Сказать о правде, у меня не было даже сил, чтобы подняться с деревянной лавки в душевой, на которой я полулежал, облокотившись спиной о холодную плитчатую стену. Что-то, даже и не помню, когда я в последний раз так категорически выматывался до полного изнеможения.

     И тем удивительнее мне было смотреть на маму. Хм... Ну, ведь без споров и ежу понятно, — уж ей-то сегодня в разы досталось поболее, чем мне.

     До меня долетали брызги из душа. То ледяные, то едва не кипяток. Контрастный душ. Мама приводила себя в чувство. Она уже так минут тридцать. Не знаю, сколько уже раз она себя намыливала и тело и голову, и долго яростно тёрла и скребла себя мочалкой, до того, что её кожа уже буквально алела.

     Стоило ли сейчас удивляться тому, что мама в двух метрах от меня абсолютно обнажена и вроде как, совершенно меня не стесняется? Точно также, ни капельки не чураясь меня, не моргнув глазом мама тщательно и долго смазывала себя между ног, а потом и попку кремом, что дал ей Макс. Правда, теперь даже это запредельное по своей эротичности зрелище не взволновало меня ни капельки.

     Макс притащил нам из своей машины мою и мамину одежду. Я наблюдал, как мама одевается, а потом садится рядом со мной на лавку, вытаскивает из сумочки косметичку и тщательно приводит себя в порядок.

     Ну, да... Моя мама такая. Что называется, даже мусор вынести за порог дома не ступит, если у неё сбита причёска или не подкрашены губы.

     На меня она даже и мельком не смотрит. Я её не виню за это.

     В себя я пришёл ещё в беседке. Ну, как пришёл. Очнулся, когда Макс вытаскивал меня из дрыхнувшей человеческой свальной кучи за ногу. Я сел, пытаясь очухаться, огляделся. Вокруг меня в беспорядке валялись человеческие обнажённые тела, все в отключке.

     Я недоумённо посмотрел на Макса. Не знаю, как он сам до сих пор держался на ногах. Но покачивало его изрядно. Так же за ногу, он подтащил ко мне мою маму. Она тоже была в полном отрубе. Мама лягалась и грубо кляла его, чтобы он её не трогал и дал поспать.

     Макс хохотнул:

     — Николавна, ты бы это... А то смотри, эта свора утром очнётся и запросто может потребовать продолжения, — неровным голосом промычал он.

     На мою маму это подействовало мгновенно. Словно, в мгновение ока, очнувшись, она рывком села на полу.

     — Ты нас отпускаешь?

     Макс снова пьяно заржал:

     — Гы-гы... Лиза, ты чего? А тебя разве тут кто-то держал против воли?

     Мама вспыхнула и лягнула его ногой, явно целясь ему в колено. Но сил у неё не было совершенно никаких, так что Макс даже не шелохнулся.

     — Дуйте, в душ. Я пока вызову такси и принесу Ваши шмотки, — Макс кивнул в сторону бани. Какое-то время он постоял. Громко рыгнул и вдруг рухнул навзничь.

     Правда, почти тот час же поднялся, мотая головой:

     — Млять, ну, надо же было так нажраться...

     Мама тоже, кое-как умудрилась подняться на ноги. Макс посмотрел на неё и шлёпнул ладонью по её заднице. Мать окрысилась на него. Но Макс тут же примирительно замахал руками.

     — Да, ладно, Вам, Елизавета Николаевна? Вы чего? Подумаешь, невинный шлепок. После всего того, что между нами было?, — он осклабился, — я Вас умоляю, какие мы недотроги...

     — Сука ты!, — вяло махнула ему рукой мама, — вставай, Егор..

     Мне казалось, что сейчас это просто невозможно. Я покачал головой.

     — Вставай!, — требовательно повторила мама. Она стояла надо мной, покачиваясь на слабых ногах, вся растрёпанная, покрытая с головы до ног следами высохшей спермы.

     В конце концов, она просто пнула меня ногой в бок, пообещав оторвать мне яйца, если я немедленно не встану. Я изумлённо уставился на неё, — она так-то у меня всегда была доброй покладистой женщиной. Хотя... Учитывая ситуацию, наверное, мне не следовало обижаться на её грубость. Хм... ОСОБЕННО мне.

     Кряхтя, я поднялся на ноги.

     Макс догнал нас уже у двери в баню. В руках у него была наша одежда. Он молча всё отдал нам и протянул маме какой-то тюбик.

     — Это Светкин. Она говорит, что лучше нет. Смажь свои дырки хорошенько. Обе. Тогда утром болеть не так сильно будет...

     Мама молча взяла и шагнула в дверь.

     Светкину трость Макс протянул мне. Хмыкнул:

     — А это тебе. Подарок. На память, — он кивнул в след маме, — может и пригодится, кстати, если когда ещё будет ерепениться... Сам видел, — вещь в воспитании женщин просто безотказная!

     Мама выматерилась. Чисто машинально я взял трость в руки.

     И теперь я с немым восхищением взирал на маму. Она тщательно расчесалась, накрасилась. И, в общем-то, по ней уже и не скажешь, что она несколько часов подряд занималась групповым сексом с множеством мужчин и женщин. Ну, разве что только мешки, конечно, под глазами и вид в целом явно измученный. Но в любом случае, я выглядел гораздо хуже. Эх, вот ведь женщины!

     — Чего ты разлёгся? В душ быстро!, — мама зло уставилась на меня.

     Я что-то ответил, мол, устал, сил вообще нет. Не знаю, с чего она разъярилась.

     — Ты устал?! Ах, ты мерзавец...

     Чёрт, эта грёбанная трость лежала тут же на лавке и через секунду она была уже у мамы в руках и я на своей шкуре испытал, какого маме приходилось, когда её порола Света. Это пипец, как больно!!! Проклятая трость даже не била, а как-то невыносимо жалила и жгла.

     — Это меня там всей толпой драли!!! , — рычала мама, в исступлении молотя меня тростью куда придётся, — в том числе и ты, подонок! Да, как ты мог?! Это меня насиловали весь вечер! А ты там в своё удовольствие трахался со всеми этими шмарами!!!

     — Мама! Мама!, — заорал я благим матом, скатываясь с лавки на пол и прямо на четвереньках убегая от неё.

     Ну, так-то да, я на голову выше её и в плечах шире в два раза, но стоило сейчас видеть её глаза, чтобы сразу врубиться, что сейчас с этой женщиной справиться у меня нет ни единого шанса.

     Блин, да она меня ни разу в жизни ремнём не била. Так, что мне это чувство доселе было абсолютно незнакомо.

     — В душ я сказала, мерзавец!, — она возвышалась надо мной, уперев руки в боки. И я, послушно и торопливо, всё так же на четвереньках бросился под душ.

     Когда я намок, мама выволокла меня к себе и принялась грубо намыливать меня и больно надраивать мочалкой.

     — Никогда не прощу тебя!, — ругалась она, раздувая ноздри от переполнявшей её ярости, — я же твоя родная мать!! Ну, как ты мог!?

     Я благоразумно помалкивал. Ну, да... А чего тут скажешь ей?

     Хм... Я смутно помню, что там вообще происходило в беседке, во время всеобщей свальной груповушки. Так только вспыхивают отдельные кадры в памяти. Да и те размытые.

     Помню, что я первым делом набросился на Свету, подмял её под себя и долго и жёстко трахал её в попку, шептал ей что-то злое и мстительное, типа, это месть за маму. Света брыкалась подо мной, вырывалась, вопила в голос. Но судя по тому, что при этом раза два она точно кончила, то, видимо, моя «месть» не удалась.

     Помню, как мама делала «троечку». Ну, или с ней делали «троечку». Она лежала на Дроне, сзади её оприходовал Макс, а в рот ей давал, по-моему, Олег.

     Потом я трахал Алину и Катю. Потом Катю стал трахать кто-то ещё. Потом, я вроде бы тоже трахал в задницу и Лену. Потом мы с Максом, поставив на четвереньки Свету и трахали её во все дырки, постоянно меняясь местами.

     Точно помню, что пытался даже пристроиться и к маме. Она, сидя верхом на Олеге, вылизывала киску Лене, ну я и пристроился к её попке... Не знаю, как она меня ощутила, но лягнула меня так, что... Правда, меня тут же «утешила» Наташа. А в мамину попку тут же вонзился, по-моему, Колян. Кстати, чуть погодя мы с Коляном на пару трахнули и его жену. А потом и ещё кого-то, тоже на пару. Колян мне ещё пьяно орал, мол, «напарник, идём на второй круг!».

     Я помню, что кончал много раз. Но странное дело очередное семяизвержение не приносило облегчения. Или приносило, но только на малое время. И член снова наливался болезненной эрекцией, и снова неумолимо хотелось ...

  с кем-нибудь совокупиться. И так раз за разом. М-да... Пилюли Олега явно были с тем ещё «секретом».

     Я даже помню, как пытался пристроиться к маме во второй раз. Она лежала навзничь на спине, на её лице восседала Света, подставляя под мамин язык то попку, то лоно. Сама Света в это время сосала у Олега.

     Я плюхнулся на маму, раздвинул в стороны её ноги и уже почти был готов войти в неё... но она как-то снова умудрилась узнать меня и оттолкнула от себя ногами. И опять таки, через секунду моё место занял Макс. Он закинул мамины ноги себе на плечи и мощно задвигал задницей, трахая её.

     Чуть позже мама опять делала «троечку». Но теперь во все дыры её трахали женщины, нацепив, по примеру Лены, на свои бёдра резиновые фаллосы.

     Сколько всё это длилось? А хрен его знает... Я даже не помню, когда всё закончилось. Я просто вырубился и всё... Хм... Ну, так-то, если... Даже и не знаю, как сказать... Хм... Но в целом, короче, всё было круто. Мне понравилось, короче.

     В душе с маминой помощью я напялил на себя шорты и майку. Ещё раз подивился, как вот так вот мама, когда её всю ночь напролёт истрахали вдоль и поперёк... Хм... Одни только «троечек» она делала раз семь с разными партнёрами, что мужиками, что с бабами. А сейчас держится огурчиком-молодцом... А марафет, как навела, так вообще никак и не подумаешь, что её, как последнюю шлюху и лярву пользовали несколько часов подряд то по одному, то накидывались на ней всем скопом.

     Всё-таки женщины гораздо более выносливее мужчин, уверился мысленно я. Правда, в дверях мама пошатнулась. Ноги-то от слабости предательски дрожали. Так, что если бы я не подхватил бы её под локоть, то она бы точно упала.

     Из беседки доносился богатырский храп, разбавляемый сонным сопением. Не спал один Макс. Он сидел за столом и бухал виски. Хотя и без того был уже в зю-зю. Он махнул нам с мамой рукой. Восхищённо уставился на маму.

     — Ну, ты даёшь, — крякнул он, окидывая её с ног до головы взглядом, — слушай, такое ощущение, что ты всю ночь в музее была, а не..

     Он осёкся, заметив выражение маминого лица, и довольно гоготнул. Потом, подмигнул мне:

     — Правильно, трость не забыл. Такая вещь в семье всегда пригодится.

     Мама смерила меня испепеляющим взором, а я потупился. Ну, да, чисто на автопилоте прихватил с собой трость из душа.

     Макс кивнул на стол перед собой:

     — Елизавета Николаевна, вот Ваш паспорт. И небольшой договорчик подряда... , — он улыбнулся, — на добровольное оказание сексуальных услуг. А вот на этой флешечке я Вам копию сделал, кстати... Тут вы с Егором предаётесь анальным утехам. На память, так сказать. Можно и мужу дома показать, порадовать папашу, как вы тут весело отдыхали! — и он опять густо заржал.

     — Я не буду ничего подписывать!, — твёрдо, ледяным тоном сказал мама, пропустив мимо ушей его последние слова.

     Макс пожал плечами. Он с некоторым трудом сфокусировал глаза на маме, кашлянул и заговорил с ней казённым менторским тоном:

     — Елизавета Николаевна, да не ерепеньтесь, вы... А куда вы пойдёте? В милицию? Ну, дык, пожалуйста... Сынок тока Ваш соучастником пойдёт. Да и видео сольём в интернет, — он вздохнул, — поймите, если Вы это не подпишите, то Вам придётся здесь задержаться... А вы знаете, утром должны подъехать ещё несколько пар из нашего... хм... Общества... И поверьте, перед теми шандарахнутыми на всю голову извращенцами, мы, с кем Вы близко познакомились это ночью, ещё сущие ангелы. Я даже не сомневаюсь, что доброй и порядочной женщиной, коей Вы являетесь... — он усмехнулся, — ну, или, являлись до вчерашнего вечера, с такими людьми Вам даже в одной комнате находится не стоит. Подписывайте, уважаемая, Ваши паспортные данные я уже вбил в наш договорчик.

     Макс был мертвецки пьян. Но как это ни странно, сейчас он говорил очень уверенно и чётко. Мама выругалась на него и, склонившись над столом, молча, не читая «договорчика», поставила несколько подписей на разных листах.

     — Отлично! Вот Ваш паспорт, вот ваш экземпляр договора, — Макс снова посмотрел на мать тяжёлым пьяным взглядом, — кстати, напоминаю Вам, Лизавета Николавна. Что после того, как вы ЭТО подписали, то милиция и любой суд, если ЭТО им предъявить, будет воспринимать Вас не более как проститутку. Со всеми вытекающими отсюда. И вы должны понимать, что милиция, и что суд или прокуратура обычно не склонны воспринимать показания шлюх всерьёз. И, кстати, проституция по законодательству РФ является уголовно наказуемым преступлением! А вот это Ваше вознаграждение..

     Следом за паспортом и маминым экземпляром договора он протянул ей пухлый письменный конверт.

     Но мама с ненавистью посмотрела на него и одним ударом выбила конверт у него из рук.

     — Подонок!, — выдохнула она, — я очень надеюсь, что когда-нибудь ты сдохнешь от рака яичек!

     Резко повернувшись, мама быстро, хоть и покачиваясь на ходу, зашагала по мраморной дорожке в сторону ворот.

     Макс сокрушённо покачала головой:

     — Бабы, ёпта, — он наклонился и поднял конверт с земли.

     — Чего вы беситесь, Елизавета Николаевна!?, — крикнул он в след маме, — вообще-то, здесь две тысячи долларов! Поверьте мне, — как знающему в этом толк, — немногие проститутки в этих местах способны зашибить такую деньгу за ночь!! Если честно, изначально мы хотели заплатить Вам не более штуки баксов... Но вы нас удивили, Елизавета Николаевна! Приятно удивили! Вот мы Вам гонорар и увеличили аж вдвое! А Вы отвечаете нам чёрной неблагодарностью!!

     Он недоумённо посмотрел на меня:

     — Ну, чего она? Тем паче, эта сумма и в договоре прописана..

     Я молча взял у него из рук конверт и он улыбнулся.

     — Флешку не забудь, пацан! Как-нибудь на досуге дома посмотри. Поверь, шикарное незабываемее зрелище! Мамке бы твоей реально в порно сниматься! Очень фотогеничная женщина. Эх, ТАКОЙ талантище в землю зарывает!, — он даже грустно покачал головой.

     Я забрал у него и флешку.

     — Пошли провожу. Такси Вас уже ждёт, — Макс с трудом поднялся на ноги.

     У самых ворот мама с ужасом уставилась на меня. Я мысленно обругал себя. Ну, блин, конверт же можно было и спрятать, чтобы она не увидела. Но было поздно. Мама залепила мне звонкую пощёчину и обругала последними словами.

     — Выкинь это НЕМЕДЛЕННО!! Ты не можешь брать ЭТИ деньги!!

     — Мам, ну, это шестьдесят тысяч рублей!, — пробормотал я, засовывая конверт в карман шорт, — давай, обсудим это позже, а?

     — Поверить не могу, что я тебя родила!

     — Мам, ну, перестань!

     — Знала бы, аборт бы сделала!

     — Мама!

     Макс восхищённо причмокнул губами:

     — Ах, какая неукротимая женщина!! Какой бурный темперамент! Другая бы рыдала, как дура, или повеситься пыталась бы! А Елизавета Николаевна ещё тут и сына воспитывает!

     Машина с шашечками такси нас и впрямь уже ждала нас за воротами. Макс душевно махал нам в след рукой, пока такси не скрылось за поворотом.

     Когда мы, наконец, добрались до номера, нас уже обоих аж штормило от усталости. Ну, ещё бы... Так то уже шесть утра.

     Я немного оторопело смотрел, как мать молча срывает с себя платье, лифчик и трусики, даже не глянув на меня и ни мало не стесняясь моего присутствия в маленьком номере. Оставшись абсолютно нагой, она плюхнулась на кровать и зарылась с головой под одеяло.

     Я немного постоял. Вообще, я спал ночью на раскладушке. Номер считался одноместным. Но вот что-то раскладывать раскладушку теперь было просто в лом. Я точно также скинул с себя всю полностью одежду и завалился обнажённым на кровать к маме. Едва моя голова коснулась подушки, как я тут же провалился в глубокий тяжёлый пьяный сон.

     Проснулся я от того, что солнечные лучи нещадно слепили меня. Было нестерпимо душно. Но и вставать не хотелось. Башка невыносимо трещала.

     Какое-то время я лежал, ворочаясь. Нет, надо встать. Хотя бы задёрнуть шторы и включить кондёр. Иначе, спать просто невозможно.

     Я спустил ноги на пол и медленно сел ...  

     на кровати. Очуметь, как меня штормило. Точнее сказать, лихорадило. Солнечный свет просто выжигал глаза. Щурясь, что твой китаец, я добрёл до окна. Солнце уже явно клонилось к закату. Я задёрнул шторы. Взял со стола пульт от кондёра и кликая кнопками, пустил в комнату долгожданную прохладу.

     Тело нещадно ломило. Я постоял, соображая, что делать дальше. Нет, мне определённо хотелось спать ещё. Но всё же сначала не помешал бы прохладный душ. Кожа была вся липкая.

     Я долго стоял под душем, медленно оживая. Только в душе я и обратил внимание, что у меня стояк. Но это было не физическое желание, а какое-то болезненное неприятное напряжение. Слвоно, остаточное явление от олеговых пилюлек. Распухший член саднило и покалывало. Я обхватил его рукой и попытался осторожно помастурбировать, но удовольствия мне это не принесло никакого. Да и вообще, я был уверен, что не смогу сейчас кончить.

     Я выбрался из душа, вытерся кое-как полотенцем и как был,
по-прежнему голый, вышел из душа.

     Сказать по правде, я только сейчас обратил внимание, а точнее вспомнил про маму. Она лежала на спине, раскинув широко в стороны руки и ноги и крепко спала. Одеяло валялось на полу.

     Я снова улёгся на кровать рядом с ней. Я долго ворочался на месте, пытаясь уснуть. Спать хотелось, но сон ушёл. Да ещё и проклятая эрекция донимала. Член просто не хотел успокаиваться и всё тут. А от мысли о мастурбации мне становились дурно.

     Я повернулся на другой бок, какое-то время давая привыкнуть мозгу внутри черепной коробки к новому положению. Мамина грудь прямо передо мной медленно поднималась и опускалась, в такт её дыханию.

     Чуть позже, во сне перевернулась на бок и мама. Кровать была полуторка и как-то само собой в мамину попку упёрся мой елдак. Правда, из-за прикосновения женской кожи к распухшей головке я скорее почувствовал дискомфорт, нежели ещё какие-то чувства. Но совершенно чётко мои мысли приняли определённое направление.

     Ещё некоторое время я лежал и боролся с соблазном, прекрасно осознавая реакцию матери на мои приставания. Но, как бы странно это ни звучало, мне было плевать. Почему-то, в моей башке, эта женщина теперь никак не ассоциировалась с прежним образом моей матери, который где-то там в моём мозгу всегда возвышался над сотнями прочих моих знакомых женщин и девушке на отдельном пьедестале.

     Одним словом, даже особо не задумываясь о последствиях или о том, что скажет на это моя мать, я просто ещё теснее придвинулся к её телу, ещё плотнее упираясь болезненно твёрдым членом к её телу. Мама даже не пошевелилась. Как не среагировала она, когда я мягко погладил её по плечам, провёл рукой по её животу и даже, когда накрыл ладонью её грудь.

     Но вот когда обхватил её бёдра и попытался присунуть негнущийся член в её попку, то тут она взбрыкнула. Просто дёрнулась и так и не проснувшись, отодвинулась от меня в сторону. Конечно, я тут же придвинулся к ней и опять повторил свою попытку засунуть член ей в попу. Но она снова от брыкнулась от меня, но снова не проснулась.

     То ли от похмелья, то ли от боли в члене, но я почувствовал крайнее раздражение. И уже без всяких церемоний, одним рывком перевернул маму на живот и навалился на неё сверху, прижимая своим телом к кровати.

     — Дай мне поспать!!, — простонала мама, пытаясь меня лягнуть ногой., — да, отвали же!

     Я ухватился за её ягодицы, грубо раздвигая их в стороны.

     — Перестань! Немедленно прекрати!, — снова сонным злым голосом застонала мама.

     Но я уже тыкался в колечко её ануса напряжённой головкой.

     — Да, я сказал же, нет! Да или ты на хер!

     Она забилась подо мной и как-то всё же умудрилась меня с себя сбросить.

     Но... Теперь мама снова лежала на спине, утопая головой в подушке, и даже не пыталась не то, что вскочить и убежать от меня с кровати, а даже прикрыть руками свою грудь. Её глаза были всё так же закрыты!

     Я снова упрямо потянулся к ней. Но едва ощутив мои ладони на своём теле, мама, не раскрывая глаз, вся аж скривилась лицом и зло выплюнула:

     — Да, болит же всё!! И там, и там... Вы ж драли меня всю ночь, как суку, не жалели!

     Я так и замер в растерянности. И, наверняка, отступился бы от неё теперь. Но вдруг она добавила сонным вялым голосом:

     — Давай, лучше в рот. Только сам всё... Я очень хочу спать. Садись мне на грудь..

     Сказать, что я обалдел, это значит, ничего не сказать. Я склонился над мамой, вглядываясь в её лицо. Чёрт её знает... Её глаза были закрыты, лицо безмятежно спокойно, а судя по дыханию, мама снова стремительно скатывалась в глубокий сон.

     Я торопливо поправил подушку, чтобы мамина голова была повыше. Перекинул через неё ногу и встал на колени над ней, так что её грудь была прямо под моей задницей. Её голова упала набок и я осторожно, положил ладонь на её щёку и мягко повернул её лицом к себе. Я даже заколебался, глядя в её спящее спокойное красивое лицо.

     Но эрекция давал о себе знать и я осторожно подался вперёд, утыкаясь возбуждённой головкой в губы матери. Я всё же ожидал хоть какого-то сопротивления, но мама просто распахнула губы и впустила меня в свой рот.

     М-да... Я потихоньку ввёл член в её рот. Неглубоко, наполовину. Я был настороже, ожидая в любую минуту, что мама раскроет глаза, гневно уставится на меня и непременно цапнет меня за причинное место. Но нет. Член был у мамы во рту, её губы мягко обволакивали напряжённый ствол. Мама даже причмокнула пару раз, легонько посасывая меня.

     Я пару раз качнулся в маме, неспешно выходя и погружаясь в её рот, всё ещё недоверчиво вглядываясь в её безмятежное сонное лицо. Потом решился и также небыстро ввёл член глубоко в её рот, так что её лицо плотно уткнулось в мои бёдра.

     Её дыхание сбилось, мой член был далеко у неё горле, и мама шумно задышала носом. И ничего. Она даже глаз не открыла, только по лицу пробежала недовольная тень.

     И более не задумываясь, я мягко завёл ладонь под мамин затылок, чтобы было удобнее поддерживать её голову, другой рукой упёрся в стену перед собой и стал неспешно и протяжно входить в мамин рот, но каждый раз глубоко до горла. В какой-то момент я слишком тесно и с усилием прижался к маминому лицу, с той целью, чтобы ещё раз поглубже протолкнуть головку члена ей в горло. Это было удивительно, но мой член, сейчас более, чем внушительный по своим размерам, и даже основательно углублённой в мамино горло, казалось, не доставлял маме никаких неудобств. Во всяком случае, она явно не собиралась давиться. Невольно на ум мне пришли слова Макса, когда на пляже он сравнивал маму с удавом, да и в бане мужики беспрестанно хвалили маму за то, как она умело и глубоко берёт в рот.

     Правда, на какой-то миг мама всё-таки приоткрыла глаза и недовольно посмотрела на меня. Это было ещё то зрелище, её губы были натянуты на мой напряжённый елдак до самого основания, так что её нос упирался мне в живот. Я снова медленно вышел из неё, так что внутри её рта осталась только одна головка и мамины глаза снова закрылись. Зато её губы несильно сжались и она вяло стала посасывать головку, как какой-то леденец.

     Я уже был готов кончить, когда одно совершенно внезапное обстоятельство отвлекло меня.

     — Елизавета Николаевна? — смутно узнаваемый голос позвал из-за двери. Потом раздался негромкий стук в дверь.

     Вместо того, чтобы отозваться я предпочёл снова опустить бёдра на лицо мамы.

     — Елизавета Николаевна у Вас всё в порядке?, — снова позвал голос из-за двери, — я просто волнуюсь. Вас не было ни на обеде, ни на ужине..

     Снова раздался негромкий стук в дверь. И проклятая дверь начала медленно растворяться. Хм... Наверное, сейчас глупо было вспоминать кто из нас, я или мама, забыл запереть по возвращении в номер дверь на ключ.

     Какое-то время я и Галина Петровна в полной растерянности взираем друг на друга.

     Ну, да... Галина Петровна, тоже учительница, как и моя мама. () Та самая, из Саратова, которая отдыхала здесь с дочкой Дашей, и за этой дочкой я даже пытался дня два приударить, правда, бесполезно, к сожалению.

     Мы были соседями по столику в санаторской столовой, так и познакомились. Мама и Галина Петровна тут даже успели немного подружиться. Во всяком случае, при встрече, они с удовольствием могли и поболтать, да и на пляже женщины частенько располагали топчаны рядом, чтобы в процессе купания и загорания пообщаться.

     Конечно же, скромная хорошо воспитанная благопристойная Галина Петровна сейчас крайне шокирована.

     Ну, да... Голый сын верхом на своей обнажённой матери с членом в её рту. Видок, небось, тот ещё.

     Да и я как, дурак, нет бы там вскочить или хотя бы одеялом запахнуться. Ничего подобного. Но с похмелья мысли в башке еше ворочались. Просто замер и тупо смотрю на совершенно охреневшую от такого зрелища Галина Петровну. Ну, я ещё возьми и ляпни:

     — Галина Петровна, у нас всё в порядке. Мама пока немного занята... Закройте, пожалуйста, дверь.

     Галина Петровна ошарашенно закивала, но благоразумно быстренько закрыла дверь. А я, как ни в чём не бывало, вернулся к своему занятию.

     Правда, уже через минуту, я с силой прижал мамину голову к своим бёдрам, изливая в её горло своё семя.

     Фу-ухх... По-моему, у меня даже голова стала болеть поменьше. Я рухнул на кровать рядом с мамой. А мама облегчённо как-то вздохнула, повернулась на бок, ко мне спиной и, свернувшись калачиком, сладко засопела. Незаметно уснул и я.