Сидя на заднем сиденье, Екатерина сквозь тонированное стекло машины разглядывала пролетающий мимо сосновый бор. Она отчётливо слышала дыхание Карима и водителя, и от этого хотелось проблеваться, очистись себя от любых следов взаимодействия с этими двумя. «Взаимодействие» — так она и говорила себе о произошедшем, пытаясь стереть из памяти образы вклолачивающихся ей в глотку чужих членов и мерзкое ощущение затекающей за шиворот мочи. Стереть так же, как она стёрла многие похожие воспоминания своего отрочества... то есть — не до конца.

     Екатерина не думала о том, что ей теперь делать — лишь о том, что она могла б сделать иначе прежде. Эта задача, впрочем, выглядела не менее неразрешимой. Какие были варианты? Сказать о себе мужу сразу? «Привет, меня зовут Катя, но раньше звали Леной, и я дочь того бандита, о котором лет десять назад трещала половина страны — да-да, меня тогда тоже убили». Неважное начало знакомства — это мягко сказано. Но что тогда? Сказать перед свадьбой? Так Андрей ещё в те времена хотел в большую политику — а куда с такой женой-то? Уже тогда это было б расценено как предательство. В какой момент это стало предательством? Когда, когда?

     — Выгружайтесь, Елена Петровна, — вторгся в её размышления насмешливый голос Карима. — Здесь, впрочем, обращаться к тебе будут несколько иначе.

     Да уж она догадывалась.

     Кирпичный частный дом возывашался над нею тремя своими этажами, выглядывая из-за железного забора. Скрежетнув ключом в высокой калитке, Карим распахнул её настежь, и, грубо схватив Екатерину за предплечье, потащил внутрь. За спиной она услышала звук отъезжающей машины — обо всём договорились без неё.

     Тоскливо скрипнув, дверь дома захлопнулась за Каримом и Екатериной, отрезая той путь к бегству («Хотя какое тут бегство, помилуйте» — усмехнулась над собою она). В просторной комнате напротив окна был широкий диван, и на нём сидели трое мужчин — мускулистые и бритоголовые, с обнажёнными торсами. Лица их, как показалось Екатерине, были не слишком обезображены интеллектом. Карим расположился в стоящем рядом кресле, а Екатерине сесть было негде.

     — Сама разденешься или помочь? — бросил ей Карим.

     — Не калека пока, справлюсь.

     Бежевое пальто отправилось на вешалку, и Екатерина осталась в юбке и блузке. Она чувствовала на себе четыре пристальных взгляда, когда её пальцы пробежали вдоль ряда пуговиц, растёгивая их... Под блузкой был красный кружевной лифчик, поддерживающий её немаленькую грудь. Мужик с татуированными руками, сидящий ближе всего к Кариму, накрыл ладонью своё пах.

     — Тряпки на пол кидай, — приказал Карим.

     Вслед за блузкой на пол полетела мягкая юбка; затем Екатерина разулась и стянула с себя колготки, оставаясь перед четырьмя мужчинами в красном нижнем белье. Запоздалое чувство стыда вползло в её мысли, и она растерянно замерла.

     Мужчина, сидевший в середине дивана, встал и, подойдя к Екатерине, взязлся за лямку её лифчика, оттянул и отпустил. Женщина ойкнула, и на её коже от щелчка остался неяркий красный след.

     — Старовата баба.

     — Да в норме она, по-моему, — откликнулся татуированный с дивана.

     Они обсуждали её, как вещь, как кобылу, и это было ей мерзко.

     — Эти парни сейчас выебут тебя, как последнюю шлюху, — откликнулся Карим на её мысли.

     — Я уже догадалась, что мы тут не высокую моду собрались обсуждать, — мрачно усмехнулась Екатерина.

     — Слышишь, красногубая шалава? Я нанял этих парней. Мне пришлось заплатить им, чтоб они согласились отыметь тебя.

     — Я не знаю, зачем ты позвал импотентов, у которых стоит только на бабло, а не на баб, но дело твоё.

     В ответ на эту дерзкую реплику стоящий рядом с Екатериной качок отвесил ей хлесткую пощёчину.

     — Так её, Макс! — рассмеялся Карим.

     Макс намотал волосы Екатерины себе на кулак и уткнул её носом себе в подмышку, поросшую густой чёрной шерстью.

     — Вылизывай как следует, нахальная блядь, — прорычал он.

     Вкус и запах чужого пота были Екатерине противны, но она старательно лизала — и чувствовала, как напрягающийся член утыкается её в бедро. «Лучше б был импотентом», — тоскливо подумала женщина.

     — Пора расчехлить эти обвислые сиськи, — раздался густой бас третьего из качков, широченного гиганта с тонким шрамом на щеке.

     В два шага он оказался рядом с Екатериной и грубо притянул её к себе, вырывая у Макса. Одним резким движением сорвал с неё лифчик через голову. Ещё рывок — и красные трусики болезненно впились в кожу, жалобно затрещали и полетели кружевной тряпочкой на пол. Екатерина инстинктивно потянулась прикрыть свою наготу, но тут гигант схватил её за горло и прижал к себе, давая ощутить свою крепкую эрекцию. Женщина попыталась вырваться, однако рука, сжимающая её горло, было будто бы выкована из стали — и вот тут ей стало действительно страшно. Извиваясь всем телом, она прохрипела сдавленное «Пожалуйста» и заскребла пальцами по груди гиганта.

     Железная хватка расжалась не сразу, но — расжалась. Екатерина часто задышала, жадно ловя ртом воздух — и немедленно в её открывшийся рот полетел смачный плевок, а неласковые пальцы гиганта скользнули ей между ног.

     — Лучше не дёргайся, шлюха, — прошипел он, сжимая грудь Екатерины.

     Пальцы задвигались, то касаясь клитора, то несильно сжимая половые губы, то пробираясь дальше, в мягкую женскую вагину. Екатерине было страшно и противно, то её тело отказалось её слушаться, и внизу у неё стало предательски влажно. «Это просто физика», — уговаривала себя она, но всё равно не могла не испытывать стыда за эту свою физику.

     — А сучка-то и хочет, чтоб её выебли!

     С этими словами гигант швырнул её на диван головой к татуированному мужику — и, на ходу стягивая штаны, ринулся на неё. Его член был пропорционален телу, и, когда он с одного удара вогнал эту махину Екатерине по самые яйца, та взвигнула.

     — Для твоего рта найдётся дело получше визга, — хохотнул татуированный, обнажая своё орудие, и ткнулся красноватой головкой ей в губы. Екатерина послушно приоткрыла их, и, надавив ей на затылок, мужчина насадил её на себя.

     Макс подошёл к дивано и положил руку Екатерины на свой вздыбленный половой орган.

     — Дрочи мне давай пока, сучка на троих.

     Тем временем на лестнице раздался торопливый стук женских каблуков, и в комнату впорхнула девушка с подносом. Она была одета в маленькую юбку и блузку, волосы у неё были светлые и волнистые, и она выглядела совсем ребёнком, вчерашней школьницей, по какой-то нелепой случайности оказавшейся среди всего этого разврата.

     — Карим Рафикович, вина? — прозвучал её ясный звонкий голосок.

     — Да, Аллочка, спасибо.

     Аллочка налила Кариму полный бокал красного и на какое-то мгновение замерла, словно сомневаясь.

     — Можно мне посмотреть, Карим Рафикович? — спросила она наконец чрезвычайно невинным голосом.

     — Ай-ай, такая славная девочка — и на такие вещи хочет смотреть! Смотри, конечно.

     Тогда Аллочка села на пол рядом с его креслом, сложив руки на коленях, и уставилась на разыгрывающийся перед ней и Каримом порноспектакль. Мужчины поменялись местами — теперь Екатерина лежала на татурированном сверху и сосала гиганту со шрамом, а Макс, плюнув ей в анус, готовился взять её сзади. Когда его здоровенная елда с усилием протолкнулась в узкое отверстие, Екатерина, не прекращая минета, застонала от боли.

     — Так тебе, — кряхтел Макс, входя глубже и до красных следов сжимая бёдра женщины.

     Вскоре Екатерине начало казаться, что это просто какой-то сон, какой-то малореалистичный кошмар, от которого никак не выходит проснуться. Она — приличная женщина, жена, мать! — не могла уже даже следить, кто из мужчин имеет её куда. Всё её тело было липким, всё болело; вокруг было хлюпанье, и кряхтенье, и стоны — её и мужские... Карим мастурбировал, глядя на всё это насилие, а Аллочка сидела неподвижно, как маленькая изящная статуя — но глаза её были подёрнуты поволокой, и дыхание чуть сбилось.

     Наконец первая струя семени хлынула на лицо Екатерине — татуированный мужик кончал, крепко держа её за волосы и издавая тихий рычащий стон. Его густая сперма залила Екатерине глаза, заставив зажмуриться; горькие капли сползли ей в рот. Она не видела уже, где кто — чувствовала только грубые прикосновения и слышала хриплое дыхание; чувствовала, как новое семя выливается на её истерзанное тело...

     Обессиленная, Екатерина упала на пол, как только мужские руки отпустили её, использованную и больше не нужную.

     — Ползи ко мне! — раздался откуда-то сверху и сбоку голос Карима.

     «Не нужно ползти, ничего уже не нужно, сдохнуть нахрен нужно и всё» — пронеслось в голове у Екатерины, но ощутимый пинок под рёбра немедленно избавил её от подобных мыслей. Сколь бы ни была она утомлена — она всё равно могла ощущать боль, и, как любое животное, не хотела этой боли. Она поползла на голос по полу, цепляясь липкими пальцами и не открывая глаз. Слепым котёнком ткнулась в жёсткие мужские колени.

     — Запомни, Лена, это всё навсегда, — затрепыхались где-то на краю сознания скучные и высокопарные слова Карима. — Ты всегда была блядью в душе, и вот это всё теперь снаружи! Соска, шлюха для троих кобелей, позор женского рода...

     Ещё одна струя спермы ударила ей в лицо и стала стекать по щекам — как слёзы. «Странно, что я не плачу» — с каким-то удивлённым безразличием подумала Екатерина.

     — Открой-ка ей глазки, Аллочка.

     Тёплые и будто бы нежные женские пальцы стёрли жижу с её слипшихся век, но открывать глаза не хотелось — не так хорош был окружающий мир, чтоб его хотелось ещё и видеть! Впрочем, новый пинок оказался достаточно весомым аргументом, убедившим Екатерину всё-таки взглянуть.

     Карим сидел, развалившись, в кресле, и улыбался. Поймав мутный взгляд Екатерины, он небрежно махнул рукой вверх, в сторону полки над своим креслом.

     — Вон там камера. Хорошее должно было получиться видео, не находишь?

     — Угу, — только и откликнулась Екатерина. Ну конечно же, камера должна была быть. Её не могло не быть.

     — У тебя есть все шансы стать звездой. Может быть, в этом безумном современном мире не всех впечатлят истории твоей юности — ах, бедная девочка, скажут они! — но вот эту-то девочку пожалеть трудней, не так ли? Эта замужняя девочка без зазрения совести сосёт троим по очереди, и только чавканье да причмокиванье стоит.

     — Угу.

     — Хочешь, чтоб это видео посмотрели избиратели твоего дорого муженька?

     — Нет.

     — Вот и ладно... Но иногда ради этого придётся что-то делать, уясни как следует.

     — Угу.

     Наконец Карим убедился в бессмысленности словесных издевательств над жертвой, неспособной выдавить из себя более одного слова в ответ — и, не прощаясь, ушёл на второй этаж. За ним последовали и остальные мучители Екатерины — и та с облегчением закрыла глаза. Она не знала, сколько минут пролежала на грязном полу, неподвижная и безмолвная, когда из шуршащей тишины вокруг прозвучало вдруг — негромко и ласково — её давнее, ненавистное, чужое имя:

     — Елена Петровна...

     Сфокусировав с усилием зрение, Екатерина увидела над собою ангельское личико Аллочки с расширенными от возбуждения зрачками.

     — Вам помочь... Елена Петровна? Я помогу Вам привести себя в порядок? — с лёгким придыханием спросила девушка чуть кокетливым своим голоском.

     Она стояла над Екатериной полностью одетая и абсолютно неуместная в этом доме — развратная девственница, невинная проститутка. От неё пахло какими-то хорошими духами, и она глядела на женщину перед собой чуть ли не с восхищением.

     — Да ты ж работаешь на них, Аллочка, — тихо и устало проговорила Екатерина. — Иди ты, Аллочка, нахуй.