Не прошло и пяти минут, как под действием моего язычка вновь напряглись Аллины мышцы. Она выгнула спину, опять неистово сжала бёдра и пролилась на меня очередной порцией влаги наивысшей точки удовольствия. Потом как-то неуклюже перевалилась на бок, освободив из плена своего, истерзанного язычком, лона моё лицо и с довольной, умиротворённой улыбкой затихла в какой-то нелепой, неестественной позе.

     Сашка тоже не заставил себя долго ждать. Замычал, выпустив из своего жаркого, развратного ротика мой прибор и тут же пролился в Ольгин рот изрядной порцией своего семени. Ольга, не глотая её, переместилась по матрацу. Зависла на долю секунды над Аллой и тут же впилась в её пухлые, манящие губы поцелуем. Алла было открылась ей на встерчу, но тут почувствовала, как из Ольгиного ротика к ней перетикает Сашкина сперма и удивлённо вскинулв глаза. Она не ожидала от Ольги такого подвоха и к сперме, видимо, была не привычна, но виду не подала, с небольшим усилием сглотнула и начала в ответ целовать и вылизывать язычком Ольгины перепачканные губки.

     Потом мы все валялись на нашем импровизированном, восточном ложе и лениво переговаривались. Я всех обвинил в том, что единственный не успел кончить и они клятвенно заверили меня, что чуть позже исправят эту оплошность.

     Потом Алла, совершенно голая, пошла на улицу и принесла водку и какую-то снедь. Мы удивлённо взглянули на неё. Пить ни кому не хотелось. Тогда она махнула рукой и принялась пить одна. Позже мы все поймём почему и для чего ей понадобился алкоголь...

     Она пила, практически не закусывая, одну рюмку за другой. Вскоре я забеспокоился и, обняв её за плечи, поинтересовался всё ли в порядке. Она нежно поцеловала меня в шею и заверила, что давно не чувствовала себя такой счастливой.

     Мы дождались, пока наша мадам закончит принимать «допинг» и решили продолжить приостановленный процесс.

     Как только мы опять сплелись в объятиях, я понял, что Алла еле жива... Движения её стали неловки и она уже не очень хорошо владела своим прекрасным телом. Ни чего не оставалось, как положить её на спину и ласкать. Сама она уже была мало на что способна. И тут наконец наступила развязка и она, крепко зажмурив глаза, не громко произнесла. Ребята, я готова к тому, о чём мечтала много лет.

     — Дать в рот мужу?! — со смешком, откровенно съязвил Сашка.

     Она пьяно замотала непослушной головой:

     — Нет, это потом. Я имела ввиду нечто другое...

     Она выдержала театральную паузу, икнула и продолжила:

     — Трахните меня, как последнюю уличную шлюху! Не спрашивайте ни о чём! Будьте со мной грубы и беспощадны (Но не жестоки! — оговорилась она на всякий случа). Я хочу, чтоб Вы взяли меня во все дырки.

     Мы не верили своим ушам! Так вот за чем она пила! По относительно трезвой голове она была не в состоянии попросить об этом!

     — Сзади я ещё девственна и непорочна! — высоко задрав указательный палец правой руки и пьяно икнув, уточнила она, — Но это ни чего не значит! Порвите мне всё! Я хочу...

     И она, обессилев от такой тирады, безжизненно замерла...

     Это была уже не женщина, это были «дрова», но я решил, что отказывать ей нельзя и, на такое признание по трезвому, она ещё долго не сможет решится. Я подмигнул своим. Мы пошептались немного и начали...

     Сашка принёс холодную воду, а Ольга эластичный бинт. Мы взяли полу спящую Аллу за ноги и за руки и отнесли в угол комнаты, посадив спиной к стене. За тем связали ей руки и ноги. Сашка размахнулся и окатил её целым кувшином ледяной воды!

     Она заорала в голос от неожиданности, испуга и холода. Я молча размахнулся и влепил ей звонкую пощёчину. Её голова со стуком ударилась о покрытую вагонкой стену, а глаза наполнились ужасом!

     Потом я приблизился к ней в плотную и, стараясь «звучать» как можно правдоподобнее, грубо сказал:

     — Ты за что, сука, оскорбляла Олю!?Думаешь, мы дадим нашу девочку в обиду какой-то уличной шалаве!?

     Она растерянно переводила глаза с меня на Сашку, с Сашки на Ольгу и силилась вспомнить что такого «криминального» она могла нам сказать. Выпитая водка туманила ей рассудок и память. Было видно, как она пытается привести в порядок мысли и вспомнить хронологию последнего времени, но ей это так и не удалось и она беспомощно скривила губки и заплакала, прося её извинить и сказать, что она сказала «не то».

     Мысленно я себе аплодировал! Всё шло, как нельзя лучше. Я опять размахнулся (впрочем, несколько театрально) и ещё раз её головка полетела и вмазалась в вагонку стены. Тут уже ей было не до размышлений и она заголосила, пытаясь вымолить прощение или привлечь кого-то со стороны на помощь. Было очевидно, что она не на шутку испугана и подавлена всем происходящим. Её, деморализованный водочными парами, мозг был не в состоянии вспомнить, что ещё полчаса назад она сама нас просила быть с ней «грубыми и беспощадными»...

     Я больно схватил её за подбородок и поднял лицо вверх. Она тут-же замолчала и в её, и так испуганных, глазах появилась тень настоящего ужаса.

     — Ну, что, сучка? Сейчас мы тебя отведём на соседнюю стройку, в вагончик к таджикам! Пусть они там до утра с тобой развлекаются! Они ребята голодные — их надолго хватит! — продолжил «злодейским» голосом я.

     Она вся вжалась в стену и дрожащим, срывающимся голосом пролепетала:

     — Прошу! Только не это, миленькие! Всё, что хотите сделаю! Рабой Вашей буду!!Только не таджики! Я терпеть не могу азиатов!

     — А как же он? — и Сашка ухмыляясь ткнул пальцем в меня, — татары тоже азиаты, да и обрезан он не хуже таджика.

     Алла запнулась и затравленно посмотрела на меня. Я усмехнулся сквозь зубы и очередная оплеуха полетела в голову нашей пленницы. Она была окончательно деморализована и подавлена. Сил к размышлению и хоть какому-то сопротивлению у неё не осталось. Тогда я поставил «жирную точку» в этой истории. Сашка принёс самые большие гвозди и молоток. Алла с ужасом смотрела за нашими манипуляциями и явно готовилась к самому худшему.

     Мы развязали её и, разрезав бинт, привязали по куску на каждую руку и ногу. Затем положили её на живот на матрац и, вбив гвозди, привязали её руки и ноги к ним. Её поза была практически, как на распятии, только лицом вниз.

     Сашка отыскал Ольгины трусики и, смостирив из них кляп, заткнул Алле рот. Она подчинялась безмолвно и обречённо. Я вытащил из брюк ремень, размахнулся и первая розовая полоска перечеркнула прекрасную, холёную кожу на попке и пояснице. Алла вся сжалась и застонала. (Специально для — ) Из глаз, сами по себе, брызнули слёзы. Ещё 5—6 раз я повторял свои действия, пока бедная деска не захрипела сквозь Ольгины кружева...

     Тогда я кивнул Сашке, тот встал на колени между Аллкиных раздвинутых ног, грубо, двумя пальцами густо измазанными детским кремом вошёл в её анус и, провернув их там, смазал стенки ануса. Потом он жирно смазал головку своего члена, примерился и резким, коротким толчком буквально проткнул Аллкину попу!

     Алла захрипела и, подняв инстинктивно голову, с размаху ударила ей о матрац. Если бы не он, она наверное разбила бы себе лицо или сломала нос.

     Сашка устроился поудобнее и резкими, мощными качками начал вгонять своего не особо толстого, но крепкого друга в её задницу. При каждой его фрикции она выгибала спину и поднимала голову, а потом навзничь падала на место. Из её, плотно заткнутых, губ вырывались хрипы и какой-то не человеческий вой...

     Это продолжалось минут десять. Потом Сашка на секунду завис... на его лице волнами начали расходится эмоции и вот он, собрав все оставшиеся силы, размашисто вошёл ещё 3—4 раза в хлюпающий и просящий о пощаде Аллочкин анус и обессиленно упал всем телом на неё...

     Он лежал совершенно обездвижено, а вот Алла, на удивление, активно шевелила бёдрами под ним и что-то мычала сквозь трусики... Тут только я понял, что, не смотря на ...

 

     боль, она страшно возбуждена и пытается хоть как-то продолжить начатое Сашкой. Я ухмыльнулся и сказал Ольге вытащить у неё изо рта трусики и заткнуть ей рот своей промежностью, что Ольга тут-же и выполнила. Алла молча впилась губами в Ольгино текущее влагалище и зачмокала, обсасывая и вылизывая её набухщие губы. Казалось, что только этого ей и не хватало!

     Сашка встал, а я занял его место между Аллиных ног. Анус разверзся, как лесная норка зверька или, как небольшая пещера. Он не был порван или повреждён. Он дышал и жил какой-то самостоятельной жизнью. То чуть прикрывался, то вновь распахивался шире. Аллка то сокращала, то вновь расслабляла его мышцы. Делала она это, скорее всего, не произвольно. В ней говорило её возбуждение... Тоненьким ручейком сочилась из него Сашкина сперма.

     Я примерился и с разгона вошёл в Аллку. Она выпустила изо рта Ольгину вагину и закричала в голос, но тут-же получила от меня увесистый подзатыльник и замолчала. Ольга грубо взяла её за волосы и начала возить лицом взад-вперёд у себя между ног, а потом просто воткнула её в вагину и та опять захлюпала, зачмокала, засосала её.

     Я грубо и нарочито резко долбил её зад, беря время от времени собственный член у основания и, как бы, поднимая её на нём чуть к верху. В эти мгновения она вся напрягалась и падала лицом на матрац, но тут же исправлялась и вновь ловила губами Ольгину промежность.

     Я долго не мог кончить. Устал. По спине струйками сбегали потоки пота, но оргазм ни как не шёл. Ольга устала от Аллкиных ласк и чуть отодвинулась, давая ей сосать пальцы своих ног, а я всё долбил, и долбил Аллкин измученный анус. Я сосредоточился и вскоре волна тепла и удовольствия разлилась по моему телу. Сперма ударила в Аллкины кишки и забурлила, сводя её с ума! У неё не было уже ни сил, ни эмоций и она просто безжизненно упала, выпустив изо рта Ольгины пальчики...

     Но это было ещё не всё, что я придумал... Большим ножом я срезал бинты с Аллкиных ног и рук. Мы подхватили её с Сашкой, вынесли на улицу и положили лицом вверх на травку. Она испуганно смотрела на нас, но говорить уже была не в состоянии. Только нелепо открывала рот и пускала пузыри из смеси собственной слюны и Ольгиной вагинальной влаги, в которой было перепачкано всё её лицо.

     Я дал Ольге знак и она пристроилась на корточках прямо над Аллкиным лицом и её киска оказалась в паре сантиметров от опухших губ. Мы с Сашкой встали чуть дальше. Я скомандовал:

     — Поехали!

     Первой сумела начать Ольга. Струя ударила Аалле в лицо. Ольга надавила ей на скулы, та от боли раскрыла ротик и струя начала заполнять гортань. Ни чего не оставалось, как принимать всё это и сглатывать.

     Тут подключились и мы. Я поливал тёплой, чуть парящей в ночной прохладе, струёй Аллкины шикарные груди, а Сашка область лобка и паха. Мы залили её всю... Когда Ольга закончила и слезла с Аллкиного лица, мы услышали буквально детский плач, который перешёл в рыдания и наконец в настоящую истерику..

     Я дал знак и мы все в троём ушли, бросив истерзанную, всю в нашей сперме и моче Аллку одну в полумраке сада.

     Мы сели на матрацы и налили, принесённую Аллкой водку. Молча выпили. Я прижал палец к губам и стал прислушиваться. Плач уже перешёл в короткие, негромкие всхлипывания. Послышался шорох и в дверях появилась Аллкина фигура. Это было одновременно жалкое и очень сексуальное зрелище... Жалкое Аллкино лицо, искажённое гриммасой сонма переживаний и прекрасное её тело, стройные ножки и бёдра, упругие, правильной формы груди и изящный изгиб шеи... Мы любовались ей в неверных отблесках догорающих свечей.

     Наконец, она нарушила молчание и плаксиво, как-то по-детски гнусавя, заговорила:

     — Простите меня, мои дорогие! И ты — Олечка!

     Она не то, что встала, а упала на колени и, еле душашие её слёзы, продолжила:

     — Я Вас всех очень люблю! Вы открыли за одну ночь мне целый мир! Не знаю, как я буду жить с этим дальше, но точно не так, как жила.

     Она немножко подумала и добавила:

     — Наверное я разведусь...

     И задумчиво опустилась по-турецки на пол, прямо там, где и стояла...

     Я подошёл, взял её за дрожащие, трогательные плечи и, подняв её с пола, прижал к себе. И тут её наконец прорвало. Она плакала беззвучно. Огромные бусины слёз сбегали по её щекам и катились дальше по моему плечу и груди. Я накинул на неё простыню и повёл отмывать нашу «ночную жертву» от спермы и мочи в баню...

     Заключительная часть следует...