Галина. Сколько ей сейчас? Лет NNN, наверно. Я знаю один секрет и никому скажу о том сколько ей. Она 1964 года рождения... Когда она шла по коридору техникума, каблуки стучали так, словно она впечатывала их в асфальт строевого плаца. Хотя, нет. Чуть быстрее чем строевой шаг. Но это была походка-призыв. Ростом она была невелика. Широкие бедра, узкие плечи. Красиво очерченные, затянутые в «сетку» ноги. Ее икры были не изящными. Они были ее визитной карточкой-смесью силы мышц и женской сексуальности. Это описание полная правда. Она умела одеть себя так, что смотрели и выискивали порно в разрезе ее не слишком короткой юбки. Груди у нее не было. Нет, она была. И было глубокое декольте. Понимайте, как знаете.

     Сиськи были худосочные. Она мне как-то раз сказала, что была очень полной и потом сильно похудела. Плоская грудь — результат. Кулон на золотой цепочке нырял в глубину декольте и регулярно вытаскивался ее рукой и теребился, пока она ждала результатов наших работ. Эта привычка всегда комбинировалась с закинутой ею ногой на ногу, открывающейся почти (почти) глубиной разреза на той самой юбке и икры ноги еще более становились пошло-кричащими и ее задумчивого взгляда. Галина носила редкие в наше время линзы. Глаза от этого, а может и не от этого стали более выразительными, чуть навыкате с обилием вокруг серых глаз белизны. Круглые. И настойчиво-уверенные. Она пахла клубникой. Ее часы-Casio, губная помада, спортивная черная сумка. Не кожаная. Пахло сладко и приторно.

     Я бы с удовольствием посмотрел на нее в очках. Почти уверен в том, что видел ее в них. А еще тогда видел ее портрет в комнате.

     Когда она сидела так, закинув ногу на ногу, я не отводил взгляд от ее ног. И она меня перехватывала. Ни осуждения, ни подозрения в этих глазах. Серых, навыкате. Потому что я принадлежал ей. Это я себя ей подарил.

     Волосы всегда были с химией. Крашеные и высоко поднятые. В особых случаях укладывались в аккуратном беспорядке.

     И обилие краски на лице. Стрелки на глазах, яркий макияж век, румяна Красный лак на пальцах. И ног и рук.

     При таком количестве краски, она была естественной.

     И ее жопа. Была естественной. Через юбку проступали не круглые, а чуть скругленные прямоугольные ягодицы. И это было божественно. Так преподать отсутствие спортивных ягодиц не смог бы никто. Все пятнадцать молодых девиц нашей группы, затыкали рты и не могли ничего сказать обидного, когда Галина проходила мимо нас и девять потных псов перлись за ней в аудиторию. Пуская слюни, прилипнув взглядом к ее заднице. Ее хотели все. Группой Сзади, в рот, спереди и во всевозможных комбинациях. Мы заглядывали ей в декольте и мысленно раздевали каждые пять минут. Или вообще не одевали.

     А наши сучки-однокурсницы глотали эту свою вторую, третью, и двадцать пятую роль в ее присутствии, как надо.

     У нее был сын. Маленький. Тогда ему было всего пять лет. И она его обожала. И мы все с придыханием слушали, о нем, когда она рассказывала. Она умела рассказывать все. Э-ротично. Даже о сыне. А когда к нам пришел ее любовник. Встретить ее после занятий, он стал нам врагом. Потому что гад.

     Она была маленьким-большим чудом и ее любили. Кстати, ее родная группа ее тоже любила. Но остальные считали, что принадлежать кому-то она не могла. (Мужское население)

     Это стремление ей обладать хотя бы мысленно привело к тому, что взрыв наших знаний был неизбежен. Каждое занятие было соревнованием или сражением за время, позволяющее наблюдать за ней. Слушать ее. Выполнять ее задания. Мы рвали учебное время, как тузик грелку. Дополнительные занятия были и был аншлаг. Не знаю, сколько ей платили, какая у нее была нагрузка, но директор — еврей знал ее силу. И знал, что будет, если наши силы вдруг пойдут в другое русло. Это тоже было. Иногда страсти закипали так, что у кого-то происходил срыв. Или взрыв. Бились стекла, стулья. А главное, бились морды и шкура на наших молодых телах. Это вам не влюбленность. Она была носителем страсти, пошлости, вызова. У всех других зимой было тихо. Здесь даже в мороз на улице и дубодающих аудиториях была весна. А летом, в колхозе? Да, это еще те были времена. Там, где была она, был пожар. Но, знаете? В бикини она никогда не выглядела так потрясающе, как в наших аудиториях.

     Оттуда мы знали строение ее тела лучше, чем, наверное, знала она. После колхозных полей мы знали, что у нее короткие ноги, что у нее нет груди, что у нее нет жопы, что... Это роли никакой не играло. Вожделение рисовало поверх истинного строения ее тела-другое. То, которое она заслуживала. Ее сила была не в теле. Хрен знает в чем. Но поклонников не убавилось. Я ходил к ней и после техникума. Занимался с ней. Дышал ее воздухом. «Неужели могут нравится старухи». Ее слова. Пыталась отогнать. Дудки. Но отогнала. Прошло... дцать лет. Где она?