Любые нововведения в армии и на флоте всегда сопряжены с наличием или отсутствием материальных, физических, финансовых и прочих сил и средств. Об этом знали еще древние греки, но наше командование, видимо, руководствовалось, другими категориями. Почему — то большие начальники знают только одно слово «Надо!». А вот чем и как? До таких подробностей они не доходят. В самый разгар передислокации складов на новое место базирования поступила команда об отмене охраны военных объектов тыла военнослужащими с передачей этих функций военизированным гражданским командам. Мы попали в полосу бешеных сокращений вооруженных сил. Эти Хрущевские нововведения по сокращению военных сначала на 640 тысяч, затем на 1 миллион двести тысяч и далее да еще с такой дуростью уничтожить все, что было в ведении войск, не только бесило нас, но и вызывало чувство удивления и ненависти к этой безумной власти.

     Ну как можно было понять то, что в авиационных полках не только уничтожали оружие и боезапас, а даже громадные в десятки тысяч литров емкости для подземного хранения авиационного топлива. Емкости приказали взорвать. Уничтожались исправные, годные к работе двигатели всех марок, образцы оружия таких типов, которые были уникальными, являясь продуктами ума талантливых ученых, которых растоптало скудоумие новоявленного «вождя». Недаром И. Сталин незадолго до своей смерти на одном из заседаний политбюро, советуя членам политбюро о кадровых перестановках после своей смерти, в конце заседания обвел соратников печальным взглядом и тихо сказал: «Эх! И наломаете же вы после меня дров». Как в воду смотрел. Наломали, да еще каких! Кровью умылась страна после таких нововведений. А комедия с перестройкой? Реформирование социализма превратилось в реставрацию убогого, хищнического и самого подлого, дикого, капитализма.

     Когда Зуева вызвал к себе Елшин и сообщил, что с завтрашнего дня охрана его объектов в Смоляниново снимается, тот подумал, что ослышался.

     — А кто же будет охранять? — еле вымолвил Зуев.

     — Не знаю, Создавайте военизированную команду. Штат пришел в секретную часть.

     Зуев ринулся в секретку, а там уже собрались все начальники объектов. Каждый рассматривал свой штат, кое-кто списывал с документа состав команды, обеспечение оружием, спецодеждой, караульными помещениями, и предлагалось разработать сметы содержания команд и представить их к утверждению установленным порядком. И все это надо было сделать сегодня, сейчас, хотя документ поступил в секретку с неделю назад. А виной всему оказалась секретчица, которая ушла с работы по бюллетеню из-за болезни ребенка, не доложив исполнителям этот документ, посчитав его второстепенным. Но начальство никогда не бывает крайним. Узнав об этом мероприятии со стороны, Елшин адресовал документ к исполнению всем начальникам объектов задним числом, в день поступления документа, свалив всю вину на подлую секретчицу, которую, кстати, не привлекли к ответственности за такую халатность.

     Практика командования уже научила Зуева, при таких трудновыполнимых мероприятиях, советоваться с народом. Он быстро собрал заведующих хранилищами, руководящий состав управления части и выложил требования директивы.

     — Ну, что вы на это скажете?

     — О чем же тут говорить? — тяжко вздыхали присутствующие.

     — Жду ваших предложений, — сказал Зуев. Он понимал, что кандидатов к службе в охране подбирать несложно, вот только на предварительное прохождение медицинской комиссии стрелков ВОХР времени уже не было. Тут ему помог начальник мастерской лейтенант Кузьмин, сказав, что все работники части перед поступлением на работу проходили медкомиссию по допуску к работе со спец веществами, допуски у него и у медиков имеются, и он постарается по аналогу имеемых организовать оформление и получение допусков у медиков к несению караульной службы, благо там служил его лучший друг.

     — Когда я смогу получить эти допуски? — спросил Зуев.

     — Думаю, что к завтрашнему утру успею.

     — Отлично! Даю три часа. Чтобы эти бумаги были у меня вместе с проектом приказа о принятии указанных лиц в состав военизированной команды по охране объекта части в поселке Смоляниново, с их заявлениями, конечно...

     — Товарищ старший лейтенант! Не успеем...

     — Все! Один вопрос мы решили. Ответственный заместитель командира части.

     — Так-с. Получение оружия, боезапаса этим же приказом возложить на начальника команды ВОХР, — дополнил Зуев.

     — Но у нас еще нет такого...

     — Чтобы к вечеру мне была доложена кандидатура подходящего человека. Зам — вы ответственный.

     — А как быть с караульным помещением?

     — Пока будем пользоваться вместе с другими командами помещением, которым пользовались наши бывшие солдатики...

     — Надо свое строить, — предложил мичман Бабенко.

     — Правильно мыслите, товарищ Бабенко. Потом доложите мне подробно ваши предложения.

     Итогом этого совещания стало то, что на следующие сутки хранилища на объекте были сданы под охрану наспех сформированному новому подразделению. Люди были еще в своей одежде, но у каждого охранника уже был за плечами карабин образца 1944 года, а стрелять эти люди и так умели. Прошедшая война этому их хорошо научила. Но для порядка команду отвезли на следующее утро на местный полигон, где бывшие солдатики стреляли по мишеням, тут ВОХР и отстрелялся с оценкой «хорошо».

     Когда на вторые сутки вечером Зуев доложил Елшину, что команда по охране и обороне объекта создана и приступила к исполнению обязанностей, то тот не поверил и приехал сам на объект, по которому ходил солидный усатый дядечка с карабином через плечо и подозрительно посматривал на лица, собравшиеся у ворот охраняемой зоны.

     — А где же караульное помещение? — прищурил глаза подполковник, заранее зная, что Зуев сейчас начнет «плакаться в жилетку». Зуев пригласил его в кабинет начальника филиала объекта, где попросил того открыть сейф и предъявить документы по оборудование объекта караульным помещением. Ответственным значился мичман Бабенко, хотя его хранилища уже были определены на основном объекте «Линда».

     — Ну, так, где же этот великий специалист по строительству караульных помещений? — ядовито улыбнулся Елшин, ища глазами Бабенко.

     — Убыл за материалами в урочище «Тигровая падь» на участок лесозаготовки, — доложил заместитель начальника склада военно-морской базы.

     — Он там будет фазанов бить, да тайменей ловить! Знаю я этого фанат-охотника и рыболова. Доложите мне лично результат его поездки, — заключил Елшин и пошел к своей белой «Победе». На него и замполита уже пришел приказ об увольнении в запас, но командир военно-морской базы придержал их, поручив организовать охрану объектов новыми силами. Бабенко перед отъездом в «Тигровую» подошел к Зуеву и спросил:

     — Как скоро нужны материалы для строительства караульного помещения?

     — Они нужны были еще неделю тому назад.

     — Поставка плановая или по договоренности?

     — Заявка подписана начальником военно-инженерной службы флота. Оплата гарантирована. Вот документы, — Зуев передал Бабенко увесистую папку.

     Бабенко взвесил ее на руке и сказал:

     — Легковата для внеплановой поставки. Пол-года пройдет пока лесхоз разрешение получит.

     — А как ускорить этот процесс? — спросил Зуев, надеясь на чудо. Но оно не произошло. Бабенко помялся, переступая с ноги на ногу, и сказал:

     — Многовато нужно материала. Сразу не дадут...

     — А сколько нужно?

     — Две канистры по двадцать литров и два вагона завтра же отгрузят...

     — Ладно, Степаныч. Твоя взяла...

     — Не сердись, командир, у них — это обычная такса. Когда мы в «Тигровую ездили последний раз я на их складе видел материал из лиственницы для хаты десять на десять. Вечный дом. Правда, собрать его муторное дело, спец инструмент нужен. Нужен еще цемент и камень под фундамент, на котором поставят дом. Четыре наших орелика, и через месяц будет готов новый дом.

     — Ладно, Степаныч, не язви, — нахмурился и махнул ...

  рукой Зуев.

     — «Шило» не для меня, а для них... уточнил мичман.

     — Согласен. Будет тебе «шило» в двух канистрах...

     Через неделю на станцию Смоляниново пришли два полувагона с деталями сборно-разборного дома, заказанного размера. Приехал Бабенко трезвый и счастливый: Он привез с собой заманчивый запах хвои, трех убитых фазанов и метрового тайменя.

     — Извини, командир, что с малой добычей прибыл. Времени было в обрез...

     Все шло как по маслу, но через неделю в часть прибыл следователь из гарнизонной прокуратуры. Видимо «добрая» душа навела. Бабенко предъявил комплект документов и вопрос был закрыт. Но в благодарность следователю все же подарили химкомплект на память, для рыбалки, и он уехал счастливый.

     Когда матросы, прибывшие на субботник, копали канаву под фундамент, первым взялся за лопату мичман Бабенко: «А ну-ка, молодцы! Давай песню «По долинам и по взгорьям». Наш командир роты морской пехоты ее любил. Мы с ней в бой ходили, — запел мичман, и матросы грохнули за ним.

     — Что это у них? — спросила смазливая соседка из соседней хаты.

     — Матросики поют. Наверное, у них какой-то праздник, — ответил мимо проходящий дед, неся удочки. Цемент выписал отдел морской инженерной службы. Но кирпича не было.

     — А камень сами найдете, — был ответ.

     Через неделю фундамент был готов. Затем пришел старый друг Бабенко еще по войне дядя Яша, который привел еще троих «костоломов» из бывших морских пехотинцев, и они стали собирать новый дом. Занятие это было далеко не простое. Дело в том, что в лиственницу гвоздя не забъешь, сталь, а не дерево, пришлось сверлить сверлом с алмазным наконечником. Короче, дом собрали в течение месяца, еще месяц ушел на внутреннее оборудование печки и комнат караульного помещения. Когда Елшину это доложили, он ушам своим не поверил, примчался на своей «Победе», обошел дом со всех сторон, зашел во внутрь, обозрел все комнаты и, подойдя к Зуеву, улыбаясь, спросил: — Хорош дом?

     — Хорош, товарищ подполковник.

     — Ну, Зуев, молодец. Многое я повидал на военной службе, но такого!». Возьмешь меня начальником караула. А?

     — Не могу. Я бы и рад, да уже всех набрали. Начальниками караулов уже записаны старшины из бывших морских пехотинцев...

     — Это, которые дом собирали? И как они смогли?

     — А им не в тягость. За войну столько землянок и укрытий настроили... , да и к оружию не привыкать... А сам посмотрел на дом и подумал: «Велика и могуча Россия! С таким народом ее никто в могилу не загонит и никакими сокращениями не испугает!».

     А мичман Бабенко, выполнив поставленную перед ним задачу, втихаря, между своими доверенными работниками (охотниками и рыболовами) потихоньку делил дары тайги: корень «Жень-Шень», корешки «Заманихи», и ягоды лимонника, рассказывая, как он квартировал в последний раз у девахи, живущей в соседней деревеньке, которая и в прошлый раз его «Заманихой» побаловала. Знала уроженка тайги, где росли эти волшебные дары природы, и в красках рассказывал, как они с девахой проверяли их волшебную силу на практике:

     — Небось, молодуху оторвал, Степаныч? — спрашивал мичмана его подчиненный старший специалист по хранению отравляющих веществ.

     — Да какая это молодуха? Двадцать четвертого года, как и я. А трахается — песня...

     — А ты расскажи подробнее. Передай, так сказать, передовой опыт. А то моя Галина все нос в сторону воротит: говорит, что у меня не так стоит, как раньше...
— Вот в этом-то и вся наша беда. Бабе нужен во! — мичман вытянул вперед руку. — -причем в любое время. Сечешь? Даже тогда, когда ты домой с работы заявился и на ногах уже почти не стоишь...

     — Пить надо меньше, — заметил сосед, услышав их разговор.

     — Это, смотря чего-то надо пить. От водки, действительно, засыпает, согласен, а вот спиртовую настойку лимонника, перед Этим делом, так с полстакана, пожалуйста. Куда твоя усталость девается.

     — А она на Это влияет? — спросил его первый слушатель.

     — Не очень. Но тонус поднимает. А чтобы член поднялся, надо настойку или чаю с заманихой или женьшенем испробовать. Тогда до утра бабу жарить будешь, как молодой жеребец, — заманчиво улыбнулся мичман.

     — Степаныч? Ну. Расскажи подробнее, как ты свою бабу «жаришь»? Поделись опытом, да и про корни и ягоды эти подробнее расскажи, — подвинулись к нему работяги, сидящие на лавочке в курилке...

     — Да что тут говорить. Бабы, они тоже разные. Одной мужик и надух не нужен. Вот моя Натаха такая. Конечно, при случае, она от чужого члена и соответствующей обстановке вряд ли откажется. А вот меня она игнорирует. Говорит, что мы друг другу не подходим, мол, размеры у нас разные...

     — А как же это ты ей сына и дочь заделал?

     — А вот так и заделал. Надоели мне как-то все эти «нет» и «не хочу», выпил чаю с заманихой, завалил в кровать, трусы разорвал, еле от ее рук оторвал, да так вдул, что орала она на всю хату. Благо, что в подушку, в основном, я ее сзади люблю драть. Как вобъешь кол и начинаешь ворошить, то злость меня берет, все вспоминаю ее чертовы «не хочу», «больно», а тут сама задницей подыгрывает и шепчет: — Сильнее, глубже, милый. Да покрути ты там им в разные стороны, черт окаянный!...

     — Не сознательный человек, — тяжело вздыхает кто-то.

     — А еще член партии, Неужто до ее куриных мозгов не доходит, что с этим делом продолжение жизни происходит. Вон животные как стараются, потому что понимают...

     Раздался приглушенный смех...

     — Ты-то про свои лекарства расскажи. Покупаешь или как?

     — Да нет. Есть у меня в «Заречной», это деревенька в пяти километрах от лесхоза. Это место еще ссыльные староверы до революции приметили. Тайга кругом, и речка рядом. До районного центра поди сто километров будет. Никто к ним, кроме лесников, так и не заходит. Все у них свое. Они только за патронами, сахаром и солью в район ездят. У них за деньги ничего не купишь, а за пять патронов на кабана хлеба и сала на пяток дней отпустят...

     — Ну, ты, Степаныч, дело говори. Кто там у тебя?

     — Настена. Этакая блондинка с голубыми глазами и лошадиным хвостом волос. Она моего года. Ростом с меня. Пока батя был жив, вместе с ним на белку ходила, в глаз ей стреляла лучше отца. Но не этим она прославилась. Бабка ее чародейкой была и внучку такой же сделала. Любую болячку или рану лучше врачей лечила. Все травы и корни лечебные знала. Вот внучка у нее и была все время на подхвате. Она и грамоте сама выучилась по книжкам. Была у них школа небольшая с одним учителем, который учил детей всем наукам, которые сам знал, так Настена лучше него знала, так как читала много. О войне они только через неделю узнали от почтальона. Они с отцом сразу на фронт записались. Отец в команду снайперов попал, а Настену сам генерал дивизии в полевой госпиталь определил, там она сначала его, раненого, из рук смерти вытянула, а потом наших бойцов с того света вытаскивала без всяких операций, пока запас трав и настоек не закончился, а потом она врачам помогала, так как знала как людей от смерти спасать. Под конец войны она не смогла спасти одного матросика из морской пехоты, который умер у нее на руках после операции. А они полюбили друг друга и после войны решили пожениться. Но вернувшись в деревню, она так и не нашла себе жениха. Отец пропал в тайге...

     — Как пропал? — не поняли слушатели.

     — Он обычно при жизни жены, все с Настей на охоту ходил, где и научил ее искать целебные корни и ягоды. А как умерла жена, — похоронил он ее, и решил Настену больше не брать в тайгу, берег дочь... Однажды сам ушел и вместо карабина взял только ружье. Поломанное ружье потом нашли охотники, а отца так и не нашли, И следов даже человеческих не обнаружили. Охотники потом говорили, что это медведь постарался...

     — Ну и что же у тебя с Настей произошло?

     — А ничего. Когда я первый раз приехал в ее деревню и она меня увидела, только закричала «Это он!...  

     », упала без сознания. А потом выяснилось, что я очень похожим на ее Сашу оказался, который умер у нее на руках.

     — Ну, а ты-то, как к ней относишься?

     — Она мне очень нравится. Я стал ее первым мужчиной, и она сказала, что ничего более сладкого в жизни до этого не испытала.

     — Во! А твоя Наталья: «больно!», «не хочу!»... — заметил один из слушателей.

     — Так разведись с Натахой и женись на Насте. Сам бог вас вместе свел, — сказал все тот — советчик.

     — Легко сказать, разведись. А дети? Я их люблю. Сын у меня смышленый, очень любит в технике копаться, а Светка, не знаю в кого, все поет и хохочет. Видимо артисткой станет...

     — А как же с Настеной?

     — Видимся иногда. Она все время меня ждет, тоскует, а когда приезжаю, не знает куда меня посадить и чем угостить... А в кровати эта женщина сама — песня. Когда она в речке купается, я наглядеться не могу. Тело, что у мировой чемпионки по легкой атлетике.

     — Дурак, ты Степаныч. Пройдет время, и оба состаритесь, а там и жизнь кончится...

     — Может ты и прав, Сидорович, да только не могу я детей в безотцовщину окунуть. Они мне потом руки не подадут...

     Вечером, лежа в кровати рядом с нелюбимой женой, Степаныч мечтал, вспоминая, как Настена медленно берет его член в рот и сосет очень осторожно, боясь причинить ему боль, и как больно бъет его рукой по ягодице Натаха, когда он сверху и в чем-то ей не угодил. А если вдруг он не вовремя выхватил член и окропил Натаху сверху своей жидкостью, то скандал устраивает чуть ли на всю неделю. Зуев знал и о многом догадывался по лику Степаныча, если он приходил на службу, как « не в своей тарелке». Он тут же поручал ему такое задание, при выполнении которого его мысли переключались на выполнение приказания и отвлекались от неудачных кроватных дел. Конечно, все командировки в «Тигровую» выполнял только Степаныч, куда он летел на крыльях любви и возвращался с тихой грустью сожаления, что время так быстро пробежало. Отпуск он проводил только в тайге, и Зуев отпускал его только летом в период охоты. Степаныч ценил это и, когда слышал от кого либо незаслуженные упреки в адрес командира, говорил тихонько:

     — А ты на себя оборотись, милок. Тебе командир приказывал вернуться во сколько, а ты когда вернулся, а?

     — Дык он... , — начинал обычно оправдываться виноватый, а Степаныч наступал:

     — Дык ты... А?...

     На этом обычно и заканчивался разговор Степаныча с виноватым...

     Лесная дива никогда не продавала свои лекарства обычным заготовителям. Единственным ее покупателем был молодой человек по имени Слава, который делал закупки целебных природных средств у деревенских заготовителей по сравнительно средним ценам и перепродавал их другим целителям, которые жили ближе к городам Приморья. Очарованный красотой деревенской чародейки, которая как-то спасла его от внезапно подхваченной в лесу лихорадки, Слава покупал ее снадобья по самым высоким ценам и продавал ее заготовки самым лучшим знахарям Приморья тоже по более высокой, чем обычной цене. И дело тут было не только в симпатии к таежной чародейке, но в качестве товара, приготовленного точно по требуемой технологии. Слава, как-то намекнул ей о своем холостяцком житье-бытье, но Настена сделала вид, что не поняла молодого человека, который больше смахивал на старшего брата, которого у нее не было. Как-то она вручила ему большую пачку денег и попросила купить в городе материалы на верхнюю одежду и нижнее белье. Парень в точности выполнил ее заказ и однажды приехавший Степаныч не узнал Настю в огороде, приняв ее за подругу в яркой белой кофточке с алыми маками по всей поверхности и в ярко красной в складочку юбке. Настена все пошила сама на старой машинке «Зингер», на которой старая бабушка еще сама обшивала всю семью.

     — Девушка, — обратился мичман, — позовите, пожалуйста, Настеньку...

     — Сейчас, — ответила та, глянув на него из — под руки, опущенной на затылок.

     Когда она выпрямилась и пошла на него, слегка виляя бедрами, Степаныч едва не лишился дара речи, подумав, что это видение, а не явь. Она положила руки на его плечи и так сильно притянула к себе, что у мичмана захрустели косточки.

     — Задушишь, Настенька...

     — И поделом. Не будешь глаза пялить на незнакомых девушек, — засмеялась она.

     Однажды, Наталья Ивановна пришла в кабинет к Зуеву во время личного приема сотрудников части. Она дождалась, когда очередь поговорить с командиром подошла к концу и, постучав, вошла в кабинет.

     — Что-то надо подписать? — посмотрел на женщину Зуев и почувствовал, что женщина сильно взволнована.

     — Что-то случилось, Наталья Ивановна?

     — Почему вы так решили?

     — На вас лица нет. Впрочем, присаживайтесь, я весь внимание.

     — Хочу услышать ваше мнение, Федор Федорович. У меня сложились тягостные отношения с мужем. Вот думаю подавать на развод...

     — В чем же причина, Наталья Ивановна? У вас семья, и муж неплохой?

     — Это вам так кажется. Мы с мужем едва терпим друг друга. Да и брак наш был не по любви, а по расчету. Я вышла замуж за него, так как вынуждена была это сделать. Мы поженились еще в Порт-Артуре сразу после окончания войны с Японией. Это был вынужденный брак. Я была в положении от своего начальника-адмирала. Сережка — это его сын. Он похож на него, а Бабенко был адъютантом у него. Он знал все. Чтобы прикрыть адмирала, мы решили пожениться. Адмирал обрадовался, когда узнал об этом. Время было военное, адмиралу стоило только намекнуть и мы оба с Бабенко оказались бы в солнечном Магадане, а так наш брак всех устраивал, даже мне сначала Бабенко понравился, вот только в постели он нерешителен и порой не понимает, чего женщина от него хочет. Мне нужен муж из числа мужчин вашего типа. Хочу услышать ваш совет.

     — Я не советую вам члену партии и нашему секретарю партийной организации таким образом решить ваш семейный вопрос. Да и коммунисты с командованием неправильно оценят ваше решение. Бабенко неплохой человек и службист хороший. Вам надо переломить себя. Адмирал вас давно не ждет, а воспитывать одной двоих детей — дело нелегкое. Ну, а постель — дело поправимое. Вот вам флакончик с раствором «Заманихи», подмешивайте ему вечерами в чай, и вы получите не мужа, а пылкого любовника в постели.

     — А это не вредно?

     — Ну, что вы! Заманиха сейчас — друг семенных пар, как и не семейных тоже, — таинственно улыбнулся Зуев.

     — Простите за нескромный вопрос. А вы с женой сами пробовали?

     — Скажу честно. Пробовал и, между нами, не только с ней...

     — Ой, Федор Федорович! Давайте и со мной попробуем.

     — Давайте. Только чур не кричать. Все эмоции держать при себе.

     Зуев встал, включил электрочайник и отсыпал в стаканы мелко изрезанный корень этого волшебного средства. Затем положил сахар, размешал и подал главбуху. Та потихоньку пила, причмокивая. Не успели они допить, как в дверь кабинета кто-то постучал.

     — Войдите! — ответил Зуев.

     На пороге нарисовался Степаныч.

     — Товарищ командир! Вагон разгружен. Разрешите матросов покормить и сыграть отбой.

     — Действуйте, товарищ мичман! И вы Наталья Ивановна свободны. Спасибо за информацию! — сказал командир, выпроваживая из кабинета семейную пару.

     — Наталья натужено улыбалась, намекая глазами на повторение данной встречи.

     Откуда же ей было знать, что этот спектакль Зуев и мичман Бабенко разыграли специально, чтобы развернуть решение мичманши о разводе на сто восемьдеся градусов.

     На следующее утро бухгалтер цвела, что майская роза. На вопросы близких подруг она таинственно отвечала:

     — Ну, девоньки мои. Ох и влипла я вчера. Мой Степаныч после разгрузки вагонов так катал меня по кровати, что дети проснулись, а когда они вновь заснули, он драл меня, как самую последнюю шлюху. По-моему он опробовал все отверстия на моем теле. Я его просто не узнала. У него так стоял, а у меня так там чесалось, что мне казалось, что он разорвет меня пополам.

     — А ты все плакалась в жилетку, Натали! Да Степаныч у тебя настоящий мачо1...

     — Ох! И не говорите, девоньки... Трахаться он, оказывается, мастер...

     — А чего же ты катила на него бочку?

     — Не нравилось мне, что он жалел меня. А бабу в этом деле жалеть не надо. Надо драть, как сидорову козу, чтобы она едва выползала из-под мужика...

     Откуда ей было знать, что эту постельную науку ее мужу давно преподала начальник караула ВОХР Наташа Привезенцева, у которой было явное воспаление половых губ, которые успешно натирал ей мичман Бабенко прямо в караульном помещении во время ее и его дежурств. И что удивительно: чем больше он этого делал, тем больше ей хотелось.

     Время шло, дети взрослели, а наши герои становились все более опытными в житейских вопросах, не потухала только любовь Насти к своему ясному солнышку Степанычу. Влюбилась девка по уши и все надеялась, что их любовь вечна и нет такой силы, которая смогла бы их разлучить.

     — Эх! Молодость! До чего же ты бываешь порой самоуверенной и беспечной, не замечающей тех крутых дорог на жизненном пути. Настя была так уверена в своем счастье, что не сомневалась в его прочности и долговечности. Не зря же говорится в народе: «Если бы молодость знала, если бы старость могла».

     Когда Настя приехала к Степанычу в гости и жила в гарнизонной гостинице, куда он ее не без труда устроил, она еще не знала, какие события ее ждут впереди.

     Поглядывая из окошка гостиницы на марширующих солдат, которые звонко топали по асфальту дороги, горланя во все горло любимую песню «По долинам и по взгорьям», она снисходительно улыбалась, считая себя по сравнению с ними, самым счастливом человеком на земле. А так ли это было на самом деле? — она не думала. Она просто любила...