Это один из моих любительских переводов викторианцев. Да, существуют ортодоксальные варианты, но я старался максимально передать своеобразный язык и стиль той эпохи, зачастую во вред простоте восприятия. Но это чтиво для эстетов. Извиняюсь за иллюстрации, они готовились для книжного формата, сайт воспринимает только альбомный.

     
Глава первая

     Поместье на краю вересковой пустоши выглядело тихим и безмятежным, будто застывшим и, казалось, ничто не в силах потревожить его покой. Свежеокрашенные белые палисадники, окружавшие фасад каменного строения на заднем дворе расступались, открывая проезд к воротам конюшни.

     Мурлыча себе под нос, преподобный Персиваль Джабстоун задумался, кто из новых обитателей Эйджмура — так называлось владение — окажется дома. Почти наверняка — мисс Ванесса Маркхэм, сказал он себе, так как её старший брат в это время занят на своей преподавательской должности. Сельские сплетни, достигшие его ушей через домоправительницу утверждали, что хозяйка имения весьма привлекательная женщина. И он очень надеялся, что это не преувеличение. Привязав лошадь викарий подошёл к парадной двери, и крутанул ручку звонка, прислушиваясь, как разносится его трель вдали.

     Долго ждать не пришлось, дверь открыла молодая служанка в кокетливом чепце набекрень и кружевном фартуке.

     — Ваша хозяйка дома? — спросил Персиваль вежливо, одновременно обратив внимание на возраст служанки, которая по его суждению выглядела вполне половозрелой, о чём красноречиво говорили сформировавшаяся фигура и многообещающие выпуклости в нужных местах, на которых столь соблазнительно натягивалась при движениях тёмная ткань платья.

     — Ой, сэр! Ваше Преподобие! — засуетилась Мэри, растерявшись при виде такого важного в её глазах господина.

     

     — Что случилось, Мэри? — раздался голос из соседней комнаты, и появился сама Ванесса, действительно миловидная молодая женщина, вероятно лет двадцати восьми, как немедленно оценил викарий.

     — Вот, мадам, — ответила Мэри с большим облегчением. Это был её первый день в доме, и никто ещё не объяснил, как принимать посетителей. Упущение случилось по большой части оттого, что Мисс Маркем пока не ожидала визитов. Опасаясь наделать оплошностей, или проявить бестактность, Мэри сочла за лучшее оставить визитёра с хозяйкой наедине, а сама быстренько ретировалась на кухню.

     — Я решил, что необходимо познакомиться. Простите, если мой визит оказался не ко времени, — внушительно сказал преподобный джентльмен.

     — Нисколько, нисколько, пожалуйста, входите. Сожалею о неловкости Мэри. Она молода и...

     — Не надлежащим образом выучена? — перебил викарий бесцеремонно, пока они шли в гостиную, меблированную с большим вкусом. — Сожалею, что перебил вас, Мисс Маркем, однако проблемы обучения и воспитания требуют пристального внимания.

     — Да? Вы полагаете? — спросила Ванесса тоном, который чувствительным натурам показался бы излишне напряженным. Показав гостю на удобное кресло, она заняла место напротив, на искусно сработанном диванчике. Священник намётанным глазом оценил мебель с благородными изгибами, которые своим видом направили его мысли в неожиданное русло. Он представил, как Мэри седлает эти скруглённые подлокотники широко раскрыв бёдра.

     — Ээ... да! Дисциплинирование девиц, главным образом. Я хотел сказать, с Вашего позволения, является крайне желательным и богоугодным трудом. Вы одобряете такой подход?

     — Мне не приходилось задумываться об этом вопросе, Ваше преподобие, — ответила Ванесса, щёки которой слегка побледнели. Одновременно, стараясь скрыть некоторую растерянность от подобного начала знакомства, она вызвала Мэри посредством маленького серебряного колокольчика, и приказала подавать чай.

     — Я уже приготовила его, госпожа, — сказала служанка явно гордясь тем, что предугадала запрос хозяйки.

     — Вот видите, — объявила Ванесса после небольшой паузы, когда они остались одни — ... она хорошая, старательная девочка».

     — Во всех отношениях? — небрежно поинтересовался клерикал, и что-то отнюдь не праведное сверкнуло в зрачках святого человека.

     Чем подробнее викарий рассматривал хозяйку, тем больше она ему нравилось. Ванесса, вероятно, могла быть описана многими, как крупная девушка (без всякого преувеличения), поскольку ростом она лишь один дюйм уступала священнику. Тем не менее, если раздеть её, то красота мисс Маркем засияет в полную силу не смотря на впечатляющие габариты. Две благородных груди, столь же белые как снежные барханы, изящно изогнутая линия живота, ниже пышный треугольник соломенного цвета, обрамляющий чувственный разрез; и алебастровые бёдра, формой подобные античной вазе. Без сомнений, седалище молодой женщины своим видом оживит пенис даже у каменного изваяния.

     — Вы сомневаетесь в её скромности, я полагаю? — пробормотала Ванесса, не отрывая взгляда от английского фарфора её чашки.

     — Увы. Скромность часто используют в качестве ширмы для дьявольских проказ, мне это хорошо известно.

     — Вероятно вы постоянно укоряете, браните таких, как Мэри? — подпустила Ванесса шпильку, считая необходимым защитить свою служанку. Теплая струйка пробежала где-то внутри её живота в этот момент, вызванная не столько чаем, сколько магнетическим взглядом этого рослого мужчины средних лет; с резкими чертами лица, точно высеченными из камня, однако хорошо одетого. Видимо сильного и властного.

     — Позвольте присесть рядом с вами? Так мы сможем беседовать более конфиденциально, моя дорогая.

     Персиваль пересел не дожидаясь разрешения, и с удовольствием ощутил теплое бедро близко к собственному. Его глаза остановились на привлекательной ямочке на женской щеке, и сладких уголках чувственного рта. Он задался вопросом, сколькими лобзались эти сочные губы? Сколько рук, мужских иль женских, ныряли за её корсаж, чтобы ласкать, мять, теребить пышные сферы, которые, кажется, напряглись нетерпеливо под её платьем?

     — Бранить? — переспросил он мягко. — «О, нет, Мисс Маркем. Этого не достаточно. Это совсем не то, в чём нуждаются женщины. Знаете, что им нужно на самом деле? Чтобы некто взял берёзовые прутья, заголил им задницу и хорошенько взгрел, заставляя филейную часть вилять и трястись. Крики протеста, паники, можно услышать от беспутниц в этот момент, а в тихом домашнем хозяйстве такое поведение непристойно. Вы не думаете, что крики могут потревожить тех, кому меньше всего положено знать об этом. Например слуг? Что до меня, то я использую особую плётку для воспитания. Часто девицы между собою называют её «тузик». Слышали о таком?

     Глубоко покраснев от слов викария и той колеи, куда свернул разговор, Ванесса, отчаянно сжимая в руке чашку, пристально смотрела прямо перед собою, чтобы не выдать своего волнения и захвативших её образов. Никто никогда не говорил с нею подобным образом прежде, и она не знала, как отвечать на подобные речи. Пришлось беспомощно промямлить:

     — Я не... нет — и нервно сглотнула.

     — Ах, досадно. Мне придётся просветить Вас, моя дорогая. Тузик, столь почитаемый многими женскими особами, является шотландским инструментом из плотной широкой кожи, подобно багажному ремню, но разделяется для усиления поучительного эффекта на конце, формируя два жгучих языка. В момент, когда они горячо лизнут оттопыренную попку...

     — Ой, сэр, я не думаю, что мы должны говорить о таком! — Ванесса задохнулась.

     — Однако, я не предполагал, что Вы столь чувствительны. Действительно, не знал. Умоляю простить меня. Вы хорошо разместились здесь? Дом достаточно удобен и просторен?

     — Да. Я покажу Вам, — торопливо предложила Ванесса. Она была готова на всё, лишь бы прекратить эту поучительную беседу.

     — Очень мило с вашей стороны. Скажу больше, мне нравится думать о своих прихожанах, и особенно прихожанках, в ...

  еженощных молитвах, Мисс Маркем. При этом я представляю всех и каждого, в своих домах, возлежащих на кроватях при свечах, или наслаждающимися приятный жаром от камина. Это ли не одна из самых приятных и добрых забот? — вопросил он благочестиво, помогая Ванессе подняться с места. Будто задумавшись, викарий ободряюще приложил руку и легонько погладил заднее полушарие хозяйки поместья. «Почудилось... — решила Ванесса».

     — Я, п... п... полагаю, да, — отвечала молодая женщина. Она не собиралась показать гостю что-либо интимное, например, свою спальню, но причин скрывать остальные части дома не было. Таким образом они прошлись сначала до столовой, затем побывали на террасе и маленькой оранжерее, цветы в которой умилили священника, а затем, слегка поколебавшись, Ванесса повела его вверх по лестнице.

     Неожиданно она отчетливо почувствовала, как мужские руки поглаживают её зад, легонько тычась пальцами в благородные глобусы, не столько подталкивая её вперёд, сколько исследуя через ткань платья. Ошеломлённая, она просто отказывалась верить, что это происходит. Будучи леди «подобающего воспитания», ей не доводилось испытывала подобных фамильярностей прежде. Во всяком случае от незнакомцев точно. Её потревоженная скромность, однако, не побудила хозяйку немедленно пресечь распущенного поведения мужских ладоней, которые через платье, нижнюю юбку и панталончики, могли оценить теплую округлость её нижних щёк. Всё-таки гость являлся духовным лицом и, быть может, она обманывается, или неверно трактует свои ощущения?

     

     Когда поднялись, Священник покусился просунуть свои пальцы немного вглубь и ниже её полушарий, это заставило Ванессу нервно и предупредительно кашлянуть. Однако, — как он и ожидал — никаких слов протеста не сорвалось с её губ, потому что она не знала, как сформулировать свой демарш.

     По прежним своим проделкам коварный клерикал хорошо знал, что возмущение непременно должно выплеснуться наружу (чего он и добивался). Поэтому буквально ввёл женщину, держась за её нижние аппетитные булочки в первую спальню, где, как она пролепетала почти неслышно, обитал её брат Реджинальд.

     — А рядом дверь в вашу спальню? — последовал неотвратимый вопрос.

     — Да, сэр, но я не думаю... , — начала Ванесса, найдя наконец слова и силы, поскольку беспокойные пальцы викария к тому времени вжимали платье и нижнее бельё прямо в расщелину между пухлыми полушариями попы, самым настойчивым образом.

     — Мудро разместиться в соседних комнатах, моя дорогая, если вдруг вы почувствуете себя нездоровой... или возникнет другая потребность, всегда можно призвать брата ночью на помощь, не так ли?

     — B... , но моя комната... , — запиналась Ванесса, щёчки на лице которой раскраснелись, в то время как её нижние щёки могли отчетливо чувствовать властный отпечаток руки святоши в очень беспокойном месте.

     — Не так хороша как эта? О, я уверен, что вы скромничаете, она наверное много более симпатична. Не тревожьтесь показывать мне свой будуар, поскольку у меня часто возникает потребность навещать моих прихожанок. Леди, когда у них есть причина томиться в постели, и они нуждаются во внимании, с удовольствием принимают меня... Дверь здесь? Ах, да! Я же говорил, какая восхитительная комната! У Вас есть зеркало я вижу. Моё воображение разыгралось при виде его. Также двуспальная кровать... Согласен, это намного более удобно, чем одинарная. Я закрою дверь, чтобы получить законченное впечатление? Так вот, Вы спрашивали меня, уверен ли я в эффективности «тузика» при использовании в воспитательных целях?

     — Нет, я не спрашивала! — Ванесса попыталась проявить принципиальность. После чего, Священник бесцеремонно обхватил её за талию, — тонкая, сказал он себе — и решительно принудил хозяйку присесть на упругую кровать. При этом, растерявшаяся Ванесса чувствовала, что ноги её предательски дрожат.

     — Не желаем слушать, хитрим, Мисс Маркем? Мне очень хорошо известно о женском интересе к «тузику», хотя некоторые юные леди из ложного чувства стыдливости скрывают это.

     — Да, да, мне сейчас очень неловко, — Ванесса произнесла, радуясь, что ей дали вставить хоть словечко..

     — Но не до такой степени, я надеюсь, что Вы будете увиливать от серьезного обсуждения проблемы? Вы чувствуете слабость, моя дорогая? Откиньтесь на минуточку, — убеждал священник. И, не смотря на протестующее хныканье в устах Ванессы, он с кажущейся мягкостью, но с требовательной силой, заставил её податься назад, навстречу покрывалу, отчего её ножки в аккуратных туфельках повисли над полом.

     Её губы, разошлись в немом изумлении. Как такая вещь могла вообще происходить! Ванесса, почувствовала бессовестную руку, быстро и ловко нырнувшую ей под юбки, но, прежде, чем успела закричать, вторгшаяся ладонь задержавшись вокруг каймы на вершине её чулок, скользнула на бархатистую молочную кожу выше.

     — Ах, нет! — Ванесса задохнулась. Она попыталась приподняться, но распласталась снова, сражённая его последующими действиями. Протолкнув запястье неожиданно быстро и решительно между стройными ногами, Персиваль наконец нащупал то, что искал — разумеется тёплый холмик её киски, пушистую поросль, которую он захватил ладонью, и начал нежно тискать и почёсывать через тонкую ткань её панталон.

     — С... сэр, что... что вы делаете?! У-у... прекратите! — она выдохнула, приподняв голову, и в то же время, нежные манипуляции его руки напротив клитора, вызвали у неё зубовный скрежет. И настоящий ручей слёз покатился ей на шею.

     — Лежите неподвижно, Мисс Маркем, или мне придётся дать вам «тузика» для наказания раньше, чем я рассчитывал, — произнес Персиваль таким непререкаемым тоном, что Ванесса будто вернулась в свои юные годы, когда приказы папеньки были священными и обязательными к исполнению. Метаясь она вдруг почувствовала, что хватка мучителя ослабла, и одновременно услышала будто он опустился на пол. Полагая, что это, быть может, последний шанс на спасение, она предприняла новую попытку приподняться и освободиться. Но не тут то было. Её открытые ноги были крепко подхвачены чуть выше коленей сильными руками викария и заброшены на его плечи, а сам он быстро встал на колени перед ней.

     — Ааахх! — вскричала Ванесса, и тут же смолкла, вцепившись зубами в сустав своего пальца. Она вынуждена была так поступить. Негоже, чтобы Мэри услышала и узнала про этот позор.

     Лукавый клерикал рассчитал именно на это, и немедленно нырнул жадным ртом в разрез её панталончиков, нащупывая там дивно пухлые срамные губы, давно дразнившие его воображение. Выгибая спину, с обезумевшими глазами, комкая покрывало, Ванесса ощутила его натиск в полной мере по обилию горячей слюны и быстрых острых движений языка — точно пёс лижет суке, мелькнуло в её голове непроизвольно. Мало-помалу и незаметно для себя, она поудобнее устроила согнутые в коленях ноги на его плечах. Она возбуждённо сознавала, что её промежность «плывёт» не только от его слюны, но также и от соков, безудержно изливающихся из её медового горшочка.

     — Ммм-маа-амм! — она начала стонать, к большой радости клерикала. Кончик его языка скользивший свободно вдоль разреза панталон, в наиболее критические моменты нырял между вспухшими любовными губами, на своде которых он мог отчетливо чувствовать клитор — небольшую, но твёрдую и отзывчивую почку.

     — Оооо-Оххх! НЕТ, НЕТ! — достиг его ушей негромкий, но выразительный крик, послуживший ему одновременно поощрением и комплиментом, так как опытный ловелас знал, что женские слова следует истолковывать ровно наоборот.

     Подсунув руки под её задницу, он торопливо искал завязки её панталон и, потянув за пояс, стащил этот предмет одежды к коленям Ванессы. Его дальнейшие действия были столь же стремительными, и поймали её врасплох. Также, кстати, как и других женщин в прошлом. Проводя свой любимый приём, Персиваль резко поднялся, перебросив одну ...   её ляжку через свою голову, и одновременно быстро перекатил ошеломленную молодую женщину на живот так, чтобы наконец рассмотреть впечатляющие двойные глобусы её жопы.

     Никогда раньше блестящие полушария не радовали глаза Персиваля столь упоительно. Бархатная кожа на румяных булочках подрагивала и образовывала соблазнительные ямочки от напрягающихся под ней мощных мышц. На своде, в месте соединения пролегла лёгкая рыжеватая тень, добавлявшая приятный контраст по отношению к мраморной белизне выпуклых персиков. На ощупь эти жирненькие полумесяцы, оказались шелковистыми и крепкими. Он любовно погладил их, и позволил указательному пальцу пытливо пробежаться сверху вниз, разделяя половинки, а затем аккуратно раздвигая расщелину, в центре которой несчастная Ванесса показала свое сморщенное коричневое отверстие.

     «В-щщ, аах! Нееет!» — раздалось дикое рыдание Ванессы, руки которой теперь были вытянуты вперед, цепляясь за покрывало, будто она пыталась что-то достать вне её досягаемости, или уползти прочь.

     Однако он пресёк эти попытки, придавливая одной рукой её копчик, а другой произведя звонкий ШЛЁП! По прекрасной жопке.

     — УАААХХ! — задохнулась она, когда жгучий отпечаток его ладони с пальцами, розовым цветом окрасил прежде безупречную бледность. Между тем, из-за беспорядочно дёргавшихся бёдер, возбужденный клитор Ванессы неизбежно тёрся по слегка ребристой поверхности покрывала, заставив её иметь два совершенно противоположных ощущения, которые наложились самым любопытным способом. В одно и то же время её обожжённая задница и живот, казалось, сплавились воедино. Между её ногами образовалась крошечная точка белого каления, производившая столь же сильный эффект, как и влияние дисциплинирующего удара. Покрасневшее лицо Ванесса хорошенько спрятала, зарывшись во взбитую простынь.

     Всё этот Персиваль прекрасно предполагал и ожидал. Наблюдая пылкое дрожание её нижних полушарий, он ласкал их воспалённые поверхности ласково, с некоторой почтительностью даже, а затем щёлкал по ним появившемся в его руке «тузиком», приговаривая «Ий-оокк!» Ванесса вела себя более тихо, чем можно было ожидать. Её бедра дико извивались, но только шипящий звук исходил из её ноздрей.

     Еще один признак того, что он на правильном пути, убедил решительного священника, не обращавшего внимание на такие пустяки, как рыдания женщины — её ноги поначалу упрямо дрыгавшиеся и пинавшие его, теперь ослабли и бессильно обвисли.

     — Хлесть! — его рука резко пошла вниз, смачно прижигая ягодицы обещанными языками тузика. Девственно белые луны приобрели тёмно-лиловый окрас, и были напряжены так, что кожаные ленты плети отскакивали от них, как от резинового мяча. По тому, как судорожно и бесстыдно женщина двигала тазом, стремясь усилить трение лобка и клитора по намокшему покрывалу, викарий знал, что развязка близка. Он выгадывал момент, чтобы нанести решающий жалящий удар точно в пик её сладострастной разрядки.

     

     — Нееет — хааа-аа! — Ванесса взвизгнула, но только один раз, а затем кипящая лава, переполнявшая её, и понуждавшая безумно тереть распалённый лобок о шершавый материал, хлынула наружу и разбрызгала молочное вещество по её ляжкам и промежности в жестоких судорогах. В голове Ванессы зазвенели серебряные колокольчики, унялась лихорадочная дрожь, а сама она точно плыла, умиротворённая и окутанная розовым облаком.

     — Я приму участие в Вас снова, завтра, моя дорогая, в это же время, — услышала она отрешённо. Затем что-то упало на кровать, но она не могла пересилить себя, чтобы повернуть голову и показать даже часть лица ему. — Вы поместите его под подушки, и будете содержать его там постоянно, ожидая моих визитов, Мисс Маркем, — приказал викарий на прощанье.

     Едва осознавая, где находится и ощущая восхитительную сливочную влажность под собой, Ванесса лежала совершенно тихо и бездумно. После его ухода, она не имела сил, да и желания двигаться, только осталась лёгкое непонимание и удивление — о чём Персиваль вёл речь?

     Спускаясь по лестнице медленно и степенно, священник встретил Мэри, спешащую в зал.

     — О, сэр, Вы уже уходите?

     — Да это так, моя девочка, а ваша мадам не желает, чтобы её беспокоили. Она отдыхает, в состоянии возвышенного блаженства, полагаю, — объявил священник молодой девице, открывшей от удивления рот. Мэри представилась мисс Маркем в ангельском одеянии плавно дрейфующая по спальне.

     Как только дверь закрылась за гостем, Мэри подошла к подножью лестницы и прислушалась, но никаких звуков сверху не доносилось, слегка разочарованная от неудовлетворённого любопытства, она возвратился к работе по дому.

     Что касается Ванессы, то она медленно приходила в себя, подтягивая колени к груди и кусая угол одной из подушек. Воспалённая жопа и распухшая пизда (да-да, так она и выразилась про себя) немилосердно зудели, требуя внимания. Нащупав под бедром мешающийся предмет, она вслепую рукой исследовала его, и, к своему ужасу и стыду, определила тот самый «тузик» для воспитания девиц, который оставил викарий. «Что это было? — безответно вопрошала она себя. — Как это могло случиться? Да, полноте, было ли это на самом деле? Уж не пригрезилось ли ей?» Но саднящая боль на нежной коже попы и сырость на бёдрах опровергали надежду на потемнение рассудка. Увы, вот так быстро и просто, бесцеремонно и незатейливо, она позволила незнакомцу выпороть, унизить себя в собственном доме, да ещё оргазмировала при этом. «Он сказал, что примет участие во мне завтра! Боже, ЗАВТРА!!!», — холодея от восторженного ужаса думала она.

     Глава 2.

     Реджиналд Маркхэм беспечно возвращался с трудов праведных в школе Святой Хильды для девочек. Несколько раз, морщась, он украдкой потирал через ткань брюк набрякший половой орган и расправлял яйца в кожистом мешочке под ним. Обилие юных прелестниц в школе оказывало своё воздействие, а движения ягодиц в седле вызывали у него совершенно недопустимые мысли, которые он всеми силами души стремился подавить. Несмотря на свои тридцать пять лет, подобно мальчишке, он, поставив лошадь в конюшню, долгое время вынужден был ожидать, пока зуд в его утолщенном инструменте не стих. Только после этого направился в дом.

     На его шаги в прихожей, вбежала Мэри, изобразив надлежащий, но ещё не до конца освоенный реверанс, которым положено приветствовать хозяина в её должности. Неловкое движение заставило её чепец, как обычно, съехать набок, а упругие молодой сиськи задорно подпрыгнули под платьем, точно таким же образом, когда она встречала священника.

     — Хозяйка наверху, сэр, она отдыхает, в состоянии возвышенного блаженства, он сказал, — Мэри выпалила всё на одном дыхании, с гордостью за себя, что запомнила фразу, несмотря на полное непонимание её значения.

     — В каком, каком состоянии? — переспросил Реджи иронично, но заметив удрученное выражение лица служанки, добавил: — Да, конечно, Мэри. Я поднимусь, и сам дам знать о своём прибытии. Между тем, чайник горячего чая неплохо бы нас всех взбодрил. Могу я рассчитывать на него или нет?

     — Конечно, сэр! — ответила Мэри с энтузиазмом, по наивности, очевидно включая себя во множественное число. Не прошло и двадцати минут, как отбыл священник, и хозяин мог встретить его по дороге, — подумала она, но коль этого не случилось, значит преподобный джентльмен, скорее всего, поехал другим путем.

     Реджиналд всегда ступал тихо, обладая почти бесшумной походкой. Ванесса таким образом не слышала его появления, и предстала перед братом в положении весьма далёком от «возвышенного». Избавившись от намокших панталон, затем от платья, она сбросила под кровать простынь со следами и запахом её выделений, чтобы стереть, вычистить из памяти возмутительные события. Правда, несмотря на ожесточение, до сих пор в её мысли назойливо лезли похабные сценки лизания мужчиной заветного местечка, её униженного,...   но вместе с тем такого волнующего подчинения. При воспоминая о жгучих ударах, жопа отчаянно чесалась, но, положа руку на сердце, Ванесса признавала, что существенного физического ущерба не понесла. А вот острые, ранее неизведанные чувства от сочетания похоти, стыда, унижения, боли и всесокрушающего наслаждения, вносили сумятицу в её душу. Уговаривая себя, что она ничего такого не ожидала и, что она невинная жертва, Ванесса то и дело, страдальчески прикрывала глаза, а потом схватила подушку и подсунула её в промежность, чтобы прохладная шелковистая субстанция дала хоть частичное утешение возбуждённым частям тела. К тому же это было просто приятно.

     Только, когда дверь спальни внезапно открылась, Ванесса очнулась, одновременно приходя в ужас — голая, верхом на подушке! — она мгновенно плюхнулась на спину, и накрывшись покрывалом до горла, затравлено переводила взгляд, с лежащего на полу со следами преступления белья, на брата, изумлённо рассматривающего её покрасневшее лицо и растрёпанные волосы.

     — Моя дорогая, с тобой всё в порядке? — не найдя ничего лучшего, спросил он.

     — Э... э... с... священник приходил, — заикаясь выдавила из себя Ванесса, будто это было достаточным оправданием её состоянию. — Я имею в виду, он приезжал, а теперь я ложусь, и ещё, Реджи, я чувствую себя очень несчастной! — разревелась она, произведя настоящий водопад слёз, и вызвав у брата такое беспокойство, что он немедленно сел подле неё на кровати, и осторожно погладил сестру по вспотевшему лбу.

     — Что беспокоит тебя?

     — Я не знаю, честно, я ничего не понимаю, и... О, прости, — воскликнула Ванесса, поскольку его пытливые глаза упали на её панталоны и смятое платье.

     Поскольку Реджи продолжал пристально смотреть, она стала пунцовой — панталоны лежали на полу в «открытом» положении, с ажурными оборками для ног раздельно, и отлично видимым пятном влаги вокруг разреза, предназначенного для отправления естественных потребностей.

     — Ах, — пробормотал Реджинальд с чем-то вроде бульканья в голосе. Надо сказать, что ничто человеческое ему не было чуждо, и он частенько по ночам вслушивался в таинственные и весьма привлекательные негромкие звуки, исходящие от спальни сестры. Тихие шорохи, ритмичные поскрипывания и невнятные стоны всегда заставляли его чувственно воображать природу этих шумов. Равно, как и великолепные формы голой сестры. Часто он представлял её одетой только в корсет на талии и чулки, а однажды — о чём он всегда вспоминал с большим стыдом и чувством вины — выкрал комплект этих волнующих женских принадлежностей, поскольку случайно наткнуться на них в комнате Ванессы и ничего не предпринять, было невозможно.

     — Может, послать за доктором? — спросил он заботливо, совершая движение, случайно заставившее покрывало натянуться и соскользнуть вниз. На мгновение его напряжённому взгляду открылись сливочные конусы грудей его сестры, рельефные соски на кончиках которых сильно укрупнились. И хотя в ту же секунду хозяйка снова спрятала эти тёмно-вишнёвые ягодки под одеяло, он отметил как они вздулись, будто изнутри их что-то распирало. Реджи ощутил, как пересохли его губы.

     — О нет, не надо, ничего страшного. Это пройдёт. Я буду в порядке... завтра, — торопливо отказалась Ванесса, и тут же вспомнила слова прощания священника, содержавшие и обещание на завтра. Это настолько поразило её, что она не только не покрыла немедленно свои сочные сиськи, но и забыла припрятать «тузик» для наказания, который лежал подле неё, и на который наткнулась рука Реджи.

     — Что это? — спросил он, с любопытством перебирая плотную, но гибкую кожу.

     

     — О, я не знаю! Почему ты мучишь меня глупыми вопросами? — Ванесса выкрикнула почти истерично, затем, видя, что его лицо озадаченно вытянулось, добавила более спокойно: — Это обыкновенный ремень, я думаю. Мэри нашла его за шкафом.

     — Странный. Смотри-ка, на конце разделяется, но нет никакой застежки к нему. Я возьму его, если ты не возражаешь?

     Сказав так, и находясь в недоумении относительно необычного поведения сестры, Реджи сделал движение уйти. Ванесса, пытаясь удержать его и завладеть уличающим её предметом, резво дёрнулась, забыв об обнажённой груди. В итоге получилось, что одна увесистая, но нежная сиська прижалась к его руке, а твёрдый, как кремень, сосок прочертил на коже запястья линию, которая была воспринята им, как ожог от раскалённого уголька.

     — Ой, Реджи! — Ванесса, пробормотала, оказавшись в большом конфузе, и отпустила его руку торопливо, если не с сожалением.

     — Э-э... прости! — Реджи запинался. — Я буду... э-э... то есть, посмотрю, подан ли чай, а потом... э-э... да уж...

     Так бессвязно бормоча, и несколько раскрасневшись, Реджи вышел, забыв «тузика» на кровати, чем Ванесса торопливо воспользовалась, затолкав свидетеля и участника её падения под подушку. Довольная, что брат не заметил, отсутствия второй подушки, она стиснула её между чрезвычайно теплых и влажных бёдер, откинулась назад со вздохом, слегка ёрзая задницей, и перебирая в памяти события самого удивительного дня в своей жизни.

     Реджи, между тем, направился на кухню, где Мэри в этот момент снимала чайник с конфорки. Пикантность состояла в том, что его член снова значительно укрупнился, и он задавался вопросом, заметит ли девчонка это обстоятельство. У неё прекрасная молодая задница, напомнил он себе.

     — Это вы нашли тот забавный ремешок, Мэри, — спросил он, пока служанка заливала кипяток в заварной чайник.

     — Я, сэр? Я ничего не находила.

     — Ну, тот, с раздвоенным концом. Который вы нашли за шкафом, — продолжал Реджи терпеливо.

     — Нет, сэр, клянусь! Лопни моё сердце, и чтоб мне сдохнуть — я ничего не находила, и ничего дурного не делала! — парировала Мэри с такой яростью, будто её обвиняли в тяжком преступлении.

     — А, ну, ладно тогда, приношу извинения, должно быть, неправильно понял, — раздалось бормотание того, кто был по настоящему смущён и ситуацией, и реакцией девицы.

     — Спросите у священника, может быть, он нашел или оставил, или что-нибудь в этом роде, если сама мадам ничего не находила, — предложила Мэри с подкупающей невинностью, что заставило Реджи вытаращить глаза, поскольку он не мог вообразить, зачем преподобному джентльмену такая вещь. Одно было ясно, что-то странное происходило вокруг, недоступное его пониманию. Задумчиво потягивая чай, и сопоставляя факты, он мучился над загадкой, пока внезапно ассоциативная память не сделала ему подсказку.

     В ту пору ему было приблизительно двенадцать, и они с Ванессой жили в доме их дяди Фредерика. Забежав как-то раз в беседку, Реджи услышал явственный звук ударов, воплей и визгов, исходящих от застеклённой террасы. На цыпочках он приблизился туда, чтобы узнать, что происходит.

     В тот момент его тётя выбегала, как ошпаренная, из помещения. Лицо тётушки выражало крайнюю степень возбуждения, а за её спиной — он бросил взгляд, но в течение краткого времени — одна из горничных склонилась над столом, её юбки были подтянуты к бёдрам, и его дядя, удерживая девицу одной рукой, ожесточённо хлестал её голую жопу ремнём... Ну, конечно. Да! Ей-богу, тот ремень выглядел точно так же, как на кровати Ванессы.

     Полный смятения, Реджи отставил свою чашку, и предпринял тихий поход вверх по лестнице ещё раз. На сей раз, добиться истины.

     Ванесса чувствовала себя и оскорбленной, и взбодренной одновременно. И никак не могла решить, какое чувство берёт верх. А это было важно, поскольку она пыталась сделать для себя какие-то выводы. В итоге положилась на более сильную эмоцию, исходя из житейской мудрости, что сделанного не вернёшь. Рассуждая таким образом, она сидела на кровати, спустив ноги, и болтала ими в разные стороны. И случись такое, что ноги девушки оказались широко разведёнными, когда Реджи совершил свой вход. Как всегда бесшумно и внезапно....  

     — Ой! О, Реджи! — только и смогла выкрикнуть Ванесса, делая бессмысленную попытку закрыться, но было поздно скрывать то, что прежде никогда глаза брата не видели. И прежде всего приковывал взгляд меховая поросль на венерином холме, ниже отчётливо надувалась соками мясистая трещина. — «И вправду — Реджи! — она словно убеждала себя, что это не видение». Опомнившись, подпрыгнула в панике, и, таким образом, заставила кружевной подол её короткой нижней юбки взлететь вверх, ещё больше разоблачая тело. Теперь полный обзор её ляжек, бёдер, промежности, и части выпуклой задницы подарил ему блаженные секунды, прежде чем она торопливо одёрнула одежды вниз.

     — Я хочу поговорить, Ванесса, о том ремне! — сказал Реджи, который не только не смутился щекотливой ситуацией, напротив, почувствовал закипание крови в венах при виде полуобнажённой сестры, будто хлебнул тройную порцию брэнди.

     — Ремень? Какой ремень? Ох, уйди! Право, ты не должен смотреть на меня в таком виде, Реджи! — выступила Ванесса, которая не могла не заметить постепенное, но неумолимое выпячивание его брюк в месте, на которое украдкой бросают взгляды все женщины, оценивая свои шансы, или степень опасности для себя.

     — Мэри не находила его — это всё, что я собирался сказать, — скромно отозвался её брат.

     — Ха! Это всё? Я нашла его на своей кровати, и подумала, что это она положила, — выкручивалась Ванесса торопливо, потому что понимала, если за день был только один посторонний, то принадлежность «тузика» неизбежно вскроется и тогда... и тогда...

     — У тебя задница вся красная, Ванесса», — брякнул Реджинальд невпопад, но с каким-то упрямством.

     — Что-о?! А? Реджи, как ты смеешь говорить такие вещи мне? Как ты вообще смеешь смотреть?! Мэри, Мэри, пожалуйста, сюда, и помоги мне с платьем! — взывала Ванесса отчаянно, настолько желая избавиться от этого разговора, что её даже не коробила возможность для брата пялиться на её голый зад. Отступая, и натягивая юбку насколько возможно на бёдра, она обречённо наблюдала, как он завладел плёткой для наказания, предательски показавшей свой раздвоенный хвост из-под перекошенной подушки. Брат покинул её спальню с видом похитителя королевских подвязок, не обращая внимания на молящий вскрик Ванессы: — Реджи!. Он следовал вниз по лестнице с гордо поднятой головой, как победитель и... неизбежно врезался в Мэри, спешившую на шум в некотором удивлении.

     — Мэри, я полагаю, хозяйка сейчас возбуждена. Предпримите что-нибудь для её успокаивания. Я рассчитываю на вас, — негромко, но внушительно сказал он.

     — Слушаюсь, сэр, — ответила девица понимающе. Мимоходом её бедро слегка задело мужское хозяйство Реджи, и тот забеспокоился, что распознав напряжённый статус его дружка, Мэри может выкинуть что-либо глупое, закричать, например. Вместо этого, она прикусила нижнюю губу, будто хотела скрыть довольную гримасу, и даже подарила ему дерзкую усмешку через плечо, когда направилась к комнате Ванессы.

     «Распутница, — подумал Реджи». Но другая забота одолевала его: он задавался вопросом, почему его орган отреагировал, едва он завидел Ванессу раздетой. Странным образом всё вокруг запуталось и усложнилась. У него возникло желание выйти из дома хоть на некоторое время. Тут же, к своей досаде, он вспомнил, что держал проклятый ремень на виду, и Мэри несомненно приметила его.

     Единственным человеком, который мог пролить свет на всю эту историю, был святоша, и именно к дому викария Реджи направился, хотя не представлял, какую причину выдумать относительно цели прибытия. В конце концов можно сказать, что он возвращает визит клерикалу, а дальше действовать по обстоятельствам, во всяком случае, необходимо обсудить странное поведение Ванессы.

     Реджиналд нерешительно постучал в дверь, которую отперла Мод, домоправительница викария — приятная женщина, содержащая себя в порядке, как она любила заявлять, с удовольствием насаживаясь на сильный орган святого отца, когда у того не оказывалось никого более приятного для проявления внимания. За такие услуги Мод хорошо вознаграждалась, но ещё больше ей перепадало, когда она помогала в «обращении» девчонок, время от времени присылаемых родителями для подготовки к жизни в обществе.

     Одной такой девицей в эту самую минуту занимался викарий, и Реджи отлично слышал писк, пробивающийся из-за дверей загадочного дома.

     — Должна сообщить, что его Преподобие занят сейчас, сэр, — сказала Мод с многозначительной недосказанностью. — Но, если Вы желаете подождать...

     — Кто там, Мод? — немедленно раздался голос викария, после чего, домоправительница назвала Реджи. За сим последовала глубокомысленная пауза, но вскоре донёсся решительный приказ: «Впустите его».

     — Ахх, каак?! — вскричала молодая девушка, изо всех сил пытавшаяся поправить своё платье за секунду, когда дверь приглашающе распахнулась, и гость получил самое привлекательное из видений, хоть и на короткое время — стройные ноги и пухлая киска девицы неполных восемнадцати, лицо которой было ярко-красно от стыда, а задница вишнёвой, видимо, от воспитательного воздействия.

     — Вы были непослушны, и вы получили за это урок, Салли, не так ли? — святоша елейно спросил её прежде, чем обратиться к Реджи.

     Звук который издала девочка, мог означать, как согласие, так и отрицание. Реджи не был уверен в ответе. Её склоненная голова выпрямилась, и девчонка бросилась наутёк мимо него, но была немедленно поймана вездесущей помощницей священника — Мод обхватила её руками и быстро поволокла в гостиную, чтобы дать ей, как она нежно выразилась «небольшое наставление». Можно догадаться, что по сути это внушение больше сводилось к похвале Приапа, чем походило на благочестивую молитву, хотя всегда витиевато упаковывалось, и заставляло большинство девочек полагать, что самое прекрасное помазание, которое они могли получить, состояло из жирной и густой эмиссии, исторгавшейся из полового органа викария.

     — Ах, да, дорогой коллега, как приятно, что Вы нанесли мне ответный визит. Виски? Или бренди? А может стаканчик доброго вина? — гостеприимно запел Персиваль, утопив посетителя в словах, и заставляя его опуститься на стул. Не ожидая ответа, по душе гостю выпивка или нет, он наполнил из бутыли оплетённой ивовым прутом, два стакана изрядной порцией солодового виски, и сунул один из них в руку ошеломленного младшего мужчины.

     — В... Ванесс... , — заикнулся Реджи, понятия не имевший, что теперь сказать, и чей карман оттягивал, ставший вдруг свинцовым, «тузик».

     — Да? — спросил клерикал мягко.

     — Ну, я, хотел спросить... то есть... то странное состояние, в котором я нашел её, и... простите меня, сэр, не этому ли любопытному ремню она обязана? — выговорил наконец Реджи, доставая проклятый предмет. Глотнув торопливо из стакана, в то время, как Персиваль терпеливо ждал, он добавил, будто в поисках компромисса: — Я думаю, что это были вы.

     Священник присел на передний край стола и ласково, но пристально посмотрел вниз на своего гостя.

     — Я могу говорить с вами, если не как отец, то хотя бы, как более опытный человек старшего возраста? — спросил он.

     Реджи хмуро кивнул.

     — Сигару? Возьмите сигару, мой дорогой мальчик, и я присоединюсь к вам. Удовольствия от окутывания себя ароматным дымом бесконечны. Я могу называть вас Реджи? Я обращаюсь ко всем своим прихожанам настолько ласково, насколько это вообще возможно. Здесь, позвольте вас просветить, потребуются вот эти плоские щипцы, смотрите как они работают — чик кончик, и готово. Замечательно, а? Из Кубы, мне говорили, или из Гаваны — я не совсем уверен. Итак, вы говорили?

     — О, о моей сестре, — Реджи споткнулся, и пожалел, что не приступил к делу сразу.

     — Ванесса, не так ли? — викарий спросил, будто с трудом припомнил. Попыхивая сигарой, и склонившись вперед самым конфиденциальным образом, он пробурчал: «Мы можем говорить откровенно? Как мужчина с мужчиной? Будучи человеком проницательным, я убеждён, что вы дорожите прямотой речи,...  

      и не переносите увёрток. Она была, и я говорю вам это со всей уверенностью, дорогой мальчик, в горячке. Она была в таком обнажённом состоянии, что соблазнила бы святого. Я рассмотрел это в ней, и охладил её пыл, как должно поступать каждому с юными леди, а именно — выпорол её задницу. О, я не отказываюсь. Плетка для наказания является моей, или, вернее, теперь она принадлежит вашей сестре, я оставил «тузика» ей. И с какой целью, а?

     — Я... я теряюсь. Я действительно не знаю, — буркнул Реджи, никогда не слышавший подобных разговоров.

     — Посмотрите, Реджи, на это дело с другой стороны. Она не замужем, в её годах, практически — старая дева, хотя должен признаться с замечательной фигуркой. Такие женщины отталкивают от себя тех, в ком больше всего нуждаются. А что взамен? Я тебе скажу — они раздвигают ноги и трутся о косяк двери своей спальни в тайном распутстве.

     — Вы это серьёзно? — спросил его слушатель изумлённо.

     — Вы нашли её раздетой, без панталон, так? — последовал коварный вопрос, задав который, священник столь пронизывающе сверлил Реджи взглядом, что последний покраснел. Дружеская рука утешительно легла на его плечо. На мгновение Реджи почувствовал себя чрезвычайно маленьким.

     — Надо ли говорить больше, дорогой мой мальчик? Вы можете обижаться, но моё предназначение раскрывать глаза наивным простакам, — викарий горестно вздохнул, и выпустил клуб дыма в воздух.

     Колеблясь высказать что-либо определённое, но при всех обстоятельствах, нисколько не сомневаясь в мотивах рассказчика, Реджи, невнятно пробормотал:

     — Да, но я полагаю... — тут он ухватился за соломинку: — Я думаю, она возражала! Отчаянно сопротивлялась, — добавил он из-за отсутствия чего-либо более весомого для высказывания, но чувствуя, что должен хотя бы обозначить готовность постоять честь сестры.

     И снова жёсткий голос резанул его слух.

     — Ошибаешься, Реджи, она приняла назначенное наказание с подобающей кротостью. С готовностью. И станет принимать впредь. Ваша горничная не доносила вам никаких жалоб или претензий со стороны хозяйки?

     — Нет, ни одной, — Реджи ответил правдиво. Что, дало ему богатую пищу для размышлений. Ведь очевидно, если бы великолепную жопу Ванессы выпороли против воли, то она подняла бы такой шум, который непременно услышали.

     — Правда, ты сам видишь, окончательная и сокровенная правда о всех женщинах. Они знают, в чём нуждаются, но никогда не признаются в этом. Если воздействовать способом, который некоторые именуют «отческим» — настойчиво, по крайней мере — они уступают. Их задницы становятся покорными, хотя частенько для вида, или из выгоды, упрямятся. Трясутся, умоляют, кричат и плачут — это дань так называемой «женской гордости», но в глубине они так страстно желают этого, что их сдаёт с потрохами собственное тело. Знаете, что безошибочно выдаёт их тайное желание подчиниться и подвергнуться наказанию? Их ноги слабеют, бёдра лихорадочно подрагивают, а сосцы грудей набухают и отвердевают в предвкушении. Ты случайно не видели соски своей сестры, дружок? Заметил возбужденное состояние, в котором они пребывали?

     — Даа... Я э-э-э... — Реджи ответил слишком торопливо, и тут же пожалел о признании.

     — Придётся сделать выводы... Хотя теперь я в самой глубокой уверенности, что мы нашли взаимопонимание. Со своей стороны клянусь — ничто, ни один факт порочного поведения твоей сестры, о котором ты несомненно поспешишь поделиться со мной, не просочиться сквозь эти стены. Однако нам потребуется вскоре более серьёзные методы воспитания, дьявол хитёр и изворотлив. Мне следует сказать, каковы они?

     — Это... что? Она захочет большего — ээ...

     — Точно, дорогой мальчик, точно! Поскольку она достигла того накала необузданной похоти, который можно подавить только самым мужественным и бескомпромиссным применением двух орудий — одно искусственное, такое, как эта кожаная плеть, а другое, природное, естественное для нашего вида. Скажу прямо, без кривотолков, как обязан — это орудие мужской член. Она не принимала его до сих пор? Это тяжкий грех и громадное упущение, оставлять женщину непокрытой. Самки не получая вожделенный орган дуреют. Если, конечно, ты не намерен терпеть их ежедневные капризы и истерики?

     — Я не знаю. То есть, не уверен», — запинался Реджи чьи уши, давно выгорели дотла, как и его мозги, от столь впечатляющей нотации.

     — Лучше пробить, что я называю, прямо в точку, чем кружить вокруг да около. Округ развивается, много новых домов, новых квартир, новых кроватей... И в них — дочери, сёстры и молодые жены, и ко всем нужно проявить внимание. Регулярно кончать и спускать — вот то, в чём они нуждаются — как можно чаще спускать. Да-с, в этом весь сказ. И незамужним, и таким, мужья которых забывают о своих обязанностях, необходимо воздать должное. Многие из них сами выдают красноречивые авансы, напрашиваясь быть использованными. Не будем ханжами — обилие исстрадавшихся курочек, и их призывно вздёрнутых задниц пробуждают зверский аппетит. А как твои достижения, старина, в Святой Хильде, на этом поприще?

     Вопрос встряхнул Реджи, он промямлил, что не думал об этом, хотя в действительности, глядя на некоторых воспитанниц, в его голове невольно пробуждались соблазны. Правда, в силу его характера, вряд ли дело продвинулось бы дальше фантазий наедине с самим собой.

     — Есть среди них несколько, которых пришлют мне для различной... эээ... подготовки. Из их числа я буду рекомендовать тебе самые достойные экземпляры. Будь уверен, если ты примерно выполнишь надлежащие действия, то слава о твоих успехах разлетится по округе, как пожар в сухом долу, — обещал викарий, — и заманчивые приглашения от кокоток посыпятся, как из рога изобилия.

     — Да?! — сказал, ошалевший от открывающихся перспектив, Реджи с кривой усмешкой. И неожиданно для себя прибавил: — Некоторые весьма привлекательны, должен признаться.

     — Приятно слышать такую речь. Мне зачастую требуется доверенное лицо мужского пола в подобных вопросах — тот, кому я могу полностью доверять. Да вот, хотя бы... У той девчонки, которую ты видел здесь недавно, имеется зрелая гузка и сочная филейная часть, и обе ждут не дождутся, чтобы их пощекотали немного. Она скромна, несколько вертлява, но в целом послушна. Уверен, она примет от тебя наказание, а затем и награду — горячий член и хорошенькую порцию спермы. С превеликим удовольствием!

     — От меня?! — воскликнул шокированный Реджи.

     — А какая иная цель нашего дружеского партнерства возможна? Она должна приехать сюда снова в... дайте вспомнить... ах да, в четверг вечером. Думаю, тогда же тебе надлежит быть здесь, чтобы для начала хорошенько проверить упругость её нижних щёк и познакомиться с нежной промежностью нашей кошечки...

     — Господи, не вызовет ли это шума?

     — Шума? Какого ещё шума? Боже мой, нет! Запомни, аура почтительности и кротости окружает жилище священника, старина. Девицы ступают в этот дом должным образом подготовленные. Если вдруг им вздумается немного покричать, пусть лучше наорутся вдоволь здесь, чем где-либо ещё. Они угомонятся в собственных постелях, когда будут должным образом объезжены. Не так ли? Ну, давай выпьем за удачные помыслы.

     Наполнив стакан Реджи, викарий шагнул к двери, открыл её и позвал Мод, вошедшую в накидке, поскольку она собиралась уходить для посещения замужней дочери.

     — Мистер Маркхэм будет иногда присоединяться к нам для известных процедур, Мод. Юная Салли приезжает снова в четверг, не так ли? Я хочу, чтобы вы подготовили для мистера Маркхэма дополнительную спальню. Он примет девочку после того, как я разогрею её до нужного состояния, и произведу помазание соответственно.

     — Да, конечно, сэр. И, да, сэр, это будет как всегда прекрасно. Я уверена, что она будет наслаждаться ИМ впервые, да ещё с таким хорошим молодым джентльменом. Если вам потребуется, сэр, то я буду держать её, но обычно в этом не бывает нужды, — добавила Мод услужливо, обращаясь к Реджи, наполовину привставшему со стула, и опустившемуся обратно в немом изумлении.

     — Спасибо, Мод, я знаю, что вы всегда исполняете свои обязанности наилучшим образом. Ваша дочь как поживает? Не пора ли ей получить отпущение грехов и наставление?

     — Ну, сэр, между нами...

     — Моя дорогая, ни слова больше. Решено. Всего двадцать, Реджи, а девушка просто совершенная жемчужина. Как насчёт пятницы, Мод?

     — Хорошо, сэр, я её приведу.

     — Я первый на очереди, Мод, но затем, возможно, присоединится и наш мистер Маркхэм.

     — О, сэр, вы большой шалун! — гадко захихикала Мод, после чего, получив шлепок по выдающейся нижней части от любящего работодателя, отбыла, не забыв одарить Реджи кокетливым взглядом.

     — Наш добродетель! — последнее, что они услышали перед тем, как захлопнулась дверь.

     — Прекрасная женщина — понимающая, — подытожил викарий, будто состоявшийся разговор был самым обыкновенным. — Итак, до четверга, — продолжил он, протягивая руку Реджи, который к тому времени настолько обалдел от всего услышанного, что ощущал себя шагнувшим в полностью новый мир. Стряхивая пепел с окурка сигары, он отвёл взгляд от викария, и спросил с чувством полной потерянности: «А относительно проблемы Ванессы, как же?»

     — Сам факт, что мы сейчас согласовали все вопросы, исключает любые дальнейшие проблемы. Прошу вернуть «тузик» в её комнату, при этом ничего не нужно обсуждать с ней по этой теме. Она всё достаточно хорошо поймёт. Сам вид этого предмета благотворно влияет на сообразительность женщин. Поскольку я обещал, и не отказываюсь от этого, что приму участие в ней завтра опять, то неотвратимость предстоящего, и томное ожидание процедуры окажут на неё самое положительное влияние. Если хочешь, проверь сам — ты найдёшь её низ расплавленным от предчувствий и воображаемых сцен. Хотя, конечно, она не может догадываться в полной мере, что её ждёт. Действуй решительно и строго, я уверен, что к твоему возвращению найдёшь сестру подавленной и беспомощно валяющейся в кровати. Не обращай внимания на нытьё, это обычная женская уловка. Если интересно, можешь вытянуть любопытные признания из неё, только прояви настойчивость и волю — она всё расскажет. А после, мой друг, можешь задать ей хорошую накачку.

     — Накачку? B Ванессу? Н-но Мэри... — запинался Реджи.

     — Почему нет? Конечно, да. Нет никаких причин упускать её из круга своих интересов, дорогой мальчик, не так ли? — на полном серьёзе порекомендовал викарий, после чего выпроводил гостя.