ощутил, было сладкое ощущение целебного отдыха во всём теле. «Какой чудной сон мне приснился», — юноша встряхнул головой и обвёл взглядом комнату. Его словно пронзило током — сон ещё продолжался! Он быстро взглянул на себя — на нём был вчерашний махровый халат, на кровати он был один. Андре перевёл взгляд и увидал, что Энджел пьёт кофе, сидя на диване.

     — Я ожидал твоего пробуждения. Ты отдохнул?

     — Я надеялся, что всё это было сном.

     — Разве я тебя плохо принял?

     — Нет, спасибо. Ты помог мне прийти в себя. Я не знаю, что было бы со мной, если бы не ты.

     Энджел действительно позаботился об Андре. Он дал ему возможность отдохнуть, успокоил и обеспечил его всем необходимым. Правда, не скрывая своих намерений.

     — Поднимайся. Прими душ и выходи завтракать. Возьми одежду — это не твоя, но должна подойти тебе по размеру. Твою принесут позже.

     На диване лежали новые джинсы тёмно-серого цвета и голубая, со стальным отливом рубашка. Андре взял всё это и направился в душевую. Стоя под упругими струями воды, он с беспокойством думал о том, каким будет сегодняшний день и что ему ещё предстоит пережить.

     Приняв душ, юноша осмотрел себя в зеркале и примерил новую одежду. Словно сшитая по нему, она сделала его ещё более привлекательным. Металлический отлив ткани добавлял голубизны глазам Андре, отражаясь в них лучистым светом. Андре поразмышлял пару мгновений и взял с полки несколько флаконов с туалетной водой. Аромат одной из них пришёлся ему по вкусу, и юноша воспользовался ею. Если неизбежно предстоит близость Энджела, следует привести себя в порядок. Этот человек располагал его к себе, хотя и пугал. В любом случае, было бы неловко обнаружить малейшую неаккуратность или неопрятность. Андре поймал себя на том, чем занимается, и сам перед собой смутился — неужели он беспокоится о том, как будет выглядеть? До чего он дошёл! Может быть, следовало сопротивляться, обороняться до последнего, защищать свою честь? Смысла в этом, конечно, не было, но вот так просто поддаться — не проявление ли это слабости? Пускай результат будет тот же, он должен оказать сопротивление, хотя бы из уважения к себе. Но тогда ...   с ним обойдутся гораздо хуже, и, кто знает, как он сможет это пережить.

     Юноша представил Энджела — ему было неловко перед ним после оказанного приема. Он ощущал себя как бы обязанным ему, кроме того, он очень нуждался в его поддержке. Это был единственный человек, который с ним разговаривал, прояснил для него ситуацию и с пониманием отнёсся к его ощущениям. Но взамен он хотел слишком многого.

     Андре всё ещё чуть-чуть надеялся на то, что всё обойдётся каким-то чудом, и его не тронут вообще, хотя подсознательно понимал — надеяться не на что. Немного постояв перед дверью, он вышел из ванной и направился к дивану, на котором находился нынешний распорядитель его судьбы.

     — Тебе очень к лицу эта одежда.

     Юноша опустил глаза и молчал, не зная, присаживаться ему или стоять, не зная, что ответить и что вообще делать дальше.

     — Пойдём, я хочу тебе кое-что показать.

     Энджел поднялся, и Андре без возражений последовал за ним.

     Они прошли в соседнее помещение без стены. Там обнаружились ещё одни двери. Войдя, юноша в очередной раз поразился увиденному. Это было просторное помещение, в центре его располагался прямоугольный бассейн, пол был выложен скользкой бледно-серой плиткой. С правой стороны находились душевые кабины, перед бассейном стоял удобный диван синего цвета с водонепроницаемой обивкой. Подле него — небольшой столик с двумя чашками ароматного кофе и аппетитными круассанами. На противоположной стене, во всю её ширину, находился экран, подобный тем, что бывают в кинотеатрах.

     — Здесь я отдыхаю, — произнёс Энджел и, слегка приобняв юношу, провёл его к дивану.

     Андре ощущал себя натянутой струной, он каждое мгновение ожидал, что Энджел перейдёт в наступление.

     — Ты вновь не в меру напряжён. Не нервничай. Можешь позавтракать, — с этими словами Энджел взял свой кофе и щёлкнул лежавшим на диване пультом. — Смотри!

     На экране, во всю его ширину, появилось изображение океана. Он было таким огромным и живым, что, казалось, сейчас их поглотит. Волны шумно накатывали одна на другую, иногда над ними пролетали чайки. Звуки ветра и прибоя, крик птиц — всё было очень натуральным, а главное, неожиданным. Андре застыл в изумлении.

     — У меня есть уютный дом на берегу. Я люблю за утренним кофе наблюдать переменчивое движение воды, игру света в волнах. Это очень успокаивает.

     Андре невольно расслабился. Ему показалось, что свежий ветер дует прямо в лицо, и он глубоко вздохнул. Юноша, последовав примеру Энджела, облокотился о мягкую спинку дивана и взял чашку с дымящимся напитком. Он больше не имел сил поражаться. Всё новые и новые неожиданности, такие разные... Мозг не успевал обрабатывать информацию, и Андре перестал пытаться анализировать — просто ощущал. Он словно находился под воздействием гипноза и уже не удивлялся ничему.

     Шум необъятного океана постепенно становился тише, и откуда-то издалека донеслась красивая классическая музыка. Её звук был нарастающим и вот уже заполнил всё помещение. Андре покосился на Энджела — тот сидел, слегка запрокинув голову и прикрыв глаза.

     — Послушай, — негромко приказал он.

     Андре слушал. Это было похоже на большую чистую волну, промывающую насквозь душу. У юноши возникло желание превратиться в жителя океанических вод и нырнуть в бездонную глубину. Ощущение захватывало дух. Постепенно музыка стихла, и экран погас. Андре сидел, ошеломлённый. Он восхищённо взглянул на Энджела:

     — Это было прекрасно!

     — За прекрасное! — Энджел наполнил неизвестно откуда взявшиеся бокалы неизвестно откуда взявшимся коньяком.

     Андре не смог не поддержать тост. Бокалы опустели.

     — Пора! — произнёс Энджел.

     Мелкая дрожь охватила всё тело, на глаза вот-вот были готовы навернуться слёзы, мышцы стали стальными от напряжения, а сердце забилось так громко, что Андре, казалось, слышал эхо от его ударов. В голове звучало «Нет!».

     Энджел поднялся и, крепко взяв юношу за предплечье, вынудил его подняться вслед за ним. Андре шёл, упираясь и останавливаясь на каждом шагу.

     Его привели в комнату, где находилась кровать, на которой он этой ночью так сладко спал. Сбоку от кровати стояла широкая тумба с небольшим ночником. Энджел прижал юношу к этой тумбе, оказавшись у него за спиной.

     — Не делай этого! — умоляюще произнёс Андре.

     — Надеюсь, мы обойдёмся без посторонней помощи. Лучше отдайся мне самостоятельно, пожалуйста, — убедительно прозвучали слова, от которых парня ещё больше сковал страх.

     Энджел обнял Андре и прижался к нему всем телом. Слёзы уже текли по лицу юноши, отчаяние овладело ним.

     Энджел расстегнул ремень на его джинсах, затем на своих. Андре трясло всё сильнее.

     — Расслабься, отдайся мне, — прошептал Энджел ему на ухо.

     Чувство стыда горячей волной охватило сознание, превосходя даже чувство страха. Андре не поддавался.

     — Ну же! Подпусти меня, ты всё равно ничего не изменишь, — более требовательно и слегка нервно приказал Энджел.

     Тянуть было больше некуда, и вдруг стыд от того, что с ним делают, сменил стыд за неумение владеть собой. Андре собрал остатки воли и, преодолев себя, расслабил напряжение мышц, слегка поддавшись Энджелу. С него слетели джинсы, следом за ними на пол полетели джинсы насильника. Юноша боялся пошевелиться, боялся оглянуться и увидеть, что происходит за его спиной.

     Его слегка нагнули. Он ощутил, как что-то твёрдое уперлось в ягодицы. Энджел властно положил руку ему на спину, схватив за шею, и наклонил, прижав к столешнице тумбы. Его член упёрся в анальное отверстие юноши.

     — Расслабься, — резко потребовал Энджел.

     Теряя ощущение реальности, Андре подчинился, и лавина обжигающей боли неожиданно вторглась в его тело. Юноша застонал, скорчившись, но Энджел держал его крепко. Он вогнал свой член ещё глубже, вызвав новый стон у насилуемого.

     — Успокойся, расслабься, — вначале требовал, затем просил и уговаривал Энджел, — преодолей боль и отдайся мне!

     В глазах Андре то темнело, то возникали цветные пятна, боль эта была невыносимой. Энджел хотел от него невозможного, при этом пытался двигаться, причиняя Андре новые страдания.

     Видимо, его подсознание решило, что лучше подчиниться ситуации, чем мучить себя бессмысленным сопротивлением. Внезапно в какой-то момент словно стена обрушилась внутри юноши. Он единым усилием воли, словно решительным рывком, снял напряжение мышц во всём теле и поддался Энджелу — так, как тот от него хотел. Двигаясь навстречу боли, он принял её, позволил свободно войти в себя и, словно в экстазе, продолжил вбирать член с нарастающей силой. Энджел, подчинив себе жертву, казалось, проник не только в плоть, но и в самую сердцевину души парня, полностью овладев ею. Андре уже находился на границе потери сознания, в ушах звенело эхо, голова кружилась, боль пылала во всём теле, отдаваясь в мозгу. Казалось, он всегда ощущал себя так, и не было ни прошлого, ни будущего, был лишь этот полный страдания и безумия миг.

     Он не мог сказать, как долго это продолжалось — время перестало существовать. Энджел дорвался до него, словно мощный безжалостный хищник. Наконец, он ещё усилил свои движения, доводя Андре до последней черты человеческой выносливости, и издал истошный протяжный стон, который юноша невольно повторил, словно эхо, но не от удовольствия, а от того, что боль уже не умещалась в нём и вырвалась наружу через этот крик отчаяния.

     Энджел отстранился. Он нежно и благодарно провёл рукой по сгорбленной спине Андре и, наклонившись, легонько поцеловал его в скулу.

     — Спасибо тебе, — по голосу его можно было подумать, что он сам ошеломлён произошедшим. — Ты смог преодолеть себя и отдаться мне без остатка.

     Он бережно поддержал юношу за локоть и попытался помочь ему подняться, но тело Андре не гнулось, всё болело так, будто был разорван целый организм. Энджел подхватил его себе на плечи и дотащил до душевой кабины.

     — Осторожно, — он помог юноше опереться о двери. — Прими душ ...   и воспользуйся этим, — он вручил Андре обезболивающие свечи. — Это снимет боль и воспаление.

     Юноша взял свечи и кое-как, держась за стену, вошёл в душ. Горячие струи воды смывали с него слёзы, пот и боль. Андре осторожно разогнулся. Он взял свечу и потихоньку, стиснув зубы и издав сдержанный стон, ввёл её в разорванное анальное отверстие. На руках осталась кровь. Свеча, однако, быстро смягчила ощущения, и он, почти свободно выпрямившись, вышел из душа, слегка при этом прихрамывая. Мягкое махровое полотенце ласково касалось кожи. Андре завернулся в чистый белый халат и взглянул на себя в зеркало — лицо было искажённым, глаза наполнены страданием. Он попытался изменить выражение лица. Того, что случилось, юноша ещё не осознал. Он открыл двери и вошёл в комнату. Энджел тоже успел принять душ и переодеться. Он уже ожидал Андре и поспешил ему навстречу. Доведя юношу до дивана, он помог ему лечь, затем протянул кружку с непонятным напитком.

     — Выпей, тебе станет легче.

     Андре принял напиток, по вкусу напоминающий какую-то траву, смешанную с алкоголем, и тут же погрузился в глубокий сон.

     Проснулся он через девять часов, был уже вечер. Впрочем, в помещении отсутствовали окна, и понять, какое сейчас время суток, было сложно. Андре пришёл в сознание, и его охватили ужас и отчаяние от того, что с ним произошло. К этим ощущениям примешивался страх, что всё может повториться вновь. Он зажмурился, не желая просыпаться, но сон покинул его, и юноша осторожно шевельнулся. Боли не было. Он попытался сесть и при этом почувствовал дискомфорт, но не такой серьёзный, какого следовало ожидать.

     — Вот ты и проснулся.

     Энджел появился, услыхав звуки из соседнего помещения. Он был в одних плавках — вероятно, купался в бассейне.

     — Ты можешь встать?

     Андре не хотелось смотреть на этого человека и не хотелось отвечать ему.

     — Что с тобой?

     — Что ты со мной сделал? Как я теперь буду жить дальше?

     — Не задавай себе слишком много вопросов, это к хорошему не приводит. Попробуй встать, тебе должно быть уже намного лучше.

     Андре действительно было лучше, боль почти прошла, сон восстановил силы. Но в душе он ощущал себя так, словно смотрел пропасти в лицо и не мог отвести взгляд.

     — Пойдём, искупаешься в бассейне. Не беспокойся, меня можешь не бояться — я подожду, пока полностью исцелятся твои раны. Эти свечи имеют очень сильное действие, их не купишь в обычных аптеках. Ещё раз воспользуешься, и всё пройдёт.

     Энджел потащил Андре за рукав в помещение с бассейном. Там он вручил ему плавки синего цвета и отвернулся, чтобы не смущать своим взглядом, пока юноша переоденется.

     Вода в бассейне была чистой, прохладной и приятной. Энджел держался рядом, но слишком не приближался. Он включил аудиозапись Моцарта, и волшебные звуки наполнили помещение, отвлекая мысли от всех тревог и унося душу куда-то в поднебесье.

     Раздался негромкий щелчок. Андре обернулся и только сейчас увидал, что в дальнем левом углу находится ещё одна дверь. Она приоткрылась, и в комнату вкатился столик с ужином. «Так вот откуда берётся еда и одежда», — подумал Андре.

     Ужинали они в тишине. Андре был очень голоден, но аппетита у него не было. Его взгляд был устремлён в одну точку и казался невидящим. Энджел внимательно наблюдал за юношей.

     — Не убивайся так, ничего страшного не произошло.

     — Ты считаешь, ничего страшного?! Ты сломал всю мою жизнь! Как я теперь буду смотреть людям в глаза?

     — Это они недостойны смотреть тебе в глаза. Ты отличаешься от большинства людей и во многом превосходишь их.

     Андре сжался в комок и казался очень одиноким. Энджел обнял его так ласково, словно окутал исцеляющим светом. Эти объятия были похожи на объятия матери. Андре вспомнил свою мать.

     — Что я скажу родителям? Как смогу им рассказать об этом?

     — Не обо всём стоит говорить. Есть вещи, которые должны оставаться только твоими. Как шедевры искусства. Существует одно место, в котором собрано впечатляющее количество оригиналов, и все они мои. Я бы хотел тебе его показать. Это мой собственный музей. Думаю, ты оценил бы собранную в нём коллекцию.

     «Смогу ли я ещё когда-нибудь интересоваться живописью? Смогу ли вообще интересоваться чем-либо? Разве возможно забыть такое?», — думал Андре. Ему не хотелось высвобождаться из объятий. В данный момент он нуждался в том, чтобы его хоть кто-нибудь пожалел, пускай даже сам обидчик.

     Энджел нежно гладил локоны юноши, прижимая его к себе и успокаивая. Андре вновь захотелось спать. Еда так и осталась брошенной на столе. Они вошли в комнату, и Энджел протянул парню новую свечу.

     — Воспользуйся. До утра всё пройдет.

     Андре вошёл в душевую и ввёл в себя предложенную свечу. При этом он обнаружил, что крови уже нет, а трещины почти затянулись. Юноша воспользовался бритвой и умылся. Его рука потянулась к туалетной воде и застыла в воздухе, словно в раздумье. Посомневавшись, он всё-таки применил её — теперь уже всё равно, а запах был таким приятным — и вышел, немного сняв камень с души. Он слишком устал, чтобы думать, и Энджел так умело успокаивал. Как бы там ни было, сейчас он хотел только спать.

     Когда голова его коснулась подушки, Андре почувствовал, что насильник располагается рядом с ним.

     — Ты не против? Не беспокойся, я не потревожу твой сон.

     Юноша подскочил, но Энджел мягко обнял его и уложил обратно. Андре вздохнул и поддался. Ему сейчас не хотелось оставаться одному, а в своей безопасности он был уверен. Энджел не обманывал его, когда говорил, что беспокоиться нечего. Он заснул в объятиях человека, совершившего над ним насилие и теперь утешающего его, словно это не он, а кто-то другой заставил пережить парня самый ужасный день в его жизни...

     Утро наступило моментально. Андре не помнил, что ему снилось. Казалось, что прошло всего несколько секунд. Он оглянулся и увидел спящего рядом мужчину. «Что я здесь делаю? — подумал юноша. — Может быть, всё-таки это просто дурной сон?» Он присел на кровати — от вчерашних физических ощущений не осталось и следа. Разве так бывает? Он был уверен, что последствия этой близости будут напоминать о себе не одну неделю.

     Андре обернулся. Энджел спал, и у юноши мелькнула мысль, что сейчас он может сделать с ним что угодно. Например, снять увесистый ночник с той самой тумбы и ударить мужчину по голове. Так, по крайней мере, он избавит себя от продолжения этой истории. Но в следующий миг он понял, что даже мысленно не может поднять на него руку. Если бы можно было открыть двери и незаметно уйти, вычеркнуть эти дни из своей жизни и просто все забыть... Однако забыть ему это не удастся — Андре хорошо осознавал, что теперь его существование изменится и он не сможет оставаться таким, каким был раньше. Как дальше жить, юноша не представлял вообще.

     Он встал, принял душ и сел на диване напротив Энджела, глядя на спящего мужчину так же, как двумя днями раньше с этого самого места тот смотрел на него.

     Энджел проснулся через полчаса. Он хватился Андре, не обнаружив его на кровати, и метнул беспокойный, быстрый, как молния, взгляд в сторону комнаты. Обнаружив юношу на диване, он успокоился и изучающе посмотрел на парня. Тот сидел, погружённый в себя, неподвижно.

     — Ты давно проснулся?

     — Около получаса.

     Энджел встал, приблизился и изящной рукой коснулся волос юноши.

     — Как ты себя чувствуешь?

     — Уже нормально.

     Энджел поцеловал его тёмные локоны и сказал:

     — Подожди меня, я только приму душ.

     Андре так и не шевельнулся.

     Пока Энджел принимал душ, принесли завтрак. Юноша понял это по звукам, раздавшимся в помещении бассейна. «Словно в гостинице», — подумал он про себя.

     Энджел вышел, благоухая свежестью и чистотой.

     — Пойдём. Уже должны принести завтрак, а ты вчера почти ничего не ел.

     Андре последовал за Энджелом. Они сели за стол. Перед ними были яичница с беконом, заварник с чаем и свежие булочки. У Андре ...   по-прежнему не было аппетита. Он даже не прикоснулся к приборам.

     — Так нельзя. Тебе нужно восстанавливать силы.

     Юноша поднял глаза и посмотрел на Энджела.

     — Силы? Для чего? Для того, чтобы ты мог вновь поразвлечься со мной?

     — Я не развлекался. То, что произошло, для меня многое означает.

     — Для меня это означает ещё больше! Это означает, что я не смогу больше вернуться к прежней жизни. Что мой привычный мир остался в прошлом. Я не смогу вернуться туда! И я не знаю, как буду жить дальше! Мне кажется, что все люди, которые меня знали, будут читать на моём лице, что я стал игрушкой извращенца, и они отвернутся от меня, как только всё поймут.

     — Это не извращение.

     — Что?!

     — Отношения между мужчинами — явление настолько же древнее, как и само человечество. Многие культуры и даже религии воспевали его. Известные философы, поэты, выдающиеся деятели искусства в большинстве своём были геями. Для воинов древних скифов иметь жену и отпрысков было социальной обязанностью, не более. Мужская дружба, напротив, означала для них всё и была больше, чем дружбой. Александр Македонский, великий полководец, предпочитал мужчин. В Древней Греции эту любовь считали более возвышенной и духовной, поскольку именно она приносила настоящее наслаждение. Римляне с удовольствием переняли эту традицию, называя ее «греческой модой». Гомосексуальная любовь чтилась и у китайцев, и у японцев, и у многих других народов. Наряду с этим периодически имели место противоположные взгляды, но им никогда не удавалось искоренить данное явление, так как оно составляет неотъемлемую часть природы человека.

     Позднее, с возникновением христианства, был наложен запрет на подобные вещи, но, если проанализировать его, на то имелись свои причины политического и демографического характера. Евреям Ветхий Завет под страхом смерти запрещал однополую любовь. Однако стоит учесть, что Израиль был небольшим государством, стремящимся сохранить национальное единство, поэтому расходовать репродуктивный материал понапрасну было непозволительной роскошью. Кроме того, считалось, что отношения между представителями мужского населения снижают их мужественность. Учитывая, что постоянно имели место войны, традиции гомосексуализма были признаны опасными и чужеродными. Подобные запреты, тем не менее, были продиктованы насущной необходимостью того времени, не более. Идеология христианства сформировалась на основе Ветхого Завета. А какое распространение получило христианство, ты знаешь. Но даже в католических монастырях средневековья процветали отношения, признанные смертным грехом. Как ты думаешь, почему? Разве могло извращение существовать так долго, охватывать все времена и народы, проявляться, несмотря на запреты религии и общественную мораль, даже тогда, когда наказанием за него являлась смерть? Это не извращение, это природа человека, и победить её нельзя!

     Андре в смятении ответил:

     — Может быть, для кого-то это и нормально. Но не для всех.

     — Современное общество воспитано на негативном отношении к гомосексуализму, поэтому не для всех кажется нормальным принимать эту часть себя. Природа человека изначально носит бисексуальный характер — как у мужчин, так и у женщин. Однако я предпочитаю любить себе подобных. Первый человек, Адам, был мужчиной, созданным по образу и подобию Бога. И он был совершенен. Появление женщины скорее можно назвать извращением по отношению к изначально совершенной человеческой природе. Мужчины богоподобны. Они являются носителями семени жизни. Женщины лишены этого божественного свойства — в них меньше бога и меньше человека. Так почему же один бог не может любить другого бога? Разве не будет эта любовь природной? Ты не готов воспринимать подобную информацию. Но всё, что я рассказал, не мой вымысел. Это факты. Подумай об этом.

     — Я не хочу всё это знать. Меня это не касается. Я этого не хотел!

     Андре знал, что среди художников, поэтов, композиторов и философов были люди с нетрадиционной ориентацией. Но он никогда не заострял на этом внимание, не придавал значения данному факту. Ему приходилось видеть скульптуры и полотна, а также росписи на сосудах, изображающие обнажённых мужчин в недвусмысленных позах. Однако рассматривал он их всегда исключительно с точки зрения художественной ценности. В любом случае, данное явление он считал единичным и видел в нём отклонение от нормы, никак не применяя его к себе. Энджел пытался перевернуть всё с ног на голову.

     — Гомосексуализм всегда считался извращением и грехом!

     — Не всегда. Христианство допускает соитие только с целью зачатия и продолжения рода. Не означает ли это, что секс с женщиной с использованием противозачаточных средств является таким же грехом, как и секс с мужчиной?

     — Но ведь это, по крайней мере, естественно!

     — Ты привык так думать, не более. На самом деле то, что произошло между нами вчера, не менее естественно.

     — Ты преувеличиваешь. И я не могу разделить твою точку зрения.

     — Я вижу вещи такими, какими они есть.

     Андре не соглашался, однако спорить с историческими фактами он не мог. Человечество действительно с незапамятных времен было заражено данным пороком. Но в том, что это был порок, или, как минимум, извращение, Андре не сомневался.

     — Поешь, — вновь предложил Энджел мягко и ласково.

     Андре вздохнул и взял приборы. Он ел нехотя, кусок не лез в горло, но желудок уже требовал пищи, и юноша поел. Разговор утомил его. Информация, которую Энджел обрушил на него, была ему чужда.

     — Можешь, если хочешь, побыть один. Отдохни, я не буду тебе мешать. И подумай.

     С этими словами Энджел встал и вышел из помещения. Двери за ним затворились. Юноша провёл рукой по лбу, тяжёлым взглядом посмотрел ему вслед и прилёг на освободившийся диван. В том месте, где сидел собеседник Андре, подушки ещё сохраняли тепло его тела. Почему-то вспомнилась Саманта. Как давно это было! Затем юноша подумал о Мари. Казалось, и её он тоже знал очень давно. Прошло трое суток, а ощущение было таким, будто он провёл здесь несколько лет. Его жизнь оборвалась в тот день, когда он пошёл на эту злосчастную демонстрацию — хотя бы знать, чему она была посвящена...

     Стоит ли жить дальше? И нужна ли ему такая жизнь? Может быть, было бы лучше, если бы он умер в тот день и никогда не узнал бы унижения и позора. Что бы там ни говорил Энджел, а так оно и есть.

     Андре прикрыл глаза. Перед ним замелькали картины — аудитории университета, залитая солнцем улица, бар, улыбающаяся Мари. Затем откуда-то возникли полицейские сирены, и сразу стало темно. Андре провалился в глубокий сон.

     Очнулся он от того, что кто-то тряс его за плечо. Конечно, это был Энджел.

     — Я надеялся, что ты подумаешь о нашем разговоре.

     — Я не заметил, как уснул.

     — Ты уже не переживаешь так по поводу произошедшего?

     — Какой смысл переживать о том, чего уже не изменить. Я устал думать об этом.

     — Я соскучился по тебе. Ты ведь не против?

     Андре испуганно встрепенулся. Неужели опять? Он не хочет снова переживать эту боль и это унижение.

     — Энджел, нет, пожалуйста!

     — Не вынуждай меня применять силу. Пойдём, я так хочу тебя.

     «А чего я хочу, имеет какое-нибудь значение?» — подумал Андре.

     Энджел поднял его.

     — Разденься, — с этими словами он снял с него халат. — Я включу запись океана, если ты не возражаешь, — Энджел включил экран, и стало казаться, будто вода в бассейне сливается с простором волн.

     Он подтолкнул юношу к скользким ступенькам:

     — Заходи.

     Оказавшись в воде, Андре быстро переместился на другой край бассейна, но Энджел его настиг. Он вновь занял позицию за спиной юноши, обвил руками его тело и прошептал:

     — Постарайся, как в прошлый раз.

     Пока он стаскивал с юноши плавки, дыхание его стало частым и возбуждённым.

     — Мне очень больно, — сказал Андре.

     — Боль похожа на приправу. Без неё существование было бы пресным. Познай её ...   вкус и познаешь на вкус саму жизнь.

     Энджел пристроился к ягодицам Андре, усилил натиск и ворвался в его тело, вызвав у юноши громкий жалобный стон. Он прижал парня к кромке бассейна, как к тумбе.

     — Не плачь. Или плачь, если хочешь, только не отвергай меня, — Энджел ослабил хватку. — Помоги мне сам.

     Андре не хватало воздуха. Всем существом он стремился вырваться и уйти от своего мучителя. Ему никак не удавалось расслабиться.

     — Ну же, пожалуйста, прошу тебя.

     Юноша крепко схватился за ручки, расположенные на краю бассейна. Сквозь слезы он видел накатывающие волны океана и с каждой следующей волной ощущал новый толчок беспощадной, разрывающей его тело боли. Наконец, он немного привык и, совладав с собой, всё же стал совершать встречные движения, которых требовал от него Энджел. Но боль была невыносимой. Через несколько минут он простонал:

     — Держи меня, я больше не могу. Если ты меня отпустишь, я вырвусь и уйду. У меня больше нет сил.

     Энджел налёг на него и прижал к бассейну:

     — Хорошо, я не отпущу тебя.

     Он покрыл поцелуями спину и плечи юноши и усилил движения, крепко прижимая его, не позволяя ему пошевелиться и оказать малейшее сопротивление.

     Андре поначалу стонал, затем стон застрял в его горле. Он сдавленно молчал, и только слёзы стекали по его мокрым щекам.

     Энджел долго его мучил. Когда он, извергая струю спермы, издал протяжный вопль, юноша уже едва дышал. Наконец освободившись, он разрыдался, закрыв руками лицо и вздрагивая всеми мышцами. Его тело, обмякнув, опёрлось о выложенную плиткой стену бассейна. Он не хотел отнимать рук от лица, не хотел смотреть на себя и на мир, находящийся вокруг.

     Энджел стоял в стороне, не шевелясь, и наблюдал за своим любовником.

     — Подойди ко мне, — сказал он.

     Андре взглянул на него.

     — Подойди!

     Юноша подошёл, и каждый шаг отдавался в нём режущей болью.

     — Ближе!

     Энджел обнял его, прижал к себе, и так они стояли долго молча. Только шум океана и звуки ветра нарушали тишину.

     — Тебе пора воспользоваться свечами, давай выходить.

     Андре выбрался из бассейна, не обращая внимания на боль, взял свечи и, так же невзирая на ощущения, пошёл к душевой кабине. В этом помещении их было несколько. Он долго лил воду сверху себе на голову, затем глубоко вздохнул и ввёл свечу. Как и в прошлый раз, болевые ощущения быстро смягчились, и юноша почти свободно вышел, не говоря ни слова. Энджел провёл его к кровати.

     — Ложись на живот.

     Андре лёг, и ему дали кружку с уже знакомым напитком.

     — Зачем это?

     — Это вроде анестезии. Он поможет тебе заснуть, а когда проснёшься, уже будет легче.

     Юноша принял напиток и вскоре после этого отключился...

     День был или ночь, уже непонятно. Андре открыл глаза и повернул голову. Энджел лежал рядом с ним, опершись на локоть, и наблюдал за его пробуждением.

     — Доброе утро.

     Значит, всё-таки утро... Насильник попытался его поцеловать, но юноша отвернулся.

     — Почему, когда мы вместе, ты принимаешь меня целиком, а сейчас не хочешь принять даже поцелуй?

     — Когда мы вместе, у меня нет выбора. Ты не оставил мне его.

     — Но ты ведь мог подчиниться только внешне. Однако, я чувствую это, ты принимаешь меня эмоционально. Выбор есть всегда. Твои предшественники усложняли ситуацию бессмысленным сопротивлением. Им не удавалось победить напряжение. Если они подчинялись физически, то в душе испытывали страх и неприятие. Для них это было мучительно.

     — Для меня тоже мучительно то, что ты делаешь со мной. И я тоже испытываю страх.

     — Но ты справляешься с этим. Ты принимаешь меня, как никто до сих пор. И я очень ценю это.

     — Не знаю, что сказать. Мне кажется, по-другому было бы гораздо хуже.

     — Ты прав. Чтобы облегчить ситуацию, нужно уметь примириться c ней. Я покажу тебе сегодня нечто новое. Я уверен, ты сможешь справиться с этим. Но только чуть позднее. А пока пора подниматься.

     Что ещё Энджел приготовил ему? С чем он должен справиться? Когда же закончится этот беззаконный плен? Никогда Андре не мог подумать, что в тюрьме могут происходить такие вещи — заключенный мог всё себе позволить только потому, что был в состоянии заплатить за это. Юноша даже не стал спрашивать, что имеет в виду этот человек. Он начал считать дни до своего освобождения — их было ещё слишком много.

     После душа и завтрака Энджел оставил его, удалившись в соседнее помещение без объяснений. Он попросил подождать, и Андре подумал, что с удовольствием подождёт целую неделю. Однако отсутствовал Энджел около двух часов. Когда он вошёл, Андре взглянул на него и увидел, что тот одет во всё чёрное. Он был очень красив в этом облачении, но какой-то отталкивающей и пугающей красотой. Юноша впервые отметил, что внешность Энджела незаурядна и привлекательна. Он знал, догадывался, что сейчас ему вновь придется терпеть унизительную власть этого человека над собой, но вместо паники, как было поначалу, испытывал что-то вроде обречённой готовности. Не отводя взгляд, он наблюдал за вошедшим насильником и ждал его распоряжений.

     — Поднимись. Надень это, — Энджел протянул Андре какую-то непонятную одежду, больше похожую на связку ремней.

     — Что это? И как это надевать?

     — Расстегни здесь.

     Это трудно было назвать одеждой.

     — Зачем? Тебе мало того, что ты со мной сделал, хочешь вырядить меня, словно клоуна?

     — Это не имеет ничего общего с развлекательным жанром.

     — Похоже на одежду садомазохистов.

     — Именно так.

     — Зачем? Что ты собираешься со мной сделать?

     — Ничего страшного. Ничего такого, чего нельзя пережить. Доверяй мне. Хватит вопросов, просто надень то, что я тебе дал.

     Андре вновь охватило волнение. Им овладело недоброе предчувствие, но делать было нечего, пришлось подчиниться.

     Ремни впились в кожу, лишь немного прикрыв гениталии, оставив ягодицы обнажёнными и всё тело доступным. Андре сгорал от стыда и одновременно холодел от страха. Только он начал немного привыкать к положению вещей, как ему приготовили новое, неизвестное испытание. Юноша не хотел, страшно не хотел продолжения. Но Энджел взял его, словно за шиворот, за ремень и повёл за собой в соседнее помещение.

     По ту сторону бассейна ещё раньше Андре заметил странный предмет, напоминающий складной тренажёр. Тогда он не смог его хорошо рассмотреть, чтобы понять, какое тот имел назначение. Энджел подвёл юношу к непонятному предмету, разложил его, и стало очевидно, что это устройство для фиксации человека.

     Зачем? Он ведь не пытался сопротивляться. Андре никогда не связывали, и он сильно испугался.

     — Что ты собираешься сделать? — взволнованно повторил он свой вопрос.

     — Доверяй мне. Я не причиню серьёзного ущерба твоему здоровью или жизни.

     С этими словами Энджел взял парня за оба запястья и посмотрел ему в глаза. Этот взгляд, как и в первый момент их знакомства, словно приковал юношу к месту.

     — Но зачем ты меня связываешь?

     — Я хочу открыть тебе красоту боли. Научить принимать боль в чистом виде. Если ты сможешь отдаться и вобрать её в себя, то переживёшь незабываемые ощущения, похожие на полёт. Не бойся, я тебе помогу. Я буду с тобой всё время рядом и научу раскрываться и принимать этот дар. За последствия не переживай — если будут небольшие повреждения, я их сам же и вылечу. Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось.

     Ну, это уже слишком! Полное безумие, всему есть предел. Он не давал согласия на такие игры... Андре попытался высвободиться, но Энджел сжал его запястья сильнее и не отпустил.

     — Слушай меня. И не бойся ничего.

     Он привязал руки юноши к этому адскому устройству, зафиксировал за ремни корпус, положил его голову на специальную подставку и нагнул конструкцию таким образом, что парню не оставалось ничего другого, как нагнуться вместе с ней. Ощущения Андре обострились до предела. Ему казалось, что всё это происходит за пределами ...   реальности. Энджел провёл рукой по его спине. Затем он резко схватил ремень, находящийся возле горла Андре, отчего тот больно врезался в кожу и затруднил дыхание юноши. Он страстно поцеловал Андре в шею и вдруг впился в неё зубами, словно вампир. Энджел долго не отпускал кожу, и Андре испытал головокружение. Он стоял неподвижно по двум причинам: во-первых, он был связан, во-вторых, малейшее движение могло усугубить повреждение, наносимое ему этим безумным человеком. Их тела застыли в мёртвой хватке, земля ушла из-под ног. Наконец, Энджел отстранился, и место укуса сразу стало пульсировать. От нехватки кислорода у юноши на мгновение потемнело в глазах, но палач отпустил ремень, и парень смог наконец вздохнуть.

     — Как тебе, понравилось?

     Ответа не последовало.

     Энджел стал так же страстно покрывать укусами плечи и спину Андре, как раньше покрывал их поцелуями. При этом его руки ласкали тело пленника, словно это была сцена нежности. Когда уже не оставалось живого места на теле, насильник выпрямился и обошёл вокруг связанного юноши, взяв его за подбородок, посмотрел ему в глаза. Долгий, внимательный, видящий насквозь взгляд... Он ничего не спросил, и Андре ничего не ответил.

     Энджел отошёл на несколько секунд и вернулся, держа в руках плеть. Его лицо стало непроницаемым, почти что каменным. Он встал позади жертвы и, сильно размахнувшись, со свистом нанёс удар по обнажённым ягодицам. От неожиданности Андре едва не подскочил, но конструкция его не пустила. Юношу никогда раньше не наказывали физически. Это было больно — новый вид боли, который он раньше не испытывал. Мышцы ягодиц самопроизвольно сжались, словно пытаясь спрятаться.

     — Расслабься! — Энджел ткнул его рукояткой плети в напряжённую ягодицу. — Расслабься, не смей напрягаться!

     Да чего же он хочет?!

     — Отпусти меня, — прохрипел Андре.

     — Отпущу, только когда выпорю и когда у тебя не останется сил молить меня о пощаде. Расслабься, прими наказание, как следует!

     Энджел принялся пороть Андре. Он размахивался со всей силы, казалось, стараясь нанести каждый следующий удар ещё больнее. Андре, лишённый возможности увернуться, напрягся до предела и даже не пытался расслабляться. Юноша боролся с болью. Он не давал согласия на такую экзекуцию и не собирался её принимать.

     — Напрасно сопротивляешься! Я не оставлю тебя, пока ты не примешь это, даже если мне придётся избить тебя до крови!

     — Да что же ты хочешь?! — в перерывах между сдерживаемыми стонами выкрикнул Андре.

     — Я хочу, чтобы ты принимал меня и все, что я с тобой делаю. Чтобы ты принял меня целиком и отдался мне до капли.

     Андре уже обессилел и сопротивляться больше не мог. Ему пришлось переступить через очередную черту и выполнить всё, что от него требовал этот демон. Он расслабился и стал послушно принимать удары, вбирая их в себя, при этом из его горла вылетал громкий страдальческий стон. Он пропитался этой болью насквозь и вошёл в экстаз. Ему уже было всё равно, что он чувствует. Казалось, его душа вырвалась из страдающего тела и наблюдала за ним откуда-то сверху.

     Энджел, разделяя этот экстаз, учащал и усиливал удары, словно хотел выплеснуть всю свою силу. Он дошёл до вершины неистовства и только тогда выронил из рук плеть. С диким, нечеловеческим рёвом он приник к Андре и, трясясь от возбуждения, вошёл в его плоть. Юноша издал ещё один стон, но уже не сопротивлялся. Они стали единым организмом — насильник и жертва, — который было невозможно разорвать.

     Когда все это окончилось, Андре уже не знал, кто он, как его зовут, чего он хочет или не хочет. В голове стоял шум, всё тело пульсировало и пылало, перед глазами была сплошная пелена. Энджел освободил его, помог снять ремни и довёл до душа.

     Андре автоматически включил воду и застыл, оглушённый и потерянный, не зная, что ему делать. Головокружение и шум в ушах постепенно проходили, и юноша стал возвращаться к реальности. Возвращение это было болезненным. Всё тело невыносимо ныло от никогда ещё не испытанных ощущений, но это было не самое страшное. Андре чувствовал себя раздавленным, опустошённым, беспощадно смятым и уничтоженным без остатка. Вместо того, чтобы принять душ, он присел на корточки и обхватил голову руками.

     Наверное, это точка. Он не сможет выйти из этого душа, не сможет выйти из этой камеры. Он не сможет вернуться в мир, в котором живут обычные люди. С этим нельзя жить, это гораздо хуже смерти. Андре обвёл глазами душевую. Его взгляд задержался на бритве, он протянул руку, взял её и извлёк из станка лезвие. Юноша плакал. Плакал и жалел, что не умер раньше.

     Энджел, обеспокоенный его длительным отсутствием, постучал в двери кабины.

     — С тобой всё в порядке?

     Глупый вопрос!

     — Андре, ответь!

     Энджел ворвался в кабину и схватил своего пленника за руки.

     — Что ты делаешь?!

     Лезвие упало на пол. Андре посмотрел Энджелу в глаза и сказал спокойно:

     — Я не смогу дальше жить. Я никогда уже не стану таким, как прежде.

     Энджел поднял его и, так же глядя ему в глаза, произнёс:

     — Ты никогда не сможешь стать прежним, потому что познал любовь падших ангелов. Такое не забывается и не стирается из памяти — это стало частью тебя.

     Энджел привлёк юношу к себе и поцеловал его в губы. Андре не стал отвергать поцелуй. Горячий язык Энджела проникал в его рот. Юноше казалось, что он падает вниз, словно летит в бесконечную пропасть. Струи тёплой воды стекали по их телам. Энджел обнимал и ласкал его, не считаясь с тем, что на нём не было живого места. Андре не сопротивлялся.

     — Я сам о тебе позабочусь, пойдём.

     Не выпуская юношу из объятий, Энджел повёл его в комнату. Он уложил жертву на кровать, извлёк какой-то раствор, и стал обрабатывать им раны. Каждое прикосновение было нестерпимым. Наконец, обработав все повреждённые места, он нанёс на спину и ягодицы любовника неизвестную мазь с травяным запахом.

     — Постарайся не шевелиться. К утру будет немного легче.

     Поцеловав юношу в щёку, Энджел протянул ему знакомую кружку.

     — Выпей.

     Андре пил небольшими порциями — шея болела, и было трудно глотать. Он не переживал о том, исцелится ли его тело. Юноша больше не ценил жизнь и стал относиться к себе безразлично. «Ты познал любовь падших ангелов», — прозвучало в его голове. Это было последнее, о чём он успел подумать перед тем, как заснуть.

     Во сне ему привиделось, будто он летит, вернее, падает. Андре бесконечно падал вниз в полной темноте, ему не за что было зацепиться. Затем перед ним откуда-то всплыла картина из прошлого — ангел на стёртом полотне в тяжелой раме, увитой изящными розовыми стеблями. Ангел пришёл в движение, и вдруг юноша увидел, что из картины на него смотрит Энджел пристальным, зовущим взглядом. Андре вскрикнул и проснулся.

     — Не спеши вставать, полежи немного.

     Энджел придержал юношу, машинально начавшего подниматься. Андре вновь прилёг и ощутил, что боль наполовину уменьшилась. Энджел принялся повторно обрабатывать его раны.

     — Принимая душ, будь осторожен. Лучше просто оботрись полотенцем. К вечеру уже сможешь двигаться свободнее. Возьми, — закончив наносить мазь, произнес он, протягивая свечу.

     Юноша поднялся. Пульсация прошла, воспаление утихло. Боль была, но уже не такая сильная. Он подумал, что теперь, наверное, на его теле надолго останутся шрамы, однако, осмотрев себя в зеркало, увидел, что следы от укусов и розог начинают затягиваться и кое-где исчезать. Что же, Энджел обладает волшебным снадобьем? Конечно, если он собирается его отсюда выпустить, то не может позволить, чтобы на теле жертвы остались доказательства насилия. Но как он это делает?

     Андре обтёрся влажным полотенцем, умылся, воспользовался бритвой и задумчиво посмотрел на неё. Нет, он не будет это делать. Там, на свободе, есть люди, которые не смогут пережить его потерю. Хорошо, что они уехали и ни о чём не волнуются. Пускай так ничего и не узнают, если удастся это скрыть.

     Юноша ...   осторожно надел халат и вошёл в комнату.

     — Что это за мазь?

     — Тебе помогло?

     — Так ведь не бывает.

     — Не удивляйся.

     Андре уже не удивлялся ничему. Он даже не удивился бы, если бы Энджел на следующий раз убил его, а затем воскресил наутро.

     На столе дымился кофе, завтрак уже был подан, и Андре принялся за еду. Энджел также приступил к трапезе. Юноше было немного больно сидеть, но уже терпимо. Он постепенно привыкал к боли и стал забывать, как это было, когда он не ощущал своего тела. Допивая кофе, он задал Энджелу вопрос:

     — Зачем ты причиняешь мне боль?

     — Я не могу иначе. Моя любовь — это боль. Тому, кто примет меня, придётся с этим смириться.

     — Тебя трудно любить.

     — Настоящий вкус счастья легко не даётся.

     — Разве это можно назвать счастьем?

     — Особенным. Его дано понять немногим.

     Андре замолчал. Разве может боль принести счастье? Можно ли было назвать удовольствием тот миг, когда он терял сознание и летел в пропасть? Бред! Это очень трудно и противоестественно для человека. Противоречит всякому здравому смыслу. Садомазохисты — люди с больной психикой, их место в психиатрической клинике.

     Новый Орлеан считался городом порока. Стоило пройтись по Французскому бульвару, как убеждался в этом, исходя из количества заведений для извращенцев. Гей-парады, торговля наркотиками, проституция — всё это было визитной карточкой города. Андре жил рядом с данными явлениями, но как бы в параллельном мире, в кругу своих интересов, и никогда не ожидал, что поворот судьбы заставит его посмотреть в глаза подобным вещам с такого близкого расстояния. Он знал людей, чьи пристрастия и взгляды на жизнь были такими же, как у него, и не выходил за рамки их общества. Окунаться в порочную сторону бытия не входило в его планы.

     Вчерашняя минута слабости — результат физического и эмоционального перенапряжения. Его раздавленная психика нуждалась хоть в какой-то поддержке. Энджел оказался гораздо хуже, чем просто геем. Он был ещё и садистом. Но почему этот человек имеет над ним такую власть? Андре слишком близко подпустил его, слишком многое позволил ему. Казалось, у него не было выбора. Но только ли страх был тому причиной? () Конечно, он бы никогда добровольно не подошёл бы близко к такому человеку, как Энджел. Никогда, пока не ощутил бы на себе его взгляд. Казалось, даже в отсутствие тюремных стен и засовов одним этим взглядом Энджел мог удерживать его тут, словно магнитом. Андре хотелось избавиться от этого ощущения и уйти, но он не мог.

     Энджел считал природными гомосексуальные отношения, ссылаясь на культуру древних народов и отдельные явления средневекового и современного общества. Интересно, чем же он оправдывает насилие и причинение боли, ведь в его глазах это тоже часть естественной человеческой природы?

     — Но ведь такой способ достижения счастья противоестественен, не будешь же ты этого отрицать.

     — Всё зависит от взгляда на вещи. Преодолевая боль, человек разрушает внутренние барьеры и становится свободным. Это духовный акт, открывающий красоту такой свободы. Особое удовольствие, которое стоит того. Стремление к духовному росту заложено в самой природе человека, как и бисексуальность. Процесс духовного роста, как известно, никогда не бывал лёгким. Садомазохизм — один из путей достижения духовной свободы, если не единственный. Он же — пример высшего проявления любви. Ведь любовь основана на самопожертвовании и способности отдавать себя интересам другого человека — разве это не является чистым садомазохизмом? Принимая боль, ты принимаешь меня, устраняешь барьеры между нами и растёшь духовно. Это и есть настоящая любовь.

     — Но я не люблю тебя!

     — Вчера вечером ты любил меня. Даже если ты это не понял.

     — Может быть, ты считаешь, что извращений вообще не существует? Всё, что творят люди — насилие, жестокость, бытовые и ритуальные убийства — всё это тоже часть человеческой природы?

     — Если бы это не было частью человеческой природы, не было бы и таких явлений. Но в то же время не совсем верно считать правильным и допустимым всё, что совершают люди. На самом деле, в мире слишком много неоправданной жестокости и насилия. Нет смысла причинять боль, если человек не готов её принимать. Совершать это только ради собственного удовольствия либо в качестве жестокого эксперимента, нанося при этом непоправимый ущерб здоровью либо лишая жизни — вот что я называю извращением. Иногда бывает необходимо проявить насилие, чтобы подтолкнуть индивидуума к преодолению внутреннего барьера для обретения им способности по-новому воспринимать бытие... Что касается насилия — оно может стать одним из методов обучения. Однако если человек не созрел, причинение боли и тем более убийство станет напрасной жертвой, досрочно прерывающей полезный урок. Высшая цель человеческой жизни — учиться и учить достижению духовной свободы посредством любви. Любовь же — как ни шокирующее это звучит — синоним садомазохизма.

     Андре, выслушав лекцию Энджела, замолчал, не имея больше аргументов. Вся эта навязанная философия, а также навязанная практика порядком ему надоели. Он начал понимать Энджела, хотя ему этого вовсе не хотелось. Чего ему хотелось, так это стать свободным не духовно, а физически. Пускай он боялся возвращения в привычный мир, но пора было положить этому конец, прийти в себя. Этот проповедник порока таки добился своего, сломал внутренний барьер юноши — боли Андре больше не боялся, по крайней мере, не так боялся, как раньше. Но он хотел свободы. И не нужно ему говорить о любви, которой не было. Было только насилие.

     Андре размышлял, а Энджел наблюдал за ним. Он провёл рукой по плечу юноши, отвлекая его от тяжёлых мыслей, и пристально, с оттенком вопроса, посмотрел ему в глаза... Опять этот взгляд! Неужели он хочет повторить вчерашний эксперимент? На теле Андре не было живого места. Но вместо этого Энджел сказал:

     — Я не хочу вновь причинять тебе боль. Пока. Но я хочу твоей любви. Ты сделаешь для меня то, о чём я попрошу?

     С этими словами Энджел расстегнул ширинку. Андре понял, чего тот от него хочет.

     — А если я не выполню это? После вчерашнего дня мне уже не страшно то, что со мной могут сделать, если я откажусь.

     — Я не заставляю. Я прошу тебя об этом.

     Внезапно Андре испытал желание. Ему было стыдно признаться себе, но он хотел выполнить просьбу Энджела. Было бы проще, если бы его принуждали. Так бы он имел возможность успокаивать себя тем, что не может поступить иначе. Но он мог.

     Дыхание Андре стало взволнованным. Юноша нагнулся и, охваченный горячей волной стыда, принялся страстно целовать обнажённый фаллос Энджела. Он говорил себе, что делает это в первый и последний раз, что никогда больше не повторит это, и целовал член всё сильнее. Казалось, он всегда умел это делать, причём так искусно, будто не в первый, а в тысячный раз прикасался губами и приникал языком к члену своего любовника, своего учителя, своего палача, открывшего ему новые стандарты человеческого представления о проявлениях любви. Никогда ещё он не испытывал такого удовольствия и такого счастья.

     Энджел стонал от наслаждения, лаская локоны юноши. Сцена страсти длилась около сорока минут, после чего из его мощного, твёрдого, словно сталь, фаллоса извергся неудержимый фонтан спермы, брызнувший прямо в горло Андре. Юноша закашлялся. Энджел подал ему салфетку и протянул стакан с водой:

     — Запей!

     Андре выпил несколько глотков, но это не помогло, и ему пришлось пройти к умывальнику, чтобы привести себя в порядок. Когда он вернулся, то стал испытывать чувство неловкости и не знал, что сказать.

     — Ничего не говори, — произнёс Энджел, — просто подойди ко мне.

     Андре сел рядом, и мужчина обнял его, привлекая к себе и прижимая, словно драгоценный цветок, к сердцу. Так они просидели, думая каждый о своём, но чувствуя одно и то же, пока не услышали шаги в ...  

     помещении бассейна — принесли обед.

     За обедом Энджел включил слайды с изображениями средневековых полотен и древнегреческих скульптур. Многие полотна были известны юноше, что же касается скульптур — те изображали, в основном, мужские тела, совершенные по своей форме. Ранее воспринимавший подобные предметы как произведения искусства, Андре вдруг стал замечать их неприкрытую красоту, словно это были живые люди. Он подумал, что Энджел вполне мог бы стать моделью для одной из таких скульптур — его тело не имело изъяна и было достойным образцом древнегреческого совершенства. История показывает, что именно так и создавались шедевры. Страсть и любовь к своим моделям делала их возвышенными в глазах мастеров, и это многократно усиленное любовью совершенство отображалось в их творениях. Потому-то они и были столь прекрасными. После просмотра слайдов Энджел повторно обработал вчерашние раны юноши — те почти зажили.

     — Ещё один раз, и достаточно. Не беспокойся, на твоём теле не останется следов от ран.

     — Меня это не беспокоит.

     Сознание Андре продолжало бороться. Он временами приходил в себя и не желал признаваться, что действует уже не по принуждению. Однако его поступки говорили сами за себя. Может быть, это был просто результат шока. Андре решил, что будет в дальнейшем контролировать свои эмоции. Он сказал Энджелу, что хочет спать, и получил кружку знакомого напитка. Проглотив его содержимое, он действительно заснул, отложив на потом самоанализ, без которого и так было ясно, что его желания изменились так же, как изменился он сам. Убеждение, что всё происходит в последний раз, было лишь предлогом. За этим разом неизбежно должен был последовать новый, и ещё один. Остановиться было невозможно.

     Андре проспал остаток дня и всю ночь. Энджел разбудил его поцелуем. Пока юноша спал, мужчина успел нанести ему волшебное снадобье на немногочисленные оставшиеся следы своей неудержимой страсти.

     Андре открыл глаза и увидел привычную уже картину — знакомое лицо находящегося рядом с ним человека, мужчины, чьи губы, коснувшись его губ, прервали затянувшийся сон. Энджел любовался им. Он нежно гладил тело Андре, неспешно проводя по нему тыльной стороной ладони. Мужчина наклонился и поцеловал его ещё раз.

     — Я так долго ожидал твоего пробуждения. Я хочу тебя прямо сейчас.

     Андре поднялся ему навстречу. Энджел развернул его, поставив на колени, нагнул, и юноша упёрся локтями в белоснежную кровать. Он внутренне приготовился к предстоящему соитию, как вдруг, впервые за всё это время, раздался скрип двери, соединяющей апартаменты Энджела с общей камерой. Андре забыл о её существовании — дверь была оснащена звукоизоляцией, и всё, что происходило за ней, было недоступно его слуху. Мужчины надели халаты и поднялись с постели. К ним вначале постучали, и в комнату вошёл тот, кого тут меньше всего ожидали увидеть, — тюремщик, который несколькими днями раньше привёл сюда Андре.

     — Простите, у меня приказ. Собирайся на выход, — обратился он к юноше.

     — Какой, к чёрту, выход?! — Энджел взбешённо воззрился на непрошенного посетителя. — Он здесь всего лишь пять дней!

     — У меня приказ, — повторил тюремщик. — Его необходимо срочно доставить в участок. За него внесли залог.

     — Какой залог? Кто мог узнать о том, где он находится?

     — Родители каким-то образом узнали. Они пришли с адвокатом, внесли залог и требуют немедленного освобождения парня.

     Андре не поверил своим ушам. Родители! Здесь! Неужели всё кончилось? Но как они узнали? Юноша стоял, словно каменный, не смея пошевелиться. Он так привык к власти Энджела над собой, что не решался без его распоряжения сделать хотя бы один шаг.

     — Оставьте нас! — потребовал рязъярённый мужчина.

     — Не могу, время поджимает.

     — На пять минут!

     — У вас две минуты, — тюремщик нехотя вышел и закрыл за собой дверь.

     Энджел приблизился к своему пленнику. Его лицо побелело от бешенства, в глазах отразилась бессильная досада. Он долго смотрел на Андре отчаянным взглядом.

     — Поторопитесь! — раздалось за дверью.

     Энджел резко привлёк к себе юношу и поцеловал его в губы. Поцелуй был продолжительным и яростным; он укусил Андре за язык, и тот негромко вскрикнул, отшатнувшись.

     — Это тебе на память, — произнёс Энджел.

     Двери отворились. Тюремщик схватил юношу за плечо и потащил за собой.

     — Пошли! — приказал он.

     Андре ощущал себя вконец растерянным. Его сопровождал тяжёлый тягучий взгляд Энджела, который был похож на резину. Чем больше становилось расстояние, на которое она растягивалась, тем сильнее тянуло парня назад.

     Освобождение оказалось таким же внезапным, как и плен. Юношу посетило ощущение дежавю. Всё повторялось, только в обратном порядке. Он прошёл через общую камеру — его сопровождали долгие любопытные взгляды. Отворилась дверь, в которую он отчаянно стучал кулаками, умоляя его выпустить. Знакомый коридор. Юноше вернули его одежду, и он облачился в неё прежде, чем выйти на улицу. Проходя через тюремный двор, он вспомнил, как ему показалось, будто он участвует в незнакомом фильме. Съёмка закончилась...

     За пределами двора его ожидала та же самая полицейская машина. Андре сел на заднее сидение. К нему обратился пожилой полицейский с вопросом:

     — Ну как, понравилось?

     Андре отвернулся к окну и с достоинством промолчал.

     — Он онемел от восторга, — съязвил другой полицейский, и оба расхохотались.

     В участок его завели через чёрный ход. Вначале он оказался в знакомом кабинете. Полицейский спросил его:

     — Тебе объяснили, что не следует распространяться о случившемся? — с этими словами он достал из своего стола толстый конверт и протянул его Андре.

     Юноша отверг деньги. Он сказал:

     — Верните это Энджелу и передайте ему, пусть ни о чём не беспокоится. Я буду молчать!

     — Не глупи. Возьми, это приличная сумма. Они тебе пригодятся, — голос полицейского впервые смягчился и немного подобрел.

     — У меня всё есть. Я могу быть свободен? — Андре встал, и коп, тяжело вздохнув, спрятал деньги обратно в ящик стола.

     — Ну, как хочешь. Имей в виду, тебя ждут крупные неприятности, если ты проговоришься.

     Андре не удостоил копа ответом.