Многое зависит только от того, с кем и при каких обстоятельствах.

     Рассказал мне эту историю давний приятель. Много воды утекло с тех пор — много соли съедено (но не с ним) и выращено не только дерево, рядом с немаленьким домом. У него уже взрослый сын — красивый, стройный коренастый парень, привлекающий девушек игрой мышц и шикарной шевелюрой русых волос над бирюзовыми глазами.

     Статный мужчина. Необыкновенная жизнь.

     Вечер. Полумрак уютной комнаты и мягкое кресло у камина. За окном завывал декабрьский ветер, завьюживая и нанося валуны пышных сугробов серебристого снега, играющего радужными искрами в лучах заходящего солнца.

      — А сын знает про твою жизнь — твоё прошлое?

      — Да, что ты... Зачем сыну знать об этом? У него свой опыт и своя жизнь, — с улыбкой тихим голосом произнёс Геннадий Васильевич.

      — И никогда не возникало мысли поделиться?

      — Была, но... понимаешь, такое с каждым может случиться по молодости. — И подумав, добавил, — и не только такое. Гормоны, желание, страсть...

      — А сейчас?

      — А что, сейчас? Хочется всегда (особенно вспоминая хорошее), но не всегда можется. Возраст не тот, да и... Было это... У-у... — даже и вспомнить страшно — н-ад-цать годков тому назад, в стране, где была любовь, но отсутствовал секс... — где, как говорили и думали, люди жили в благочестии и высокой морали, а всё «греховное» и неприличное только за бугром было — в далёкой стране, под названием «загнивающий капитализм». Это только там секс и разврат, а у нас — ни-ни! и детей... только в капусте или с аистом (будь он неладен, для некоторых).

      — А чего ж с такой грустью — не уж-то аист нежеланное доставил?

      — Что ты? У нас с Валентиной Антоновной всё прекрасно. Особенно пацан — статный получился. Видный, пацан.

      — Чего ж на аиста наезжаешь, с такой грустью?

      — Алименты... Но, я об ином хочу рассказать. О заветном. Никому ни слова не проронил, о моём юношеском опыте — в тайне держал.

     Так вот, как в сказке можно начать: В некотором городе жили муж и жена. И в срок положенный родился у них сын, оболтус. Но «оболтусом» он, от нежности и любви к чаду своёму звался. Словом неласковым его в шутку и с любовью кликали. Рос сорванец и шло время. Когда как оно (время-то) летело: то медленно (с ленцой), а то проносилось так стремительно, что оглянуться не успели родичи, как осемнадцать годков молодцу стукнуло. Малой-то, смышлёный вырос — ласковый. В порочных связях, как говорится, замечен не был. Всё книжки умные читал, мать с отцом почитал... даже дерево не одно успел посадить ещё по молодости.

     Как заведено в стране большой и далёкой уж было, настал черёд в армию сбираться. Вот и призвали нас. Мы призывались из разных мест. Я из Ростова, а он... — Геннадий помолчал, потупив очи, затянул трубку и после короткой паузы продолжил, — а он из Западной Украины. Попали в учебку. Встреча состоялась, как ты понимаешь, в одном взводе — после полугода службы и совершенно случайно.

     Как-то довелось нам рядом отобедать. Обменялись «любезностями». Поспорили по техническим вопросам. Завязался разговор. По многим вопросам наши взгляды совпали. На гражданке у нас были родственные профессии, что и сблизило в интересах. Возникали вопросы по работе, а соответственно и интерес друг к другу не охладевал — всегда, о чём поговорить было. При каждой свободной минутке стремились встретиться и поболтать.

     Мой новый приятель был всегда опрятен и следил за своим внешним видом: начисто выбрит, подстрижем (впрочем, как и все в армии) — от него веяло свежестью и теплом. Поздней осенью очень сыро и холодно, а его тело излучало тёплые потоки энергии. Мне встречались такие люди... — от которых жаром пышет — которых на дальнем расстоянии чувствуешь. Его широкая искренняя улыбка завораживала и заставляла улыбаться в ответ.

     Уже не молодой рассказчик отпил глоток кофе и продолжил.

     Мы стали тенью друг друга. Если не удавалось свидеться по службе в течение целого дня, казалось — целая вечность разделила нас. Нам всегда было о чём поговорить. Да и, переговорить все темы, для нас было проблематично. Андрей, так звали моего сослуживца, был очень увлечённым человеком — всесторонне развитым и грамотным во многих областях знаний. Крепкое мускулистое тело, с игрою мышц, заставляло любоваться. Он был коренастее меня, хотя по росту и одинаковы, из-за чего выглядел Андрюша плотнее. Мы оба рослые были-то, — улыбнулся Гена, — метр восемьдесят два. Я, правда, худощав был — как жердь и казался повыше Андрея.

     Прошёл месяц обучения в учебном подразделении. Мы закончили школу младших военных специалистов, после чего меня назначили исполняющим обязанности командира взвода и заставили преподавать «радиосвязь и эксплуатацию радиостанций боевых машин».

      — Большим человеком стал.

      — И не говори... Ряд льгот получил. Самое прикольное, что я смог свободно перемещаться по части и за её пределами. Свободу получил, — улыбнулся Геннадий Александрович. — Андрей продолжал службу в работе по ремонту технически сложного электрооборудования. Бывало, что встречались, но уже не так часто, как раньше. Я испытывал огромное удовольствие от общения, как наркоман. Чувствуя тепло и его случайные прикосновения, вызывали сильное сердцебиение. Андрюша, при этом, покрывался румянцем, обретая застенчивую улыбку. Кстати, хотя он и призывался из Западной Украины, по национальности венгр был: по-русски говорил с лёгким акцентом и часто ругался на «родяньской муве» и по-венгерски, который немецкий напоминал — такой же чёткий и по-солдатски командно-отрывистый.

     Раз, решил я пригласить своего друга в баню. Поскольку имел возможность свободного передвижения за пределы части, баню посещал в любой момент... — когда желание возникнет. Он же, только по уставу — в отведённое время — в банный день. Выписал для Андрюхи увольнительную...

     Несмотря на то, что в бане принято раздеваться при всех и женских особ не присутствовало, я стеснялся. Вот такой вот — стеснительный по натуре человек — от наготы в конфузе. Не любил банные обряды, когда в помещении есть ещё кто-то: такое чувство, что на тебя глазеют со всех сторон — оценивая и изучая. Выбрал время смены подразделений — одни закончили и уходили, а новые, мыться ещё не пришли. Классно. Тихо, спокойно, просторно и... ни ду-ши-и. Никто не пялится на тебя под душем, и парилка прогрета — толкотни нет — жопами не толкаются. Зайдя в предбанник, начали раздеваться. Тут я впервые увидел Андрюшу полностью голым.

     Беленький, на лобке густые рыжие волосы, член... немного увеличенный в размерах, как мне показалось, симметричное стройное и красивое тело — всё в полной гармонии. Лёгкий запах мужской, бархатной кожи, обтягивающей упругость мышц. Именно тела, а не отталкивающая и резкая вонь пота. Этот запах присущ каждому, но очень индивидуален. Мы были веселы в резвости и озорстве. В зале уходили последние люди. Андрей приглядел удобную лавку поблизости к душевым кабинкам, где можно было оставить мыло или присесть в расслабленном состоянии. Омыли сухие тела под струями тёплой воды. Выбрали тазики (хотя выбирать не из чего — все одинаковые) и принялись мылить себя, покрывая белоснежной пеной.

      — Помой мне спинку, — с улыбкой попросил Андрей.

     Я обильно намылил мочалку и, придерживая Андрея за плечё, стал со всей силы тереть его широкую спину (как будто дыру собрался натереть, сдирая грязную кожу).

      — Э... — завопил Андрей. — Полегче!

     Наши тела случайно соприкасались — бока, бёдра, ноги... С каждым прикосновением я ощущал необыкновенный прилив чувств и странных (на тот момент) ...

 

     желаний. Мой член увеличивался в размерах и начинал пульсировать от переполнения кровью. Совершенно случайно, он коснулся ягодицы Андрея... Я покраснел... — засмущался от неловкости и застенчивости. Как-то неуютно стало.

     Продолжая мылить Андрюшу, я опускался ниже — между лопаток, бока. Мы поменялись местами и уже я, стоя спиной к другу, млел от радостного чувства детского ощущения внимания и ласки родителей, купающих своего ребёнка. Так чувствовал я себя в тот момент. Теперь уже он мылил мои плечи, спину, талию... Его движения были уверены и ритмичны. Что б Андрею было удобнее тереть мою спину (рост-то ого!) я наклонился, упёршись руками в рядом стоящую лавку. Андрюшка продолжал увлечённое занятие, совершенно просто и свободно продолжая мыльную эпопею с моим телом. Через пару минут мочалка уже елозила по моей заднице, натирая ягодицы и... — Гена помолчал... — почесал задумчиво за ухом, как будто в растерянности и замешательстве.

      — И?

      — ... мочалка юркнула меж моих ног, натирая яйца.

     Андрюша стоял сбоку от меня и неожиданно взял мой член в свободную от действий по намыливанию руку, захватив его вместе с мошонкой. У меня перехватило дыхание. По телу пробежал лёгкий холодок и мелкая дрожь.

      — Ты меня стесняешься? — весело спросил он.

      — Да, нет... — протянул я, растерянным и глухим голосом.

     Андрей освободил головку от крайней плоти, залупив её полностью и лёгкими, ласковыми движениями продолжил банный обряд уже с ней. Я ни знал куда деть себя от смущения. Хотел дёрнуться, вырваться и... но останавливала давняя дружба и доверие (тем более что мы были одни и никто не видел этих манипуляций). Останавливало и непонятное чувство, смешанное с неосознанным интересом в происходящем. Я сильно возбудился. Мой детопроизводитель пульсировал в такой эрекции, которую я не видел даже в ранние утренние часы, когда очень хотелось в туалет пописать. Андро перевёл руку к груди, и нежно проведя по ней, начал массировать сосок. У меня в бешеном темпе заколотилось сердце и участилось дыхание. Его рука, яростно мылившая промежность и ягодицы остановилась на заднице и... я почувствовал давление на анус. Я вздрогнул от проникновения в меня среднего пальца его сильной и мужественной руки.

      — Не бойся, — прошептал Андрюха. — Не понравится — скажи.

     Какой говорить?! Я не мог слова молвить от страстного возбуждения и сухости во рту. Язык будто прилип к нёбу. Только и выдавил из себя:

      — Угу.

     Андрей отпустил меня и продолжил мыть, натирая спину... — невзначай касался, тёрся и прижимался гениталиями к моей девственной попке. Я чувствовал напряжение. Чувствовал его стоячий ствол, проникающий меж моих ног и скользящий под моими яичками. Чувствовал его возбуждение при прикосновении к ногам. Чувствовал... чувствовал... ощущал... Лёгкое, по-доброму ласковое прикосновение к спине — чуть выше талии, и тихий голос произнёс:

      — Пригнись ещё немного... — не бойся.

     Он страстно и с нетерпением вводил в меня свой разгорячённый орган. Скользкий от обилия пены хуй, всё ж с трудом входил в моё заднепроходное отверстие. Меня бил мелкий озноб. Стало страшно и больно.

      — Больно! — хриплым голосам прошипел я.

     Андрей вынул член и, помассировав анус указательным пальцем, начал снова. Уже медленно и осторожно, стараясь не причинить мне боли, он вводил своего «разъярённого коня» в моё сопротивляющееся отверстие. Я вновь почувствовал неудобства и боль, но как только его головка проскользнула сквозь узкое отверстие, Андрей довольно быстро сделал всё остальное, вогнав почти весь ствол в нужное место. Из моей груди вырвался глухой стон. Было страшно и немного стыдно. Боли уже не было, однако я не знал как вести себя в подобной ситуации.

      — Ну, как? — спросил Андрей.

     Хрипло ответив:

      — Так себе... — в мыслях кляня себя, что не остановился раньше, и что ничего хорошего в этом нет (ещё и задницу немного пекло от едкого мыла). Я чувствовал огромный член в своей попке и боялся шевельнуться.

      — Чего это?

      — Ага... а ты сам попробуй. Я думал — там всё разорвётся при неловком движении, как при сильном запоре, и потом даже срать нечем будет.

     Андрей вводил свой член глубже и глубже, раздвинув мои ноги пошире (на ширину плеч), примостившись между ними начал производить фрикции, добиваясь полного погружения в бездну клоаки. Мыло, медленные осторожные движения, поступательные действия... Я ощущал его разгорячённый, даже очень жаркий и твёрдый член. Одной рукой он массировал мой хуй и яички, а другой, дотянувшись до груди, нежно гладил то один, то другой сосок. В банном зале было пусто. Вдали шумела вода от незакрытого крана в одной из душевых комнат. Моё возбуждение не знало предела. Кровь пульсировала в висках и шум... — шум в ушах и голове. Плавные и равномерные движения Андрея заводили меня всё больше и больше. Амплитуда колебаний учащалась. Сердце колотилось, и было готово вырваться наружу, вместе с выдохами горячего воздуха из лёгких. Андрюха всё быстрее и быстрее сношал мой зад, ни на миг не вынимая свой член из ануса. Мне уже не было больно, а даже как-то необычно приятно. Я чувствовал, что его орган становился всё больше и больше... — начал пульсировать... — ритм дыхания и движений начал сбиваться и... Он кончил, подумал я. Он кончил прямо внутрь — внутрь моего девственного состояния — внутрь меня.

     Вскоре послышались шаги и стук. Распахнулась дверь, и в банный зал с гоготом и разговорами ввалили несколько солдат. Видимо они задержались в наряде. Вошедшим нас не было видно из-за выступающего угла душевой кабинки. Андрей освободил меня от своих объятий, осторожно вынув хуй из моей задницы, и зашёл под душ. Выпрямившись, как ни в чём небывало я проследовал следом, погружаясь в горячие струи брызг, разбрызгиваемых соплами труб над нами. В памяти проносились мгновения происшедшего, повторяя всю гамму ощущений. Мне хотелось ещё. Хотелось повторить то же самое, но с ним — с Андреем. Заглянув в соседнюю кабинку, вопросительно шепнул:

      — А я... — на что Андрей только улыбнулся и молча кивнул на парилку.

     Через пару минут мы погрузились в плотные клубы пара небольшой комнаты, обитой пахучими досками и горячими валунами камней в углу, забравшись на дальнюю полку. Андрей присел на корточки, обхватив меня за бёдра, нежно лаская и играя, взял в рот головку моего почти уже расслабленно обвисшего писюна. Я никогда не чувствовал такого восторга и блаженства, которое ощутил в то момент. Дыхание вновь перехватило, сердце начало усиленно биться от интенсивного миньета. Меня покачивало и возникло желание засадить хуй глубже — до самого горла. Я был на седьмом небе от счастья. Непроизвольные движения бёдрами... Фрикции... Через мгновение, переполненный от перевозбуждения чувств и желаний, я уже кончал парню в рот. Мои руки нервно подрагивали и непроизвольно гладили его плечи и шею, теребили мокрые волосы головы... От навернувшегося чувства восторга и огромного удовольствия, лёгкого естественного опьянения и какой-то расслабленности в ногах и теле, откинулся назад. Я стонал и извивался, тело вздрагивало, а сперма нескончаемым потоком вырывалась наружу, заливая рот Андрея. А он, как ни в чём не бывало, продолжал доставлять мне удовольствие, еле удерживая моё драгоценное состояние у себя во рту, и наблюдая за мной своими искрящимися от радости глазами.

      — Как, понравилось? — произнёс Андрей, освободив мой член и усевшись рядом. — Может ещё?

     В висках с силой барабанила кровь. Постепенно приходя в себя, расслабившись, я лежал с закрытыми глазами. Это было прекрасно, проносилось в голове. Скрипнула дверь. В парилку вошли два молоденьких парня.

      — Как банька? Парку не подбавить? — и подливая воды на раскалённые камни. — Ух! Сейчас погреемся.

     Просидев ещё с минут пять, мы вышли. Всю обратную дорогу молчали. Я анализировал случившееся и затем, ночью, долго не мог уснуть, мысленно восстанавливая картину происшедшего, повторяя в памяти каждое движение, каждый вздох, каждое прикосновение. Откровенно говоря, в попу мне не очень-то и понравилось. А не возражал и не сопротивлялся, не вырывался и ничего не сказал Андрею, потому что он мне очень нравился. Я его даже любил (как друга). Прикосновения, да ещё такие откровенные и доверительные завораживали и затмили мой рассудок. Я медленно погружался в Прану небытия окутываемый грёзами ночных видений. Я засыпал и во снах, мне вновь являлись эротические моменты встреч и утех, от которых было так приятно и томно.

      — И всё? Что же было дальше — Вы...

     Мы ещё долго сидели у камина, слушая завывание ветра, потрескивание дров и, любовались всполохами огня в игре тени света на стенах старого дома, наслаждаясь игрой чувств, в воспоминаниях. Наступила глубокая ночь. Остыл кофе, и пора было уходить спать, но... так не хотелось. В дверь постучали. В комнату вошла статная дама, в роскошном ночном пеньюаре.

      — Дорогой, не пора ли спать? — спросила она. Уж утро скоро...

      — А где Антошка?

      — Он сегодня остался у своёй девушки ночевать. Сказал, что вернётся завтра.

      — Хорошо дорогая, мы уже идём.