Затаив дыхание, я со скрипом поворачиваю массивный ключ в замочной скважине. На вид дверь как дверь — обычная фанера, но на проверку — тяжеленая металлическая плита, обитая фанерой для вида. С большим усилием я тяну её на себя, ощущая, как сопротивляются заржавевшие, забитые пылью и паутиной петли. Запах мокрого кирпича и пыли окутывает меня. В груди начинает щемить, старые воспоминания захлёстывают меня, дыхание останавливается, на глаза наворачиваются лёгкие слёзы. Девять лет назад я чуть не стала добровольной узницей этого подземелья. Сейчас история повторялась, но теперь я спускалась в подземелье, зная на что иду. Выбраться в этом случае будет несравненно тяжелее.

     Я осторожно спускалась по крошащимся ступеням из красного кирпича, разглядывая космы паутины, свисающей с потолка. Последний пролёт — и я попаду в коридор, не подвластный времени. Холод подвала забирался под одежду, но я не обращала на это внимания, пока холод не стал нестерпимо неприятным в промежности. На секунду я остановилась и сунула руку в трусы, не понимая, почему там может быть так холодно? Стоило только моей ладони преодолеть тугой пояс джинс, загадка разрешилась — моя щёлка просто-таки истекала соками, уже насквозь промочив и тонкие трусики, и джинсы. Только сейчас я поняла, что меня бьёт крупная дрожь возбуждения. Тело помнило произошедшие девять лет назад безумства и отзывалось на них. Сознание наполнилось страхом, я вдруг засомневалась, действительно ли это то, чего я хочу. Девять лет, прожитых с мужем, ребёнок, новые родственники, новая жизнь, любовь...

     На этом сожаления оборвались. Любовь прошла. Проснувшись однажды на супружеском ложе, мы одновременно поняли, что мы стали друг другу чужими. Это давно сквозило между нами. Проскальзывало полунамёками, ощущалось в холодности поцелуев, кричало в сексе. Но в одно утро на просто всё стало ясно. Ребёнок отправился к бабушке с дедушкой, муж — в командировку, а я — а я спускаюсь в подвал.

     Я наконец-то я вышла в коридор, куда меня так тянуло. Кирпич закончился, резко закончился и пыльный холодный воздух, кончились лохмотья паутины, уступив место густому воздуху неподвластного времени Подвала. Как и весь дом, это было наследие моих в остальном очень обычных родителей. До самой своей пропажи они ни словом не вспоминали про подвал, никогда не готовили меня к тому, что ждало меня здесь. Только после того, как прошло три месяца с пропажи родителей, я задумалась о том, зачем же каждый месяц привозят пятидесятикилограммовую упаковку минерализированного универсального корма, который отправлялся в специальный отсек в гараже. Под это дело был выделен солидный счёт в банке, соглашение с зарубежной фирмой по производству этого корма и курьерской службой. Я перебрала документы, договора, планы дома и обнаружила незадокументированную дверь. Следуя подсказкам в планах дома и умышленным ошибкам в ремонте, я нашла ключ к этой двери и вошла. И также, как и сейчас, оказалась в тускло освещённом белом коридоре.

     Первая дверь направо вела в серверную. Не знаю, как правильно назвать эту комнату, но по отцовской работе привыкла к такому названию. Толстые связки проводов лежали вдоль металлических стен, усеянных индикаторами, переключателями, выходами и прочей технической мишурой. Я никогда не была папиной дочкой, чтобы увлекаться подобным. Потому специально для меня на одной из стен висел огромный плакат, где доступно-детски, в картинках, объяснялось устройство данной машины, но даже его мне не хватило терпения понять. Я бросила взгляд на центральный элемент всей машины — двухметровую прозрачную колбу в центре комнаты, в которой плавала синусоида света. В схеме она именовалась «конденсатор стабильности» и являлась, насколько я поняла, ключевым элементом машины. За девять лет она не изменилась ни капельки. Расценив это как хороший знак, я двинулась дальше.

     Я вошла в дверь напротив серверной, аккуратно пригнувшись, ожидая падения тяжёлой дряблой туши, как это было в первое моё посещение, но обитатель, видимо, помнил меня. Повиснув вниз головой на одном из толстых, провисающих с потолка, чёрных кабелей он смотрел на меня своими огромными радужными глазами. Сердце моё бешено забилось, дышать стало тяжело и вообще стало очень не по себе — я и забыла насколько он, да и остальные узники подвала, выглядят страшно.

     Огромные, с кулак, глаза таращились на меня чёрными зрачками. Глаза, казалось, висели в воздухе, но только на первый взгляд. Приглядевшись, можно было разглядеть силуэт огромного хамелеона. Туловище было таким же прозрачным, но в нём, внутри, плавали огромные капли разных цветов. Отсюда различить это было невозможно, но по опыту я знала, что на груди хамелеона располагается два ряда сосков, через которые можно было испить из его «внутренних пузырей» цветного флюида, обладающего сильным возбуждающим эффектом. Именно так я в первый раз и застряла здесь — насильно испив этого дурманящего нектара. Сейчас же я не спеша приближалась к хамелеону, чтобы испить его добровольно.

     Подпустив меня поближе, хамелеон лениво схватился за второй кабель и развернулся, чтобы я могла иметь доступ к его пухлым соскам. Глотая слюнки возбуждения, я взялась обеими руками за нависшую над моей головой плоть. Я никогда не замечала связи между выбранным мной соском и цветом флюида, поэтому мне было всё равно к какому приложиться. Пробежав языком по ареолу, я стала мять губами сосок, слизывая прозрачную выступающую влагу. Сквозь прозрачное тело хамелеона, я видела, как закатились его глаза, словно от удовольствия. Переведя глаза в брюхо монстра, я увидела, как всколыхнулся красный пузырь, вытягиваясь в мою сторону. Прекрасно! Красный всегда вызывал чувственную страсть, обилие тактильных ощущений, вакханалию эротики, прекрасное чувственное забытье. Я с упоением зажмурилась, когда первая капля терпкой жидкости попала на мой язык. Вяжущая, водянистая, она имела свой потрясающий оттенок, который я сквозь года так и не смогла забыть.

     Капля за каплей флюид насыщал моё изголодавшееся по страсти тело, рождая жар в животе. Жар распространялся пятнами, звал на приключения. Когда жар стал нестерпимым, я оторвалась от источника страсти и потянулась к своим бёдрам. Оказавшаяся на пути грубая ткань джинс вызвала дикое раздражение. Но в тот же миг родилась игривость. Со злобой и смехом я расстегнула застёжки на поясе и в один миг стащила и джинсы, и насквозь вымокшие трусики. Прикосновение моих же рук вызвало сладкую дрожь во всём теле и спазм в вымокшем влагалище. Я сразу засунула в него два пальчика, большим при этом массируя клитор. Тут же по всему телу выступила испарина, особенно под лишней теперь водолазкой. Не долго думая, я сняла её вслед за джинсами. Кожа под пальцами казалась такой нежной и бархатистой, что мне тут же захотелось поделиться этим ощущением. Я глянула на хамелеона полными страстью глазами. Тот нехотя коснулся лапами пола, но наклонил ко мне свою прозрачную голову и своим уродливым мощным языком присосался к моей груди. Это было приятно и неожиданно, как если бы вакуумный массажёр вдруг научился нежности. Но я хотела не этого.

     Со смехом шлёпнув нежданного любовника по языку, я по его голове взобралась на покрытую мягким гребнем спину, чтобы распластаться на ней, потереться о мощную спину зверя каждой клеточкой своего обнажённого тела. Мои горячие груди крепко-накрепко вжались в прохладную пупырчатую шкуру, а один шаловливый гребешок очень удачно скользнул в мокрую щёлку между ног. Не ожидавшая такого приятного дополнения я восторженно пискнула, а затем и сладко застонала, покрепче насадившись на него бёдрами. Я ёрзала грудью, сучила ножками и гладила руками в бешенном темпе, ощущая, как страсть, рождённая посторонней жидкостью, становится моей страстью. От этого было как никогда хорошо, пока моей спины не коснулось что-то мощное и упругое. Отвлёкшись от прозрачной кожи, я обернулась, чтобы увидеть огромный хвост, нежно гладящий меня по спине.

     Острый кончик, обрамлённый кожей наподобие наконечника стрелы, пробежавшись вдоль позвоночника, недвусмысленно потёрся между моих ножек. Унимая дрожь в бёдрах, я поплотнее сдвинула бёдра и приподняла попку, освободив вход в истекающее соком влагалище, которое незамедлительно занял шаловливый хвост. Неспешно скользнув своим кончиком к самой моей матке, он стал аккуратно скручиваться кольцами в моих глубинах, пропуская в меня всё более толстую часть хвоста, неторопливо растягивая меня. Достигнув толщины чуть больше среднего человеческого члена, он приостановился, слегка потянулся назад и тут же мощно толкнулся вперёд, чуть не скинув меня со спины. Я охнула, но не от боли, скрученный кольцом хвост равномерно толкался в меня, не вызывая дискомфорта.

     Я охнула от всколыхнувшего меня потока довольствия, пронзившего до самой головы, вызвав даже головокружение и слабую головную боль. Но дискомфорт не успел в полной степени распространиться, как новый толчок затмил предыдущий, а за мин следующий. Я попыталась закричать от довольствия, но у меня спёрло дыхание. Всё тело побежало лёгкой щекоткой, ноги расслабились, разъехались и шлёпнули меня на хамелеона, вдавив влагалище в кожу невидимой ящерицы. Хвост не снижал своего темпа, активно сношая меня. Влагалище сладко тёрлось о пупырчатую кожу, пока мощные толчки носили меня туда-сюда. Еле-еле придерживая себя руками, я почувствовала нарастающее в животе тёплое чувство и закричала во весь вернувшийся голос в диком экстазе, ощущая, как сократилось моё переполненное влагалище, выплеснув из себя порцию горячей смазки. Я выгнулась дугой, испытывая оргазм а потом рухнула, не в силах подняться.

     Смутно, как в тумане, я помню, как хамелеон нежно спустил меня на пол, подоткнул ко мне одежду и всеми правдами-неправдами толкал меня к двери. В голове у меня была такая же мысль: «Не отключаться, ни в коем случае, потерпи до коридора, а там хоть что угодно». Но наркотическое действие флюида давало о себе знать и мне хотелось только лечь и насладиться своей кожей в бесконечном танце утренних потягиваний. В конце концов хамелеон вытолкал меня и мою одежду в коридор и захлопнул за мной дверь. «А что же было там со сном в комнатах? Я не помню! Это всё красный афродизиак... Или я до него тоже не помнила? Не помню... « — я прикладывала титанические усилия, придерживая голову руками, чтобы вспомнить, почему же мне нельзя спать в комнатах, но кожа под руками вдруг стала такой чувствительной, что я больше не могла её не гладить. Одна рука скользнула выше, в волосы, другая ниже и я, с лёгким стоном провалилась в эротическую дрёму.